1rakitov_a_i_filosofskie_problemy_nauki_sistemnyy_podkhod

ственностй, проявляющееся в динамике научных знаний, предполагает свою особую специфику и, по-видимому, особый аппарат хранения и передачи наследственных признаков. Можно поэтому допустить, что проникновение во внутренние структуры этого аппарата, обнаружение своего рода ДНК познавательных процессов позволило бы нам более рационально управлять исследовательскими процессами, повышая их эвристическую эффективность.

3. Теория, закон, теоретические понятия

Включение науки в класс систем с наследственностью выдвигает на первый план вопрос о механизме, обеспечивающем передачу и хранение наследуемых признаков. Роль такого механизма, по-видимому, выполняют научные, теории. Являясь наиболее важной подсистемой системы научного знания, теория, с одной стороны, обеспечивает ее функционирование, с другой — обеспечивает развитие науки, продуцируя эмпирические следствия, создавая основу для новых методов и внутренних задач. Наконец, с третьей — теория выступает как особая когнитивная структура, обеспечивающая хранение и передачу эталонов и стандартов познавательной деятельности, так сказать, образцов научности. Рассматривая теорию с позиции эпистемологического идеала как детерминированную машину, мы не обращали должного внимания на ее внутреннюю структуру. Теперь наступил момент, когда анализ и обсуждение структуры теории и природы ее компонентов и элементов стали необходимым звеном дальнейшего философского исследования интересующих нас проблем. В этой связи в первую очередь следует выяснить, какова взаимосвязь и эпистемологическая функция законов и теоретических понятий науки, каково их отношение к эмпирическим знаниям и другим подсистемам научного знания в целом. Для получения более или менее объективного и достаточно полного ответа на эти вопросы необходимо познакомиться с различными подходами к исследованию структуры теории и природы теоретических понятий.

Типичным для формально-логического подхода является рассмотрение теории как системы предложений, связанных друг с другом определенными логическими

232

■^отношениями. Важнейшими из них являются отношения if, выводимости и эквивалентности. Первые фиксируют форКйальную процедуру, позволяющую получать одни предКдожения из других лишь на основе заранее заданных ■правил и формальных свойств, зафиксированных в за- ■ниси данных предложений. Вторые фиксируют тождестКво различных формулировок и позволяют осуществлять Цкредствами формальных преобразований идентификаВцию различающихся предложений, редукцию одних к I другим и благодаря этому упрощать, уплотнять и реор-г ганизовывать отдельные фрагменты и теории в целом.

Нередко различают аксиоматико-дедуктивные и ги- ■потетико-дедуктивные системы. Однако это разграниче-

• ние является очень условным. Смысл дедуктивных си1стем заключается просто в выделении формально-логи- ■ческого, математического по своей природе вывода одних 1 предложений из других. Если в данной системе выделя- 'ется особое подмножество предложений, принимаемых 1 без доказательства, и остальные предложения выводятся §'из них чисто формальным путем, то данное подмножество ; рассматривается как аксиома системы, а система счи-К тается аксиоматико-дедуктивной. В случае, когда посыл-■ки рассматриваются как гипотезы (при содержательном ■Подходе, допускающем последующую интерпретацию или

предполагающем ее с самого начала), систему можно ., называть гипотетико-дедуктивной. Исследование реаль-

• ных научных систем не только в общественных, но и ■естественных науках заставляет признать, что очарова ние, связанное с математической грацией, простотой, рациональной воспроизводимостью и строгостью, порож даемой логическим подходом, заставляло многих иссле-

Шователей несколько преувеличивать значение дедукЦгивно построенных теорий в реальных научных систе-'$ мах.

