9 Билет.

1. Илья Ильич Обломов, когда-то резвый, живой и любознательный мальчик, влача праздное, паразитическое существование (зачем трудиться, когда на это есть триста Захаров!), постепенно опускается. Праздность становится его идеалом. "Жизнь в его глазах, — говорится в романе, — разделялась на две половины: одна состояла из труда и скуки — это у него синонимы; другая — из покоя и мирного веселья". Праздность, лень и апатия настолько укоренились в Обломове, что он иной идеал жизни считает даже противоестественным. "Да разве я мучусь, разве работаю? — запальчиво объясняет Обломов своему слуге Захару. — Кажется, подать, сделать есть кому! Я ни разу не натянул себе чулок на ноги, как живу, слава Богу! Стану ли я беспокоиться?"

Не мудрено, что Обломов далек от интересов практической жизни, тяготится ее запросами, не способен оградить даже собственные интересы. Когда втершийся в доверие Обломова жулик и шантажист расспрашивает о состоянии его дел, Обломов дает ответ, потрясающий своей откровенностью. "Послушайте... Послушайте, — повторил он расстановис-то, почти шепотом, — я не знаю, что такое барщина, что такое сельский труд, что значит бедный мужик, что богатый; не знаю, что значит четверть ржи или овса, что она стоит, в каком месяце и что сеют и жнут, как и когда продают; не знаю, богат ли я, или беден, буду ли я через год сыт, или буду нищий — я ничего не знаю! — заключил он с унынием..." Примечательна эта деталь — Обломов делает свое признание "почти шепотом". Перед ним, быть может, впервые, предстал весь трагизм и беспомощность его положения. И несмотря на это осознание, гибель Обломова неизбежна.

Гончаров суров и непреклонен в анализе участи своего героя, хотя писатель и не замалчивает добрых его качеств. "Началось с неуменья надевать чулки и кончилось неуменьем жить".

Обломовщина — это не только сам Илья Ильич Обломов. Это и крепостная Обломовка, где начинал свою жизнь и воспитывался герой; это и "Выборгская Обломовка" в доме Агафьи Матвеевны Пшеницыной, где Обломов закончил свое бесславное поприще; это и крепостной Захар, с его рабской преданностью барину, и сонмище жуликов, проходимцев, охот ников до чужого пирога (Тарантьев, Иван Матвеевич, Затертый), сновавших вокруг Обломова и его даровых доходов. Крепостной строй, порождавший такие явления, говорил всем своим содержанием роман Гончарова, был обречен на гибель, его уничтожение стало насущным требованием эпохи.

Революционно-демократическая критика видела в истории Обломова и тот общественный смысл, который склонна была не замечать либерально-дворянская критика. В бесплодных исканиях и стремлениях Обломова, в его прекраснодушной фразе, которой он был не чужд в редкие минуты воодушевления, Добролюбов увидел общее с той либеральной, бесплодной болтовней, которой предавались, прикрывая свое бездействие, многочисленные деятели из дворян предреформенной поры. Более того, Добролюбов раскрыл в типе Обломова то общее, что связывало этого героя с предшествующими героями русской литературы. Онегин, Печорин, Рудин, а затем Обломов — вот этапы эволюции дворянского героя в литературе и в жизни.

Эпиграфом к статье "Что такое обломовщина?" Добролюбов избрал полные глубокого смысла слова Гоголя из второго тома "Мертвых душ": "Где же тот, кто бы на родном языке русской души умел бы сказать нам это всемогущее слово "вперед"? Веки проходят за веками, полмильона сидней, увальней и болванов дремлет непробудно, и редко рождается на Руси муж, умеющий произнести его, это всемогущее слово..." Вопрос, поставленный в эпиграфе, вопрос об активном историческом деятеле, о подлинно положительном герое литературы волновал все передовое русское общество. И роман Гончарова, и статья Добролюбова со всей непреложностью отвечали, что такими деятелями, такими героями уже не могли быть ни Онегины, ни Печорины, ни тем более Обломовы.

