§ 2. Субъекты и предикаты

315. Все предложения суть информационные Символы. Наши вы­воды не препятствуют тому, что Дицисигнумы были Символами; но начнем с рассмотрения того, применимы или нет наши опреде­ление и выводы к обычным предложениям. Проиллюстрируем наши представления на примере предложения «У Туллия на носу боро­давка». Это есть предложение независимо от того, истинно оно или нет, утверждает его кто-либо или нет, изъявляет с ним кто-либо согласие или нет. Ибо акт утверждения предполагает, что лицо, сформулировавшее предложение, осуществляет акт, кото­рый — в случае ложности предложения — делает его подвержен­ным санкциям со стороны общественного закона (или, во всяком случае, санкциям со стороны морального закона), если у этого лица нет опоеделенного и достаточного оправдания. Акт же согласия есть мысленный акт, посредством которого человек стремится за­печатлеть смысл"предложения в своем сознании, так что это бу­дет определять его поведение, включая умонастроение, лежащее в основе поведения, причем это умонастроение может изменить­ся, если появятся причины для его изменения. Итак, при осуще­ствлении любого из этих актов данное предложение признается предложением независимо от того, осуществился ли данный акт или нет. И на том факте, что предложение всегда понимается как нечто такое, с чем можно было бы соглашаться или что можно было бы утверждать, не может быть основано надежное возражение². Ибо наше определение Дицисигнума более чем признает истин­ность этого, когда констатирует (исходя из того, что предложе­ние есть Дицисигнум), что его Интерпретанта (т. е. ментальная

* От диада — «единство, образуемое двумя раз дельными членами или частями». — Прим. ред.

репрезентация, или мысль, которую он стремится определить) репрезентирует предложение как подлинный Индекс Реального Объекта, независимого от репрезентации. Ибо Индекс предпола­гает существование своего Объекта. Определение [Дицисигнума] добавляет, что этот Объект есть Вторичность, или действитель­ный факт. Что это справедливо для обычных «амплиативных» пред­ложений — а именно таких, которые имеют в виду репрезентиро­вать нечто как факт, — не подлежит никакому сомнению. Но что касается до экспликативных предложений, и особенно определе­ний, то в этом можно усомниться. Если понимать определение как вводящее определяемое, так что оно означает: «Пусть то-то и то-то — определяемое — означает то-то и то-то — определение», — то тогда мы имеем дело с предложением в повелительном накло­нении и, следовательно, не с предложением; иибо предложение (proposition) эквивалентно фразе (sentence) в изъявительном на­клонении. Таким образом, определение является предложением, только если определяемое уже известно интерпретатору. Но в этом случае оно, очевидно, передает информацию относительно свойств данного определяемого, которые имеются в реальной дей­ствительности. Но возьмем «аналитическое», то есть экспликатив-ное, предложение; и прежде всего возьмем формулу «А есть А». Если она предназначена для того, чтобы сформулировать нечто относительно реальных вещей, она является чем-то совершенно непонятным. Она должна пониматься как означающая нечто от­носительно символов; нет сомнений, что субстантивный глагол «есть» выражает одно из тех отношений, которые всякая вещь имеет по отношению к себе самой, как, например, «__ любит всё что любимо__ом». Понимаемая таким образом, эта формула дает информацию относительно символа. Символ, правда, не является индивидуальным объектом. Но любая информация относительно символа есть информация относительно каждой его реплики"; а реплика является определенно индивидуальным объектом. В та­ком случае, какую информацию относительно этой реплики дает предложение «А есть А»? Информация состоит в том, что если эта реплика будет модифицирована так, чтобы перед нею и после нее было одно и то же имя, то следствием будет реплика предло­жения, которое никогда не будет находиться в противоречии с каким бы то ни было фактом. Сказать, что нечто никогда не про­изойдет, не значит установить какой-либо реальный факт, и до тех пор, пока не появятся какие-то наблюдения — будь то вне­шние наблюдения или воображаемый опыт, — которые могли бы считаться случаем, противоречащим рассматриваемому предложению, оно не будет, как мы понимаем, репрезентировать никакую действительную Вторичность. Но как только такое событие воз­никнет, предложение устанавливает отношения с единичной реп­ликой, появляющейся в таком случае, и с данным единичным опы­том и описывает связь между ними. Аналогичные замечания относятся ко всякому экспликативному предложению. Мы можем быть уверенными, что предложению «Каждый феникс, восставая из своего пепла, поет "Янки Дудл"» не будут противоречить ни­какие наблюдения. Если так, оно совершенно истинно. «Каждый четырехсторонний треугольник является темно-синим» неизбеж­но является истинным, так как невозможно, чтобы ему противо­речил какой бы то ни был опыт³. Однако оба предложения бес­смысленны. Равным образом бессмысленно любое экспликативное предложение, являющееся истинным, если оно не рассматривает­ся как предложение относительно символа определенного рода, некоторая реплика которого действительно появляется. Если до­пустим, что «Человек есть двуногое» — это экспликативное пред­ложение, оно не имеет никакого значения, если не будет события, в котором можно применить имя «человек». Если будет такое со­бытие, то относительно этого экзистенциального индивидуаль­ного случая говорится, что к нему может быть применен термин «двуногое». То есть в случае, когда применяется слово двуногое, следствие никогда не будет в противоречии с каким бы то ни было опытом, реальным или воображаемым. Таким образом, предложе­ние каждого вида либо бессмысленно, либо имеет реальную Вто-ричность в качестве своего объекта. Это факт, который каждый читатель философских произведений должен постоянно иметь в виду, переводя каждое абстрактно выраженное предложение в его точное значение относительно данного индивидуального опыта. Система экзистенциальных графов, которая способна выразить каждое предложение с любой желательной мерой аналитичности, выражает утверждение посредством того, что действительно зак­репляет индивидуальную реплику за индивидуальным листом, и такое закрепление есть в точности то, что репрезентирует Интер-претанта предложения, прежде чем данное предложение утверж­дается.