Я согласен с тем, что решение задачи рациональной реконструкции теории, точное доказательство непротиворечивости, полноты или независимости аксиом (исходных постулатов, гипотез, законов) требуют, конечно, безупречной формализации. Однако физики, химики, биологи, социологи, лингвисты, экономисты, а тем более геологи, историки и т. д. редко подвергают исходные : Положения своих теорий полной формализации и испы- ".танию средствами символической логики на полноту, независимость и непротиворечивость, хотя в действитель-

233

ности последняя является подлинно необходимым условием научного познания, позволяющим в принципе сформулировать истинное знание. Непротиворечивость реальных научных теорий чаще всего устанавливается содержательным путем, и сильный логический контроль, как правило, требующий большого огрубления и упрощения формализуемой теории, используется лишь в исключительных случаях, да и то чаще всего математиками или логиками30, а не специалистами соответствующих конкретных научных дисциплин.

Нет никакого сомнения, что представление теории в виде цепочки предложений, каждая из которых содержит реальный или потенциальный закон в предметной области или переходную, не поддающуюся содержательной интерпретации формулу, гарантирующую формальный вывод, само по себе полезно и даже необходимо в контексте логического анализа теории. Однако такой анализ не является единственно возможным, и я думаю, что если бы все исследования, содержащие определенные логические результаты, касающиеся конкретных научных теорий, стали бы на несколько десятилетий невидимыми, то это вряд ли имело бы катастрофические последствия для конкретных наук и, быть может, даже не вызвало бы тревоги у работающих над ними специалистов. Вот почему я с большой осторожностью отношусь к позиции М. Бунге31, стремящегося убедить своих читателей, что большинство нерешенных проблем теоретической физики поддается решению при помощи волшебной палочки в виде формализованных аксиоматических систем, обнаруживающих все изъяны содержательных теорий и предписывающих рецепты их устранения.

Физические теории выбраковываются или побеждают, поглощают друг друга, расширяются или ограничиваются не на основе предписаний логического анализа их формальных структур, а на основе исследования их продуктивных ' возможностей по производству новых

30Я сошлюсь как на пример на доказательство фон Нейманом полноты аксиом в квантовой механике. Будучи безукоризненным

вматематическом смысле, это доказательство и по сей день не устра нило не только противоречивых точек зрения и различных интерпре таций основ квантовой механики, но даже сомнений в том, что результат фон Неймана связан, быть может, с неадекватностью фор мулировок аксиом, использованных при доказательстве.

31Бунге М. Философия физики. М., 1975.

334

шаний и адекватности этих последних объективным ситуациям, а это, как известно, устанавливается наблюдением и экспериментом. Логические исследования ^структуры научных теорий не решают научных задач, |рни необходимы и важны для уточнения, проверки и обсуждения философских проблем науки. Но филосо-Юию можно было бы назвать полиглотом, так как символическая логика не единственный язык, которым она 'владеет.

Более того, выделяя некоторые интересные и важные в методологическом аспекте свойства теорий, символическая логика32 иногда создает далее в философском щлане несколько искаженную картину. В частности, разграничивая язык на объектный (язык, на котором формулируются теории) и метаязык (на котором ведет-Ья ее обсуждение, формулируются правила, описываю-ицие построение формализованной теории, и т. п.), логика резко разграничивает философскую проблематику данной теории, «говорящую» на метаязыке, и саму теорию, «говорящую» на объектном языке33. При таком .подходе возможность возникновения философских проблем в структуре теории полностью исключается, и философские проблемы парят над теорией, как черные вороны ' над полем битвы.

Далее следует заметить, что выделение объектного |языка и метаязыка влечет за собой выделение специального языка связи — корреспондирующего языка, я ,Предпочел бы сказать языка интерпретации, в котором 'особой жизнью живут необходимые для истолкования формальных систем содержательные понятия и правила. ;В этом смысле позиция авторов34, рассматривающих научные теории средствами содержательного анализа, •■кажется мне более подходящей для философского пони-'мания проблем науки. Такой анализ исследует теорию Как систему законов, дающих знание об определенной

32 Термины «формальная», «символическая» и «математическая» ,Догика я употребляю как синонимы, имея в виду современный уро вень развития с тем небольшим уточнением, что математической ло гикой лучше называть логические системы, используемые для иссле дования логических проблем математики.

