1.2. Генезис и эволюция кочевничества

Система взаимодействия природно-географических и социально-

экономических факторов, охватывающая все сферы жизнедеятельности

кочевого общества, не может быть всесторонне исследована как интегральная

целостность во всем своем многообразии без изучения и анализа проблемы

генезиса и эволюции номадизма. Исследование закономерностей

пространственно-временного возникновения и функционирования

кочевничества необходимо как для изучения экологических детерминантов

номадизма и процессов хозяйственного освоения человеком аридной зоны

Евразии, так и для анализа динамики исторического развития народов данного

региона.

Проблема спонтанного перехода скотоводов Евразии к кочевничеству в

современной историографии представлена далеко неоднозначными и притом

противоречивыми гипотезами. Так, например, до сих пор остается неясным, что

же побудило различные скотоводческие племена к трансформации

традиционного типа хозяйства и его качественной перестройке. По мнению

одних исследователей, скотоводы по мере увеличения у них количества скота

были вынуждены осваивать новые пространства и интенсифицировать систему

выпаса скота, что и явилось главной причиной перехода оседлых скотоводов к

номадизму (Грязнов, 1957; История Казахской ССР. Т. 1. 1957; Боголюбский,

1959; Руденко, 1961; История Казахской ССР. Т. 1. 1977; Акишев, Байпаков,

1979 и др.). Целый ряд исследователей полагает, что решающую роль в этом

процессе сыграли климатические изменения в эпоху ксеротерма и перехода от

суббореального к субатлантическому периоду по схеме Блитта-Сернандера

(Сорокин, 1962; Сальников, 1967; Вереш, 1979; Викторова, 1980; Хабдулина,

Зданович, 1984 и др.). Климатологическая концепция наибольшее развитие

получила в трудах Л. Н. Гумилева (Гумилев, 1966; Он же, 1966а и др.). Наряду

с этим бытует точка зрения о том, что возникновение номадизма стало

следствием

Стр.28:

распада первобытнообщинных отношений и экономического и политического

давления на скотоводов с юга со стороны земледельческих государств

(Хазанов, 1973; Он же, 1975 и др.). В свою очередь, Л. С. Клейн главную

причину возникновения кочевничества видит в осознании скотоводами

военного преимущества кочевого быта (Клейн, 1980. С. 34). Более

обоснованной, на наш взгляд, представляется концепция Г. Е. Маркова. В

основе перехода скотоводческих и пастушеских народов к номадизму, считает

он, находился сложный комплекс факторов — климатогенных, антропогенных,

социально-экономических, политических, культурных и др., сумма которых и

обеспечила генезис кочевничества. Непосредственным же толчком явились

объективные изменения в географической среде, когда земледельческое

хозяйство исчерпало себя в условиях аридизации климата в районах

местобитания скотоводов (Марков, 1973; Он же, 1976 и др.). Несомненный

интерес в этой связи представляет и точка зрения В. А. Шнирельмана о том, что

факторы, обусловившие развитие кочевничества были далеко не адекватны в

различных регионах. Им было предложено 4 типологические модели генезиса

номадизма. Во-первых, в связи с обострением земельного вопроса и

перенаселением из земледельческо-ско-товодческих общностей могли

выделяться группы населения, которые в процессе переселения на окраины

ойкумены усиливали скотоводческую направленность своих занятий. Во-

вторых, земледельцы могли отдавать скот на выпас своим соседям или активно

его выменивать, что усиливало скотоводческое хозяйство на земледельческих

окраинах. Эти модели, по мысли автора, вели к появлению того, что можно

назвать «первичным кочевничеством». Две другие модели были связаны с

производным от него «вторичным кочевничеством». Во-первых,

скотоводческий акцент мог усиливаться в результате контактов с

преимущественно скотоводческими группами населения и, во-вторых,

некоторую роль в становлении номадизма, по-видимому, сыграли охотничьи

группы населения (Шнирельман, 1988. С. 37, 48—50 и др.).

