Глава первая Что изучает наука о международных отношениях

Курс лекций по теории международных отношений обычно начинается с вопроса, обращенного к студентам: что такое "международные отношения"? Ответы с большей или меньшей полнотой показывают, что студенты без особого труда могут вычленить из всего многообразия событий, происходящих вокруг, те, что можно отнести к сфере международных отношений. Однако такое понимание часто не выходит за рамки обыденного, стихийно-эмпирического знания.

Присутствие слова "теория" в названии нашего учебного курса предполагает овладение основами научного знания, то есть объективно истинного знания, накопленного на сегодняшний день в сфере научного анализа международных отношений.

В методологии науки термин "теория" определяется двояко. С одной стороны, как "комплекс взглядов, представлений, идей, направленных на истолкование и объяснение какого-либо явления" [1]. В этом широком смысле "теория" предстает как совокупность накопленного теоретического/научного знания об объекте исследования. С другой стороны, в более узком смысле "теория" – это "высшая, самая развитая форма организации научного знания, дающая целостное представление о закономерностях и существенных связях определенной области действительности – объекта данной теории" [2].

Приступая к характеристике теории международных отношений как научной дисциплины, следует отметить, что в данной работе мы будем использовать термин "теория" в его широком значении. "Теория международных отношений" (ТМО) будет выступать синонимом "науки о международных отношениях" или "теоретического знания о международных отношениях", то есть совокупности научного знания, накопленного в рамках дисциплины к настоящему моменту. Что касается характеристики ТМО в узком значении термина "теория", то она предполагает ответ на вопрос, в какой степени можно говорить о современной ТМО как единой теории, дающей представление о наиболее общих закономерностях международных отношений. Однозначного ответа на этот вопрос на сегодняшний день нет, как нет единогласия среди исследователей в определении перспектив развития дисциплины. К этому вопросу нам еще предстоит вернуться после того, как мы познакомимся с содержанием основных теоретических разработок в рамках нескольких современных школ в анализе международных отношений.

Ежедневно нас "окружают" многочисленные сообщения о самых разнообразных событиях международной жизни. Каждое такое историческое событие является, безусловно, уникальным и неповторимым. Занимаясь теоретическим осмыслением феноменов международной жизни, нас, конечно, будут интересовать эти исторические факты, ибо это именно та "реальность", которую мы и пытаемся осмыслить. Однако наш интерес не будет обусловлен вниманием к фактам ради самих фактов – иными словами, мы не будем делать акцента на том, в чем заключается неповторимость, уникальность того или иного исторического события. Теоретическое осмысление феноменов международной жизни предполагает достаточный уровень абстракции, ибо главной научной задачей для нас будет стремление раскрыть в обобщенной форме существенные свойства и закономерные связи исследуемой действительности. Иными словами, наша задача – продвинуться от дискретного знания о событиях, которые часто кажутся происходящими хаотично, абсолютно уникальными, беспрецедентными, к обобщающему знанию, раскрывающему закономерности событий.

Более образно подчеркнуть особенности стоящей перед нами задачи можно, обратившись к аналогии, например, с бейсболом (эту аналогию предлагает Калеви Холсти) [3]. Если мы ничего не знаем о правилах этой игры, то, наблюдая за ней, мы увидим две группы игроков – мужчин или женщин – бегающих по площадке. Некоторые из них бросают мяч, другие стараются отбить его, используя биту. И если мы будем достаточно внимательными, то сможем описать игру очень детально: как выглядит униформа игроков разных команд, кто из них бегает быстрее, кому из них удалось отправить мяч наиболее далеко и так далее. Даже собрав вместе такие мельчайшие детали, мы не в состоянии будем понять, в чем же состоит суть игры. И лишь вооружившись необходимыми интеллектуальными инструментами – знанием правил игры, мы могли бы сказать, что наблюдаемое нами предприятие имеет некий смысл. Причем знание правил игры делает возможным передачу этого смысла любому. Но для того, чтобы претендовать на знание смысла игры, достаточно ли наблюдения только за одним бейсбольным матчем? Не следует ли рассмотреть игру в более широком контексте, например, какое значение она имеет в чемпионате? Можно поставить и еще более общие вопросы: какую роль играет бейсбол в американской культуре, и сопоставима ли она, например, с местом, которое бейсбол занимает в культуре японской? Это развлечение или спорт? Привлекательность этой игры возрастает или уменьшается с течением времени? Ответы на подобные вопросы предполагают обобщения, требующие знания о многих матчах.

В подобной ситуации оказываемся и мы, изучающие феномены международной жизни. Чтобы понять смысл происходящего, нам необходимо иметь достаточные знания о конкретных исторических событиях. Но, ограничиваясь лишь описаниями, например, той или иной военной кампании, мы вряд ли сможем понять, в чем состоит "феномен войны" в международных отношениях, и какова роль этого феномена в развитии современных международных отношений. Мы можем и должны задаваться вопросами, которые нивелируют частные черты и "проявляют" общие типологические. Иными словами, знание конкретных исторических фактов является для нас необходимым, но недостаточным условием для теоретического осмысления явлений международной жизни. Изучая теорию международных отношений, мы должны за деревьями увидеть лес: рассматривать конкретные события как примеры некоторых классов явлений.

Суммируя приведенные выше замечания, можно выделить несколько функций, которые выполняет теория. Любая теория содержит в себе описательный компонент и тем самым выполняет функцию систематического описания. Однако одного этого недостаточно. Ключевой функцией теории следует считать объяснительную: именно она предполагает нахождение необходимых свойств и связей, присущих объекту исследования, и определение законов или закономерностей, которым объект исследования подчиняется в своем функционировании и развитии. Предсказание дальнейшего развития событий также является одной из важнейших функций теории. Однако современное состояние науки о международных отношениях требует сделать некоторые оговорки относительно ее прогностической функции. Кроме этого, в науке о международных отношениях неизбежно присутствует нормативный компонент, противостоящий эмпирическому, т.е. опирающемуся на опыт, знанию и оперирующий понятиями "ценности" и "ценностные предпочтения", иными словами, предписывающий, что должно быть – как должен быть устроен мир с тем, чтобы избегнуть самых темных сторон международной действительности [4].