2. Творчество Анны Ахматовой

Долгая жизнь Ахматовой и сохранившаяся до конца творческая свежесть ее дарования связали в ее лице нашу литературную современность с живым наследием русской поэтической классики, девятнадцатый век с двадцатым веком. Время от ее вступления в литературу до наших дней превышает число лет, прошедших от смерти Пушкина до начала русского символизма. Это целая эпоха, обозначенная в жизни нашей страны и всего человечества величайшими историческими сдвигами и потрясениями - двумя мировыми войнами и Великой Октябрьской социалистической революцией, положившей начало новой эре мировой истории.

А между тем связь поэзии Ахматовой с традициями прошлого не отягчает ее творчество ненужным балластом времени; напротив, делает ее живой и нужной для современного читателя. Об огромной популярности ее стихотворений в годы ее молодости может свидетельствовать число переизданий ранних сборников, печатавшихся от начала революции, - девять изданий "Четок" (1914-1922), четыре - "Белой стаи" (1917-1922). О том, что эта популярность не уменьшилась в наши дни, наглядно говорят сохранившиеся в ее литературном архиве многочисленные письма ее новых советских читателей, не только поэтов, литераторов и ученых, но представителей самых разных общественных кругов и профессий, из Москвы и Ленинграда, с Волги и Украины, из Архангельска и Сибири - со всех концов нашей необъятной родины1*.

Эти факты тем более примечательным, что в литературе и искусстве Запада по-прежнему господствуют различные формы "модернизма", иными словами - крайний субъективизм содержания и творческих методов, и критика этого направления склонна отрицать в искусстве все, что не носит на себе печати модернизма, как "старомодное" и "банальное", как пережиток "девятнадцатого века".

В противоположность этому стихи Ахматовой, вопреки господствовавшим в годы ее молодости тенденциям, лишены печати поверхностного и модного тогда "модернизма". Простота и прозрачность их художественной формы, правдивость и подлинность чувства, объективность художественного метода, при всем неповторимом личном своеобразии, - эти черты ее поэзии продолжают традиции русского реалистического искусства XIX в., осложненные всем богатством душевных и художественных открытий нашего времени, но лишенные всякого показного новаторства.

Мировая слава Ахматовой - это победа большого реалистического искусства над господствующим в современной буржуазной литературе Запада модернизмом.

В своих еще не опубликованных записях 60-х годов Ахматова неоднократно полемизировала с зарубежной и эмигрантской критикой, выступавшей с исторической оценкой ее творчества

Вряд ли можно согласиться с Ахматовой, когда в пылу полемики со своими критиками, сознательно или бессознательно пытавшимися "замуровать" ее в прошлое, она намеренно подчеркивала пренебрежительное отношение к ранним стихам, как к пройденному этапу своего творчества. Но, несмотря на непреходящее значение таких классических сборников любовной лирики, как "Четки" или "Белая стая", нельзя не признать, что позднее творчество Ахматовой, в течение долгого времени оставшееся незамеченным критикой и мало известным читателю, представляет новый, притом наиболее зрелый этап развития как поэта, до сих пор еще не получивший заслуженного внимания и критической оценки.

3. Стихотворение «Смерть поэта» написано в 1837 году. Это стихотворение связано со смертью А.С.Пушкина. Когда Пушкин умирал, Лермонтов был болен. Лермонтов первый, кто написал правду о гибели А.С. Пушкина. Даже пушкинские друзья боялись это сделать.

Стихотворение «Смерть поэта» состоит из двух частей. Первая часть – элегия, а вторая – сатира. В этом стихотворении Лермонтов обвиняет в смерти Пушкина не только Дантеса, но и всё общество. По мнению Лермонтова, причина гибели Пушкина в том, что поэт обречён на одиночество и не мог этого вынести. Он бросается в чуждый ему мир и погибает.

Пушкин погиб, потому что «Восстал он против мнений света…». Светское общество не понимает «его свободный, смелый дар». Лермонтов сравнивает Пушкина с Ленским из романа А.С.Пушкина «Евгений Онегин»:

… И он убит – и взят могилой,

Как тот певец, неведомый, но милый,

Добыча ревности глухой…

Лермонтов этим стихотворением хочет показать, что в смерти Пушкина виновато светское общество, которое не понимало Пушкина, когда он был ещё жив. Но потом Лермонтов пишет:

Убит!.. к чему теперь рыданья,

Пустых похвал ненужный хор

И жалкий лепет оправданья?

