Принцип правовой определенности

Принцип правовой определенности не нашел своего прямого закрепления в текстах Брюссельской конвенции или Регламента N 44/2001, вместе с тем он последовательно выводится Судом Европейских Сообществ из анализа всей совокупности норм и институтов, составляющих содержание Брюссельской конвенции и Регламента о юрисдикции, признании и принудительном исполнении судебных решений по гражданским и торговым делам. Суд рассматривает принцип правовой определенности как часть общественного правопорядка и одну из целей Брюссельской конвенции и Регламента N 44/2001*(348).

В обобщенном значении правовая определенность означает, что в отношении вопросов, которые регулируют Брюссельская конвенция и Регламент N 44/2001, существует некая определенность. В частности, это означает, что в Брюссельской конвенции и Регламенте N 44/2001 четко регламентировано, какие вопросы попадают под их рассмотрение, какие суды имеют юрисдикцию по решению дел, касающихся этих вопросов, и на каких условиях и согласно каким процедурам судебные решения, вынесенные в отношении этих вопросов в одном из договаривающихся государств, признаются и вводятся в исполнение в другом договаривающемся государстве.

Из судебной практики Суда Европейских Сообществ усматривается, что в рамках Конвенции (а сегодня и в рамках Регламента N 44/2001) принцип правовой определенности включает в себя различные аспекты. Первый аспект - это "равенство и единообразие прав и обязанностей, прописанных в Конвенции". Он означает, что Брюссельская конвенция и Регламент N 44/2001 должны рассматриваться как совокупность положений, формирующих автономную систему, независимую от национального права договаривающихся государств. Это значит, что положения Конвенции и Регламента должны толковаться автономно и что Брюссельская конвенция, Регламент N 44/2001 должны иметь превосходство над такими национальными правовыми нормами, с которыми они не могут быть согласованы. Второй аспект - "обращение к формулировке положений Конвенции (Регламента)" - также служит целям суда. Основной его идеей является то, что при принятии многих решений суд уделяет особое внимание пояснению положений Брюссельской конвенции и Регламента N 44/2001, которое не должно выходить за "языковые границы". Иначе лица, составляющие общество, а в частности стороны по делу, будут истолковывать эти положения в свою пользу.

Помимо этого в Конвенции и Регламенте нашли свое отражение такие аспекты принципа правовой определенности, как правовая определенность в определении юрисдикции и правовая определенность в отношении признания и принудительного исполнения судебных решений.

Очевидно, что принцип правовой определенности должен соблюдаться и в отношении признания и принудительного исполнения судебных решений так же как и в отношении определения юрисдикции. Итак, основные аспекты правовой определенности - "единообразие прав и обязанностей" и "соблюдение лингвистических границ положений Конвенции и Регламента" - являются составными частями правовой определенности в отношении признания и принудительного исполнения судебных решений.

Здесь необходимо отметить, что при разъяснении положений Конвенции и Регламента Суд обязательно учитывает формулировку разных языковых версий одного положения. В деле Капеллони против Пелкманс показано отношение суда к языковому значению положений Конвенции. Задачей суда было разъяснение п. 1 ст. 39 Брюссельской конвенции (см. п. 1 ст. 47 Регламента N 44/2001) об обеспечительных мерах, а именно о том, должны ли эти меры регулироваться нормами национального права с учетом того, что обеспечительные меры применяются в ограниченный период времени. Суд указал на то, что ответ на этот вопрос содержится в самой формулировке § 1 ст. 39. В Конвенции говорится: в течение срока, установленного для подачи апелляции согласно ст. 36, и до тех пор, пока по любой такой апелляции не принято решение, не может приниматься никаких мер принуждения, кроме мер по защите имущества. Это право не может быть ограничено во времени через применение национальных мер, рассчитанных на более короткий период*(349).

Суд неоднократно подробно рассматривал различные языковые версии Конвенции.

К примеру, в деле Ланнрэй против Петере при пояснении, что для признания иностранного судебного решения права на вручение соответствующего документа надлежащим образом и на предоставление ответчику достаточного количества времени должны осуществляться одновременно. Суд сослался на формулировку п. 2 ст. 27 Брюссельской конвенции (см. п. 2 ст. 34 Регламента Na 44/2001) в другом языке и на Экспертное заключение Дженарда*(350).

