131 Политическая антропология

о снованное на последней, оно имеет межплеменную или межрасовую основу, и принадлежность к нему зависит от проживания или от рожде­ния на определенной территории; 2) централизованный аппарат управ­ления, который обеспечивает защиту закона и поддержание порядка при исключении всякого независимого действия; 3) существование спец­иализированной и привилегированной правящей группы или класса, от­деленных своим формированием, статусом и организацией отвсей сово­купности населения - эта группа или этот класс монополизирует в каче­стве корпорации машину политического решения. Надель видит в Госу­дарстве особую форму политической организации, реализованную в некотором числе исторических и современных экземпляров, которых не достаточно для конструирования типа; оно присутствует, действитель­но, в «переходных формах», которые содержат не все только что упомя­нутые характеристики. Развивая до крайней точки анализ, предложен­ный Наделем, можно было бы считать, что традиционное Государство существует чаще в состоянии тенденции, чем в полностью конституро-ванном виде.

Продолжение описания определений, заимствованных в политичес­кой антропологии, кажется делом мало полезным, ибо они отражают тудности, уже встреченные социологическими теориями Государства, и обнаруживают менее критической строгости, чем некоторые из этих по­следних. Необходимо скорее рассмотреть и оценить используемые глав­ным образом критерии.

а) Территориальная связь. - После Г.Мейне и Л.Моргана Лови ха­рактеризует первичное Государство той ролью, которую имеет отныне территориальный принцип, добавляя между тем, что далеко не будучи несовместимым с принципом родства, он от него отличается только обус­ловливаемым им преобладанием местных связей:

«Фундаментальной проблемой Государства не является опасный прыжок, с помощью которого древние народы перешли от управления посредством личностных отношений к управлению, основывающемуся на простой территориальной смежности. Важно скорее исследовать, по­средством какого процесса местные связи оказались усиленными, ибо нужно признать, что они не являются менее древними, чем другие».¹¹

Впоследствии Лови добавляет неявно критерий масштаба или раз­мера, когда он утверждает, что основание Государства включает спо­собность осознавать «единство», расширяя границы непосредственного родства и пространственной смежности. Два элемента оказываются тогда

^{1 1} R.Lowie. The Origin of the State. 1927, p.73.

Аспекты традиционного государства

п одчеркнуты: единство, реализованное в территориальных рамках, и расширение политического общества, подчиненного государственному аппарату.

Л.Вайт исследует с той же самой направленностью, как «локализо­ванные группы родства становятся территориальными объединениями внутри политической системы». С его точки зрения, это изменение свя­зано с модификациями размеров кланов и племен: когда последние рас­ширяются, родственные связи ослабевают и организация родства стре­мится к упадку под влиянием своей собственной тяжести. Тогда терри­ториальный фактор оказывается преобладающим: «Со временем развивается специализированный механизм координации, интеграции и администрации и родство вытесняется собственностью как основой общественной организации; именно скорее территориальное единство, чем группа родства, становится значащим принципом политической организации».¹² Бесспорные примеры Государств иллюстрируют эту интерпретацию. Эйлу из империи инков кажется имели при возникнове­нии экзогамные матрилинейные группы, ставшие единствами стандар­тизованного размера, связанными с определенной территорией, затем объединенными внутри племен, которые, сгруппированные по четыре, составили «провинции»; и эти последние сформировали четыре части Империи, причем каждая имела во главе апо (вице-короля). У ацте­ков кальпули представляли сначала экзогамные патрилинейные кланы; впоследствии, в момент испанского завоевания, они были локализова­ны в различные округа, каждый из них располагал своим собственным культом, собственным советом со своими особыми чиновниками; и эти округа, числом двадцать, были распределены между четырьмя отделе­ниями, созданными как рамки управления.¹³ Показывая, что организа­ция родства может превратиться в дифференцированную политическую организацию с территориальной основой, работы антропологов выяв­ляют три характеристики этого процесса: численность людей в качестве фактора, определяющего упадок родства, пространственную организа­цию с политическими целями, появление отношения собственности, вхо­дящего в конкуренцию с некоторыми древними личностными связями. Отношения между тремя понятиями -родство, территория, полити­ка - не сводятся к одной модели. Древний Китай и древняя Япония очень рано создали сложные структуры, одновременно земельные и полити­ческие; сложные до такой степени, что кадастр не просто дает описание

^{1 2} L.A.White. The Evolution of Culture. New-York, 1959, p.310.

