1rakitov_a_i_filosofskie_problemy_nauki_sistemnyy_podkhod

Может рассматриваться как машина, допускающая определенные формальные преобразования и предназначенная для получения на основании некоторых исходных сведений новых данных о местонахождении планет на орбите в произвольный момент времени.

Чтобы эта машина работала, необходимо некоторым способом установить, собрать или получить исходные сведения. Для этого требуются: целый ряд инструкций и правил, регулирующих условия и технику наблюдения за планетами, описание наблюдений, измерение координат, статистические вычисления, необходимые для уточнения результатов наблюдений. Сырые материалы, т. е. описания чувственных впечатлений, полученных астрономом в процессе наблюдения, не могут быть подставлены на место переменных в уравнении, формулирующем законы Кеплера. Они должны быть препарированы и обработаны таким образом, чтобы им можно было сопоставить определенные числа. Лишь эти последние могут фигурировать как факты науки или исходные сведения, подлежащие обработке с помощью данных уравнений.

Следовательно, требуется набор правил, регулирующих различные виды деятельности ученого от наблюдений до измерений и вычислений. После осуществления математических преобразований, подразумеваемых формулировками уравнений, мы вновь получаем числовые значения. Чтобы ими можно было воспользоваться в практике дальнейших наблюдений, необходимо обладать новым набором правил — правил интерпретации или истолкования этих значений в терминах наблюдения. Подобные правила должны в явной или в неявной форме указывать, где следует искать данную светящуюся точку на небесном своде, какие чувственные впечатления, полученные наблюдателем или имитирующим его устройством, позволяют считать результаты вычислений истинными научными знаниями. Все эти разнообразные правила, предписания, стандарты, требования точности к инструментам и условиям наблюдения образуют метод, особым образом связанный с теорией и отчасти даже «подсказанный» ею. Эта «подсказанность» — одна из характерных черт взаимосвязи научной теории с методами.

ном из фокусов эллипса, обычно формулируется в вербальной форме Однако он может быть сформулирован и в алгебраической форме, весьма обычной для аналитической геометрии, созданной Декартом после того, как была завершена работа Кеплера.

122

После выполнения полного цикла преобразований, необходимых для получения новых знаний о временных и пространственных координатах соответствующих планет, уравнения, фиксирующие законы Кеплера, вновь пригодны к употреблению, т. е. функционированию. Сама теория Кеплера может быть при известных условиях включена в состав более широкой теории как ее фрагмент, что, кстати, действительно имело место после создания ньютоновской небесной механики. Однако решения многих задач, связанных с движением небесных тел вообще и планет в частности, не могут быть получены с помощью законов Кеплера, вследствие чего возникают новые внешние задачи, требующие конструирования или открытия более мощных теорий.

Следует специально отметить, что не только методы, но и факты оказываются «скрепленными» с соответствующей теорией, так как она требует для производства релевантной новой продукции релевантных, т. е. отвечающих особым требованиям точности и т. д., исходных фактов.

Приведенный пример позволяет высказать два важных соображения, принципиальных для всего дальнейшего исследования. Прежде всего я хочу обратить внимание на то, что в рамках предлагаемого подхода мы должны различать как бы два типа научных знаний. К первому относятся теории, включающие взаимосвязанные в предельном случае математически сформулированные законы. Этот тип знаний в системе науки в целом как раз и образует ту особую подсистему, которая сама выступает как функционирующая система — «машина» по выработке научных знаний — продуктов деятельности машины. Эти продукты составляют второй их тип. Их роль и назначение, как и продуктов материального производства, могут быть двоякими. Они могут, во-первых, непосредственно потребляться в предметно-практической деятельности для преобразования предметной среды, а во-вторых, как исходные сведения для нового цикла производства знаний посредством той же самой или другой когнитивной «машины».

Это разграничение отчасти охватывает также знания, выступающие в виде методов, поскольку в одних случаях (это особенно хорошо прослеживается в математике) теория продуцирует наборы определенных правил, в других случаях уже изготовленные правила используются

123

для эксплуатации теории, выработки фактов, интерпретации новых знаний, т. е. регулирования исследовательской деятельности. Такое разграничение знаний на порождающие (производящие) и порожденные (производимые) требует некоторой адаптации. Приведенные выше рассуждения Делают его, как мне кажется, достаточно рациональным и позволяют в качестве естественного следствия высказать второе соображение.