Таким образом, в судебной практике Суд четко определил, что интерпретация положений Конвенции лежит внутри лингвистических границ. Хотя в большинстве случаев Суд не обозначал связь между формулировкой положений и принципом правовой определенности, на нее указывают те позиции, которые, очевидно, прослеживаются в лингвистически ограниченной интерпретации. Принцип работает на благо всех членов общества и заинтересованных сторон, так как при его применении в отношении формулировок Конвенции учитываются легитимные ожидания этих сторон.

Несмотря на то, что Суд не высказывает напрямую идею о том, что правовая определенность в отношении признания и принудительного исполнения судебных решений на территории ЕС не допускает принятия противоречивых решений, это можно предположить. В нескольких делах Суд подчеркивал важность интерпретации норм юрисдикции, в частности ст. 5, 6, 17, 21-23 Брюссельской конвенции и ст. 5, 6, 23, 27-30 Регламента N 44/2001, не допускающих разделения юрисдикции между судами по одному делу. Такая интерпретация снижает риск принятия противоречивых решений, служащих основанием для отказа в признании и принудительном исполнении. Поскольку Суд считает подобную интерпретацию удовлетворяющей правовой определенности в вопросах юрисдикции, можно говорить о том, что интерпретация, не допускающая риска принятия противоречивых решений, подобным образом удовлетворяет правовой определенности в вопросах принятия судебных решений.

Суд подчеркнул важность недопущения принятия противоречивых судебных решений.

К примеру, в деле Вебер против Универсал Огден при пояснении концепта "место исполнения" оспариваемого обязательства из п. 1 ст. 5 Брюссельской конвенции (см. п. 1 ст. 5 Регламента N 44/2001) о делах, относящихся к договорам найма. Суд постановил, что при выполнении работы на территории нескольких договаривающихся государств важно избежать разделения юрисдикции между судами в целях предотвращения риска принятия противоречивых решений и упрощения признания и исполнения судебных решений в других государствах, кроме тех, где они были приняты. Таким образом, п. 1 ст. 5 Конвенции не может быть истолкован как наделяющий параллельной юрисдикцией суды всех договаривающихся государств, на территории которых работающий выполняет свои обязанности*(351).

Принцип правовой определенности в вопросах признания и принудительного исполнения судебных решений оказывает влияние на интерпретацию п. 3 ст. 27 Брюссельской конвенции и п. 3 ст. 34 Регламента. Если решение несовместимо с судебным решением, вынесенным в договаривающемся государстве, значит, суд государства, в котором испрашивается признание, не обладает дискреционными полномочиями для провозглашения признания и принудительного исполнения иностранных судебных решений. Суд указал, что толкование п. 3 ст. 27 как наделяющего полномочиями суд запрашиваемого государства для признания иностранного решения, не совместимого с решением, вынесенным в данном договаривающемся государстве, противоречит принципу правовой определенности, относящемуся к основным целям Конвенции*(352).

Место и значение норм о принудительном исполнении судебных актов. Позиция Европейского суда по правам человека";

Главным источником любой отрасли российского права, в том числе и гражданского исполнительного права, является Конституция Российской Федерации. Она имеет прямое действие и преимущественную юридическую силу по отношению к другим законам. Основной закон содержит базовые положения для любого законодательства. В соответствии с требованиями ч. 1 ст. 15 Конституция РФ имеет высшую юридическую силу, прямое действие и применяется на всей территории РФ; законы и иные правовые акты, принимаемые в РФ, не должны противоречить Конституции РФ.

Конституционные положения, касающиеся исполнительного производства, сосредоточены главным образом в гл. 2 и 7, которые посвящены правам и свободам человека и гражданина. Эти главы содержат наиболее принципиальные положения, лежащие в основе процедуры принудительного исполнения в целом (равенство всех перед законом; свобода и неприкосновенность личности; неприкосновенность частной жизни; охрана тайны переписки, телефонных переговоров, почтовых, телеграфных и иных сообщений; неприкосновенность жилища; право защищать свои права всеми способами, не запрещенными законом, в том числе путем обращения в суд, и т.д.).

