Глава XVII

ИСТИНА И ОПЫТ

Моя ЦЕЛЬ в данной главе — рассмотреть отношение между истиной и опытом или, что то же самое, между истиной и знанием. В этой связи наиболее важный вопрос — является ли понятие «истины» более широким, чем понятие «знания», а также может ли быть истинным или ложным такое суждение, которое невозможно теоретически доказать либо опровергнуть, представить вероятным или невероятным. Однако необходимо изрядное количество предварительных замечаний, прежде чем мы сможем обсуждать этот вопрос.

Как мы уже признали, «истина» — это прежде всего свойство мнений, а уж затем предложений. Некоторые мнения могут быть «выражены» предложениями, не содержащими переменных, например, «Мне жарко». Мнение, выходящее за рамки опыта носителя мнения, например, «У вас жар», всегда в своем выражении содержит переменные. Но некоторые мнения, выражение которых содержит переменные, не выходят за рамки опыта, и среди них некоторые являются базисными. Сказанное наиболее ясно проявляется в случае памяти, например, «Та книга находится где-то в моем шкафу». Данное выражение можно заменить, после исследования, на «Та книга находится здесь», но в случае выражения «У вас жар» это невозможно. Если я полагаю, что «нечто обладает свойством/», но не знаю ни одного суждения вида «а обладает свойством/», я естественно предполагаю, что при определенном опыте, которым я не обладаю, должно существовать суждение последнего вида, характеризующее етот опыт. Кажется, здесь присутствует неосознанное допущение, что опыт является чисто созерцательным, так что событие остается неизменным, сталкиваюсь я с ним на опыте или нет.

265

Истина и опыт

Вопрос об истине, выходящей за границы опыта, может быть сформулирован как следующий: пусть а_г, а₂,.. а_п— все имена моего словаря, причем я поименовал все, что только можно поименовать. Предположим, что все высказывания fa_α,/α₂,../α_η — ложны; возможно ли тем не менее, чтобы высказывание «существует χ такой, что^х» было истинным? Или, напротив, можем ли мы сделать вывод, что «/х — ложно для любого х»?

Невозможно обсуждать данный вопрос, не определив вначале, что подразумевается под «истиной» высказывания «существует χ такой, что/к». Такое суждение называется «суждением существования».

Невозможно определить «истинность» суждения существования иначе, чем в терминах базисных суждений существования. Любое другое определение будет использовать суждения существования. Например, в приведенном выше случае «допустим, что существует личность, отличная от меня, чей словарь содержит некоторое имя Ъ, которого нет в моем словаре, и которое таково, что для него/Ь — \ суждение восприятия». Это всего лишь новое и более сложное суж- ;i дение существования, даже если мы, подобно Беркли, заменим ги- | потетическую личность Богом. 1

Поэтому кажется, что мы должны перечислить базисные суж- f дения существования и отнести к «истинным» те, которые из них 1 выводимы. Но в таком случае остается вопрос: в каком смысле ис- | тинны базисные суждения существования? Кажется, мы могли бы сказать, что они «опытные». Например, когда некто стучит в дверь и вы говорите «кто там?», вы знаете, что «некто есть там» и вы же-, лаете узнать суждение формы «а есть там».

Предположим, мы утверждаем, что «существует χ такой, что jx», Î когда для каждого имени нам известно, что «fa» — ложно. В этом! случае мы не можем получить лингвистическое высказывание без! переменной. Мы не можем сказать: «существует имя "а" такое, чтр| "/а" — истинно», поскольку здесь просто подставляется имя в каче*| стве переменной, так что результирующее выражение обладает ем меньшей вероятностью истины, чем исходное высказывание. Если:! полагаю, например, что существуют события в физическом мир которые никем не воспринимаются, эти события должны быть бе*|

266

Истина и опыт

зымянными; перевод, который подставляет гипотетическое имя, будет поэтому ложным, даже если исходное мнение было истинным.