¹³ Общее описание есть у G.P.Murdock. Our Primitive Contamp.oraries. New-York, 1934.

132

Политическая антропология

Аспекты традиционного государства

133

ресурсов, но становится инструментом, дающим средство влиять на рас­пределение благ и власти. В Полинезии на архипелаге Тонго централи­зованная политическая организация смогла установиться, расшириться в пространстве и упрочиться в такой мере, что возникла суровая мор­ская империя. Тиу Тонга, иерархи, основали Государство, которое пред­ставляет уникальный феномен в регионе Тихого океана. Между тем там продолжают действовать отношения, управляемые родством, и локали­зованная патршшнейная группа (хаа); но первое заключает в себе раз­личия ранга и иерархии, а вторая подвластна системе территориальных властей, установленных в провинциях. Эти власти легитимированы об­ладанием земельными правами, дарованными сувереном его представи­телям, в соответствии с этими правами жители получают просто право пользования и им навязывают «ежегодную клятву верности», включаю­щую тяжелый налог в натуре.¹⁴ В черной Африке ситуации очень разно­образны. Структуры политического пространства там вообще отличны от земельных структур: хозяин земли, или равнозначный ему, находится возле вождя; клановые власти сосуществуют (плохо) с властями, связан­ными с государственной властью; земельная собственность чаще всего отделена от верховной власти.

Африканский пример может помочь уточнению системы отношений, установленных с территорией и с землей. Речь идет о королевстве Буган-да (в Уганде), которое имеет теперь форму модернистской автократии, после того как оно было консолидировано в ходе XVIII и XIX веков; сложный характер Государства Буганда не мог бы быть оспорен. По­словица ганда утверждает, что власть над людьми (политическое отно­шение) совершенно отлична от власти над землей (земельное отноше­ние): «Вождь командует не землей, а людьми». В действительности, раз­личие не проявляется ни с такой четкостью, ни с такой простотой в том, что касается распределения прав, даже если пренебречь глубокими пере­делками, обязанными колонизации, в ходе которой с 1900 года было предпринято создание земельной аристократии. С одной стороны, пат-ри-кланы и патри-роды связаны с землей, где проживают клановые вла­сти (батака) и где находятся могилы почитаемых предков. Наследие и непрерывность в рамках потомства управляют этими отношениями, но кланы не формируют территориальных единств; клановая принадлеж­ность не определяет неизбежно местожительства, и локальные общно­сти гетерогенны. С другой стороны, исходящая от суверена политиче­ская иерархия представляет разные уровни, определенные компетенци-

¹ См. работу Gifford. Tongan Society. Honolulu, 1929.

ей и судебным округом: провинции, округа, деревенские группы. Пове­ление короля и отношения личной зависимости обеспечивают органи­зацию Государства, которая должна быть определена некоторым обра­зом как сеть, созданная «людьмикороля»: вождями, именуемыми бакунгу (некоторые из них с наследственной обязанностью), и чиновниками, име­нуемыми батонголе, которые зависят от суверена и особенно связаны с деревенскими делами. Те и другие могут получать «фьев», связанный с их обязанностью, то есть с непрочным титулом, и сам король распола­гает «званиями», на которых основывается его частная вотчина в раз­личных провинциях. Власть, таким образом, имеет земельную укоренен­ность во всех регионах королевства. Наоборот, некоторые клановые вожди, остающиеся тем не менее хранителями земель, принадлежащих их кланам, добились функций власти или престижа внутри политичес­кой и административной организации, тогда как другие не выходят за пределы круга домашних или исключенных из ведения власти дел.

Кабака , ... .

Главы провинций

Вожди кланов и родов

► знак отношений зависимости

Власть, территория и земля в Буганде

Таким образом понятно, исходя из этого примера, исчезновение политических функций у групп по происхождению (что соответствует усилению Государства), место, признанное за территориальной струк­турой, которая является опорой политико-административного аппара-

( король)