Разделение знаний на производящие и производимые не является абсолютным; напротив, оно условно, реля-тивно, так же как и аналогичное разделение в сфере материального производства, блестяще исследованное К. Марксом. Вместе с тем этот новый подход к типологии знания позволяет сразу же преодолеть традиционное для неопозитивизма противопоставление теоретического и эмпирического уровней познания.

Неудача логического позитивизма при попытках преодолеть изъяны двухуровневой модели в рамках логической редукции теоретических предикатов в эмпирические объясняется не отсутствием более совершенного формально-логического аппарата или дефектами семантического анализа, а иллюзорностью самой проблемы. Никому и в голову не придет выяснять антагонизм между станком и производимой деталью. Любитель сложностей, правда, может заметить, что станок в состоянии изготавливать и свои собственные детали. На этом основании он мог бы заключить, что станок может быть разложен на такие Детали, сведен, редуцирован к ним, иными словами, полностью или частично представлен как образованная из них конструкция. В этом же смысле позитивисты пытаются тем или иным способом редуцировать теорию к эмпирическому знанию, представив первую как обобщение или сокращенное описание второго. Но совершенно частный характер подобной аналогии становится очевидным, стоит лишь упомянуть о несводимости прядильной машины к нити, доменной печи к чугуну или автоматического хлебозавода к сдобному тесту.

Существо приведенной здесь аналогии может быть сформулировано теперь в более строгой концептуальной форме. Оно заключается в том, что в основе неопозитивистского подхода к науке лежит философская презумпция, согласно которой исследование всех познавательных проблем, связанных с научной деятельностью, по существу отождествляется с логическим анализом языка нау-

124

тивизма и родственных ему философских течений. Упоминавшаяся выше проблема редукции есть лишь одна из таких проблем.

Нетрудно показать, что в свете нового подхода иначе решаются и ставятся также и другие проблемы, в частности проблемы эмпирических обобщений, которые, как я полагаю, не могут быть средством создания научных теорий в том смысле, в каком станок не является обобщением своих деталей.

Здесь уместно заметить, что одна из слабых сторон критики неопозитивизма заключается в том, что она зачастую ведется в границах и с позиций проблематики, сформулированной внутри этого философского течения. Говоря, например, о сведении теоретического уровня к эмпирическому уровню познания, неопозитивистов часто упрекают в том, что их редукционизм оказался недостаточно эффективным и нестрогим, тогда как суть критики должна заключаться в доказательстве неправомерности и некорректности постановки самой проблемы. Поэтому подлинная критика должна идти не по линии уточнения или переформулировки подобных проблем, а по пути разработки новых проблем философии науки, развиваемых на основе эпистемологии диалектического материализма, включающей в себя деятельностный подход, предполагающий использование концептуального аппарата системно-структурного анализа.

Глава 4

СТРУКТУРА НАУЧНОГО ИССЛЕДОВАНИЯ

В предыдущей главе наука, рассматриваемая как системное целое, была подвергнута особому расчленению, позволившему выделить в ней в качестве центральной детерминирующей подсистемы особую функциональную группу, работающую по схеме замкнутых преобразований. Однако наука, как уже говорилось, является не только функционирующей, но и развивающейся системой. Поэтому теперь необходимо осуществить новые абстракции, позволяющие выделить в чистом виде механизмы, управляющие ростом и развитием научного знания. Это вплотную подводит нас к выделению научного исследования в качестве самостоятельного предмета анализа.

1. Научное исследование как способ решения задач

В самом широком смысле научное исследование представляет один из способов человеческой деятельности— деятельности познавательной. Исследование, стало быть, обладает характеристиками, присущими деятельности вообще и специфической познавательной деятельности в частности.

