Глава VII

ЭГОЦЕНТРИЧЕСКИЕ ПОДРОБНОСТИ

Слов А, о которых пойдет речь в этой главе, таковы, что их значение связано с говорящим. Таковы слова: это, то, я, ты, здесь, там, сейчас, тогда, прошлое, настоящее, будущее. Время в глаголах также должно быть включено в этот список. Не только фраза «мне жарко», но также «Джону жарко» имеет только тогда определенное значение, когда известно время произнесения данного утверждения. То же самое применимо к фразе «Джону было жарко», которая означает, что «ощущение жара¹ Джоном предшествовало текущему моменту», и так изменяет свое значение вместе с изменением настоящего времени на прошедшее.

Все эгоцентрические слова могут быть определены в терминах «этого». Так, «я» означает «биографию этого»; «здесь» означает «место этого», «сейчас» означает «время этого» и т. д. Мы можем, следовательно, ограничить наше исследование «этим». Вряд ли так же легко взять в качестве фундаментальных другие эгоцентрические слова, а затем определить «это» в их терминах. Возможно, если дать имя для «я-сейчас» как противоположного «я-тогда», то такое имя может заменить «это»; но ни одно слово обычной речи не выглядит способным заменить его.

¹В оригинале — придуманное автором слово «hotness», которое буквально означает «жаркость», но по смыслу соответствует ощущению жара. — Прим. перев.

117

Эгоцентрические подробности

Прежде чем приступить к более трудным вопросам, давайте убедимся, что ни одна эгоцентрическая подробность не входит в язык физики. Физики рассматривают пространство-время беспристрастно, как мог бы его рассматривать Бог; не существует как в восприятии, пространственно-временной области, которая была бы особенно теплой, близкой и яркой, окруженной по всем направлениям постепенно возрастающей темнотой. Физик не скажет: «Я вижу стол», но, подобно Нейрату¹ или Ю. Цезарю: «Отто видел стол»; он не скажет: «Сейчас видно метеор», но скажет: «Метеор было видно в 8 часов 43 мин. по Гринвичу», и в этом утверждении слово «было» предполагается не содержащим грамматического времени. Нет вопроса о том, что нементальный мир может быть полностью описан без употребления эгоцентрических слов. Но определенно и большая часть того, что желает сказать психология, тоже может быть сказана без них. Есть ли в таком случае какая-нибудь нужда в этих словах? Или все может быть сказано без них? Этот вопрос — нелегкий вопрос.

Прежде чем мы сможем его исследовать, нам требуется по возможности установить, что подразумевается под словом «это» и почему эгоцентрические подробности были признаны пригодными.

Слово «это» предстает как имеющее признаки собственного имени в том смысле, что попросту обозначает объект, ни в какой мере не характеризуя его. Можно было бы подумать, что «это» приписывает объекту свойство направленности на него внимания, но думать так было бы ошибкой: многие объекты во многих случаях привлекают внимание, но в каждом случае только один из них представляет это. Можно сказать: «это» означает «объект этого акта внимания», но, очевидно, данное выражение не является определением. «Это» является именем, которое мы даем объекту, попавшему в сферу нашего внимания, но мы не можем определить «это» как «объект, к которому сейчас привлечено мое внимание», поскольку «я» и «сейчас» включают в себя «это»².

¹ См. гл. X.

² Если взять «я-сейчас» как фундаментальное, возникнут те же самые проблемы, что и в отношении «этого».

118

Эгоцентрические подробности

Слово «это» не означает: «То, что является общим у всех объектов, успешно называется "этим"», поскольку в каждом случае, когда слово «это» используется, существует только один объект, к которому оно применяется. «Это», очевидно, является собственным именем, которое применяется к различным объектам в каждом из двух случаев, когда оно применяется, и тем не менее никогда не бывает двусмысленным. Оно непохоже на имя «Смит», которое применяется ко многим объектам, но всегда к каждому из них в отдельности; имя «это» применимо только к одному объекту в некоторый момент времени, и когда оно начинает применяться к новому объекту, оно утрачивает приложимость к старому.