Среди нормативных правовых актов, регулирующих принудительное исполнение судебных актов и актов других органов, особое место занимает Федеральный закон от 02.10.2007 N 229-ФЗ "Об исполнительном производстве". Закон определяет органы принудительного исполнения, иные органы и организации, исполняющие требования судебных актов и актов других органов, устанавливает перечень исполнительных документов, требования, предъявляемые к ним, и правовые последствия нарушения этих требований, четко регламентирует порядок возбуждения, приостановления, прекращения и окончания исполнительного производства, место, время и сроки совершения исполнительных действий, сроки предъявления исполнительных документов к исполнению и порядок их восстановления и др.

Стоит отметить, что для России это уже второй по счету закон, регламентирующий порядок принудительного исполнения. Принятый в 1997 г. первый закон ознаменовал собой новый этап в регулировании отношений, связанных с принудительным исполнением актов юрисдикционных органов. До принятия этого закона большинство правовых норм и институтов, регулирующих принудительное исполнение судебных актов и актов других органов, было закреплено в Гражданском процессуальном кодексе РСФСР 1964 г. и составляло неотъемлемую часть отрасли гражданского процессуального права. Тем не менее за более чем десять лет действия Федерального закона 1997 г. "Об исполнительном производстве" было выявлено его несовершенство, оторванность от реалий правоприменительной практики, что выявило необходимость принятия нового закона. И в 2007 г. был принят новый Федеральный закон N 229-ФЗ "Об исполнительном производстве", в котором учтены требования международных договоров РФ (прежде всего Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод), отражены правовые позиции Конституционного Суда РФ и Европейского суда по правам человека, более подробно регламентированы вопросы реализации имущества и его оценки, усовершенствованы нормы в отношении требований к исполнительным документам и их перечень, а также ряд других новелл. Впервые на законодательном уровне закреплены принципы исполнительного производства (законность; своевременность совершения исполнительных действий и применения мер принудительного исполнения; уважение чести и достоинства гражданина; неприкосновенность минимума имущества, необходимого для существования должника-гражданина и членов его семьи; соотносимость объема требований взыскателя и мер принудительного исполнения).

Федеральный закон от 21.07.1997 N 118-ФЗ "О судебных приставах"*(168) определяет правовую основу деятельности судебных приставов-исполнителей, требования, предъявляемые к лицам, назначаемым на должность судебного пристава, регламентирует организацию деятельности службы судебных приставов, порядок назначения и освобождения их от должности, устанавливает полномочия должностных лиц службы судебных приставов, права и обязанности судебных приставов-исполнителей при исполнении ими служебных обязанностей, гарантии их правовой и социальной защиты, порядок финансирования и материально-технического обеспечения службы судебных приставов.

Гражданский процессуальный кодекс РФ и Арбитражный процессуальный кодекс РФ содержат нормы, регламентирующие порядок исполнения судебных актов.

Раздел VII ГПК РФ посвящен исполнительному производству в нем регламентированы такие вопросы, как выдача исполнительного документа, выдача дубликата исполнительного документа, отсрочка, рассрочка исполнения и т.д.

Нормы, регламентирующие общие вопросы исполнения судебных актов арбитражных судов, закреплены в разд. VII АПК РФ, в котором устанавливаются порядок выдачи исполнительных листов, поворот исполнения судебных актов, отложение исполнительных действий и т.д.

Нормы гражданского исполнительного права закреплены и в других федеральных законах.

Гражданский кодекс РФ от 30.11.1994 N 51-ФЗ регламентирует правила об обращении взыскания на заложенное имущество (ст. 348-350 ГК РФ), о порядке проведения торгов (ст. 448, 449 ГК РФ), об обращении взыскания на исключительные права, на результаты интеллектуальной деятельности и приравненные к ним средства индивидуализации (ст. 1241, 1284, 1319, 1405 ГК РФ).