Важнейшая отличительная черта деятельности человека, устанавливающая водораздел между ней и деятельностью животных, состоит в целесообразности. Понятия «цель» и «целесообразная деятельность» тесно связаны, пересекаются друг с другом, но не совпадают полностью. В связи с этим следует заметить, что довлевшее десятилетиями представление о том, что животные вообще не действуют по целям и что их поведение является более или менее сложной системой реакции на изменение внешней среды или собственной соматической системы, в значительной степени предопределялось традицией, со-

127

гласно которой «душой», а следовательно, И способностью устанавливать цели обладает лишь человек. Не задерживаясь специально на обсуждении этой проблемы, уводящем нас несколько в сторону, я сошлюсь лишь на работу Р. Хайнда «Поведение животных», содержащую не только довольно полное описание различных трактовок понятия «цель», но и большое количество экспериментальных фактов целесообразного поведения животных, как низших, так и высших. Для многих законченных актов поведения характерны целенаправленные реакции. «Целенаправленные реакции,

— пишет Р. Хайнд, — это такие реакции, которые контролируются несоответствием между данной конкретной ситуацией и целевой ситуацией...»' Это замечание, касающееся преимущественно целевых реакций животных, весьма существенно.

Голодный хищник, охотящийся за добычей, имеет определенную цель или целевую ситуацию. Однако в отсутствие этой ситуации или признаков возможной цели (следов, запаха и т. п.) хищник не может поставить себе, четко сформулировать и зафиксировать цель как образ целевой ситуации. Этот нюанс достаточно ясно выражен Акоффом и Эмери. Поскольку их исследование строится на основании строгих формальных определений так, что каждое последующее понятно лишь с учетом всего предшествующего математического формализма, я приведу здесь лишь поясняющую формулировку, вполне, однако, удовлетворительную с точки зрения дальнейшего анализа: «Цель — это желаемый результат, недостижимый за рассматриваемый промежуток времени, но доступный в будущем, причем за данный период к нему можно приблизиться. Например, для первокурсника целью за период обучения в колледже может быть получение ученой степени доктора, а его задача на это время — получение диплома бакалавра»2.

Понимание цели как желаемого результата несколько отличается от понимания ее как некоторой наличной ситуации. Желаемый результат может относиться как к числу реально существующих или существовавших фено-

1Хайнд Р. Поведение животных. М., 1975, с. 668.

2Акофф Р., Эмери Ф. О целеустремленных системах. М., 1974,

с. 66.

128

менов (докторская степень в примерах Акоффа и Эмери), так и к феноменам, никогда не существовавшим. Математик может поставить в качестве цели найти доказательство непротиворечивости какой-нибудь формальной системы. В момент, когда цель только ставится, вообще может быть неизвестно ни то, достижима ли она при каких-либо условиях, ни то, какими средствами к ней следует приближаться или, наоборот, доказать ее неосуществимость.

Именно так обстояло дело, когда в начале XX в. была выдвинута задача (цель) формалистического построения всей математики на основе непротиворечивой и полной системы математической логики. Лишь гораздо позже, в 30-е годы, благодаря исследованиям К. Гёделя, доказавшего теорему о неполноте расширенного исчисления предикатов, выяснилось, что поставленная цель в ее первоначальной версии недостижима. В отличие от целевых ситуаций, контролирующих целенаправленные действия животных, цель в человеческой деятельности может представлять собой некоторый образ, представление, быть понятием о результате, который не существует в момент, когда цель формулируется и может (или не может) быть реализована через более или менее значительный интервал времени, иногда охватывающий несколько столетий. Такие гигантские интервалы разделяют, например, целевую установку — представить движение планет и Солнца с помощью кинематической модели, использующей лишь принцип равномерного перемещения по кругу, сформулированной в V—IV вв. до н. э., и ее реализацию в геоцентрической системе Клавдия Птолемея Александрийского (II в. н. э.).