33Таков, например, подход Р. Карнапа, четко прослеживаемый

Вего работах вплоть до последних.

34Таков, например, подход В. С. Степина в уже упоминавшейся Книге «Становление научной теории».

235

предметной области, точнее, о выделенных в ней связах, свойствах и отношениях, зафиксированных в онтологической модели данной теории. Базис ее составляет фундаментальная схема, охватывающая основные корреляции между абстрактными объектами, образующими содержательную интерпретацию законов данной теории. При этом изменение, уточнение и развитие модели и фундаментальной схемы, предполагающие сравнение теоретических следствий с эмпирическими знаниями (фактами), всегда содержат в себе, хотя и необязательно в явной форме, определенный эпистемологический аспект.

В рамках развиваемого в данной работе подхода этот аспект может быть сформулирован в виде двух следующих вопросов: каким образом может быть понят основной принцип материалистической теории познания — принцип отражения при рассмотрении теории как детерминированной (в смысле Эшби) машины и каким механизмом, какими когнитивными структурами осуществляется процесс отражения соответствующей предметной области в относящейся к ней теории.

Всвязи с первым вопросом необходимо заметить следующее. Сам вопрос об отражении как принципе материалистической теории познания приобретает особое значение именно в связи с пониманием теории как машины особого рода, составленной из специфических знаний и производящей другие знания — эмпирические. Понимание машин как технических устройств исключает рассмотрение гносеологических моментов в их отношении к окружающей среде, ибо теоретико-познавательное отношение, прежде всего отношение отражения, выделяется лишь при рассмотрении взаимосвязей знаний и объективной реальности.

Всвязи с этим полезно напомнить, что в теории познания диалектического материализма рассматриваются два аспекта отражения. Первый учитывает выделение во всех возможных видах взаимодействия качественно разнообразных материальных структур, предполагающее, что произвольный объект А более или менее определенно реагирует на воздействие объекта В. Наличие определенности такой реакции и фиксируется в категории отражения, отвлекающейся от всех других обстоятельств и особенностей этого взаимодействия. Второй аспект понятия отражения учитывает то, что в конечном

236

-счете путем ряда последовательных усложнений отражение объективной реальности в мышлении человека, реализующееся в языковых системах, возникает из отражения первого рода, понимаемого как фундаментальное свойство объективного мира. Именно в этом смысле мы можем говорить, что даже машина, выступающая как техническое устройство, в определенном смысле отражает внешнюю по отношению к нему действительность. Во-первых, она определенным образом реагирует на соответствующие типы сырья, а во-вторых, на условия (окружающую среду), в которых она работает.

Наконец, характер производимой машинами продукции отражает еще ряд факторов: технологические процедуры, режимы работы машины и т. д. Все эти аспекты отражения зависят не только от сырья, условий и режима работы, но и от внутреннего устройства машины, ее конструкции, качества деталей и т. п. Я надеюсь, что после этих небольших пояснений применение термина «отражение» при обсуждении некоторых видов взаимоотношений машины и внешней по отношению к ней реальности не будет казаться вызывающим или утрированным. Разумеется, говоря о научной теории как о машине, мы не только должны иметь в виду различия между теорией как когнитивной системой и техническими устройствами, обычно называемыми машинами, но и то, что самый тип отражения в данном случае совершенно иной. Это отражение второго рода, отражение, фиксируемое в знаковых системах. Так как теория сама есть знаковая система, то нам следует указать, какие элементы или подсистемы или, говоря техническим языком, «узлы» и «детали» отражают внешнюю действительность и в чем специфика теоретического отражения мира.

Мы можем теперь указать, что научная теория в развитом виде выполняет несколько взаимосвязанных функций. Первая из них — эвристическая — состоит в производстве новых знаний. Вторая — эпистемологическая—■ заключается в отражении определенных фрагментов действительности. Третья, я назвал бы ее условно «генетической», осуществляет регулировку когнитивной наследственности. Эти функции реализуются внутренними конституентами теории — законами и теоретическими понятиями. Раньше я уже говорил, что в разных вариантах эволюционистской эпистемологии детермини-

237

рующими компонентами теории признаются то законы и гипотезы, то противопоставляемые им понятия. Анализ их взаимосвязи отчетливо показывает необоснованность такого противопоставления.