316. Перейдем теперь к сравнению следствий из абстрактного определения Дицисигнума с фактами относительно предложений. Первое следствие состоит в том, что каждое предложение содер­жит Субъект и Предикат, причем первый репрезентирует (или сам есть) Индекс Первичного Объекта,

* Употребления, повторения, каждый «экземпляр» одного и того же символа. — Прим. ред.

или Коррелят репрезентируе­мого отношения, а второй репрезентирует (или сам есть) Икони-ческий знак Дицисигнума в некоторых отношениях. Прежде чем задаться вопросом, всякое ля предложение состоит из таких час­тей, посмотрим, являются ли точными предложенные для них описания, когда такие части имеются. Предложение «Каин убивает Авеля » имеет два субъекта: «Каин » и «Авель » и устанавливает от­ношение к реальным объектам одного в той же мере, что и к реаль­ным объектам другого. Но его можно считать первоначально свя­занным с Диадой, составленной из Каина в качестве первого члена и Авеля в качестве второго. Эта Пара представляет собой единич­ный индивидуальный объект, имеющий такое отношение к Каину и Авелю, что его существование заключается в существовании Каи­на и в существовании Авеля и более ни в чем. Несмотря на то что существование этой Пары зависит, таким образом, от существова­ния Каина и Авеля, она, однако, существует таким же истинным образом, как и они, каждый в отдельности. Диада не является в точ­ности Парой. Диада представляет собой ментальную Диаграмму, состоящую из двух образов (images) двух объектов, один из кото­рых экзистенциально связан с одним членом пары, а другой — с другим; за одним закреплен в качестве репрезентации Символ со значением «Первый», а за другим— Символ со значением «Вто­рой », Таким образом, данная диаграмма, Диада, репрезентирует Ин­дексы Каина и Авеля соответственно, что, таким образом, согласу­ется с нашими выводами относительно субъекта. Рассмотрим теперь субъект предложения «Каждый человек является сыном двух ро­дителей». Оно предполагает ментальную диаграмму пары, помечен­ной «Первый» и «Второй», как и раньше (или, вернее, помеченной символами, эквивалентными им в данном специальном назначении), но вместо того, чтобы оба элемента Диаграммы непосредственно рассматривать как Индексы двух существующих индивидуальных объектов, Интерпретанта диаграммы репрезентирует то, что если истолкователь всего предложения мысленным актом действитель­но закрепит за каким-либо индивидуальным человеком один из эле­ментов диаграммы, то возникнет экзистентное отношение, закреп­ляющее другой элемент за определенной парой индивидуумов, и если истолкователь всего предложения закрепит один из членов пары специально за этой единицей, то предикат будет истинен от­носительно данной индивидуальной Диады в порядке ее членов. Разумеется, это не значит, что человек, который понимает диаграм­му в достаточной степени, действительно проходит через этот сложный мыслительный процесс; здесь имеется в виду лишь то, что этот процесс, по существу, необходим для полного и точного по­нимания предложения. Помочь увидеть, что это так, может граф предложения. Здесь, как и раньше, Субъект репрезентирует инди­видуальную Диаду (Символом которой является предложение) как репрезентируемую Индексом. Если предложение имеет абстракт­ный субъект, как, например «Краснота» или «Справедливость», оно может либо трактоваться в духе схоластов как экспонибилия, то есть как предложение, реальное строение которого скрыто за грамматическим тропом, либо, если это не дает правильной интерпре­тации, предложение говорит об универсуме, который заключает в себе по одной реплике каждого из набора возможных символов, до некоторой степени неопределенного, но включающего все, что дол­жно быть учтено. Мы не можем сказать: «Все, что относится к делу» — поскольку никакой набор не может исчерпать всех отно­сящихся к делу символов. В случае условного предложения⁴ «Если сегодня ночью будет мороз, ваши розы погибнут» значение состо­ит в том, что любая реплика предложения «Сегодня ночью будет мороз», которая может быть истинна, сосуществует с истинной репликой предложения «Ваши розы погибнут». Это требует ре­презентации Индекса в той же мере, в какой ее требует субъект предложения «Всякая роза погибнет».

