Mnozhestvennost_2014_sbornik

Денотативное пространство текста определяется тематической

группой (далее ТГ) Евангелия: Пасха; Псалтырь; на Страстях Христовых, строй молящихся, хоронят Бога. В стихотворении «На

Страстной» актуализируется борьба язычества и христианской веры, в связи с этим можно выделить ТГ противостояния: «и если бы

земля могла, она бы Пасху проспала; смерть можно будет по-

бороть усильем Воскресенья» (С. 224, 226 ). Автор уверен, что жизнь

– это борьба добра и зла, жизни и смерти, с использованием аллюзии на смерть и воскрешение Иисуса Христа: «и со Страстно-

го четверга вплоть до Страстной субботы» (С. 225). Тематические

группы меняют свою тональность. Появляется ТГ смерть – горе, объединенная семантическими связями метонимического перекрещи-

вания: «И черный плат, и свечек ряд, заплаканные лица » (С. 225),

где люди оплакивают смерть Христа и ставят свечки за его упокой. Не только люди скорбят, но и природа плачет по смерти Иисуса Христа: «они хоронят Бога». Деревья и сады опечалены, что «взгляд их ужасом объят; колеблется земли уклад» (С. 225).

Евангельская проблематика нарастает постепенно вместе с образ-

ным ощущением подвижности перемен. Таким образом, вокруг этого

семантического центра можно выделить ТГ изменений: вода буравит берега и вьет водовороты; сады выходят из оград, колеблется земли уклад; и март разбрасывает снег, которая выполняет стерж-

невую функцию в развитии поэтической реальности. Б.Л. Пастернак показывает изменения не только климатических условий, но и души

человека на основе контраста: «Что звездам в небе нет числа,

И каждая, как день светла; Еще кругом ночная мгла. Такая рань на свете» (С. 224). Автор использует глаголы в метафорическом значении такие как: земля бы проспала; вода вьет водовороты; деревья смотрят нагишом; сады выходят из оград, две березы

150

должны посторониться (С. 224-225). Образное столкновение стихий позволяет отчетливо передать настроение лирического героя.

Б.Л. Пастернак придерживается религиозных убеждений, что жизнь

есть после смерти: «Смерть можно будет побороть Усильем Вос-

кресенья». Тем самым автор пытается донести мысль о том, что жить

нужно праведно.

Итак, ассоциативные нити различных тематических групп пере- секаются, образуя модели семантической деривации: Евангелие — противостояние добра и зла, смерть — горе, природа — Бог, Евангелие — контраст стихий, смерть — воскресенье.

Таким образом, метафорическая система Б. Л. Пастернака застав- ляет нас открыть в метафоре модель целого мира и раскрыть глубин- ный философский смысл познания.

В заключение хотелось бы сказать словами А.В. Барыкина, что «поэзия Б. Пастернака является примером исключительного единения Искусства и Жизни, культивирующего предельно динамичную, и при этом соотнесенную с незыблемыми истоками порождения вещного мира, лирическую суть» [2, С. 3].

список Литературы

1.Апресян Ю.Д. Избранные труды, том I. Лексическая семантика: 2-е из- дание. М.: Школа «Языки русской культуры», Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 1995. С. 175-215.

2.Барыкин А.В. Лирика Б.Л. Пастернака 1910-1920 годов: «Онтологиче- ская» поэтика метафоры. Тюмень, 2000. 134 с.

3.Зализняк А.А. Многозначность в языке и способы ее представления. М.: Языки славянских культур, 2006. С. 20-72.

4.Кубрякова Е.С., Демьянков В.З. Краткий словарь когнитивных терминов М.: МГУ, 1997. 245 с.

5.Мельчук И.А. Строение языковых знаков и возможные формальносмысловые отношения между ними // Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. 1968.

№5.

6.Падучева Е.В. Динамические модели в семантике лексики. Москва: Языки славянской культуры, 2004. С. 147-176.

7.Пастернак Б.Л. Доктор Живаго. Кн. 2. Вильнус: Вага, 1988. 254 с.

8.Песина С.А. От инварианта многозначного слова к дексическому про- тотипу // Вопросы когнитивной лингвистики. № 2. 2006. С. 53-61.

9.Пономарева О.Б. Когнитивные и прагмо-стилистические аспекты семан- тической деривации (на материале английского языка в сопоставлении с рус-

ским и немецким языками): Монография. Тюмень, 2005. 164 с.

10. Lakoff G., Johnson M. Metaphors we live by. London: The university of Chicago press, 2003. 276 p.

151

Сенчакова К.Э.