Мы можем сформулировать нашу проблему следующим образом. Слово «это» является таким словом, которое имеет, β некотором смысле, константное значение. Но если истолковывать его как обычное имя, оно не может иметь ни в каком смысле константное значение, поскольку имя означает просто то, что оно обозначает, а обозначенное «этим» непрерывно изменяется. С другой стороны, мы истолковываем «это» как скрытую дескрипцию, например, как «объект внимания». Тогда «это» будет применяться ко всему тому, что всегда является «этим», хотя на самом деле данное местоимение никогда не применяется более чем к одной вещи в любой момент времени. Любая попытка избежать подобных нежелательных обобщений включает тайное повторное введение «этого» в определяющее выражение.

(Существует тем не менее другая проблема с «этим», которая связана с субъектом собственных имен и, на первый взгляд, бросает тень на выводы предыдущей главы. Если мы посмотрим одновременно на два пятна данного цвета, мы скажем: «Это и то в точности совпадают по цвету». У нас нет никаких сомнений, что одно из них является этим, а другое — тем; ничто не убедит нас, что два объекта являются одним. Но здесь, однако, заключена головоломка, которая легко разгадывается. То, что мы видим, не просто пятно цвета, но пятно в заданном визуальном направлении. Если «это» подразумевает «пятно в таком-то направле-

119

Эгоцентрические подробности

нии», а «то» — «пятно в таком-то другом направлении», эти два комплекса оказываются различными, и нет никаких оснований полагать, что сам по себе цвет оказывается двояким.)

Итак, является «это» именем, дескрипцией или общим понятием? Любой из ответов вызывает возражения.

Если мы относим «это» к именам, мы остаемся с проблемой объяснения, на основе какого принципа мы решаем, что конкретно «это» именует в различных случаях. Существует много мужчин, носящих имя «Смит», но они не обладают никаким свойством «смитности»; в каждом случае мужчина получил такое имя произвольно, по соглашению. (Правда, имена обычно наследуют, но имя может быть присвоено и односторонним решением. Имя человека представляет нечто законное, чем он публично заявляет о своем желании так называться.) Но непроизвольное соглашение ведет нас к тому, чтобы называть вещь «этим», когда мы захотим, или же прекращать называть ее так в последующих | случаях, когда опять будем упоминать данную вещь. В описанном отношении слово «это» отличается от обычных собственных имен.

Похожие трудности возникают, если считать «это» дескрипцией. Она> конечно, может значить «то, что я отмечаю сейчас», но подобное понимание только переносит проблему на «я-сейчас». Мы согласны выбрать «это» в качестве фундаментальной эгоцентрической подробности, поскольку любое другое решение оставит нас точно с теми же проблемами. Ни одна дескрипция, не включающая каких-либо эгоцентрических подробностей, не могла бы иметь особого свойства «этого», а именно быть приложи-мой в каждом случае ее употребления только к одной вещи, а к различным вещам — только в различных ситуациях.

В точности такие же возражения выдвигаются против попытки определить «это» как общее понятие. Если «это» является общим понятием, оно имеет примеры, каждый из которых всегда является его примером, а не только в один какой-нибудь момент. Очевидно, что общее понятие для «этого» имеется, а именно

120

Эгоцентрические подробности

«объект внимания», но требуется кое-что еще кроме общего понятия для обеспечения временной неповторимости «этого».

Может показаться, что в чисто физическом мире не найти никаких эгоцентрических подробностей. Но подобная мысль не является точным выражением истины хотя бы потому, что в чисто физическом мире вообще не бывает слов. Подлинная же истинность заключается в том, что «это» зависит от отношения пользователя словом к объекту, для которого предназначено данное слово. Я не хочу вводить на рассмотрение «разум». Может быть сконструирована машина, которая использовала бы слово «это» корректно; она могла бы говорить: «это — красное», «это — голубое», «это — полицейский» в подходящих ситуациях. В случае подобной машины слово «это» является бесполезным дополнением к последующему слову или словам; машина может быть сконструирована и так, чтобы сказать: «абракадабра — красная», «абракадабра — голубая» и т. д. Если бы наша машина сказала позже, что «то было красным», она бы приблизилась к емкости человеческой речи.