132

Политическая антропология

Аспекты традиционного государства

133

ресурсов, но становится инструментом, дающим средство влиять на рас­пределение благ и власти. В Полинезии на архипелаге Тонго централи­зованная политическая организация смогла установиться, расшириться в пространстве и упрочиться в такой мере, что возникла суровая мор­ская империя. Тиу Тонга, иерархи, основали Государство, которое пред­ставляет уникальный феномен в регионе Тихого океана. Между тем там продолжают действовать отношения, управляемые родством, и локали­зованная патрилинейная группа (хаа); но первое заключает в себе раз­личия ранга и иерархии, а вторая подвластна системе территориальных властей, установленных в провинциях. Эти власти легитимированы об­ладанием земельными правами, дарованными сувереном его представи­телям, в соответствии с этими правами жители получают просто право пользования и им навязывают «ежегодную клятву верности», включаю­щую тяжелый налог в натуре.¹⁴ В черной Африке ситуации очень разно­образны. Структуры политического пространства там вообще отличны от земельных структур: хозяин земли, или равнозначный ему, находится возле вождя; клановые власти сосуществуют (плохо) с властями, связан­ными с государственной властью; земельная собственность чаще всего отделена от верховной власти.

Африканский пример можетпомочь уточнению системы отношений, установленных с территорией и с землей. Речь идет о королевстве Буган-да (в Уганде), которое имеет теперь форму модернистской автократии, после того как оно было консолидировано в ходе XVIII и XIX веков; сложный характер Государства Буганда не мог бы быть оспорен. По­словица ганда утверждает, что власть над людьми (политическое отно­шение) совершенно отлична от власти над землей (земельное отноше­ние): «Вождь командует не землей, а людьми». В действительности, раз­личие не проявляется ни с такой четкостью, ни с такой простотой в том, что касается распределения прав, даже если пренебречь глубокими пере­делками, обязанными колонизации, в ходе которой с 1900 года было предпринято создание земельной аристократии. С одной стороны, пат-ри-кланы и патри-роды связаны с землей, где проживают клановые вла­сти (батака) и где находятся могилы почитаемых предков. Наследие и непрерывность в рамках потомства управляют этими отношениями, но кланы не формируют территориальных единств; клановая принадлеж­ность не определяет неизбежно местожительства, и локальные общно­сти гетерогенны. С другой стороны, исходящая от суверена политиче­ская иерархия представляет разные уровни, определенные компетенци-

¹ См. работу Gifford. Tongan Society. Honolulu, 1929.

.

ей и судебным округом: провинции, округа, деревенские группы. Пове­ление короля и отношения личной зависимости обеспечивают органи­зацию Государства, которая должна быть определена некоторым обра­зом как сеть, созданная «людьмикороля»: вождями, именуемыми бакунгу (некоторые из них с наследственной обязанностью), и чиновниками, име­нуемыми батонголе, которые зависят от суверена и особенно связаны с деревенскими делами. Те и другие могут получать «фьев», связанный с их обязанностью, то есть с непрочным титулом, и сам король распола­гает «званиями», на которых основывается его частная вотчина в раз­личных провинциях. Власть, таким образом, имеет земельную укоренен­ность во всех регионах королевства. Наоборот, некоторые клановые вожди, остающиеся тем не менее хранителями земель, принадлежащих их кланам, добились функций власти или престижа внутри политичес­кой и административной организации, тогда как другие не выходят за пределы круга домашних или исключенных из ведения власти дел.

Вожди кланов и родов

Клановые земли

Территориальные деления

Зона

встречи

обеих систем

Клановая система

Иерархическая система

► знак отношении зависимости

Власть, территория и земля в Буганде

Таким образом понятно, исходя из этого примера, исчезновение политических функций у групп по происхождению (что соответствует усилению Государства), место, признанное за территориальной струк­турой, которая является опорой политико-административного аппара-

К абака (король)

•	Главы
	провинций
^*	/
^ Главы	/
округов j	/
• /
Главы г
деревенских
групп

134

Политическая антропология

Аспекты традиционного государства

135

та, установление прав на землю вне клановых земель, связь сегментар­ной системы, основанной на родстве, остающейся носителем земельных прав, и централизованной иерархической системы, основанной на ад­министративных делениях территории и на отношениях личной зависи­мости. Упрощенное изображение позволяет лучше понять эти разные аспекты (см. вышеприведенную схему).

Эта схема могла бы побудить придать первейшую важность терри­ториальному фактору в деле установления традиционного Государства в той мере, в какой часть II отчетливо доминирует над частью I. Тем не менее существование зоны встречи обеих частей обнаруживает, что кла­новая система (сегментарная) и государственная система (централизо­ванная) остаются связанными и в некоторой мере конкурирующими.