Уголовный кодекс РФ от 13.06.1996 N 63-ФЗ устанавливает основания уголовной ответственности за преступления в сфере исполнительного производства. Например, ст. 315 УК РФ предусматривает уголовную ответственность за злостное неисполнение представителем власти, государственным служащим, служащим органа местного самоуправления, а также служащим государственного или муниципального учреждения, коммерческой или иной организации вступивших в законную силу приговора суда, решения суда или иного судебного акта, а равно воспрепятствование их исполнению.

К нормативным актам, содержащим нормы гражданского исполнительного права, следует отнести Уголовно-исполнительный кодекс РФ от 08.01.1997 N 1-ФЗ. В соответствии с требованиями ст. 16 УИК РФ наказание в виде штрафа исполняется судебными приставами-исполнителями по месту жительства (работы) осужденного.

В п. 6 ст. 242.3 Бюджетного кодекса РФ от 31.07.1998 N 145-ФЗ установлен порядок исполнения судебных актов, предусматривающих обращение взыскания на средства федерального бюджета по денежным обязательствам федеральных бюджетных учреждений.

Многие нормы гражданского исполнительного права в той или иной степени нашли свое закрепление и в других нормативно-правовых актах, например в Федеральных законах "О банках и банковской деятельности", "О рынке ценных бумаг", "О государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним" и др.

Федеральный закон "Об исполнительном производстве" в ч. 3 ст. 3 к источникам норм, регламентирующих исполнительное производство, относит и нормативные акты, принимаемые Президентом РФ и Правительством РФ по вопросам исполнительного производства. При этом такие нормативные акты должны соответствовать Федеральным законам "Об исполнительном производстве" и "О судебных приставах".

К данным актам относятся Постановления Правительства РФ от 31.07.2008 N 579 "О бланках исполнительных листов" (вместе с "Правилами изготовления, учета, хранения и уничтожения бланков исполнительных листов")*(169); от 21.12.2000 N 980 "О передаче функций Федерального долгового центра при Правительстве Российской Федерации Российскому фонду федерального имущества"*(170); от 19.04.2002 N 260 "О реализации арестованного имущества, реализации, переработке (утилизации), уничтожении конфискованного и иного имущества, обращенного в собственность государства"*(171) и др.

Несмотря на то, что национальная правовая система РФ не отводит судебным актам столь важной роли, которую они играют в государствах системы общего права, влияние судебной практики на регулирование отношений, складывающихся в связи и по поводу принудительного исполнения актов юрисдикционных органов, достаточно велико.

Особое место в системе источников гражданского исполнительного права занимают решения Конституционного Суда РФ с содержащимися в них правовыми позициями.

С.А. Авакян отмечает, что Конституционный Суд РФ, по сути, "выступает в роли второго законодателя"*(172). Разделяя данную позицию, В.В. Лазарев указывает, что "решения Конституционного Суда РФ имеют прямое отношение к правотворчеству"*(173).

Б.С. Эбзеев полагает, что "решения Конституционного суда, будучи источниками права, формулируют конституционно-правовые прецеденты"*(174), однако официально решение суда "не рассматривается в качестве прецедента, имеющего нормативно-регулятивное значение, хотя фактически и выступает таковым"*(175).

Однако верной представляется позиция О.Ю. Котова, который указывает на то, что природу решений Конституционного Суда РФ "...нельзя однозначно отождествить ни с нормотворчеством, ни с правоприменением. По своей природе это особые решения государственного органа, принятые во исполнение Конституции РФ, наделенные ею силой общеобязательности, декларирующие исходя из известных конституционных принципов содержание того или иного права и на основе этого констатирующие конституционность или неконституционность норм текущего законодательства. Таким образом, изложенное позволяет характеризовать Конституционный Суд РФ как высший конституционный орган государства, стоящий в одном ряду с Федеральным Собранием РФ, Президентом РФ и Правительством РФ, определяющий с учетом своей компетенции основные направления развития законодательной и правоприменительной деятельности... Решения Конституционного Суда РФ по своей форме - особые судебные подконституционные акты, наделенные Конституцией Российской Федерации силой общеобязательности. Юридическая природа этих актов состоит в том, что Суд исходя из известных конституционных принципов декларирует содержание объективно существующего права"*(176).