Главным компонентом всякой научной теории независимо от степени ее приближенности к эпистемологическому идеалу являются законы науки. Включенные в них понятия есть понятия теоретические. Главное отличие теоретических понятий от нетеоретических состоит не в наглядности одних и ненаглядности других, не в их многозначности или однозначности, точности или неточности, не в абстрактности или конкретности, а в том, что теоретические понятия включены в структуру законов. В силу этого такие понятия приобретают особый теоретический смысл, которого они лишены, пока не включены в структуру закона или когда они из нее элиминированы. Чтобы сделать эти положения более понятными, я остановлюсь на обсуждении некоторых проблем, связанных с природой научных законов и теоретических понятий.

Законы науки обычно рассматриваются со стороны своей формы и содержания. По форме они представляют собой универсальные утверждения, фиксирующие предельно общие связи в той предметной области, к которой они относятся. Разграничение законов по степеням общности зависит не от их формы, а от соответствующей им онтологической системы. Можно рассматривать законы Кеплера как более частные по отношению к законам небесной механики Ньютона. Однако по своей логической форме и те и другие принципиально не отличаются.

Их действительные различия обусловлены тем, что первые фиксируют определенные зависимости и устойчивые отношения в нашей планетарной системе, тогда как вторые устанавливают законы механического движения для любых небесных тел, в том числе других планетарных систем, и выражаются в иной математической форме, чем законы Кеплера. Однако во всех случаях законы, аналогичные кеплеровским, можно было бы получить как следствие законов небесной механики.

Точно так же основные уравнения классической механики при соответствующих ограничениях скоростей движения могут быть получены из уравнений движения специальной теории относительности. Факт выведения одних законов из других сам по себе еще не определяет

238

степени их общности, ибо при достаточно корректной формулировке каждая группа законов является предельно общей для соответствующей предметной области. При традиционном построении курса классической механики закон сохранения импульса выводится как следствие из основных постулатов Ньютона, и прежде всего второго закона динамики. В то же время, приняв закон сохранения импульса в качестве основного постулата системы, можно как его следствие получить второй закон классической динамики. В обоих вариантах степень общности того и другого закона не меняется и, следовательно, не зависит от факта выведения одного из другого. Таким образом, различия в общности законов могут рассматриваться как производные от отношений включенности между соответствующими предметными областями.

В связи с этим представляется чрезвычайно важным разграничение содержания знаний, даваемых теоретическими законами и эмпирическими фактами. Обычно эмпирические факты, являющиеся, как правило, статистическими обобщениями наблюдений, рассматриваются как знания, отличающиеся от теоретических лишь степенью общности. Г. Фейгль рассматривает факты даже как эмпирические законы, инвариантные законам теоретическим и сохраняющиеся при переходе от одной теории к другой35.

В отличие от него я усматриваю глубокое различие между эмпирическими фактами и законами независимо от уровня общности последних. Это различие заключается в том, что закон позволяет получить некоторые новые знания на основе формальных преобразований, подразумеваемых в его формулировке, т. е. без обращения, хотя бы в самом коротком интервале, к наблюдениям или экспериментам, тогда как факт, сколь бы общим он ни был, не позволяет перейти к следующему факту без обращения к новым наблюдениям.

Именно в этом заключается величайшее преимущество законов и содержащих их теорий перед эмпирическими знаниями. Разумеется, и они не освобождают от эксперимента и наблюдения и даже, напротив, предполагают и требуют их для своей проверки. Однако, будучи проверенными и признанными достаточно надежными,

35 Feigl H. Empiricism at bay?—Methodological and historical essays in the natural and social sciences. Dordrecht—Boston, 1974, p. 1—20 ("Boston studies in the philosophy of science", vol. 14).