Теперь нам следует вернуться к заданному в начале вопросу: что же такое "международные отношения" или, иначе, что составляет объект анализа в рамках изучаемой нами дисциплины.

Под объектом исследования ТМО понимается объективная реальность, существующая вне и независимо от наших попыток ее познания. Что же составляет реальность международных отношений, или иначе, явление международных отношений? Вводя это понятие, мы предполагаем, что на протяжении достаточно продолжительного исторического отрезка времени можно найти неотъемлемые качества этого явления, или его атрибуты, позволяющие выделить международные отношения из всей совокупности существующих общественных отношений. При этом необходимо иметь в виду, что с течением времени содержание явления международных отношений изменялось, и, следовательно, можно и нужно говорить о его эволюции – качественном изменении объекта исследования в рамках нашей дисциплины.

Самое простое объяснение того, что есть "международные отношения", можно представить как "отношения между народами". Однако такое объяснение явно неудовлетворительно, так как не столько проясняет ситуацию, сколько инициирует целый ряд неизбежных вопросов. "Где, как, ради чего и почему могли вступать в отношения друг с другом именно целые народы; что это были за народы; как такие отношения строились и осуществлялись практически; какие последствия имели они для самих народов и мирового, локального социально-исторического развития?" [5] – вот лишь некоторые из возможных и важных с теоретической и методологической точек зрения вопросов.

Понятие "международные отношения" в строгом смысле подразумевают совершенно определенный тип отношений. Суть этого понятия в большей степени проявляется в англоязычном термине "international relations". Определение "international" предполагает не отношения между "народами" или "нациями", а между государствами определенного типа, а именно национальными государствами (или государствами-нациями) – типа социально-исторической, экономической и политической организации, распространившейся, начиная с XIX в., сначала в Европе, а затем и во всем мире. Современная концепция национального государства подразумевает понимание государства как мононационального или с доминированием ведущего этноса [6]. Означает ли это, что за рамками отношений между современными государствами-нациями не было и нет "международных отношений"? Современное понимание этого явления гораздо шире – оно не связывает жестко международные отношения с определенным типом государства. И это предположение возвращает нас к тому, что в исторической перспективе можно найти необходимые и достаточные условия выделения некой совокупности отношений, развивающихся по собственным законам, как международных.

Тогда закономерен вопрос, когда и в каких формах возникло явление международных отношений? "Сейчас, когда среднее по численности населения государство насчитывает порядка тридцати миллионов человек, а крупнейшие подходят к миллиарду или уже перевалили за него, международные отношения невозможно представить себе как "отношения между народами" в прямом смысле этого слова, – отмечает Н.А.Косолапов. – На древнейших же этапах человеческой истории, когда очень крупным считалось население в несколько десятков тысяч человек, напротив, целые народы вполне могли непосредственно соприкасаться друг с другом и, по-видимому, по крайней мере, в некоторых районах Земли делали это достаточно регулярно. Такие контакты должны были возникать при сезонных и иных миграциях, массовых бегствах от стихийных бедствий, при силовых разделах территорий, обменах, просто случайно" [7]. В этом процессе через узнавание других и узнавание себя был сделан первый шаг – становление пра-международных отношений, характеризующийся первоначальным разделением всех отношений и взаимодействий на внутренние и внешние и становлением различных форм самосознания социальной общности [8].

С возникновением государственности связан качественный рубеж становления явления международных отношений. “В конгломерат отношений внутренних и внешних, вносится принципиально новый момент: разделение тех и других на формальные и неформальные при властном утверждении доминирования первых, – отмечает Н.А.Косолапов. – Как внутри данного социума, так и вовне государство стремится к неограниченной власти. Однако если внутри социума такая цель в принципе достижима, то вовне главным фактором ее недостижимости становится историческая ограниченность доступных государству материальных ресурсов и средств управления. Государство может быть суверенно лишь в тех пределах, в каких оно фактически дееспособно. Поэтому различие между внутренним и внешним обретает принципиально новый смысл: внутреннее суть все то, что безусловно подчинено данной власти,.. внешнее – все то, что ей безусловно неподвластно. С этого рубежа правомерно вести речь уже о появлении собственно международных отношений" [9].

Н.А.Косолапов выделяет пять необходимых и достаточных условий для признания конкретных общественных отношений в принципе международными. Во-первых, это "наличие как минимум двух организационно оформленных, устойчивых в их образах жизни социумов, пра-международные связи которых уже подвели их к объективному формированию и субъективному различению внутреннего и внешнего". Во-вторых, "наличие внутри каждого их таких социумов явного и в целом бесспорного, любым образом институционализированного центра власти (духовного или светского; наследственного или избираемого; абсолютного или такого, за обладание которым ведется борьба)". В-третьих, "наличие между социумами названных типов постоянных взаимодействий любого рода, постепенно перерастающих в устойчивые связи и отношения, будь то позитивные (обмены, взаимопомощь) или негативные (конфликты, войны, завоевания)". В-четвертых, "поддержание и эволюция таких отношений только и исключительно в сферах (территориальных, идеологических, иных), в которых ни один из участников этих отношений не обладает полной и безусловной фактической властью и/или дееспособностью". И, наконец, в-пятых, "формирующее воздействие этих связей и отношений на внутренние духовные и материально-практические состояние и развитие соответствующих социумов (тоже позитивное или негативное по его содержанию и социально-историческим последствиям)" [10].

Дальнейшее развитие государственности лежало в основании последующей внутренней эволюции международных отношений, причем именно межгосударственные отношения заняли в них центральное место [11]. С началом эпохи буржуазно-демократических революций конца XVIII в. государство приобретает новые особенности, заключающиеся в “доминировании во всех сферах их внутренней жизни, в том числе в процессе формирования и осуществления внешней политики,.. больших социальных групп (не только этнических, но и профессиональных, социально-политических, экономический, иных) и сложных организационных структур (начиная с монополий в экономике и кончая самим государством)" [12].