Ясно, что если наше знание является менее ограниченным, чем, как иногда кажется, есть основания предполагать, должны существовать базисные суждения существования, а также ясно, что по отношению к некоторым из них каждый пример «/а», который мы можем предложить, является ложным. Простейший пример таков: «Существуют события, которые я не воспринимаю». Я не могу выразить в языке, что делает истинными подобные высказывания, не вводя переменных; «факт», который является верификатором, невозможно упомянуть.

Тем не менее, если высказывание «существует χ такой, чтоД» — истинно, оно истинно в силу некоторых событий, несмотря на то, что в предложенном случае мы не сталкиваемся в опыте с этим событием. Это событие все еще можно называть «верификатором». Нет причин полагать, что отношение высказывания «существует χ такой, что fx.» к верификатору будет разным, когда верификатор не дан опытным путем и когда он дан¹. Когда верификатор дан опытным путем, процесс познания протекает по-другому, но это другой вопрос. Когда я сталкиваюсь на опыте с событием, это позволяет мне знать одно или более предложений формы «/а», из которых я могу дедуцировать высказывание «существует χ такой, что jfx». Это новое предложение имеет другое отношение к событию, чем то, которое имеет «fa»; зависимость «fa» от события возможна только тогда, когда α получено опытным путем. Но это является лингвистическим фактом. Связь высказывания «существует χ такой, что^/х» с событием, в отличие от «/σ», не требует, чтобы верификатор имел опытную природу. И связь может оставаться в точности той же, имеет событие опытную природу или же нет.

Если я задаю вопрос: «Какое событие делает высказывание "существует χ такой, ЧТО./Х" — истинным?», я могу ответить с помощью дескрипции, которая включает суждения существования, но я могу ответить, именуя событие. Когда я могу назвать подобное событие, я делаю больше, чем это необходимо для истинности выс-

¹ Этот вопрос будет рассмотрен далее в конце этой главы.

267

Истина и опыт

казывания «существует χ такой, что jx», поскольку неопределенное множество других событий сделало бы то же самое и так же успешно. Если я говорю: «Существует по крайней мере один житель Лос-Анджелеса», любой житель города может в равной степени быть верификатором. Но когда я говорю, что «существуют невидимые части лунной поверхности», мне неизвестен ни один верификатор.

Если существуют базисные суждения существования, к чему мы, кажется, пришли, их отношение к восприятию должно сильно отличаться от того, которое характерно для суждений восприятия. В случае памяти, например «Та книга находится где-то в моем шкафу», суждение восприятия когда-то существовало. Возможно, хотя я и не думаю, что это правильно, прибегнуть к аргументации, что, дескать, во время восприятия я вывел суждение существования, а сейчас вспоминаю его. Подобная аргументация лишила бы суждение существования его базисного характера. Но бывают и другие случаи, не столь очевидные.

Рассмотрим события, которые никем не воспринимаются. Я не хотел бы утверждать, что мы знаем такие события, но нужно выяс- , нить, что подразумевается в подобных утверждениях. Чтобы еде- | латъ предмет обсуждения более определенным, давайте вообразим, f что я гулял около своего дома, когда кусок черепицы ударил меня ;' по голове. Я смотрю и вижу место на крыше, с которого, видимо, свалилась черепица. Я безусловно убежден, что черепица существовала и до того, как упала. Что заключено в такой убежденности? ;

Обычно принято обращаться к причинности и говорить, что из воспринимаемых фактов я умозаключаю о невоспрйнимаемых фактах. Разумеется, в связи с воспринимаемыми фактами я убеждаюсь в существовании левоспринимаемых фактов, но я не думаю, что здесь уместно говорить об умозаключении. Прежде чем мы видим * кусок черепицы, мы говорим: «Нечто ударило меня», и данное суж- | дение в той же степени непосредственное, как и суждение воспри- * ятия. Следовательно, оказывается возможным вместо общего правила причинного умозаключения подставлять некоторое число $ базисных суждений существования, каждое из которых столь же |

268

Истина и опыт

непосредственное, как и суждения восприятия. Из последних причинность может быть выведена индуктивно.