Давайте предположим, что наша машина обладает этой дополнительной емкостью. Предположим, далее, что красный цвет, падающий на нее, приводит в действие механизм, который заставляет вначале сказать: «это — красное», а затем, после завершения различных внутренних процессов, «то было красным». Мы можем описать обстоятельства, при которых машина говорит «это», а при каких «то»; она говорит «это», когда вначале внешняя причина действует на нее, и говорит «то», когда начальный эффект привел к определенным дополнительным процессам в машине. Мы уже знакомы с автоматами, которые играют в гольф за опущенную монету; монета запускает процесс, который продолжается определенное время. Очевидно, было бы возможным для процесса начинаться с того, что машина говорила бы: «Это — пенни», а заканчиваться фразой: «То был пенни». Нам думается, что рассмотрение такой искусной игрушки позволит устранить посторонние проблемы.

121

Эгоцентрические подробности

Работа машины позволяет описать обстоятельства, при которых люди говорят «это есть» или «то было». Словесная реакция на стимул может быт непосредственной или отсроченной. Когда она непосредственная, центростремительные токи текут в мозг и оттуда продолжаются в афферентных нервах, пока не подействуют на соответствующие мышцы и не произведут предложение, начинающееся с «этого». Когда же реакция отсроченная, афферентный импульс поступает в некоторый источник и продуцирует эфферентный импульс только в ответ на некоторый новый стимул. Эфферентный импульс в этом случае не является в точности таким же, как в предыдущем, и продуцирует слегка другое предложение, а именно такое, которое начинается словами «то было».

Мы возвращаемся к минимальной и другим причинным цепочкам. Минимальная причинная цепочка в этой связи — самая короткая возможная цепочка из стимулов за пределами мозга, ведущая к словесному ответу. Другие причинные цепочки всегда включают какие-нибудь дополнительные стимулы, вызывающие отложенный эффект предшествующего стимула, который выпускает на волю и производит отсроченный словесный ответ. В случае минимальной причинной цепочки мы говорим: «Это есть», а в случае более длинной говорим: «То было». Все это, конечно, слишком схематично, чтобы относиться к подлинной психологии, но кажется достаточным, чтобы решить наши трудности с принципом рассмотрения эгоцентрических подробностей.

Давайте расширим это утверждение. Когда бы мы ни произносили слово «кошка», мы делаем так — вообще говоря — потому, что кошка воспринимается или воспринималась нами. (Ограничения на это утверждение могут не приниматься во внимание). Если мы поступаем так, потому что кошка была воспринята, этот прошлый факт не составляет всей причины нашего произнесения слова «кошка»; должны быть также и сиюминутные стимулы. Итак, восприятие и воспоминание, которые используют слово «кошка», не являются результатами в точности сходных причин. У человека с подходящим образом развитыми языковыми привычками действия также не будут в точности похожими; дей-

122

Эгоцентрические подробности

ствие восприятия начинается со слов «это есть», а действие воспоминания — со слов «то было».

Итак, различие между предложением, начинающимся со слов «это есть» и тем, что начинается со слов «то было», лежит не в их значении, но в их причинной обусловленности. Два таких предложения, как «Декларация независимости была принята в 1776 г.», произнесенное нами, и «Декларация независимости принимается в этом, 1776 г.», которое мог бы произнести Джеф-ферсон, имеют в точности одно и то же значение, но из первого следует косвенная причинная обусловленность, в то время как последнее обусловлено настолько непосредственно, насколько это возможно.

Позволительно возразить, что многие утверждения о настоящем в той же мере опосредованы, что и утверждения о прошлом. Если мы говорим «Финляндия подвергается нападению», мы поступаем так, во-первых, потому, что мы помним прочитанное в газете, а во-вторых, мы приходим к выводу, что нападение, очевидно, не прекратилось за последние несколько часов. Но такое употребление настоящего времени оказывается производным и выводным, включающим причинные законы, посредством которых знание о настоящем получают из знания о прошлом. Такое «настоящее», какое здесь используется, не является «настоящим» в психологическом смысле; оно не представляет собой чего-то «представленного на рассмотрение». Это «настоящее» понимается в физическом смысле, то есть как нечто такое, что в физическом времени является современником психологического «настоящего». «Настоящее» и «прошедшее» являются первичными психологическими терминами в том смысле, что включают различные причинные связи между говорящим и тем, что он говорит; любое другое употребление этих терминов определимо в терминах первичного их употребления.