При этом практически все исследователи единодушнны в том, что процесс

эволюционного развития скотоводческого хозяйства древних насельников

Евразии, начальной точкой отсчета которого является, по-видимому, рубеж

V—IV тысяч, до н. э., привел к возникновению кочевничества на рубеже II—I

тысяч, до н. э. К середине 1 тысяч, до н. э. номадизм вступает на арену мировой

истории как реальное историческое явление (Хазанов, 1975; Марков, 1976 и

др.). Особняком стоит точка зрения В. П. Шилова, утверждающего, что уже

носители древнеямной и последующих культур в Нижнем Поволжье могут

быть идентифицированы в качестве кочевников (Шилов, 1975. С. 81—91).

Попытка В. П. Шилова более чем на тысячу лет удревнить возникновение

номадизма не встретила поддержки в среде кочевниковедов. Таким образом,

становление кочевничества, как полагает наибольшая часть исследоза-телей,

произошло синхронно на всем ареале аридной зоны Евразии в начале 1 тысяч,

до н. э., когда произошла смена климатов —

Стр. 29:

суббореального в своей ксеротермической фазе, обеспечившей со-

ответствующие условия для возникновения номандизма, на субатлантический,

более влажный и холодный.

Среди основных факторов, которые детерминировали возникновение

номадизма и обусловили историческую закономерность его становления,

следует выделить прежде всего природно-климатические. Наиболее важное

значение имели такие особенности среды обитания, как повышенный баланс

солнечной радиации, обеспечивающий сильный перегрев поверхности земли в

летнее время года, периодическую повторяемость атмосферных засух,

аридность и кон-тинентальность климата, недостаточность водных,

растительных и почвенных ресурсов, зональность и сезонность

функционирования фитоценозов, атмосферных осадков и т. д. Все эти

природно-климатические факторы практически полностью исключали возмож-

ность культивирования нескотоводческих занятий и прежде всего земледелия.

Свидетельством тому является, например, то обстоятельство, что в настоящее

время в Казахстане общая площадь пастбищных и сенокосных угодий

составляет почти 190 млн. га (85,5% всех сельскохозяйственных угодий в

республике), а продуктивность земледелия чрезвычайно низка и в среднем

составляет 6—7 ц/га. Причем аналогичная ситуация имеет место и в других

регионах планеты — кочевое скотоводство до сих пор сохраняет свои ведущие

позиции и остается едва ли не единственным средством утилизации природных

ресурсов в аридных зонах (Лусиги, Гла-зер, 1984. С. 24—35; Андрианов, 1985 и

др.).

Недостаточность кормов, изреженность и низкая продуктивность

растительного покрова обусловливали потребность в огромных по площади

выпаса пастбищных угодьях, требовавших периодических миграций в поисках

подножного корма. Минимум пастбищных ресурсов в течение года составлял

для одной овцы 5—7 га в зоне степей и 12—24 га в зоне пустынь и

полупустынь Казахстана (Федорович, 1973 и др.). Еще большие цифры

минимального выпаса мы имеем по сахарской, субсахарской и саванно-

сахельской зснам и примерно аналогичные по центральноазиатскому региону

(подробнее см. далее разделы 3.1, 5.1). Другим фактором, требовавшим

периодической смены пастбищ, являлась недостаточность водных ресурсов.

Отсутствие развитого поверхностного стока в сочетании с высокой нормой

испаряемости, малочисленностью атмосферных осадков и гидрохимическим

составом водных источников также диктовали настоятельную потребность

передвижений в поисках воды. Фактор континентальности природно-

климатических условий обусловливал меридиональную направленность

кочевания на раЕнинах и вертикальную — в горных и предгорных районах. В

свою очередь, плотность и глубина снежного покрова определяли возможность

организации зимнего выпаса скота, поскольку овцы, например, самостоятельно

тебеневались лишь при глубине его в 10—12 см, а лошади —30—40 см. При

этом наличие или отсутствие снежного покрова детерминировали стационарное

состояние нома-

Стр. 30:

дов из-за невозможности передвижений по снегу, либо, наоборот,

необходимость их периодических миграций.