Историческая эволюция явления международных отношений также неразрывно связана с процессами интернационализации. Последняя является долгосрочной исторической тенденцией, которая на протяжении столетий постепенно "стягивала" мир в единое целое. Особым рубежом стал положивший начало Новому времени XV век – век окончательного упадка и фактического исчезновения с политической карты Восточной Римской империи и империи татаро-монголов, век начала ухода в прошлое европейской средневековой цивилизации и зарождения капитализма. Именно XV век благодаря эпопее Великих географических открытий можно считать веком, "в котором человечество, образно говоря, открыло сам земной шар" [13]. Территориальная интеграция мира в первую очередь связана с несколькими волнами колонизации, которые объединили в единое целое всю ойкумену в ее географическом "измерении".

Капитализм и особенно период, начавшийся с завершением промышленного переворота в Европе и Северной Америке, послужил материальной основой процессов хозяйственной, социальной и политической интеграции мира. Развитие капитализма, с одной стороны, сделало возможным, а с другой – необходимым широкомасштабный и возрастающий выход хозяйственной жизни за пределы страновых рынков, обеспечив тем самым хозяйственное освоение планеты, а также и политическое оформление такого освоения [14]. Капитализм – феномен интернациональный, капитал не признает границ, он проникает в самые отдаленные уголки земного шара, привнося далеко идущие изменения в динамику и характер мировой экономики и политического правления [15]. Особое значение имеет рубеж XIX-XX вв., когда в результате накапливаемых длительный период времени социально-экономических изменений резко расширились доступные человеку возможности, масштабы и пределы деятельности (в созидании и в разрушениях) [16]. Можно говорить и о том, что, начиная с этого рубежа, интернационализация стала и мощнейшим ускорителем новых изменений [17]. Началась эпоха мира, "освоенного" с экономической точки зрения и территориально поделенного с политической. "На планете не осталось "ничейных" территорий" [18].

Хотя интернационализация как явление возникла задолго до ХХ в., следует отметить, что в последнее столетие она была поднята на особый качественный уровень. "Современная интернационализация выражается не только во все большем увеличении объемов и разнообразия международных связей и обменов, распространении их на все новые сферы деятельности (хотя и это важно), – отмечает Н.А.Косолапов. – Главный качественный признак современной интернационализации – в том, что она порождает самостоятельные, устойчивые, существующие и действующие во многом уже автономно от государства формы международных взаимодействий (союзы, соглашения и организации), проявляется в них, формирует целые направления и области деятельности, осуществление которых возможно только при международном сотрудничестве и не иначе. Она приводит к ситуации, когда благополучие и процветание даже экономически ведущих стран начинают решающим образом зависеть от внешних рынков и связей" [19]. Тенденция интернационализации "заявила" о себе в ХХ в. и явлением мировых войн, "вскрыв в последующие десятилетия одно из центральных противоречий мира ХХ столетия: неадекватность военных средств и решений радикально изменившимся условиям, характеру надвигавшихся задач. Нараставшая сложность, а позднее целостность и взаимозависимость мира делали цену социальных и международных импровизация все более высокой, доведя ее к последней четверти века до неприемлемой" [20].

Дальнейшее развитие мира в первой половине ХХ в. приводит, по выражению К.С.Гаджиева, к "закрытию ойкумены" и формированию единого мирового пространства [21]. "Важной особенностью современного мира, – отмечает он, – является разрешение проблемы единого пространства-времени", подразумевая формирование "единой пространственной инфраструктуры мирового сообщества" и формирование "единого информационно-телекоммуникационного пространства" [22]. В итоге можно говорить о том, что современный мир вступил в качественно новую фазу своего развития. Иными словами, явление международных отношений получает новое качество.

"В последние два-три десятилетия мы оказались свидетелями уникального стечения и переплетения гигантских по масштабам явлений и процессов, каждый из которых в отдельности можно было бы назвать эпохальным событием с точки зрения его последствий для всего мирового сообщества, – подчеркивает К.С.Гаджиев. – Но взятые в совокупности они создали гигантское поле такого прямо-таки вселенского напряжения, что переживаемое нами время с полным основанием можно назвать осевым..." [23]. Это качественно новое явление международной жизни получило название глобализации.

Последняя является логическим продолжением процессов интернационализации. В этом смысле под глобализацией понимается "расширение и углубление социальных связей и институтов в пространстве и времени таким образом, что... на повседневную деятельность людей все более растущее влияние оказывают события, происходящие в других частях земного шара" [24]. Иными словами, явление глобализации является результатом усиления взаимозависимости в глобальном масштабе. В таком понимании глобализация развивалась, прежде всего, в экономической сфере. В последние десятилетия процесс интернационализации хозяйственной жизни приобрел новые характерные черты, что и позволяет говорить о глобализации экономики не только как о новом и популярном слове, но новом явлении, отличном от интернационализации, наблюдавшейся в конце XIX - начале XX вв.

Если прежде международные экономические связи развивались преимущественно в рамках сформированных к тому времени колониальных империй (между развитыми метрополиями, с одной стороны, и колониями, в другой), то экономические отношения, свойственные современной глобализации, развиваются преимущественно между промышленно развитыми странами и лишь во вторую очередь захватывают развивающиеся страны. Это предопределяет изменение основных направлений и товарного состава международной торговли, которая на протяжении долгого времени была главной формой интернационализации хозяйственной жизни. Что касается первого изменения, то на современном этапе преимущественное значение имеет товарооборот между развитыми странами. Что же до изменений в товарном составе международной торговли, то следует отменить преобладание не межотраслевой, а внутриотраслевой торговли. Особое значение приобретает интернационализация не обмена, а производства, основной институциональной формой которой выступают ТНК. Следует также отметить, что темпы роста международной торговли превышают на современном этапе темпы внутриэкономического роста.

Громадное влияние на развитие мировой экономики оказывает становление и прогрессирующий рост финансовых рынков. Если ранее финансовые рынки прежде всего обслуживали реальный сектор экономики, то в конце ХХ в. эта сфера стала приобретать во многом самостоятельное значение. Финансовый "хвост" стал отчасти управлять экономической "собакой": в ситуации, когда на спекулятивные операции на международных финансовых рынках приходится ежедневно 90% валютных операций (и только 10% финансовых операций обслуживают внешнюю торговлю), следует признать, что мировая финансовая система приобретает самодовлеющее значение.