Объясняет ли изложенная теория употребление слова «я»? Мы сказали в начале данной главы, что «я» может быть определено в терминах «этого»: «я» является биографией, к которой принадлежит «это». Но хотя мы и объяснили употребление слова «это»

123

Эгоцентрические подробности

лишь благодаря тому, что лишили данное слово всяческого значения в изоляции, само по себе. Следовательно, мы не можем быть уверены, что предложенное выше определение «я» имеет смысл отстаивать.

Если наша теория «этого» правильная, мы имеем дело со словом, в котором не нуждается полное описание мира. Мы желаем доказать, что те же самые выводы справедливы в отношении «я» и других эгоцентрических слов.

Слово «я», коль скоро оно прилагается к чему-то, что продол- «. жает существовать определенный период времени, может быть выведено из фразы «Я-сейчас», упорядочивающей события, связанные с «Я-сейчас» определенными причинными связями. Фраза, которую следует рассматривать, это «я есть», которая может быть заменена фразой «Я-сейчас есть», где связка «есть» может считаться вневременной.

Очевидно, что связь между «я-сейчас» и «это» очень тесная. «Я-сейчас» обозначает множество событий, а именно все те события, которые происходят со мной в данный момент. «Это» обозначает некоторое из этих событий. «Я», как противостоящее «я-сейчас», может быть определено причинной связью с «этим», точно так же, как с «я-сейчас»; ведь мы можем обозначать как «это» только нечто, испытываемое нами в настоящий момент.

По причинам, которые станут более понятными в следующих главах, мы полагаем, что фраза «Я есть» может быть всегда заменена фразой «Это есть», или наоборот. Какая из этих двух фраз используется нами, зависит от случая или пристрастия. Мы предпочитаем говорить «Мне жарко», а не «Вот это — жара», если нам « стало жарко от тренировки, а не от окружающей температуры. Ц Но когда мы идем в машинную часть корабля, мы произносим фразу: «Уф! Здесь жарко», которая (грубо говоря) эквивалентна фразе «Вот это жара». Мы говорим: «Это — кошка», и намерены сделать высказывание о чем-то, что не просто часть нашей собственной биографии. Но если слово «это» применяется так, как задумано, к чему-то, что непосредственно испытываем, возможно применять данное слово только к нашему собственному вос-

124

Эгоцентрические подробности

приятию кошки, но не к кошке как объекту внешнего мира. Так что мы должны говорить: не «Это — кошка», а «Это — такой результат восприятия, который ассоциируется нами с кошками», или «это — результат восприятия кошки». Данная фраза, в свою очередь, может быть заменена на фразу: «Я-воспринимающий кошку», которая характеризует наше состояние и является истинной в точности в тех же случаях, в которых мы испытываем искушение (грубо говоря) сказать: «Это — кошка», и в которых мы оправданно говорим: «Это — результат восприятия кошки». Что мы непосредственно знаем, когда говорим: «Это — кошка», является нашим состоянием, жара.

Итак, в каждом утверждении, содержащем «это», мы можем подставить «что я-сейчас отмечаю», и в каждом утверждении, содержащем «я-сейчас», можно подставить «что сосуществует с этим».

Отсюда следует: что может быть сказано об «этом», в равной степени применяется к «я-сейчас»; что отличает «я-сейчас» от собственного имени ни в коей мере не устанавливается предложением, содержащим «я-сейчас»; это различие представляет собой только выражение причинной связи между тем, что сообщается, и процессом его сообщения.

Слово «вы» включает другие трудности, чем рассмотренные характеристики эгоцентрических подробностей; эти трудности будут рассмотрены в последующих главах. В той мере, в какой это касается наших настоящих проблем, достаточно отметить, что «вы» всегда определено отношением к некоторому результату восприятия в настоящем, который в данный момент является «этим». В итоге объяснение «этого» также объясняет «вы» настолько, насколько объясняемые трудности относятся к трудностям с эгоцентрическими подробностями.

Все сказанное, насколько мы можем судить, решает проблему эгоцентрических подробностей и показывает, что они не нужны в какой-либо части описания мира, будь то физического или психического.

125

Эгоцентрические подробности

ЗАМЕЧАНИЕ. Профессор Рейхенбах любезно позволил мне ознакомиться с его неопубликованной трактовкой «эгоцентрических подробностей». Он подходит к проблеме несколько по-иному, но я не думаю, что его и моя теории находятся в отношении противоречия — они скорее дополняют друг друга.

126