317. Перейдем теперь к рассмотрению предиката. Довольно ясно, что последнее предложение, или вообще какое-либо подоб­ное ему, передает свое значение, только возбуждая в сознании не­который образ или, так сказать, сложную фотографию образов, подобную соответствующей ей Первичности. Это, однако, не отве­чает прямо на вопрос, который состоит не в том, что происходит по причине нашей ментальной конституции, а в том, как предикат репрезентирует Первичность, которую он сигнифицирует (озна­чивает, signifies)⁵. Предикат неизбежно представляет собой Икони-ческий Сумисигнум [Рему] (что не всегда верно относительно субъекта) и как таковой, что будет ясно после полного анализа Су-мисигнума, по существу, сигнифицирует то, что он сигнифициру­ет, путем представления себя в качестве репрезентирующего Ико-нический знак этого (essentially signifies what it does by representing itself to represent an Icon of it). Без анализа Сумисигнума этот мо­мент должен остаться немного непонятным.

318. Теперь мы подошли к вопросу о том, обладает ли всякое предложение Субъектом и Предикатом. Выше было показано, что это справедливо относительно условного предложения; и легко видеть, что это равным образом справедливо относительно любо­го Дизъюнктивного предложения. Но обычное Дизъюнктивное предложение построено таким образом, что трудно предпочесть какой-то один способ его анализа. То есть высказывание «Или А, или В истинно» может равным образом рассматриваться как выс­казывание «Истинна реплика, которая не является истинной, если не является истинной никакая реплика А и не является истинной никакая реплика В», или как высказывание «Если реплика А не ис­тинна, реплика В истинна», или как высказывание «Если реплика В не истинна, реплика А истинна». Это сводится к одному и тому же точно так же, как «Некоторые X суть Y», «Некоторые Y суть X» и «Нечто представляет собой как X, так и Y» сводятся к одному и тому же. Наиболее идеально полный анализ сводит всю сущность Дицисигнума к Предикату. Копулятивное предложение даже еще более очевидным образом имеет Субъект и Предикат. Оно преди-цирует подлинно Триадическое отношение сосуществования трех сущностей: «Р и Q и R сосуществуют». Ибо сказать, что и А, и В истинны, — это сказать, что существует нечто, что сосуществует как третье с истинными репликами А и В. Некоторые логики были так заметно предубеждены или ограниченны, что приводили латин­ские предложения fulget «сверкает (молния)» и lucet «светло» как примеры предложений без какого бы то ни было субъекта. Но как можно не видеть, что эти слова не передают вообще никакой ин­формации без отсылки (обычно Индексальной, поскольку Индек­сом является общее окружение собеседников) к тем условиям, при которых утверждается, что сигнифицированные этими словами Первичности имеют место?

319. Предложение должно иметь актуальный Синтаксис, ре­презентируемый как Индекс тех элементов репрезентируемого фак­та, которые соответствуют Субъекту и Предикату. Это наблюда­ется во всех предложениях. Со времени Абеляра было обычным делать этот Синтаксис третьей частью предложения под именем Связки. Исторической причиной возникновения этого представле­ния в двенадцатом столетии было, конечно, то, что латинский язык того времени не позволял опускать глагол est, который обычно, хотя и не всегда, опускался в греческом языке и достаточно часто в клас­сической латыни. Во многих языках такого глагола нет. Но ясно, что нельзя избежать потребности в Синтаксисе, рассматривая Связ­ку как третью часть предложения; и проще сказать, что она пред­ставляет собой только случайную форму, которую может прини­мать Синтаксис.