б) Сегментарное и централизованное. - Государство является «ло­гически централизующим» и столица - центр власти в пространстве конкретизирует это верховенство в отношении частных или локальных властей. Таков, по менынеймере, наиболее известный исторический про­цесс. Между тем взятое в его старой форме Государство в силу техничес­ких и экономических условий и пережитка общественных отношений, мало совместимых с его властью, с трудом можетразвить эту логику до конца. Уже Ибн Калдоун в «Мукаддима», введении к его «Всеобщей ис­тории», замечал, что всякая династия может управлять только ограни­ченной частью пространства и утрачивает силу в регионах, находящих­ся на границах: «Династия является более мощной в ее центре, чем на границах. Когда она расширяет свою власть вплоть до крайних границ, она ослабевает».^ls Арабский социолог понимает, таким образом, про­блемы, которые ставит устроение пространства в политических целях. Инструменты, которыми располагает централизованная власть, чтобы быть действенной и удержаться, тесно зависят от технического разви­тия и от средств материальной и интеллектуальной коммуникации. Мно­гие африканские империи и королевства рассеяны в очень обширном пространстве: начиная с империй Западного Судана до Конго, до импе­рии Лунда. Применение передвижных (или многочисленных) столиц имеет в виду избежать этих трудностей; за неимением возможности ус­тановить равномерно свое влияние, центральная власть демонстриру­ет его, изменяя свое местопребывание. Короли Буганда применяли этот образ действий, умножая в провинциях представителей, которые с ними были непосредственно связаны.

^{1 5} Ibn Khaldoun. Les textes sociologiques et economiques de la Mouqaddima, 1375-1379, ed. ₍ . de G.-H.Bousquet, Paris, 1965. i

Совокупность этих условий действия власти неизбежно ограничи­вает централизацию и влияет на организацию и судьбу Государства, именуемого традиционным. Суверен объединяется с обладателями ме­стной власти, либо связывая их каким-либо образом со своим двором, или доверяя им функции, которые позволяют на местах их уравновесить или оттеснить. Так, кабака в Буганде передал обязанности некоторым вождям кланов, конституировал роды, подчиняющиеся единственно его контролю, учредил в провинциях властные посты, создающие благопри­ятные для него соперничество и равновесие. Трудности централизации ведут часто к другому следствию. Относительная слабость центральной власти позволяет поддерживать власти, с ней однородные, хотя и подчи­ненные, в разных районах территории. В таком случае провиции воспро­изводят, в некотором роде, структуры Государства, которое не имеет средств реализовать материально свое единство. Так, суверены лунда (Центральная Африка) поддерживали правителя, представляющего их в южных регионах империи - сапама - который скопировал политическо-военную организацию своего правления с модели центрального регио­на. Именно в старом королевстве Конго отчетливо обнаруживается эта черта. Король, провинциальные вожди и вожди вассальных территорий находятся там, каждый на своем уровне, в идентичной ситуации, и по­литическое устройство имеет повторяющийся аспект: вожди представ­ляют фигуры, подобные суверену, маленькие столицы подобны Сан Саль­вадору, месту королевской резиденции.'⁶ Наконец, и это третье следствие, в той самой мере, в какой территориальная структура Государства оста­ется сегментарной, то есть конституированной однородными, хотя и иерархизированными элементами, риск разрыва и отделения кажется высоким. Будучи ослабленным, Государство не разрушается, увлекая все общество в свое падение; оно прогрессивно уменьшается и в конечном счете контролируемое им пространство ограничивается регионом, цен­тром которого остается павшая столица. Подтверждением этому явля­ется разложение некоторых традиционных африканских Государств, в числе которых Конго.

Проблема способности центра господствовать над своей политичес­кой территорией в целом возникает также в традащионных обществах с властью абсолютной и располагающей действенным правительственным аппаратом. К.Витфогель в дискусионной работе, которую он посвяща­ет «Восточному деспотизму» (1964), отчетливо это показывает. Тоталь­ная деспотическая власть, осторожая, тем не менее, в подавлении мест-

" См. G.Balandier. La vie quotidienne au royaume de Kongo. Paris, 1965.