Динамичность экологической ниши, занятой кочевничеством, определялась

прежде сезонно-зональным характером функционирования и локализации

практически всех ресурсных элементов среды обитания. Зональность почв и

растительного покрова, ландшафтная градация в сочетании с сезонным

характером продуктивности биоценозов, выпадения атмосферных осадков и

полноводности водных источников, облачности, термического режима и

циркуляции воздушных масс являлись в совокупности ведущим фактором в

возникновении и становлении номадизма. Особенно важную роль играл фактор

посезонной продуктивности растительного покрова, в наибольшей степени

побуждавший скотоводов к периодическим миграциям (Медведский, 1862. Ч.

80. Август. Отд. 2. С. 296 и др.). Высокая мобильность кочевников, таким

образом, была призвана противостоять пространственно-временной

изменчивости функционирования природных ресурсов среды обитания, прежде

всего колебаниям в обеспечении скота кормами и водопями (Радченко, 1983. С.

136 и др.). Вследствие этого постоянно действующие стабильные

экологические детерминанты номадизма прослеживаются достаточно

определенно (Капо-Рей, 1958; Гумилев, 1966; Акишев, 1972; Хазанов, 1972; Он

же, 1975а; Федорович, 1973; Назаревский, 1973; Клейн, 1974; Пуляркин, 1976;

Артамонов, 1977; Грайворон-ский, 1979; Радченко, 1983; Андрианов, 1985 и

др.).

В социокультурном аспекте возникновение кочевничества было

предопределено в значительной степени предшествующим процессом

доместикации животных и эволюции скотоводческого хозяйства, накоплением

знаний о содержании, выпасе и использовании скота, организации системы

общественного производства в данных условиях среды обитания, особенностях

окружающей среды. В процессе познания природных ресурсов экосистемы

происходило формирование структуры стада, развитие организационных

принципов данного способа производства и многоцелевой продуктивности

скотоводческого хозяйства (мясо, молоко, шерсть, транспорт, тягло и т. д.),

становление соответствующего уклада жизни и традиционно-бытовой

культуры, совершенствование техники и технологии, возникло «всадничество»

и т. д. (Грязное, 1957; Черников, 1960; Сорокин, 1962; Маргулан, Акишев,

Кадырбаев, Оразбаев, 1966; Шилов, 1975; Кузьмина, 1977; Смирнов, Кузьмина,

1977; Грач, 1980; Кадырбаев, 1980; Шнирельман, 1980; Он же, 1988; Косарев,

1981; Он же, 1984; Зданович, 1988 и др.). Комплекс технологических приемов и

навыков, социокультурных механизмов в сочетании с опытом экологического

освоения аридных пространств Евразии составили информационную и

материальную базу для перехода скотоводческо-земледельческого типа

хозяйства в новое качественное состояние и обеспечили возможность

спонтанного и имманентного генезиса кочевничества.

Много споров вызывает вопрос о том, какова бкла стартовая позиция

скотоводов на предшествующем кочевничеству этапе раз-

Стр. 31:

вития. В связи с широким распространением начиная с XVIII в. теории

трехступенчатого развития в течение долгого времени считалось, что

кочевничество как важная фаза общественного развития возникает из занятия

охотой и предшествует оседло-земледельческому образу жизни и типу

хозяйства (Смит, 1935; Гердер, 1977; Зибер, 1959 и др. Историографию

подробнее см.: Шилов, 1975; Марков, 1976; Шнирельман, 1980; Он же, 1988 и

др.). Однако исследованиями Э. Гана и последующих поколений ученых была

обоснована точка зрения о том, что доместикация животных и развитие

скотоводческого хозяйства базировались прежде всего на системе

земледельческого производства и опыте оседлого образа жизни (Шилов, 1975;

Марков, 1976; Шнирельман, 1980; Он же, 1988 и др.).