Гигантский интервал отделяет также целевую установку создания логических машин, выдвинутую в период позднего средневековья, и ее реализацию, связанную с построением современных ЭВМ. На этих примерах, между прочим, можно рассмотреть вопрос о взаимосвязи постановки цели с наличием средств ее разрешения в момент, когда цель лишь формулируется. При обсуждении этой стороны дела часто ссылаются на известное замечание К. Маркса о том, что «человечество ставит себе всегда только такие задачи, которые оно может разрешить, так как при ближайшем рассмотрении всегда оказывается, что сама задача возникает лишь тогда, когда материальные условия ее решения уже имеются налицо, или, по

крайней мере, находятся в процессе становления»3. Из этого часто делают вывод о том, что постановка целей, входящих в формулировки тех или иных задач, как правило, связана с наличием средств их разрешения. Сама цель при этом нередко понимается как «процесс отражения объективного мира в форме образа предстоящей практической деятельности»4.

Я не могу согласиться с таким пониманием по нескольким основаниям. Во-первых, не следует слишком вольно толковать слова К- Маркса. Он со всей определенностью говорит о задачах, которые ставит перед собой человечество в зависимости от социальноэкономических формаций, исторических эпох и т. д. Нечего и говорить, что обнаруживаемую при этом связь задач и условий их решения нельзя автоматически переносить на индивидуальные ситуации, в частности касающиеся познавательной деятельности.

Так, упоминавшаяся выше задача создания логической машины не имела условий для своего разрешения не только во времена Раймунда Луллия (XIII в.), но и во времена Джевонса (XIX в.), хотя последний был несравненно ближе к намеченной цели. То же самое можно сказать и о постановке задачи создания единой теории поля и вещества, уже многие десятилетия стимулирующей фундаментальные физические исследования. До сих пор, однако, никто не может сказать с уверенностью, существуют ли условия ее осуществления или она является недостижимой целью физики.

Во-вторых, формулировка цели часто вообще не предполагает никаких практических действий. Последние, конечно, образуют необходимое условие решения социальных задач. Но вряд ли кто-нибудь станет предпринимать практические действия для доказательства теорем математического анализа, составляющих цель некоторого специального исследования. Следует уточнить, что цель и средства ее достижения, а также условия, необходимые для ее постановки и формулировки, не связаны однозначно. Проще всего это показать на истории самой науки.

Условия, которые возникли в физике после знаменитого эксперимента Майкельсона—Морли, требовали ре-

3Маркс К-, Энгельс Ф. Соч., т. 13, с. 7.

4Воронович Б. А. Философский анализ структуры практики. М., 1972, с. 55.:-

■

130

шения определенной задачи, целью которой было устранить явное противоречие между результатами этого эксперимента и классической механикой. При этом данная цель могла быть достигнута не только различными средствами (например, путем создания новой теории или посредством сохранения старой с добавлением группы преобразований Лоренца и допущений Лоренца—Фицдже- ральда), но и по-разному могла пониматься, скажем, путем более или менее длительного игнорирования результатов эксперимента, как не имеющих релевантной интерпретации в рамках прежней теории. Еще одно соображение, которое здесь необходимо иметь в виду, состоит в том, что для ясного понимания взаимосвязей цели с деятельностью, средствами и условиями, необходимыми для ее достижения, следует прежде всего уточнить отношение между понятиями «цель» и «задача» и насколько возможно разграничить их.

В приводившемся ранее рассуждении Акоффа и Эмери задача рассматривается как некоторый промежуточный этап в достижении цели. Мне представляется более естественным и соответствующим общепринятой научной практике иное словоупотребление. Я буду рассматривать цель как элемент или, точнее, компонент любой задачи. В связи с этим возникает необходимость обсудить структуру и классификацию задач.

Все задачи можно разделить на две большие группы. К первой относятся производственные, предметнопрактические задачи, ко второй — познавательные, когнитивные. Можно, разумеется, принять более сложную классификацию, учитывающую ряд более тонких оснований для деления, однако в рамках данной работы такое усложнение является излишним. В общем виде каждая задача включает в себя по крайней мере три компонента:

1. Проблемную ситуацию5, или, как ее иногда называют, конфликтную ситуацию. Проблемная ситуация выявляет, с одной стороны, наличие некоторых феноменов произвольной природы, а с другой стороны, отсутствие некоторых желаемых или объективно необходимых феноменов.

5 Я не провожу принципиального различия между терминами «проблема» и «задача» и применяю их как синонимы, отличающиеся лишь незначительными нюансами, руководствуясь при этом в основном стилистическими соображениями.

9*

13

1