136

Политическая антропология

Аспекты традиционного государства

137

_I

ныхправ, получает свое самое жесткое ограничение со стороны простран­ства, несмотря на используемые ею бюрократические и материальные средства. После того как он связал эту форму политической организа­ции с «гидравлической цивилизацией» - основанной на больших рабо­тах по регулированию водных источников, - Витфогель замечает, что она не могла осуществить равное распространение свойственных ей ин­ститутов. В рамках этой системы самые обширные политические объеди­нения страдают от прерывистости и ослабления связей. Один истори­ческий случай может обнаружить эту слабость и показать, как ее можно использовать, примером тому Северный Китай, который, несколько раз подвергшись нашествию «кочевых племен», разделился тогда на несколь­ко провинций, сохранявших, тем не менее, «свои традиционные струк­туры агро-деспотической власти».¹⁷ В этом случае испытания, которым подверглось Государство, влекут за собой территориальную сегмента­цию, уменьшение его географического ведомства; но они не искажают сильно природы власти. Показателен американский пример империи инков, которая часто бывала объектом ошибочной интерпретации. Здесь речь также идет об обществе «гидравлическом», опирающемся на деспо­тическую власть. Империя была создана последовательными завоева­ниями и сохраняла вид разнородного мира; она была составлена из Го­сударств, конфедераций, племен и сельских общностей, поддерживаю­щих свою индивидуальность; она накладывала на эти разнообразные объединения стандартные административные деления, жесткую органи­зацию политического пространства, которая условно может быть оха­рактеризована как бюрократическая; она обеспечивала большую управ­ляемость экономикой, функционирующей на пользу касты инков, чем администрация людей, во многом уступающих местным властям. А. Мет­ро подчеркнул этот последний аспект: «Фактически, империя инков ком­бинировала самый абсолютный деспотизм с терпимостью в отношении общественного и политического порядка подвластного населения». Этот автор хорошо подчеркнул устойчивость региональных обычаев и струк­тур, границы, положенные деспотизму инков, ибо если Государство не было целиком централизовано, оно, тем не менее, хотело быть таковым.¹⁸ Политическое пространство, вопреки видимости, никогда не было од­нородным и, несмотря на свой абсолютизм, центральная власть входи­ла в сделку с провинциальными властями.

Столкновение между сегментарным и централизованным касалось не только территории, на которую Государство распространяло свою

юрисдикцию. Оно существовало внутри самой государственной орга­низации, противодействуя ее унитарной тенденции, и часто приобрета­ло форму неустойчивого сосуществования государственных и клановых или родовых структур. Они, действительно, находятся в отношении относительного несоответствия, а в некоторых обстоятельствах и про­тивоположности. Их контраст может быть достаточно выявлен: сегмен­тарное устройство/иерархическое устройство, власть со многими полю­сами/централизованная власть, эгалитарные ценности/аристократи­ческие ценности и т.д. Некоторые антропологи политологи это подчер­кивают. Л.Фаллерс выдвигает как главную гипотезу одного из его исследований, - посвященного сога из Уганды, - существование «струк­турного антагонизма» между иерархическим Государством и родовой организацией. Что касается Д.Аптера, то он отмечает «фундаменталь­ный разрыв» между двумя системами власти и двумя рядами присущих им ценностей. Между тем купюра не является строгой: доминируя над старым клановым порядком, государственный порядок обеспечивает его частичную интеграцию; налагая свое господство, суверен может пред­ставлять себя находящимся в точке встречи того и другого, как король и глава кланов - таков случай Буганды.

В обществах, где государство складывается с трудом и иногда явля­ется результатом внешнего влияния (например, на Таити и Гаваях), со всей четкостью проявляется конфронтация двух систем и их неустойчи­вое прилаживание друг к другу. Полинезия может служить иллюстраци­ей в этом отношении. В Тонга, который знает «тысячу лет абсолютной монархии божественного права»¹⁹ и остается, таким образом, исключе­нием среди полинезийских обществ, островное рассеяние, тем не менее, благоприятствовало поддержанию родовых групп, на которых покоит­ся политическая организация, ибо именно в их среде аристократическая система тонгов получает свое основание и именно при опоре на них ус­танавливаются отношения между островами и задумываются полити­ческие стратегии. В Самоа территориальное деление (на округа) сосу­ществует с разделением, вытекающим из принадлежности к кланам, и служит опорой для власти вождей, контролируемых собранием (фоно) «Высший вождь», накапливая звания, зависящие от нескольких окру­гов, демонстрирует собой политическое объединение всех островов. Рав­новесие, полученное в результате прилаживания к его власти местных и клановых властей, кажется таким уязвимым, что уместной особенно­стью политической организации является разделение страны на две

" «Восточный деспотизм», франц. перевод, Париж, 1964, с.275. ¹⁸ A.Metreaux. Les Incas. Paris, 1961, p.85 et suiv.

" J.Guiart. Structure de la Chefferie en Melanesie du Sud. Paris, 1962, appendice p.661.