Действительно, как показывают исследования эпохи бронзы и особенно

культур финальной бронзы, развитие скотоводства и становление

кочевничества протекали преимущественно в рамках оседлого образа жизни и

комплексно-земледельческого типа хозяйства. Это положение достаточно

иллюстрируется конкретными данными о трансформации андроновских и

«андроноидных» форм культуры поздней бронзы в культуру ранних

кочевников. В бронзовом веке на территории Казахстана и Центральной Азии

уже наметилась тенденция к преобладающей роли скотоводческого хозяйства,

которое в целом функционировало в условиях оседло-стационарной жизни

древних насельников в речных долинах степной зоны Казахстана и отчасти

Западной и Южной Сибири (Киселев, 1951; Грязнов, 1955; Он же, 1957;

Бернштам, 1957; Черников, 1960; Он же, 1965; Маргулан и др., 1966; Массой,

1976; Маргулан, 1979; Акишев, Байпаков, 1979; Кузьмина, 1981; Косарев, 1981;

Он же, 1984; Зданович, 1988 и др.). Как свидетельствуют археологические

данные по Центральному Казахстану, все могильники и поселения эпохи

бронзы локализуются непосредственно по краю надпойменных террас

небольших степных рек. В то время как основным районом расположения

курганов эпохи ранних кочевников является открытая степь (Маргулан и др.,

1966. С. 428). Андроновские поселения Северного Казахстана, как

свидетельствуют археологи, расположены только у рек и очень редко у озер

при наличии ключей. В VIII—VII вв. до н. э. впервые появляются памятники на

водоразделах рек. Поселения V—II вв. до н. э. занимают высокие берега

коренных террас, а погребальные комплексы расположены в равной степени

как по коренным берегам рек, так и по степным просторам междуречий

(Хабдулина, Зданович, 1984. С. 150—151). Вследствие этого исследователи,

считающие, что именно оседло-земледельческий образ жизни послужил

социокультурной базой для перехода скотоводческого хозяйства к номадизму,

поскольку археологические памятники эпохи бронзы четко фиксируют оседлый

образ жизни, располагают серьезными аргументами в пользу такого решения

проблемы.

Однако такой вывод отнюдь не исключает многообразия форм перехода

скотоводов к кочевому типу хозяйства. В этом смысле

Стр. 32:

несомненный интерес представляет точка зрения В. Шмидта, получившая

развитие в работах С. И. Вайнштейна, о возможности сложения кочевничества

на базе охотничьего хозяйства древних насельников Евразии (Вайнштейн, 1973

и др.). Л. Л. Викторова предложила объединить обе гипотезы. Кочевое

скотоводство на территории Центральной Азии, считает она, формировалось,

во-первых, посредством перехода земледельцев к номадизму в результате ари-

дизации климата в период ксеротерма и, во-вторых, посредством

трансформации полуоседлого комплексного — скотоводческо-охот-ничье-

земледельческого хозяйства в кочевое (Викторова, 1980. С. 104—107 и др.).

При этом исследователи в процессе генезиса номадизма выделяют различные

переходные стадии развития. Так, М. П. Гряз-новым, С. И. Руденко, С. С.

Черниковым, А. Н. Бернштамом, Л. П. Потаповым и другими выделяются такие

переходные фазы, как придомное скотоводство, пастушество, яйлажное

скотоводство И т. д. Исследователи обычно дифференцируют придомное ското-

водство как специализированный выпас животных вблизи поселений,

пастушество — как форму перегона скота от одного пастбищного участка к

другому, яйлажное скотоводство — как отгонный тип хозяйства, когда стада на

все лето отгонялись на сезонные пастбища в низкогорные и предгорные районы

либо на выпас в степь (Грязнов, 1955; Он же, 1957; Черников, 1957; Он же,