320. Таким образом, было достаточно продемонстрировано, что все предложения-соответствуют определению Дицисигнума и след­ствиям, выведенным из этого определения. Предложение, короче говоря, представляет собой Дицисигнум, который является Симво­лом. Но Индекс также может быть Дицисигнумом. Портрет муж­чины с подписанным под ним мужским именем определенно явля­ется предложением, хотя его синтаксис — это не синтаксис речи, и хотя портрет сам по себе не только репрезентирует Гипоиконичес-кий знак, но и является таковым. Но имя собственное так тесно при­ближается по своей природе к Индексу, что это могло бы быть до­статочным для того, чтобы дать представление об информационном Индексе. Лучшим примером является фотография. Один лишь сни­мок сам по себе не передает никакой информации. Но то, что он фактически представляет собой срез лучей, проецируемых пред­метом, который известен и помимо снимка, превращает его в Дици­сигнум. Каждый Дицисигнум, как это целиком учитывается систе­мой Экзистенциальных Графов, представляет собой дальнейшее определение уже известного знака того же самого объекта. Воз­можно, это было недостаточно выявлено в ходе данного анализа. Заметим, что эта связь между данным отпечатком, который являет­ся квазипредикатом фотографии, и срезом лучей, который являет­ся квазисубъектом, представляет собой Синтаксис Дицисигнума; и, подобно Синтаксису предложения, она представляет собой факт, относящийся к Дицисигнуму, рассматриваемому как Первое, то есть само по себе, независимо от того, что это знак. Каждый информа­ционный знак, таким образом, содержит Факт, являющийся его Син­таксисом. В таком случае совершенно очевидно, что Индексальные Дицисигнумы равным образом соответствуют данному определе­нию и следствиям.

321. Заметим, что это соответствие как для предложений, так и для информационных индексов совершенно не зависит от того, что они утверждаются, или от того, что с ними соглашаются. В анали­зах, предлагавшихся прежде, по-видимому, предполагалось, что отсутствие утверждения или по крайней мере согласия ведет к не­отличимости предложения от составного общего термина — так что «Человек является высоким» в таком случае было бы сведено к «Вы­сокий человек». Поэтому важно выяснить, не может ли определе­ние Дицисигнума, которое, как мы обнаружили, применимо к пер­вому (далее если оно не подвергается «суждению»), быть равным образом применимо и ко второму. Ответ не заставляет себя ждать. Чтобы полностью понять и усвоить символ «высокий человек», ни­коим образом не требуется понимать его как связанный, или пре­тендующий на связь, с реальным Объектом. Поэтому его Интер-претанта не репрезентирует его как подлинный Индекс; так что определение Дицисигнума к нему не относится. Здесь невозможно полностью вдаваться в рассмотрение того, уделяет ли приведен­ный анализ достаточное внимание разграничению между предло­жениями и умозаключениями. Но легко видеть, что предложение специально предназначено для того, чтобы заставить Интерпретан-ту относиться к своему реальному Объекту, то есть репрезентиру­ет само себя как Индекс, тогда как умозаключение предназначено не для принуждения, а для воздействия посредством общих кон­цептов, то есть репрезентирует свой характер как собственно сим­волический.

322. Вышесказанное представляет самый лучший анализ Ди­цисигнума, на который способен автор в настоящее время. Каки­ми бы удовлетворительными ни могли показаться его основные пункты, в целом мало правдоподобно, чтобы он обошелся без боль­ших или меньших поправок, хотя он и кажется в достаточной сте­пени близким к истине. Можно сомневаться, относится ли он в полной мере ко всем видам предложений. Данное определение Дицисигнума естественным образом наводит на мысль, что Сумисигнум представляет собой любой Репрезентамен, Интерпретан-та которого репрезентирует его как Иконический знак, и что Умо­заключение, или Свадисигнум, представляет собой Репрезентамен, Интерпретанта которого репрезентирует его как Символ. Тщатель­ное рассмотрение дает основания полагать, что все это похоже на правду, но пока не исключает сомнений относительно того, вся ли это правда...