138

Политическая антропология

Аспекты традиционного государства

139

«партии»: одна из них сильная и господствующая (мало), другая облада­ет условной властью и подчиняется решениям предыдущей (ваиваи). Позиция силы позволяет одной группе или одному округу эксплуатиро­вать других до тех пор, пока конфликт не приведет к изменению ролей. История Самоа до начала XIX века соткана из этой борьбы сил, а не из прогресса зачаточного Государства. Территориальные объединения на Таити, видимо, соответствуют различным зонам влияния кланов. Реги-' ональные власти смогли установиться, клан - Тева -~ смог господство­вать, но все силовые отношения, выраженные изменчивыми союзами, действовали с целью помешать установлению прочного верховенства. Внутри самой группы Тева две «ветви» находятся в состоянии соперни­чества и оспаривают контроль над кланом. Систему характеризует от­носительная нестабильность и только около 1815 года - в силу главным образом внешних причин - Помаре II, «уничтожив практически класс вождей», стал «рассматриваться как король Таити». Согласно формуле Вильямсона, родившаяся «деспотическая» власть должна была разру­шить «родовую систему» или погибнуть; она победила временно с опо­рой на англичан, миссионеров и прочих.²⁰

Постоянство сегментарных аспектов внутри традиционного Государ­ства побудило А.Сухала противопоставить унитарное Государство, «полностью развитое», и сегментарное Государство и утверждать, что первая из этих двух политических форм реализуется редко: «В большин­стве регионов мира и большую часть времени достигнутый уровень по­литической специализации был скорее сегментарного типа, чем унитар­ного». Структура власти, составляющая ее главный отличительный кри­терий, является, так сказать, пирамидальной в первом случае. Однородные власти встречаются на разных уровнях; установившиеся объединения располагают относительной автономией, территорией, не имеющей ха­рактера простого административного деления, административным ап­паратом; их взаимные отношения остаются подобны тем, которые свя­зывают сегменты в клановом обществе; наконец, глобальная система оказывается часто более централизованной в ритуальном плане, чем в плане политического действия. Во втором случае структура называет­ся иерархической в том смысле, что власти четко различаются в соответ­ствии с занимаемым ими уровнем, а находящаяся на вершине власть обладает бесспорным господством.

А.Сухал выделяет шесть характеристик, определяющих сегментар­ное Государство: I) территориальная суверенность признана, но огра-

^{2 0} W.Williamson. The Social and Political Systems of Central Polynesia. 1, 1924. ,

ничена: ее авторитет ослабеваете регионах, удаленных от центра; 2) цен­трализованная власть сосуществует с очагами власти, которые подле­жат только относительному контролю; 3) центр располагает специали­зированной администрацией, которая вновь встречается в уменьшенном виде в разных зонах; 4) центральная власть не имеет абсолютной моно­полии на легитимное употребление силы; 5) уровни субординации раз­личны, но их отношения остаются пирамидального характера: власть на каждом из них имеет одну и ту же модель; 6) подчиненные авторите­ты имеют тем большие возможности изменять клятве верности, чем бо­лее периферические позиции они занимают.²¹

Этот теоретический вклад требует в силу его важности критическо­го рассмотрения. Прежде всего Сухал пренебрегает следующим фактом: для того чтобы иерархическая структура власти четко преобладала, нуж­но, чтобы преобладающие общественные отношения были бы также иерархического типа, то есть чтобы категории (или сословия), касты и протоклассы превалировали над отношениями повторяющегося типа, определяемыми происхождением и союзом. К тому же, им устанавлива­ется очень резкая купюра между иерархическими отношениями и отно­шениями пирамидальными, которые фактически сосуществуют в тради­ционных Государствах и в различных современных Государствах, что в отношении первых надлежало показать на примерах из данных полити­ческой антропологии. Наконец, роль соперничества и конфликта внут­ри самого политического действия ведет к тому, что последнее сохраня­ет сегментарный аспект.

Правящая группа, как и Государство, не имеет совершенно унитар­ного характера. Сотавляющие ее элементы соперничают с целью захва­та власти, престижа, материального могущества; и это соперничество требует, по крайней мере временно, стратегий, использующих сегмен­тарные деления глобального общества. Игра коалиций может противо­действовать образованию Государства (случай Полинезии) или возбуж­дать войны за наследство, которые открывают период вакансии власти (случай африканских традиционных Государств). Также обстоит дело с соперничеством за обязанности, которое требует опоры среди членов политической элиты и личной силы («партии»), создаваемой с помощью родственников, союзников и зависимых.²² Личные позиции в правящей иерархии оказываются, таким образом, усилены с помощью подкрепле­ния, которое может обеспечить система так называемых сегментарных отношений.