239

законы науки позволяют получить большой массив новых эмпирических знаний с несравненно меньшей затратой сил и времени, притом знаний, которые, быть может, никогда не возникнут на чисто эмпирическом уровне исследований. Поэтому эмпирические факты, обладая большей общностью по сравнению с единичными данными, описывающими акт наблюдения, будучи более устойчивыми, надежными и инвариантными условиями наблюдения, отличаются общностью именно от единичных данных, но не от теорий и от теоретических законов, поскольку степени общности в этих случаях обладают совершенно различной природой.

Наблюдения Птолемея за положением Меркурия или Тихо Браге за положением Марса могут быть представлены в виде нескольких этапов. Первый этап — визуальная фиксация положения соответствующей планеты на небесном своде. Второй этап — описание или знаковая фиксация наблюдения. На этом этапе осуществляется объективация визуальных ощущений, поскольку последние субъективны и как субъективный образ объективного мира не могут передаваться другим мыслящим индивидам или включаться в систему научного знания.

Знаковая фиксация выделяет из ощущения его объективную сторону. Это в свою очередь требует неоднократного повторения и уточнения наблюдений, а также выделения на основе статистического расчета наиболее устойчивых и регулярных характеристик. Третий этап предполагает в силу этого переход к измерениям, которые представляют собой процедуру, сопоставляющую по. заранее фиксированным правилам определенные числовые значения тем или иным полученным в наблюдении ощущениям. Измерения по существу выступают как определенные функции, осуществляющие изоморфные или гомоморфные отображения элементов, ситуаций, процессов или отношений одной системы (например, планетарной) в элементы другой — числовой — системы. Соответствующие измерительные приборы, в роли которых могут в простейшем случае выступать органы чувственной рецепции человека, по существу выступают как материальные устройства, реализующие эти функции36.

36 Теоретико-познавательный и методологический анализ измерений наиболее подробно дается в работе: Ellis B. JJasic concepts of measurement, Cambridge, 1966.

240

Описание единичного акта наблюдения выступает как — единичное эмпирическое данное. Так как ни одно единичЩное данное не фиксирует объективное положение в отображаемой системе в чистом виде, свободном от случайных влияний и всевозможных искажений, то максимально надежная информация о реально существующем положении дел в изучаемой системе может быть получена в результате неоднократно повторяющихся наблюдений. Количество этих наблюдений определяется соответствующей теорией измерений, задающей условия, необходимые для. выделения устойчивых инвариантных количественных характеристик. Эти характеристики на уровне данных фиксируют взаимодействие объектов и наблюдателей или объектов и приборов. Цель соответствующей статистической обработки количественных данных состоит в том, чтобы максимально элиминировать вклад в значение функции измерения, осуществляемый наблюдателем с тем, чтобы полученный на основе статистических измерений результат можно было целиком или по крайней мере без значительной погрешности отнести непосредственно к наблюдаемым объектам, ситуациям, процессам и отношениям.

Для того чтобы указание на статистическую природу эмпирических фактов не вызывало недоразумений, необходимо сделать несколько дополнительных разъяснений37. Статистика как особая математическая дисциплина, изучающая методы решения статистических задач в физике, химии, лингвистике, истории и т. д., возникла kio существу лишь в XIX в. Статистические методы тесно связаны с концептуальным и техническим аппаратом теории вероятности, но по существу дела статистические приемы анализа массовых совокупностей, связанных со случайными процессами, неконтролируемыми влияниями и т. д., применялись не только с самых первых шагов возникновения и обособления научных знаний, но и в f практической деятельности людей. Необходимость выделения устойчивых инвариантных знаний в изменяющихся внешних условиях заставляет людей неоднократно повторять наблюдения, сравнивать результаты и выде-

37 Я изложил свое понимание природы эмпирического факта в статье «Статистическая интерпретация факта и роль статистических методов в построении эмпирического знания» (см. Проблемы логики научного познания. М., 1964),