Одной из движущих сил глобализации в условиях нынешней инновационной стадии мирового развития, основанной на научно-техническом прогрессе, становится международный обмен технологией. Особое значение для развития мировой экономики приобретает информация, и это также новая черта явления глобализации [25].

Современный уровень развития мировой экономики позволяет говорить о ней как о едином хозяйственном организме. Достигнутый к концу ХХ в. уровень научно-технического и технологического развития сделал возможным разделение труда в глобальном масштабе, в свою очередь глобализация стимулирует дальнейшее научно-техническое развитие [26].

Один из самых известных сегодня американских специалистов по мировой экономике и глобальным проблемам Лестер К.Туроу приводит следующий пример глобальной производственной цепочки: "В 90-е годы стало ясно, что человечество уже обладает всеми технологиями в области коммуникаций и транспорта, какие только необходимы для формирования в полной мере глобальной экономики. Товары могут создаваться в любом месте мира в зависимости от того, где их производство обойдется дешевле, и сбываться там, где их удается продать по наивысшей цене. Производственные цепочки могут приобретать глобальный масштаб. Например, акселерометр (миниатюрный полупроводниковый чип, используемый в качестве сенсора в автомобильных подушках безопасности) может быть разработан в Бостоне, собран и испытан на Филиппинах, упакован на Тайване и вмонтирован в автомобиль фирмы "БМВ" в Германии для того, чтобы эта машина была успешно продана в Бразилии. Квалифицированный специалист в Массачусеттсе в этом процессе сотрудничает с неквалифицированным рабочим на Филлиппинах, который, в свою очередь, работает совместно с имеющим среднее образование молодым человеком на Тайване, и при этом все они вместе осуществляют один и тот же процесс вместе с наиболее высокооплачиваемым в мире персоналом завода "БМВ" в Баварии всего лишь для производства детали, стоящей не более 50 долл." [27]. Это лишь один из примеров, подтверждающих оформление глобального экономического организма. К этому следует добавить процесс включения бывших социалистических и развивающихся стран в систему мирохозяйственных связей, общую либерализацию мировой экономики и активизацию международного взаимодействия национальных экономик [28].

Наблюдаемая ныне глобализация оказалась значительно шире своего экономического компонента. Процесс изменений и сдвигов наряду со сферой экономики глубоко затронул политическую, социокультурную и духовную сферы, что позволяет говорить о глобальном "измерении" современной международной системы [29].

Наряду с толкованием глобализации как логического продолжения и развития процессов интернационализации, возможно и иное понимание ее сути как обретения "отдельными государствами, другими субъектами международной жизни и отношений возможностей и потребностей осуществлять какие-то или все основные функции своей жизнедеятельности в масштабах земного шара (территориально), мировых экономики и политики" [30]. Одним из проявлений и следствий глобализации в мировой политике стало с конца 1960-х гг. явление сверхдержавности: "появление в одной или нескольких областях, направлениях глобальной деятельности государств, по их потенциалу и возможностям на порядок и более опережающих в этих сферах ближайших конкурентов..." [31].

Как мы отмечали выше, интернационализация и глобализация логически связаны, во многом взаимообусловлены. Однако они не тождественны друг другу. Н.А.Косолапов указывает на следующие их различия. Интернационализация предполагает выход чего-то ранее сугубо внутреннего за начальные рамки, порождая в долгосрочной исторической перспективе новые, более сложные формы общественной организации, как внутренние, так и международные. "Интернационализация не универсальна по охватываемым субъектам и пространству, не обязательно вовлекает всех или почти всех участников международной жизни, – отмечает он. – В каких-то случаях она может достигать (и достигала) подобных масштабов. Но гораздо чаще и намного эффективнее она происходит на региональном уровне и/или в приложении к отдельным сферам, видам, направлениям деятельности. Конкретный ее случай по типу и характеру участников, по видам и объемам их деятельности может иметь сугубо локальное значение и оставаться практически незамеченным в МО; тем не менее, он тоже будет одним из множества проявлений процессов интернационализации" [32]. Глобализация, напротив, обязательно предполагает выход какой-то проблемы или деятельности непременно на глобальный уровень (при этом такая деятельность не обязательно должна быть интернациональной по составу участников) [33]. В этом смысле глобализация является порождением второй половины ХХ в., и ее долговременные последствия пока не ясны.

В первую очередь сложности однозначного определения возможных последствий глобализации связаны с ее "неравномерностью", проявления в ней "дисгармонии развития" [34]. Глобализация в ее исторической динамике, отмечает А.С.Панарин, предполагает "становление единого, взаимосвязанного мира, в котором народы не отделены друг от друга привычными протекционистскими барьерами и границами, одновременно и препятствующими их общению, и предохраняющим их от неупорядоченных внешних воздействий. Принципиальное значение имеет тот факт, что к новой системе открытого, глобализующегося мира различные народы и государства подошли не одинаково подготовленными, значительно отличающимися по своему экономическому, военно-стратегическому и информационному потенциалу" [35]. Глобализация как явление и как процесс противоречива, "асимметрична по своей сути" [36]. "Глобальный мир в самом деле глобален в смысле объективной взаимозависимости народов, – продолжает он, – он несравненно менее глобален в смысле субъективной политической готовности действительно сообща, на основе добросовестной партнерской кооперации, решить глобальные мировые или региональные проблемы. Мир глобален в смысле наращивания каких-то единых, сквозных транснациональных измерений и пространств; он несравненно менее глобален, если принять во внимание тот факт, что преимуществами такой глобальности в основном пользуются одни (наиболее развитые страны – гегемоны), а издержки несут другие, представляющие так называемое догоняющее или зависимое развитие" [37]. Причем в последние годы можно усмотреть тенденцию к расширению пропасти между этими двумя новыми "полюсами". Таким образом, говорить о безоблачности горизонта глобализации не приходится, и однозначно говорить о долгосрочных ее последствиях очень сложно. Следует отметить, что в настоящее время ведутся весьма напряженные дискуссии вокруг этой теоретической проблемы, и дебаты между соперничающими подходами еще далеки от завершения.