^{2 1} A.Southall. Alur Society. Cambridge, 1956, chap.IX,

²² Вклад П.СЛлойда в A.S.A.: «Political Systems and Distribution of Power». Londres, 1965.

140

Политическая антропология

Аспекты традиционного государства

141

в) Рациональность традиционного Государства. - Для теоретических социологов, которые идут вслед за Максом Вебером, Государство явля­ется результатом медленной рационализации существующих политиче­ских структур, которые демонстрируют единую волю, компетентную администрацию, обращающуюся к ясным правилам, тенденцию орга­низовать совокупность коллективной жизни. Во многих традиционных Государствах так понятая рациональность представлена редко: объеди­нение и централизация остаются незаконченными и уязвимыми, мест­ные права существуют, администрация опирается скорее на уставные положения и на отношения личной зависимости, чем на компетенцию, государственная власть вовсе не вмешивается в местные дела (что еще зависит от дистанции местности по отношению к центру). Единствен­но в управлениях типа «восточного деспотизма», как его описал К.Вит-фогель, кажется, сделан акцент на рациональности - или она усилена. В этой связи характерными являются черты, считающиеся специфичес­кими: Государство обладает тотальной властью и правящий класс сме­шивается с аппаратом, приведенным им самим в действие; будучи хозя­ином основных средств производства, оно играет огромную роль в эко­номической жизни; оно учреждает влияние бюрократии и создает в подвластном ему обществе «бюрократическую земельную собственно­сть, бюрократический капитализм, бюрократическую сельскую аристо­кратию». Эта форма Государства, - позволяющая ему стать «более силь­ным, чем общество», - объяснима всей совокупностью условий и средств: ограничением частной собственности и верховным контролем над круп­ными техническими предприятиями; действенной организацией комму­никаций и монополией на военное дело; существованием системы пере­писи и архивов, необходимой для функционирования системы налогов, обеспечивающей постоянный правительственный доход; подчинением преобладающей религии, придающей режиму иерархократический или теократический характер.²³

Этот идеальный тип в духе Макса Вебера встречается не во всех «гид­равлических обществах», описанных Витфогелем, как это показал ана­лиз помех централизации и ее границ. Он имеет также ограниченное применение в случае обществ, которые и вызвали его формулировку. В древнем Китае, несмотря на экспансию бюрократической системы и «дес­потизма», политическая структура осталась в большой степени сегмен­тарной; при официальной иерархии сохраняются объединения с широ­кой автономией: деревни, кланы, корпорации, и государственная власть

²³ K.Wittfogel. Op. cit., «Introduction», chap.II et III.

действует как арбитр, когда их интересы вступают в конфликт. Макс Вебер сравнивал «первичную административную структуру» Китая со структурой африканских королевств; он подчеркивал убыль власти от центра к периферии, силу наследственного фактора, роль клановой струк­туры внутри политической системы, изменчивую функцию теократиче­ских и харизматических элементов. Внутренне присущая институтам де­спотического традиционного Государства рациональность остается в границах, которые противодействуют ее осуществлению. Она, между тем, приведена к уровню, на котором правящая группа обретает и сохраня­ет свой собственный оптимум рациональности - или приближается к этому состоянию, определенному высокой степенью обладания благами, сим­волами и престижем.

Нужно уточнить анализ, прибегнув к примеру. Самым благоприят­ным кажется пример монархической Руанды в силу размера королев­ства, сохранения его вплоть до недавнего времени и качества относя­щейся к нему этнологической информации. В Руанде господствующее меньшинство иноземного происхождения, группа тутси, наложилась на автохтонное крестьянство, составляющее большинство (более 82%) и принадлежащее к группе хуту. Это меньшинство постепенно создало Государство, расширило территорию, установило механизмы, обеспе­чившие его политическое и экономическое влияние: сеть отношений лич­ной зависимости, политико-административную иерархию, армию. Оно обеспечило безопасность и благоприятствовало росту населения до та­кой степени, что последние десятилетия плотность населения превысила 100 жителей на квадратный километр. Наконец, оно основало унитар­ную систему, хранителем которой является суверен - абсолютный хозя­ин людей и страны, -и выработало национальную культуру. Рациональ­ность, свойственная руандийскому Государству, встречает, между тем, многочисленные помехи, препятствующие ее завершению. Регионы тем менее подчинены государственному контролю, чем дальше они от цент­ра; клановые и родовые структуры тем более сильны, чем слабее конт­роль центра; вследствие этого равновесие между разными властями меняется в одних и тех же условиях. Государство не смогло добиться равного воздействия своего влияния, и региональные «варианты» сви­детельствуют о границах, противодействующихраспространению адми­нистративной системы. Испытываемое сопротивление не объясняется только техническими недостатками (недостатком в средствах устроения пространства и обеспечения коммуникаций, недостатками, внутренне присущими рудиментарной бюрократии), они имеют характер сопро­тивления господству аристократии тутси. Поэтому рациональность ру-