магистрант группы 27Фм1407 ФГБОУ ВПО «Тюменский государственный университет»

Разрушение речевых стереотипов

в повести П. Санаева «Похороните меня за плинтусом»

(на примере семейного бытового общения)

Ключевые слова: семейные ценности, бытовое общение, речевая культура.

В российской литературе существует множество произведений, посвященных семье, семейным отношениям, традициям, ценностям. На протяжении долгого времени авторы обращались к этой теме, так как семья — наиболее важная ценность для русского человека, большая часть его жизни, его опора и крепость, своего рода маленький мир. И поныне тема семейных отношений возникает в произведениях рос- сийских писателей. Например, ей посвящена повесть современного российского автора П. Санаева «Похороните меня за плинтусом».

Это произведение было написано в 1994 году, а опубликовано

в1996 году в журнале «Октябрь». История Саши Савельева привлек- ла читательское внимание, повесть стала популярна, а в 2008 году

вкинопрокат вышел одноименный фильм, снятый режиссером С. Снеж- киным. Текст написан от первого лица, читателю историю рассказы- вает сам мальчик: «Меня зовут Савельев Саша. Я учусь во втором классе и живу у бабушки с дедушкой. Мама променяла меня на карлика-кровопийцу и повесила на бабушкину шею тяжкой крестягой. Так я с четырёх лет и вишу». Бабушка ненавидит и осуждает «бес- путную» дочь, нашедшую нового мужа Её жестокая «любовь» к внуку, больше похожая на ненависть, произрастает из желания иметь по- слушную и безответную живую куклу, которую можно опекать, лечить и наказывать. Эта «самоотверженная» забота помогает ей ощущать собственную значимость и острее упиваться собственным «страданием», причиняемым лживыми, чёрствыми и неблагодарными окружающими (включая мальчика). Ребёнок, которого она в непрерывном режиме учит ненавидеть мать, плохо поддаётся этой обработке сознания и пы- тается вырваться из-под пресса домашней тирании [https://ru.wikipedia. org/wiki/Похороните_меня_за_плинтусом].

Несмотря на столь жуткую трансформацию отношения бабушки к внуку, повесть вызывает смех у читателя, в особенности, привлекают

152

внимание бабушкины высказывания в адрес мужа и внука. Эти «лю- бимые проклятия» и «немыслимые комбинации» давно стали привыч- ными для обитателей квартиры, бабушка кричит скорее для проформы, не вкладывая в свои гневные реплики всего того негатива, который мог бы ужаснуть любого, кто впервые их услышал.

Большинство исследований, посвященных семейным отношениям, рассматривают конфликтные ситуации между членами семьи и их причины с точки зрения психологии, либо рассматриваются традиции

иобычаи, которые бытуют в семье с момента ее зарождения. Ученые практически не исследуют семейное речевое общение, хотя это очень важный аспект отношений, который о многом может рассказать. Нами было рассмотрено две монографии современных авторов: «Потаенное знание современной русской семьи. Быт. Фольклор. История», напи- санная И.А. Разумовой, и «Русские: стереотипы поведения, традиции, ментальность», которая принадлежит А.В. Сергеевой. Рассмотрим, как эти ученые представляют типичное бытовое общение и как реализу- ется оно в повести П. Санаева.

И.А. Разумова рассматривает семью как носителя определенного фольклора, говоря: «Любая группа, по какому бы признаку она ни объединялась, имеет свои разработанные формы устной коммуникации

иизвестный набор устойчивых текстов, количество которых свидетель- ствует о ее стабильности». Как следствие, вербальная коммуникация

исобственно фольклорные тексты являются основными факторами внутрисемейной интеграции [2, С. 7-8].

Отношение бабушки к внуку во многом обусловлено ее отноше- нием к собственной дочери, которая, по ее словам, «беспутная сволочь», неспособная воспитывать ребенка. Наиболее типичными в повести являются ситуации, когда бабушка попрекает Сашу его матерью, го- воря, что он всеми своими болячками расплачивается за ее грехи. Например, это показывает читателю фрагмент главы «Белый пото- лок»:

«— Га-ад. Так издеваться! Так кровь из человека пить! Матери твоей сколько талдычила: «Учись, будь независимой», сколько тебе талдычу — все впустую… Такой же будешь, как она. Таким же дерьмом зависимым. Ты будешь учиться, ненавистный подлец, ты будешь учиться, будешь учиться?!!! — закричала вдруг бабушка во весь голос и, отбросив в сторону бритву, схватила ножницы, которыми я вырезал заданную на уроке труда аппликацию».