Выделенные нами “узловые моменты” в исторической эволюции явления международных отношений еще раз подчеркивают всю сложность и многогранность объекта исследования в рамках науки о международных отношениях. Следующий вопрос, который неизбежно встает перед человеком, приступающим к изучению этой науки, – это вопрос о соотношении объекта и предмета исследования. Часто различия между ними "опускаются", однако для характеристики теории международных отношений как научной дисциплины прояснение различий между ними необходимо.

Объективная реальность, существующая вне и независимо от попыток ее познания субъектом, составляет объект исследования. В процессе познания любой исследователь вычленяет в объекте лишь главные и наиболее существенные (с точки зрения данного исследования) свойства и признаки, совокупность которых и составляет предмет исследования. Хотя противопоставление объекта и предмета исследования можно считать относительным, однако, следует обратить внимание на нетождественность этих понятий.

Прежде всего, объективная реальность отражается в научном знании неизбежно с некоторым "запозданием". Кроме того, выделение основных характеристик объекта и "перенесение" их в процессе познания на предмет требуют упрощения реальности или, по словам К.Холсти, "редуцирования сложности" [38]. Тем самым объект исследования представляется в предмете несколько "искаженным". "Человеческое познание дает, как известно, лишь условную, приблизительную картину мира, никогда не достигая абсолютного знания о нем... – отмечает П.А.Цыганков. – Во всякой науке в той или иной мере неизбежно "присутствует" человек, привносящий в нее определенный элемент "субъективности" [39]. Таким образом, теоретическое знание имеет дело с определенной формой идеализации, посредством которой объективная реальность осваивается сознанием. Совокупность признаков и характеристик объекта преобразуется в сознании в особый предмет мысленного анализа. Основные свойства и признаки идеализированных абстрактных объектов лишь приблизительно верно отображают таковые реальных объектов [40].

Еще раз подчеркнем, что предмет исследования заключает в себе наиболее существенные свойства и признаки объекта. Но выделение тех или иных свойств и признаков объекта в качестве главных или наиболее существенных предполагает некое априорное представление о международных отношениях, "выделение этого явления из круга других ему подобных или смежных с ним" [41]. Если мы обратимся к некоторым распространенным определениям международных отношений, то в их несовпадении можно усмотреть различия в том, что рассматривается в качестве наиболее существенных свойств и признаков объекта.

Одно из определений принадлежит французскому социологу Р.Арону. Он определяет международные отношения как "отношения между политическими единицами, имея в виду, что данное понятие включает греческие полисы, римскую или египетскую империи, как и европейские монархии, буржуазные республики или народные демократии... Содержанием международных отношений являются, по преимуществу, отношения между государствами: так, бесспорным примером международных отношений являются межгосударственные договоры" [42].

Иное определение долгие годы бытовало в советской научной литературе по проблемам международных отношений. С точки зрения марксистско-ленинской науки международные отношения определялись как "совокупность экономических, политических, идеологических, правовых, дипломатических, военных связей (общений, сношений) и обоюдных отношений между народами, между государствами и системами государств, между основными социальными, экономическими и политическими силами и организациями, которые действуют на международной арене. Главную, определяющую роль при этом играют классовые отношения, и международная политика любой исторической эпохи отражает важнейшие характеристики и специфические особенности, которые проистекают из расстановки классовых сил, характерных для данной эпохи. Международные отношения той или иной эпохи обусловлены характером соответствующей общественно-экономической формации и государств, экономическими и политическими интересами господствующих в них классов" [43].

И еще одно возможное определение: международные отношения характеризуются как "совокупность интеграционных связей, формирующих человеческое сообщество" [44]. Это определение дано с платформы общечеловеческих интересов. Эта логика приемлема, если пытаться "охватить человечество в целом" при трактовке международных отношений. В нем отрицается суверенность, самостоятельность национальных государств в условиях целостного, взаимозависимого мира, что подразумевает строительство нового международного политического порядка "на основе учета и согласования их интересов, на базе готовности всех участников мирового сообщества поставить общечеловеческие интересы выше любых других" [45].

Следует обратить внимание на то, что все три приведенные выше определения преследуют одну и ту же цель – дать первичное представление о международных отношениях как об объекте исследования в рамках нашей дисциплины. Однако выделяемые этими определениями свойства и признаки объекта оказываются далеко не совпадающими. Закономерен вопрос, означает ли это, что лишь одно из определений является истинным, а другие ложными? В разнообразии определений международных отношений проявляется то, что каждый исследователь пытается выявить сущность объекта, но смотрит на мир под своим особым углом зрения. К.Холсти проводит сравнение между подходом исследователя и взглядом через различные линзы. "Когда мы исследуем мир, – пишет он, – мы смотрим через разные линзы. Линзы – это концепции, которые организуют наше исследование. Если мы думаем, что международная политика характеризуется главным образом [таким понятиями] как власть, конфликт и война, то это приводит нас к исследованию определенных феноменов, таких как безопасность, сдерживание, агрессия, идеология и т.д. Если же, напротив, мы считаем мир, в сущности, благодатным местом, тогда мы с большей вероятностью будем искать свидетельства международного сотрудничества, гуманитарной деятельности, значения международного права и т.д." [46]. Иными словами, признаемся ли мы себе в этом или нет, любое наше исследование не свободно от подобных "линз" и базируется на некоторых предположениях о сущности международных отношений. Эти базовые допущения в значительной мере предопределяют выбор тех моментов действительности, которые принимаются нами во внимание и рассматриваются как существенные.

Различия, заключенные в приведенных нами определениях, как сжатая пружина отражают различия основных подходов к анализу международных отношений в целом. Эти подходы называют также "имиджами", "перспективами" или "моделями". В исследовательской литературе часто можно встретить термин "теория" по отношению к этим подходам, однако следует помнить, что в этом случае следует понимать этот термин в смысле "теоретической концептуализации", а не "теории" в ее строгом "узком" значении. Анализу основных современных концептуальных "моделей" международных отношений будет посвящена глава IV. Здесь лишь заметим, что "модели", упрощая объективную реальность, выполняют важную познавательную функцию – они привносят некий "порядок" в наши аналитические усилия, делают их более "управляемыми"; их можно сравнить с картами" международного ландшафта, которые помогают нам не заблудиться в окружающем нас мире. Каждая из "моделей" "задает" определенный алгоритм анализа действий и взаимодействий ключевых участников международных отношений, она ориентирует на постановку вопросов определенного типа и поиски ответов на них, на использование определенного методического "инструментария" в конструировании и тестировании гипотез и построении теории [47].