Данное обстоятельство не является важным. С общепринятой точки зрения, мы знаем суждение восприятия р, а также суждение «р имплицирует, что существует χ такой, что/о>; согласно взгляду, которого я придерживаюсь, когда мы знаем р, мы знаем, что существует χ такой, что fx. Различием между этими двумя взглядами можно пренебречь.

Нет причин, почему базисному эмпирическому знанию не принимать в форму высказывания «существует χ такой, что fx». Но знать это меньше, чем знать «fa». Если α обладает свойством/, это может обусловить мое знание «существует χ такой, что/с» без того, чтобы обусловить мое знание «fa». В высказывании: «У вас жар»/— известно; данное обстоятельство иллюстрирует сказанное выше. В чисто физических высказываниях, таких как «Звук состоит из звуковых волн», не очень ясно, какое <</>> используется. Чтобы интерпретировать подобные высказывания, мы должны воспользоваться теоретической физикой в ее современной наиболее продвинутой форме. lue она соприкасается с опытом?

(1) Физические события обладают пространственно-временным порядком, который коррелируется (не очень точно) с объектом восприятия. (2) Определенные цепочки физических событий являются причинными источниками определенных объектов восприятия. Отсюда мы можем сделать вывод, что (а) время является одним и тем же как в физическом, так и в психологическом мире; (б) сосуществование(которое мы знаем как отношение между любыми двумя частями одного опыта) также существует и в физическом мире; (в) если я имею два качественно различных опыта, то их различиям в некотором смысле соответствует различие причин. Это дает опытные элементы в физических суждениях.

В любом значимом предложении все константы должны выводиться из опыта. Например, пространственно-временной порядок в физике выводится из пространственно-временного порядка объектов восприятия. Если я вижу две расположенные рядом звезды, а полярными координатами звезд в физическом пространстве,

269

Истина и опыт

с нами как источником наблюдения, являются (г, θ, φ), (г', θ, φ') тогда θ и ff_t φ и φ должны быть почти одинаковыми и почти совпадать по величине с угловыми координатами видимых звезд в нашем поле зрения. (Я говорю «почти», поскольку свет не распространяется по строго прямым линиям.)

В чистой логике есть предложения без констант. Они, если истинны, то без всякой связи с опытом. Но такие предложения, как известно, являются тавтологиями, и значение «истинность», приписываемое тавтологиям, отличается от аналогичного значения, приписываемого в эмпирических науках. Я не буду иметь дела с истинностью тавтологий и поэтому не буду больше говорить на эту тему.

Пока что мы занимались рассмотрением того, на что указывает высказывание «существует χ такой, что fx»; теперь давайте рассмотрим, что оно выражает.

Мы согласились, что «р или с» выражает состояние неуверенности. Иногда это справедливо для высказывания «существует χ такой, чтоД», но, как я полагаю, не всегда. Если вы обнаруживаете человека, умершего от пулевого ранения, вы рассуждаете, что кто-то застрелил его, и если вы хороший гражданин, то желаете заменить переменную константой; в этом случае присутствует сомнение, как и в случае «р или с». Но иногда вы вполне удовлетворены высказыванием «существует χ такой, что^/х» и не имеете желания заменить его на «fa». Изучая следы в джунглях, вы можете сказать: «Здесь был тигр»; в этом случае, если вы не заинтересованы в охоте на тигра, вы не имеете никакого желания заменить переменную воспринимаемой константой. Или, предположим, я говорю «Лондон имеет 7 миллионов жителей». В этом случае я определенно не желаю заменить наше высказывание таким: «Жителями Лондона являются^ и5 и Си...» и так далее до 7 миллионов терминов. Интересный вопрос: что в последнем случае выражается предложением с переменной?