Судьбы свершился приговор!

В первой части стихотворения Лермонтов несколько строк берёт у других писателей и немного их изменяет.

Вторая часть стихотворения – это ответ на суждения тех, кто оправдывал убийц поэта:

А вы, надменные потомки

Известной подлостью прославленных отцов,..

Лермонтов верит, что если не земной суд, то «божий суд»» накажет тех, кто оправдывал убийц поэта:

Есть грозный суд: он ждёт; ..

В своём стихотворении Лермонтов использует сравнения:

Угас, как светоч, дивный гений,

Увял торжественный венок.

Пушкин как свеча, которая освещает путь, и как «торжественный венок», который украшает.

Мне очень понравилось стихотворение «Смерть поэта». Лермонтов смело и открыто показывает убийц Пушкина. Лермонтов уважал Пушкина и брал с него пример, и не испугался написать это стихотворение, хотя знал, что может быть наказан.

СМЕРТЬ ПОЭТА

‎Отмщенья, государь, отмщенья!

‎Паду к ногам твоим:

‎Будь справедлив и накажи убийцу,

‎Чтоб казнь его в позднейшие века

‎Твой правый суд потомству возвестила,

‎Чтоб видели злодеи в ней пример.[3]

Погиб поэт! — невольник чести, —

Пал, оклеветанный молвой,

С свинцом в груди и жаждой мести,

Поникнув гордой головой!..

Не вынесла душа поэта

Позора мелочных обид,

Восстал он против мнений света

Один, как прежде... и убит!

Убит!.. К чему теперь рыданья,

10 Пустых похвал ненужный хор

И жалкий лепет оправданья?

Судьбы свершился приговор!

Не вы ль сперва так злобно гнали

Его свободный, смелый дар

И для потехи раздували

Чуть затаившийся пожар?

Что ж? Веселитесь... он мучений

Последних вынести не мог:

Угас, как светоч, дивный гений,

20 Увял торжественный венок.

Его убийца хладнокровно

Навел удар... спасенья нет:

Пустое сердце бьется ровно,

В руке не дрогнул пистолет.

И что за диво?.. Издалёка,

Подобный сотням беглецов,

На ловлю счастья и чинов

Заброшен к нам по воле рока.

Смеясь, он дерзко презирал

30 Земли чужой язык и нравы;

Не мог щадить он нашей славы,

Не мог понять в сей миг кровавый,

На что он руку поднимал!..

‎И он убит — и взят могилой,

‎Как тот певец, неведомый, но милый,

‎Добыча ревности глухой,

‎Воспетый им с такою чудной силой,

Сраженный, как и он, безжалостной рукой.

Зачем от мирных нег и дружбы простодушной

40 Вступил он в этот свет завистливый и душный

Для сердца вольного и пламенных страстей?

Зачем он руку дал клеветникам ничтожным,

Зачем поверил он словам и ласкам ложным,

‎Он, с юных лет постигнувший людей?..

И, прежний сняв венок, — они венец терновый,

Увитый лаврами, надели на него,

‎Но иглы тайные сурово

‎Язвили славное чело.

Отравлены его последние мгновенья

50 Коварным шепотом насмешливых невежд,

‎И умер он — с напрасной жаждой мщенья,

С досадой тайною обманутых надежд.

‎Замолкли звуки чудных песен,

‎Не раздаваться им опять:

‎Приют певца угрюм и тесен,

‎И на устах его печать.

‎А вы, надменные потомки

Известной подлостью прославленных отцов,

Пятою рабскою поправшие обломки

60 Игрою счастия обиженных родов!

Вы, жадною толпой стоящие у трона,

Свободы, Гения и Славы палачи!

‎Таитесь вы под сению закона,

‎Пред вами суд и правда — всё молчи!..

Но есть и божий суд, наперсники разврата!

‎Есть грозный суд: он ждет;

‎Он недоступен звону злата,

И мысли и дела он знает наперед.

Тогда напрасно вы прибегнете к злословью —

‎70 Оно вам не поможет вновь,

И вы не смоете всей вашей черной кровью

‎Поэта праведную кровь![4]