153

Подобная ситуация описана и в главе «Железноводск»:

«— Мать твоя тебе не вышивает, чтоб ей саван могильный вышили! — приговаривала бабушка, укладывая крупные стежки белой нитки так, чтобы они образовывали букву С. — Я до колик в глазах шью. На, клади в чемодан…»

При разговорах с окружающими Нина Антоновна также часто упоминает беспутство матери и, как следствие, длинный перечень болезней, которыми, по ее мнению, страдает внук. Эти давно ставшие привычными рассказы, своего рода семейный фольклор, слышит и врач Галина Сергеевна, которая приходит лечить Сашу:

«— Ах, Галина Сергевна, — сказала бабушка. — Несчастный страдалец этот ребенок. Есть мудрая поговорка: за грехи родителей расплачиваются дети. Он расплачивается за грехи своей матери-потаскухи… Бабушка принялась рассказывать про грехи моей матери, выбирая те, о которых Галина Сергевна не слышала в предыдущие визиты, и дополняя известные ей новыми подробностями. Галина Сергевна прервала ее и стала меня слушать»

(глава «Похороните меня за плинтусом»), и мать Сашиной однокласс- ницы, «золотой девочки», отличницы Светочки:

«У меня теперь одна забота, отрада в жизни — дитя это несчастное. За что, Вера Петровна, ребенок этот так страдает? В чем он перед Господом провинился, сирота при живой матери? Места живого нет на нем, весь изболелся. Из последних сил тяну

—выхаживаю. <…> Это он по метрике матери своей сын. По любви — нет на свете человека, который бы любил его, как я люблю. Кровью прикипело ко мне дитя это» (глава «Ссора»).

По мнению И.А. Разумовой, «сходство родственников — одна из граней универсальной повторяемости, организующей систему фамиль- ных связей и единый ритм семейного бытия» [2, С. 42]. Бабушка в тексте произведения все свои высказывания подводит под этот аспект «семейной судьбы», часто это происходит в диалогах с мужем:

«— А ты дакай, дакай! Одну сволочь вырастили, теперь другую тянем на горбу. — Под первой сволочью бабушка подразумевала мою маму. — Ты всю жизнь только дакал и уходил таскаться. «Сенечка, давай то сделаем, давай это…» «Да… Потом…» Потом

—на все просьбы одно слово!» (глава «Утро»), «— С дочерью я маялась – ты таскался, внук подыхает – ты таскаешься. Предателем был, предателем остался, — говорила бабушка, перебирая коробки конфет, многие из которых покоробились от долгого лежания и годились теперь только лечащим врачам»

(глава «Лосося»).

154

Но, несмотря на все закономерности, подкрепленные бабушкины- ми словами, можно увидеть, что высказывания эти несут скорее не- гативный характер. Она не испытывает гордости за свою семью, эти семейные сходства для нее являются скорее горем, нежели счастьем.

А.В. Сергеева отмечает, что «чувствуя себя «центром вселенной», дети часто капризны, избалованны и ведут себя как маленькие дикта- торы» [4, С. 100]. Саша сознательно пытается иногда позлить бабушку, вызвать проявление ее эмоций, заставить закричать, но делает он это для баловства, для забавы, а не для привлечения к себе внимания:

«Одним из моих любимых развлечений было заставить бабушку кричать, а потом сразу показать ей, что кричит она напрасно. Однажды за рыбным кормлением я посмотрел на пакет молока и многозначительно произнес:

—Ем кость.

—Плюнь! Плюнь скорее, сволочь! Плюнь!

—Что плюнь?

—Кость!

—Да нет, — показал я на молоко, — я просто читаю. Ем кость один литр.

—Ёмкость, кретин! — подскочила на табурете бабушка, но повода для крика у нее не было. Я был в восторге от своей про-

делки!» (глава «День рождения»).

Маленький Саша не любит бабушку, чурается ее холодных, мокрых поцелуев, елозящих по его шее, тяготится ее чрезмерным вниманием

ипостоянной, круглосуточной заботой. Ее безграничная любовь транс- формируется и приобретает самые чудовищные формы, она изводит ребенка, пытаясь почувствовать себя нужной, значимой в этой семье, полезной для кого-то. Рассмотреть это можно на примере ее отношений с внуком, обратив особое внимание на то, как она его называет:

«— Мразь!!! — заорала она. — Вставай немедленно, или я тебя затопчу ногами!!!