Предположим, некто говорит мне: «Я вижу на улице лисицу», и предположим, что я ему верю. Что в таком случае включается в состояние моего разума? У меня может возникнуть образ лисицы, более-менее отчетливый, и я думаю: «Он это видел». Кажется, этот

270

Истина и опыт

образ выполняет представительскую функцию, поскольку я не предполагаю, что он видел мой образ. Образы в подобных случаях фактически действуют как символы, в точности так же, как слова. Обычно образы слишком расплывчаты, чтобы выступать «значением» любого члена не вполне определенного класса возможных или действительных объектов восприятия. Такой образ лисицы, который я могу образовать в голове, подошел бы для произвольной обычной лисицы. Следовательно, он служит почти в точности той же цели, что и слово «лисица». Давайте поэтому предположим, что слова, которые я слышу, воздействуют на меня без промежуточных образов. Когда я слышу, что «Я видел лисицу», это приводит меня к определенного рода действиям; каковы они, будет зависеть от того, занимаюсь я охотой на лис или нет. Но, вообще говоря, мы можем сказать, что различные лисицы вызывают у нас весьма сходные действия. Поэтому услышанные слова «я видел лисицу» являются причинно достаточными. Мы можем охарактеризовать ситуацию следующим образом: пусть Р_г, Έ₂, F₃... — различные лисицы и предположим, что видение Р_г вызывает действие А_а, F₂ вызывает действие А₂ и так далее. Α_ν Α₂, и т. д. являются сложными действиями; может существовать часть А, общая для всех этих действий. Эта общая часть (с очевидными ограничениями) может быть названа словом «лисица». Когда я слышу слова «Вот лисица», я понимаю их, если они вызывают реакцию А. (Разумеется, это чрезмерное упрощение, но не имеющее отношения к нашей проблеме.)

Становится ясно, что в отношении того, что выражается, функция переменных в точности та же, что у общих слов. Если мы руководствуемся прагматическим взглядом на «значение» и определяем его в терминах действий (или зарождающихся действий), к которым оно приводит, тогда высказывание «существует χ такой, что УХ» выражает ту часть действия, которая общая для «/а», <</Ь», «/с», и т. д. То, что выражается высказыванием «существует χ такой, что УХ», является чем-то меньшим и более простым, чем то, что выражается «fa». Более того, высказывание с переменной является частью того, что выражено «/а», так что кто бы ни полагал «/а», он фактически полагает: «существует χ такой, что УХ».

271

Истина и опыт

(Ситуация оказывается чуть более сложной, когда у человека имеется словесное знание того, что он не знает, как перевести в термины восприятия. Большинство людей знает, что гремучие змеи опасны, даже если они не смогут их распознать, когда увидят. В таком случае объект восприятия, которым фактически является гремучая змея, не вызывает уместных действий до тех пор, пока кто-нибудь не скажет: «Это — гремучая змея». В подобных случаях общее слово оказывается более сильнодействующим, чем те примеры, к которым оно приложимо. Но это значит всего лишь то, что в предложенном случае словесный опыт человека превосходит опытное знание вещей, обозначенных словами.)

Предложенная теория имеет поддержку в теории аналитических умозаключений. Умозаключение определяется как аналитичес-кое, когда заключение оказывается частью посылок. В соответствии с тем, что мы уже видели, мнение в заключении также является частью мнения, выраженного в посылках: кто бы ни полагал «/а», ·; он также полагает, что «существует χ такой, что^/х». Наша теория | мнения не требует, чтобы мнение было выразимо в словах; поэто- | му нет ничего удивительного в том, что человек, имея мнение, вы- | раженное в словах, имеет и другие мнения, логически связанные с первым, которые он не в состоянии выразить словами, и может даже ? не подозревать, что их имеет. |

Мы должны сейчас попытаться достичь большей точности в ана- | лизе отношения мнения к его верификатору в случае, когда верификатор на опыте не встречался. Выше мы говорили, что нет причин полагать, что у высказывания «существует χ такой, что^/х» отношение к верификатору различается в случаях, когда верификатор дан и не дан в опыте. Мы должны теперь исследовать данный тезис и расширить его применимость.

Прежде всего, суждение существования имеет, как правило, много верификаторов, а не один. Высказывания fa,fb,fc.,.. если они истинные, то благодаря разным верификаторам, каждый из которых является верификатором для высказывания «существуетχ такой, что^/х».