Наряду с положительным значением, которое имеет "моделирование", следует помнить и о том, что, выбирая ту или иную "модель", мы некоторым образом "программируем" себя этой перспективой, упуская или намеренно закрывая альтернативные перспективы для анализа [48].

Если продолжить аналогию с картой, можно сказать, что любая из них не является абсолютно точным изображением местности, а скорее упрощенным изображением, нарисованным исходя из определенных целей. Так, карта лондонской подземки мало чем может помочь туристу, который хочет прогуляться от Трафальгарской площади до Букингемского Дворца. Точно так же и "карта" международной системы, нарисованная политическим реалистом и нацеленная на определение отношений борьбы за власть, не в состоянии помочь исследователю, стремящемуся проследить восхождение пацифистских идей в Европе [49].

Обратите внимание на карты-проекции на стр.20–23 [50]. Каждая из них изображает одни и те же политические и территориальные границы на поверхности Земли, но представлены они различным образом. Более того, все они искажают реальность, ибо Земля круглая, а карты дают изображение на плоскости.

Рис. 1.1. представляет проекцию Артура Робинсона. Европа находится в ее центре, с тем, чтобы избежать разделенности азиатских земель. Кроме этого, в проекции сделана попытка избежать искажений, связанных с передачей на плоскости сферической поверхности Земли, хотя в некоторых случаях реальные соотношения между размерами и формами неизбежно неточны.

Рис. 1.2. – проекция, созданная в XVI в. фламандским картографом Герардусом Меркатором. Здесь искажения размеров и форм весьма существенны. Попробуйте сопоставить территорию Гренландии и Китая: первая выглядит куда больше, хотя в реальности территория Китая занимает в четыре раза большую площадь; подобные же сомнения вызывает сопоставление Европы и Южной Америки. Бросается в глаза и то, что две трети площади карты "отдано" северному полушарию и только одна треть – южному. Проекцию Меркатора можно считать классическим европоцентристским взглядом на мир.

Рис. 1.3. – карта германского историка Арно Петерса. В этой проекции пространственный критерий соотнесен с демографическим. Акцент сделан на тех частях мира, которые являются в настоящее время наиболее населенными. "Юг", как собирательное название для этих регионов Азии, Африки и Латинской Америки, является домом для более чем трех четвертей населения земного шара.

Рис. 1.4. представляет полярную военно-стратегическую проекцию мира, изображающую принципиальные политические отношения и военные союзы периода "холодной войны". Если бы войне между сверхдержавами суждено было разразиться, то траектория межконтинентальных ракет пролегла бы именно через Северный полюс, находящийся в центре представленной проекции.

Рис. 1.1. Проекция Артура Робинсона

Рис. 1.2. Проекция Герардуса Меркатора

Рис. 1.3. Проекция Арно Петерса

Рис. 1.4. Полярная проекция

Следует обратить внимание на то, что в приведенных выше трех определениях международных отношений можно усмотреть не только те черты, которые их "разъединяют", то есть акцентируют различия в общих подходах к анализу явления международных отношений, но и то, что в них можно выявить некоторые общие критерии в определении международных отношений. Ни одна дефиниция не в состоянии во всей полноте раскрыть содержание исследуемого объекта. В этом случае выделение некоторых критериев, которые помогают понять сущность и специфику международных отношений, служит приемлемым выходом. Чаще всего в качестве таких критериев выступают следующие: выделение участников и их специфики, а также определение особой природы международных отношений [51].

Что касается первого критерия, то круг участников международных отношений весьма многообразен. Приведенные выше определения очерчивают их: государства и "системы государств", общественно-политические "силы и организации", а также отдельные индивиды. Чаще всего применительно к участникам международных отношений применяют собирательный термин "актор". Его происхождение от английского глагола "действовать" акцентирует внимание на поведении "действующих лиц" международных отношений. С одной стороны, этот термин приемлем, так как является в достаточной степени общим, нивелируя различия между участниками. Но, с другой стороны, в этом термине присутствуют и различия между участниками международных отношений, ведь каждый из них "играет" свою роль и, следовательно, влияние каждого из них на международные отношения будет разным. В целом считается, что международный актор должен отвечать нескольким требованиям. Та или иная социальная общность или индивид могут рассматриваться как международные акторы в том случае, если они способны оказывать определенное влияние на международные отношения, пользуются признанием со стороны государств и учитываются правительствами при выработке внешнеполитического курса, а также имеют определенную степень автономности при принятии собственных решений [52].

Традиционно, ключевым международным актором считается государство. Центральное положение государства среди других международных акторов было зафиксировано на определенном этапе развития науки о международных отношениях (а именно в середине ХХ в.) и отражало определенную ступень в развитии явления международных отношений: государство действительно занимало тогда центральное место среди других акторов. Без большого преувеличения можно сказать, что в тот период времени признание государства и межгосударственных организаций типичными международными акторами не вызывало сомнений. Такое положение подчеркивалось, например, тем, что все остальные участники международных отношений попадали в категорию "негосударственных" (то есть "других", не попадающих в категорию "государственных"). Качественное изменение явления международных отношений после Второй мировой войны неизбежно повлекло за собой переосмысление места и роли государства в современных международных отношениях.

На современном этапе к числу типичных международных акторов относят государства и межгосударственные организации, международные неправительственные организации, общественно-политические силы и движения (включая национально-освободительные, сепаратистские и ирредентистские, экологические, правозащитные), транснациональные корпорации, региональные и местные органы власти, террористические организации и мафиозные группировки и отдельных политических или религиозных лидеров. Оценка места и роли различных акторов в современных международных отношениях являлась и по сей день остается предметом дискуссий различных школ в ТМО, в центре которых стоит вопрос о том, следует ли при анализе современных международных отношений отдавать предпочтение какому-либо типу акторов. Более подробно этот вопрос будет освещен в главе IV. Здесь можно ограничиться следующими замечаниями.