Я встал и, ежась от холода намокшей на спине рубашки, подошел к бабушке. Она схватила меня за воротник и потащила в купе» (глава «Железноводск»),

«— Нена-а-а-ви-и-стна-а-а-я-я мра-а-а-а-а-а-а-а-а-азь!!! — возопила бабушка и угостила меня целой коробкой зефира разом, запустив ее с размаху в стену над моей головой, — Чтоб ты про последний свой вздох почитал!

—Я случайно, баба. Я хотел журнал достать, а лампа упала.

155

—Чтоб ты упал и не встал! Когда руки не оттуда выросли, нечего лезть. Подождал бы меня, я бы достала. Что это… Ты разбил стекло? Бабушка подбежала к тумбочке. Я сжался на полу и закрыл голову руками.

—А-а-а-а-а! Чтоб тебя били головой об землю и разбили на сто кусков, как это стекло! Чтоб у тебя жизнь была разбита, как это стекло! Чтоб ты иссох и стал прозрачным, как это стекло, хотя ты и так уже высыхаешь, сволочь. Рассыпал всю гомеопатию, подлец! Чтоб тебя рассыпали и не собрали. Весь каланхое разлил! А-а-а-а! Залил все анализы!!! Господи, убери от меня эту падаль или меня забери к себе, Господи. Дай мне силы не убить его, не покромсать его в кровь осколками. Уйти, мразь, не искушай, а то убью, правда!» (глава «На ленточки»),

«Когда мне пришла в голову такая прекрасная мысль — быть похороненным за маминым плинтусом — то единственным сомнением было то, что бабушка могла меня маме не отдать.

Авидеть из-под плинтуса бабушку мне не хотелось. Чтобы решить этот вопрос, я так прямо у бабушки и спросил: «Когда я умру, можно, меня похоронят у мамы за плинтусом?» Бабушка ответила, что я безнадежный кретин и могу быть похоронен только на задворках психиатрической клиники» (глава «Похоро-

ните меня за плинтусом»).

Эти примеры опровергают стереотипное представление исследова-

телей семейных отношений о том, что «отношения с самыми близкими людьми отличаются психологической близостью, взаимной авторитет- ностью партнеров, положительной эмоциональной окрашенностью», «Родственные отношения и есть подлинные отношения любви и бли- зости, их, по образному выражению С.Л. Рубинштейна, можно оха- рактеризовать как чувство «хорошо, что ты существуешь в мире»

[5, С. 43-44].

Таким образом, в повести П. Санаева «Похороните меня за плин- тусом» опровергается множество стереотипных представлений о том, как должны складываться и проявляться в речевом аспекте отношения между поколениями в семье. Модель общения бабушки и внука, мужа и жены далека от утверждений, высказываемых современными ис- следователями, что и подтверждают примеры диалогов между назван- ными членами семьи.

список Литературы

1. Википедия. [Электронный ресурс]. URL: https://ru.wikipedia.org/wiki/

Похороните_меня_за_плинтусом

156

2.Разумова И.А. Потаенное знание современной русской семьи. Быт. Фольклор. История. М.: Индрик, 2001. 376 с.

3.Санаев П.В. Похороните меня за плинтусом. М., СПб.: АСТ, Астрель,

ВКТ, 2010. 288 с.

4.Сергеева А.В. Русские: стереотипы поведения, традиции, ментальность. М.: Флинта: Наука, 2010. 320 с.

5.Шнейдер Л.Б. Семья. Оглядываясь вперед. СПб.: Питер, 2013. 539 с.

157

Терещенко Т.В.

студентка группы 27Л1116 ФГБОУ ВПО «Тюменский государственный университет»

SEMANTISCHER WANDEL IN DER POESIE

VON WALTHER VON DER VOGELWEIDE

Schlüsselwörter: Bedeutungswandel, Mittelhochdeutsch, Minnesang, Walther von der Vogelweide.

Das Ziel unserer Forschung ist die Erscheinung wie «Minnesang» in der deutschen mittelalterlichen Literatur und zwar die semantische Veränderungen in der Sprache von Minnesängern.

Gleichzeitig mit den großen Poemen setzt in der höfischen Klassik ab der Mitte des 12. Jahrhunderts eine kunstvolle Liebeslyrik ganz eigener Prägung ein: der Minnesang. Das lyrische Gedicht mit seiner Einheit von Sprache, Vers und Rhythmus ist die musikalischste Form dichterischen Ausdrucks.