Далее, когда ни один верификатор не встречался в опыте, не существует ни одного предложения «/а», соответствующего со-

272

Истина и опыт

бытию, которое верифицирует высказывание «существует χ такой, что /Х>У, происходит это потому, что ex hypothesi¹ не существует такого имени, как а. Когда «/а» выражает суждение восприятия, можно различать два шага: первый, ведущий от объекта восприятия к предложению «/а»; второй, ведущий от предложения «/а» к предложению «существует χ такой, что^х». Однако этих двух шагов нет в предполагаемом случае. Может случиться так, что суждение «существует χ такой, что fie» окажется базисным; может случиться так, что оно окажется суждением, которое истинно, но не может быть известным. Эти случаи следует истолковывать по отдельности.

Рассмотрим первый случай, в котором суждение «существует χ такой, что jx» является базисным. Есть ли причины, по которым данное суждение не выражало бы такой опытный факт, каким может быть «/а»? Слово «опыт» в известной степени расплывчатое; возможно, что оно определимо только в терминах базисных суждений. Суд, рассматривающий дела об убийстве, может решить, что А был убит В или же что он был убит неизвестным или неизвестными. Последнее заключение базируется на количестве суждений, либо доказанных в суде, либо вообще допустимых; логически необходимо, чтобы среди них имелось хотя бы одно суждение существования. На практике процесс выглядит примерно так: мы располагаем суждениями восприятия «Это — пуля», «она в голове» и общим суждением «Пули в головах оказываются в результате выстрелов из оружия». Последнее суждение — не базисное, а индуктивное обобщение. Индуктивное обобщение имеет следующую форму: «для всякого х, из Jx следует, что существует у такой, что ду». Наблюдаемые посылки этого обобщения имеют форму: fa -ga',fb - gb',fc · /с' и т. д., где а, а', Ъ, V, с, с' являются попарно одновременными событиями. В очередном случае мы обнаруживаем/d, но не находим никакого а' такого, что t/d'; мы, однако, заключаем, что «существует у, одновременный с d, такой, что ду».

Здесь проявляется различие между индуктивным умозаключением в логике и индуктивным выводом как животной привычкой.

¹ Гипотетически (лат.) — Прим. перев.

273

Истина и опыт

В логике мы переходим с помощью индуктивного правила от fa ga'rfb · gb',fc - дс'_г и т. д., к высказыванию «для всякого х, из jfx следует, что существует у, одновременный с х, и такой, что ду». Затем мы добавляем наблюдаемую посылку/d и заключаем, что и в данном случае существует у такой, что ду. Но индукция как привычка животного осуществляется совершенно по-другому. Животное сталкивается в опыте fa · ga',fb - gb',fc · дс'... и/d. В связи с опытом/d животное полагает, что «в настоящий момент существует у такой, что ду», но оно не осведомлено о причинах своего мнения. Когда в процессе эволюции животное превращается в индук- ; тивного логика, оно замечает причины и говорит, что они являют- <* ся основаниями его мнения. Пока же их нет, оно могло бы доста- | точно обоснованно принять в качестве базисного суждение «в на- | стоящий момент существует у такой, что ду»; это проще, чем при- | бегать к индуктивному правилу, и более правдоподобно. Следова- f тельно, в этом отношении животное предпочтительнее логика. Так § оправдывается концепция Юма.

Однако, быть может, мы должны допустить, что существуют базисные суждения существования. Они соответствуют фактам, хотя такое соответствие не совсем совпадает со случаем, когда суждения не содержат переменных. Если «/а» является базисным суждением, то факт, соответствующий ему, является причиной данного суждения. Пусть теперь мнение «существует χ такой, что^х» является частью мнения «/а», когда последнее мнение существует; когда же оно | не существует, наш факт обладает только частью действия, необхо-1 димого для того, чтобы произвести мнение «/a», a именно той частью, которая производит мнение «существует χ такой, что ^».Происходит это потому, что причинная цепочка от факта к мнению здесь ι длиннее, чем в случае, когда факт обусловливает мнение «fa».