Набирающая во второй половине ХХ в. силу тенденция к расширению участников международных отношений за счет негосударственных и частных субъектов делает необходимым пристальное внимание к изменению их роли. Решение этой задачи предполагает и сопоставительный анализ влияния всех акторов, включая государство. Отмечая, что удельный вес государств как участников международных отношений снижается, следует признать, что они и сегодня "в большинстве случаев остаются главными и решающими действующими лицами в международных отношениях, хотя абсолютизация их значения как единственных и самодовлеющих неправомерна", – отмечает П.А.Цыганков [53].

Второй выделенный нами критерий – особая природа международных отношений – с одной стороны, включает международные отношения в более широкий круг общественных отношений, с другой стороны, предполагает определение их специфики. Международные отношения можно представить как совокупность самых различных сфер общественной жизни – "от экономических обменов до спортивных состязаний" [54]. Закономерен вопрос, существует ли единый стержень, который объединяет эти различные сферы? Таким стержнем являются, по общему признанию, политические отношения [55].

Если рассматривать государства в качестве центральных акторов, то следует в качестве существенной характеристики международных отношений назвать "плюрализм суверенитетов". Последний предполагает, что на международной арене, в сфере взаимодействия суверенных государств, нет монополии на принуждение, нет регулятора, обладающего легитимным правом на насильственное урегулирование конфликта между формально равными государствами, преследующими свои интересы. Р.Арон считал отличительной чертой международных отношений то, что "они развертываются в тени войны, или, употребляя более строгое выражение, отношения между государствами в самой своей сущности содержат альтернативу мира и войны" [56]. Сферу международных отношений можно, следовательно, сравнивать с "предгражданским" или "естественным" состоянием общества. Иными словами ту же мысль высказывал польский политолог Ю.Кукулка: "В международной жизни – в отличие от других проявлений общественной жизни – нет центрального ядра власти и управления, а наличествует полицентризм и полиархия" [57].

Принимая во внимание изменения, которые претерпел объект нашего исследования в ХХ столетии, о которых было сказано выше, следует признать, что такое определение его специфики сейчас нельзя уже назвать удовлетворительным. Следует учитывать четко проявляющуюся тенденцию к социализации международных отношений. Однако и абсолютизировать эту новую тенденцию не следует. "[Н]есмотря на возрастающую целостность и взаимозависимость мира, на усиливающиеся процессы международной интеграции и сотрудничества различных государств и народов в экономической, политической, социальной и др. областях, – отмечает П.А.Цыганков, – международные отношения и сегодня во многом остаются сферой несовпадающих интересов, соперничества и даже противоборства и насилия. Это уже не "джунгли", не "война всех против всех", но и не единое сообщество, живущее по единым законам и в соответствии с общими, разделяемыми всеми его членами, ценностями и нормами" [58].

Неоднозначность, существующая в определении сущности международных отношений, свидетельствует о сложности этого явления. Его многогранность можно увидеть при сопоставлении ряда терминов, используемых в рамках дисциплины. Часто термины "международные отношения", "международная политика", "мировая политика", "международные дела" употребляются как синонимы. Однако в ряде случаев семантические различия между ними могут быть расценены как принципиальные.

Так, термин "международные отношения", прежде всего, подразумевает всю совокупность отношений – не только политических, но и экономических, социальных, культурных и т.д. Кроме этого, это понятие включает отношения не только между государствами, но и всеми участниками международных отношений, включая "негосударственных" акторов. "Международная политика" ограничена политическими отношениями, или борьбой за власть, между суверенными государствами. К.Холсти отмечает, что исследователь международной политики заинтересован в изучении всех типов и феноменов международных отношений лишь в той степени, в какой они "вторгаются в сферу реализации официальных целей правительства или когда они используются правительствами как инструменты реализации военных или политических целей" [59]. Исследователь, занимающийся изучением международной политики, может, например, обратиться к анализу проблем международной торговли, но лишь тогда, когда экономические средства – угрозы, санкции или помощь – используются правительством в политических целях [60]. Иными словами, "международная политика" – это сфера политических отношений в части проявления интересов и действий суверенных государств.

Можно провести и еще одну линию сравнения этих двух терминов. В то время как термин "международные отношения" "заключает" широкие возможности для сотрудничества акторов на международной арене, "международная политика", напротив, подчеркивает конфликтную сторону отношений [61].

Сопоставление терминов "международная политика" и "мировая политика" наиболее ярко проявляет те изменения, которые происходят в современном мире. Выше мы уже отмечали, что на авансцене международной жизни появляются новые акторы, тем самым увеличивается "объем человеческой массы, вовлеченной в международные отношения" [62]. Традиционные официальные межгосударственные отношения становятся лишь частью общего международного общения. Не в последнюю очередь появление новых "нетрадиционных" акторов было результатом процессов глобализации. Последняя не предполагает полную потерю государством своего значения, но создает новую "ткань" взаимозависимости в общепланетарных рамках, порождая новые "вызовы", ответ на которые не может быть найден в рамках национально-государственных границ. Государства все чаще становятся втянутыми в разрешение проблем, далеко выходящих на традиционные рамки дипломатии и обеспечения государственной безопасности. Образно говоря, государства оказались перед необходимостью "открыться взаимозависимости" [63]. Все это приводит к изменению общего характера многих политических процессов. Грань между внутренней и внешней политикой государств "размывается", а границы анализа этих двух "составляющих" политики становятся условными [64]; происходит "доместикация" международной политики и "интернационализация" внутренней [65]. Тем самым, можно говорить о мировой политике как о едином "политическом поле", не ограниченном межгосударственными отношениями на мировой арене (определяемыми термином "международная политика") и предполагающем сферу властных отношений в более широком смысле.

Определив, что изучает теория международных отношений, следует обратиться к вопросу, как, с помощью каких "инструментов" проводятся исследования в рамках дисциплины, и насколько автономной она является. Решению этих вопросов посвящена вторая глава данного пособия.