In dieser Zeit entwickelte der Minnesang ein ganz anderes Verhältnis zur Frau. Die neuen höfischen Tugenden, die der Hof Kaiser Friedrichs I. Barbarossa aus Frankreich entlehnt hatte, ließen neue Modelle der Liebeslyrik entstehen, für die auch Versund Strophenform das Vorbild der südfranzösischen Troubadoure bestimmend wurde. Wesentliche Impulse dazu kamen aus Frankreich, wo dieser Prozess schon früher begonnen hat. Besonderes Interesse fand dabei der Gedanke, dass die Liebe die sittliche Vervollkommnung des Menschen bewirken könne [3, S. 165]. In der «hohen Minne» wird die Frau hoch gepriesen, sublimiert zu einem Ideal an Schönheit und Tugend. Sie wird auf einen unerreichbaren Thron gehoben, dem Ritter bleibt nur die Anbetung, Vegötterung aus der Ferne, auch Trauer und Not, dass die Angebetete sein Herz so ganz gefangen nimmt und so sparsam seinen Minnedienst belohnt: mit einem Gruß, mit einem Blick. Das Werben, der Dienst an der Frau ersetzt also Liebeserfüllung [2, S. 75].

Minne, ein Schlüsselbegriff der höfischen Literatur des Mittelalters, ist ein schwer übersetzbares Wort, weil mit ihm Konnotationen verbunden sind, die auf die spezifische Lebensund Vorstellungswelt dieser Zeit verweisen. So bezeichnet «Minne» nicht nur die erotischen Beziehungen zwischen Mann und Frau, sondern auch das Band, das zwischen dem

158

Gläubigen und Gott besteht, sowie das Verhältnis zwischen dem Lehnsmann und seinem Herrn. Dennoch überschneidet sich die Semantik dieses Wortes in wesentlichen Bereichen mit dem neuhochdeutschen, ebenfalls vielsinnigen Begriff «Liebe», der im späten Mittelalter allmählich für das ältere Wort in Gebrauch kam und dieses schließlich ganz aus dem lebendigen Wortschatz verdrängte [3, S. 176]. Mit der Minne widmete der Ritter sein Leben dem Dienst der höfischen Dame. Die adlige Frau hatte eine geachtete

Stellung und konnte großen Einfluss ausüben.

Träger der neuen höfischen Kultur war das Rittertum, das nun zu dieser Zeit die führende Rolle in Gesellschaft und Politik übernahm. Das Ideal des Ritters war es, in lebensbejahender Einstellung («hoher muot») gesellschaftliche und religiöse Verpflichtungen miteinander zu verbinden. Der Wunsch, Gott und seiner Schöpfung, der Welt, zu gefallen, war Thema der gesamten mittelalterlichen Literatur.

Das auffallendste Charakteristikum des Frauendienstes ist, dass das traditionelle, von der Dominanz des Mannes bestimmte Verhältnis zwischen Mann und Frau umgekehrt und die Frau, in Anlehnung an lehnsrechtliche Vorstellungen, zur domina, zur «Herrin», über den Mann erhoben und in formaler Analogie, aber inhaltlicher Opposition zu christlichen Denkmustern zum summum bonum (Höchstes Gut oder Ziel) des höfischen Daseins erklärt wird.

Aus dieser paradoxen Grundsituation resultiert, dass im Frauendienst nur der Mann als Träger der Liebeserfahrung erscheint und seine Liebe einen ausgesprochenen Werbecharakter trägt. Sein Dienst besteht darin, die Dame zu preisen und trotz der Erfolglosigkeit der Werbung in unbeirrbarer Treue an ihr festzuhalten. Frauenpreis und Ergebenheitserkundungen des Mannes sind die Hauptelemente des Frauendienstes; in seinem Mittelpunkt aber steht der in immer neuen

Variationen vergegenwärtigte Spannungszustand des Mannes zwischen

Freude und Leid, zwischen der ebenso oft enttäuschten wie immer wieder erneuten Hoffnung, die Frau werde am Ende seinen Dienst doch belohnen und ihm ihre Liebe gewähren.

Allerdings setzt der Frauendienst stets voraus, dass die Frau die Liebe des Mannes zunächst nicht erwidert. So werden, auf einer schmalen

Gratwanderung zwischen Erlaubtem und Unerlaubtem, Sitte und „freie“ Liebe gegeneinander ausgespielt und gleichsam neutralisiert.

Zu diesen Rittern, die die Frau in ihren Gedichten vergöttert wurde, gehören diese großen Minnesinger wie Fridrich von Hausen, Reinmar von Hagenau, Walther von der Vogelweide. In unserem Vortrag analysieren wir einige Gedichte von Walther von der Vogelweide.

159