Здесь соответствие истины и факта все еще причинное, причем такого рода, который связан со «значением» или «значимостью»

Мы теперь должны спросить себя: есть ли смысл, в котором суж* дение может быть истинным, но не может быть известным? смотрим, скажем, суждение «на невидимой стороне Луны суще* ет гора высотой от б до 7 тысяч метров». Здравый смысл без кож

274

Истина и опыт

баний признает, что данное суждение либо истинное, либо ложное, но многие философы придерживаются теорий истины, с точки зрения которых это сомнительно.

Давайте назовем наше суждение S. Вопрос в следующем: что может означать предложение «5 — истинно», если только оно может что-либо означать?

Мы можем сказать, что S — правдоподобно, поскольку существуют такие горы на той части Луны, которую мы можем видеть. Но правдоподобие — понятие, отличное от истины, и мы не видим причин, почему то, что правдоподобно, могло бы быть истинным или ложным, пока мы не сможем определить истину независимо от правдоподобия.

Мы не можем сказать, что 5 — не значимо, поскольку оно правильно построено из терминов, значение которых нам известно. Это очевидно, поскольку если мы подставим «видимый» вместо «невидимый», предложение становится одним из тех, которые утверждаются астрономами; ни одно предложение не лишается значимости от введения отрицательного слова «нет».

Здравый смысл воображает путешествие вокруг Луны (которое только технически невозможно) и подсказывает нам, что если мы его совершим, то либо увидим, либо нет такую гору, о которой идет речь. Это происходит потому, что сам фантазирующий о путешествии наблюдатель уверен в том, что суждение S — значимо. Астроном может сказать: горы на обратной стороне луны вызывали бы гравитационные эффекты, и поэтому их существование можно было бы мысленно вывести. В обоих этих случаях мы рассуждаем о том, что могло бы произойти, как о гипотетическом событии, которое не было верифицировано в нашем опыте. В каждом случае здесь используется правило: «в отсутствие свидетельства о противоположном, мы предполагаем, что ненаблюдавшиеся части Вселенной подчиняются тем же законам, что и наблюдавшиеся части». Но пока мы не располагаем независимым определением истины относительно того, что не наблюдается, данное правило будет оставаться всего лишь определением, а «ненаблюдавшиеся части» — только техническим средством, коль скоро они остаются не-

275

Истина и опыт

наблюдавшимися. Данное правило только тогда говорит нечто субстанциальное, если оно означает: «что я буду наблюдать, окажется сходным с тем, что я уже наблюдал», или же если я могу определить «истину» независимо от наблюдения.

Согласно реалистической теории истины, существуют «факты» и предложения, связанные с этими фактами так, что факты делают предложения истинными или ложными совершенно независимо от способа разрешения данной альтернативы. Трудность заключается в том, чтобы определить отношение, которое конституирует истину, если принята данная точка зрения. Вопрос оказывается серьезным, поскольку, как мы видели, он касается не только ненаблюдаемой обратной стороны Луны, но также кошек, собак и бытия других людей.

Предложение, которое истинно благодаря ненаблюдавшемуся факту, содержит по крайней мере одну переменную. Предложение «существуют люди в Семипалатинске» истинно благодаря конкретным фактам, но поскольку мне неизвестно ни одно имя жителя того региона, я не могу ничем дополнить эти факты. Однако каждый из этих фактов имеет определенное отношение к нашему предложению и каждый имеет к предложению одно и то же отношение. Я не думаю, что здесь имеется какая-либо реальная трудность; мнимая трудность обязана тому тривиальному обстоятельству, что то, что не имеет имени, не может быть упомянуто. Итак, я заключаю, что предложения, содержащие переменные, могут быть истинными благодаря их связи с одним или более наблюдаемым фактом и что связь та же, которая делает истинными сходные предложения, когда они затрагивают наблюдаемые факты, например, «существуют люди в Лос-Анджелесе». О ненаблюдаемых фактах можно говорить с помощью общих терминов, но не с тем уровнем спецификации, который возможен в отношении наблюдаемых фактов. И не видно причин, почему бы понятию «истины» не быть шире понятия «знания».

276