142

Политическая антропология

Блага, затребованные

родством, союзом

и ритуалами

а ндийской системы кажется не столько рациональностью Государства, организующего общество в целом, сколько рациональностью «класса», организующего эксплуатацию крестьянского большинства, занятого производством и обязанного многочисленными выплатами. Социо-по-литическая механика функционирует с этой целью. Если попытаться графически представить устройство основных общественных отноше­ний, - из которых все имеют экономические вкрапления, -то можно кон­статировать, что они все ориентированы на суверена (мвани), на пред­ставителей политико-административной иерархии и аристократию.

Политическое и экономическое влияние в старой Руанде

Эта рациональность, действующая на пользу правящего и господ­ствующего большинства, так бесспорна, что политическая организация могла быть интерпретирована как «система обмена». Король, вожди и знать должны располагать многими богатствами, чтобы иметь возмож­ность давать и демонстрировать таким образом свое верховенство.²⁴ Тутси и хуту выглядят и видят себя сами некоторым образом группами,

^{2 4} Исследование А.Трабворста, относящееся к соседнему (и похожему) королевству Бу­рунди: «Политическая организация как система обмена в Бурунди», Антропологика, III,

1, 1961.

_¥

143

Аспекты традиционного государства

по существу, чуждыми, которых связывает игра неравных обменов. Хо­рошо разработанная идеология выражает это фундаментальное нера­венство и трактует существующее господство как имеющее одновремен­но основание в природе и в истории, потому что оно является результа­том божественного веления. Ж.Вансина уточняет, что для историографов Двора «прошлое Руанды было историей практически беспрерывного прогресса избранного народа, тутси, королевская династия которого спустилась с неба». Несмотря на то, что Государство еще не конституи­ровалось совершенно, его двусмысленность проявляется: будучи инст­рументом группы меньшинства, господство которой оно обеспечивает, оно представляет себя, тем не менее, в качестве эманации трансцендент­ной рациональности, действующей на пользу всего общества. Эта кон­статация противоречит интерпретациям некоторых антропологов, ока­завшихся по случаю политологами, к ним принадлежит Малиновский.

г) Характеристики традиционного Государства. - Б.Малиновский утверждает, что «Первичное Государство не является тираническим в отношении своих собственных подданных». Он находит объяснение этого неугнетательского характера в том факте, что основные отношения ос­таются теми же, которые создают родство, клановая принадлежность, система возрастных групп и т.д.; они ведут к тому, что «каждый, реаль­но или фиктивно, связан с любой другой личностью».²⁵ Персонализация общественных и политических отношений противопоставила бы, таким образом, первичное Государство бюрократическому Государству и имела бы своим следствием исключение (или уменьшение) купюры, существу­ющей между государственной властью и обществом, подлежащем его юрисдикции. Эта манера понимать вещи опровергнута фактами - хотя она справедливо подчеркивает личностный аспект власти. Она только частично подтверждается в той мере, в какой Государство находится на эмбриональной стадии и не присвоило еще себе силу общества. Это идил­лическое видение могло, тем не менее, побудить некоторых авторов к рассмотрению традиционного Государства в форме «одной большой семьи», охватывающей весь народ.

²⁵ B.Malinowski. Freedom and Civiliztion. 1947, P.266 et 253.

Макс Глюкман, основывающий свой анализ на результатах афри­канских исследований, сделал акцент на особенностях, присущих афри­канским государственным обществам, которым он приписывал очень широкое распространение. Напомнив об ограниченности технологии, о слабой дифференциации экономики в большинстве случаев, о роли, еще принадлежащей «механической солидарности», он подчеркнул внут-