Примечания:

1. Философский энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1983. С.676.

2. Там же.

3. См.: Holsti, K.J. International Politics: A Framework for Analysis. 7th ed. Englewood Cliffs, N.J.: Prentice Hall, 1995. P.3-4.

4. Подробнее о функциях теории см.: Кочергин А.Н. Методы и формы научного познания. Спецкурс. М.: Изд-во Московского университета, 1990. С.68-69; Наливайко Н.В. Гносеологические и методологические основы научной деятельности. Новосибирск: Наука, 1990. С.52; Viotti, Paul R. and Mark V.Kauppi. International Relations Theory: Realism, Pluralism, Globalism. 2nd ed. N.Y./Toronto: Macmillan Publishing Company / Maxwell Macmillan Canada, 1993. P.3, 5.

5. Косолапов Н.А. Явление международных отношений: историческая эволюция объекта анализа // Мировая экономика и международные отношения. 1998. No.4. С.60.

6. Подробнее см.: Цыганков П.А. Международные отношения. М.: Новая школа, 1996. С.172-173; Косолапов Н.А. Явление международных отношений: историческая эволюция объекта анализа. С.60

7. Косолапов Н.А. Явление международных отношений: историческая эволюция объекта анализа. С.61.

8. Там же. С.62.

9. Там же. С.63.

10. Там же.

11. Там же. С.63-64.

12. Там же. С.64-65.

13. Гаджиев К.С. Введение в геополитику. М.: Логос, 2000. С.32.

14. См.: Косолапов Н.А. Явление международных отношений: современное состояние объекта исследования // Мировая экономика и международные отношения. 1998. No.5. С.99.

15. Гаджиев К.С. Указ. соч. С.31.

16. Косолапов Н.А. Явление международных отношений: современное состояние объекта исследования. С.99.

17. Там же.

18. Гаджиев К.С. Указ. соч. С.36.

19. Косолапов Н.А. Явление международных отношений: современное состояние объекта исследования. С.99.

20. Там же. С.100.

21. Гаджиев К.С. Указ. соч. С.55-56.

22. Там же. С.56, 60, 68.

23. Там же. С.73.

24. Там же. С.74-75.

25. Подробнее о новых чертах глобализации экономики см.: Долгов С.И. Глобализация экономики: новое слово или новое явление? М.: Экономика, 1998. С.7-13.

26. См.: Лебедева М., Мельвиль А. "Переходный возраст" современного мира // Международная жизнь. 1999. No.10. С.77-78.

27. Переосмысливая грядущее. Крупнейшие американские экономисты и социологи о перспективах и противоречиях современного развития // Мировая экономика и международные отношения. 1998. No.11. С.6.

28. Современные международные отношения. М.: МГИМО, 1998. С.47-53.

29. Лебедева М., Мельвиль А. Указ. соч. С.78; Гаджиев К.С. Указ. соч. С.74; Цыганков П.А. Мировой политический процесс: содержание и особенности // Социально-политический журнал. 1995. No.4. С.78.

30. Косолапов Н.А. Явление международных отношений: современное состояние объекта исследования. С.103.

31. Там же.

32. Там же.

33. Там же.

34. Термины введены М.М.Лебедевой и А.Ю.Мельвилем. См.: Лебедева М., Мельвиль А. Указ. соч. С.80.

35. Панарин А.С. Глобальное политическое прогнозирование. М.: Алгоритм, 2000. С.3-4.

36. Там же. С.4.

37. Там же. С.33-34.

38. Holsti, K.J. International Politics: A Framework for Analysis. P.2.

39. Цыганков П.А. Международные отношения. С.44.

40. См.: Зотов А.Ф. Структура научного мышления. М.: Изд-во политической литературы, 1973. С.76; Рузавин Г.И. Методология научного исследования. М.: ЮНИТИ, 1999. С.156.

41. Косолапов Н.А. Явление международных отношений: историческая эволюция объекта анализа. С.59.

42. Цит. по: Цыганков П.А. Международные отношения. С.48.

43. Международные отношения после второй мировой войны. В 3-х т. Т.1. М., 1962. С.XXVI. Это определение с небольшими изменениями “кочевало” из одной монографии в другую.

44. Шахназаров Г.Х. Грядущий миропорядок. М., 1981. С.19.

45. Мурадян А.А. Самая благородная наука. Об основных понятиях международно-политической теории. М.: Международные отношения, 1990. С.19.

46. Holsti, K.J. International Politics: A Framework for Analysis. P.5.

47. Woods, Ngaire. The Uses of Theory in the Study of International Relations // Explaning International Relations since 1945. Ed. by Ngaire Woods. N.Y.: Oxford University Press, 1996. P.19; Viotti, Paul R. and Mark V.Kauppi. Op. cit. P.2.

48. Ibid.

49. Это сравнение приводит Н.Вудс. См.: Woods, Ngaire. Op. cit. P.13.

50. Рисунки и пояснения приводятся в кн.: Kegley, Charles W. and Eugene R.Wittkopf. World Politics: Trend and Transformation. 4th ed. N.Y.: St.Martin's Press, 1993. P.11-15.

51. Цыганков П.А. Международные отношения. C.49.

52. Там же. С.169.

53. Там же. C.50.

54. Там же. C.45.

55. Там же.

56. Цит. по: Цыганков П.А. Международные отношения. С.67.

57. Кукулка, Юзеф. Проблемы теории международных отношений. М.: Прогресс, 1980. C.21.

58. Цыганков П.А. Международные отношения. C.50.

59. Holsti, K.J. International Politics: A Framework for Analysis. P.19.

60. Ibid.

61. См.: Johari, J.C. International Relations and Politics (Theoretical Perspective). London: Oriental University Press, 1986. P.9.

62. Лебедева М.М., Мельвиль А.Ю. Указ. соч. С.81.

63. Цыганков П.А. Мировой политический процесс: содержание и особенности. С.78.

64. См.: Лебедева М.М. Мировая политика и проблемы ее преподавания в российских вузах // Политология и международные отношения в современной высшей школе. Нижний Новгород, 1999. С.39.

65. Мурадян А.А. Указ. соч. С.116.