Рассматривая вопрос о воздействии актов Конституционного Суда РФ на исполнительное производство, С.Ф. Афанасьев отмечает необходимость учета службой судебных приставов в своей правоприменительной практике как резолютивной, так и мотивировочной частей актов органа конституционного контроля и обращения особого внимания на его правовую позицию*(177).

Среди актов Конституционного Суда РФ, оказавших большое влияние на процедуру принудительного исполнения, можно выделить следующие.

- Постановление Конституционного Суда РФ N 13-П от 30.07.2001 по делу о проверке конституционности положений подп. 7 п. 1 ст. 7, п. 1 ст. 77 и п. 1 ст. 81 Федерального закона "Об исполнительном производстве"*(178). В своем постановлении орган конституционного контроля указал, что исполнительский сбор представляет собой санкцию штрафного характера, т.е. возложение на должника обязанности произвести определенную дополнительную выплату в качестве применения меры его публично-правовой ответственности, возникающей в связи с совершенным им правонарушением в процессе исполнительного производства. Размер взыскания исполнительского сбора (семь процентов от взыскиваемой суммы) представляет собой лишь допустимый его максимум, верхнюю границу и с учетом характера совершенного правонарушения, размера причиненного вреда, степени вины правонарушителя, его имущественного положения и иных существенных обстоятельств может быть снижен правоприменителем.

- Постановление Конституционного Суда РФ от 14.05.2003 N 8-П по делу о проверке конституционности п. 2 ст. 14 Федерального закона "О судебных приставах"*(179).

Пункт 2 ст. 14 Федерального закона "О судебных приставах" признан не противоречащим Конституции РФ в той мере, в какой им предусматривается право судебного пристава-исполнителя в связи с исполнением постановления суда запрашивать и получать в банках, иных кредитных организациях необходимые сведения о вкладах физических лиц в том размере, какой требуется для исполнения исполнительного документа, и в пределах, определяемых судом.

До принятия указанного постановления банки отказывали судебному приставу-исполнителю в представлении информации о счетах и вкладах должника.

Особый интерес в рамках настоящей работы представляет Постановление Конституционного Суда РФ от 12.07.2007 N 10-П по делу о проверке конституционности положений абз. 3 ч. 1 ст. 446 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобами граждан В.В. Везменова и Н.В. Калабуна*(180).

В названном постановлении впервые на государственном уровне были признаны и сформулированы принципы гражданского исполнительного права: приоритет защиты прав взыскателя, так как в отличие от судебного процесса в исполнительном производстве не действует принцип состязательности, а соблюдение принципа равенства участников исполнительного производства понимается с учетом необходимости ограничения имущественных прав должника; принцип минимальных стандартов правовой защиты, заключающийся, во-первых, в применении мер исключительно правового принуждения к исполнению должником возложенных на него обязательств, а во-вторых, в сохранении для него и лиц, находящихся на его иждивении, необходимого (достойного) уровня существования, с тем чтобы не оставить их за пределами социальной жизни.

Как верно отмечает В.В. Ярков, сформулированные Конституционным Судом РФ положения могут применяться судами со ссылкой на указанное постановление *(181).

В этом постановлении Конституционный Суд РФ, отталкиваясь от принципов исполнительного производства, приходит к выводу, что положения абз. 3 ч. 1 ст. 446 ГПК РФ допускают случаи злоупотребления правом со стороны недобросовестных граждан-должников, которые, не имея статуса индивидуального предпринимателя, могут свободно вкладывать денежные средства в дорогостоящие земельные участки, приобретать их в неограниченном количестве, с любым целевым назначением (индивидуальное жилищное строительство, личное подсобное хозяйство, садоводство, огородничество), в том числе для последующей их перепродажи. В то же время возможна ситуация, при которой результаты использования земельного участка в соответствии с его целевым назначением являются для гражданина-должника основным источником существования, чем предопределяется объективная невозможность исполнения им требований по исполнительным документам.

Следовательно, рассматриваемые положения представляют собой чрезмерное, не пропорциональное конституционно значимым целям, а потому произвольное ограничение имущественных прав кредитора и возможности гарантированной Конституцией РФ их надлежащей судебной защиты, а потому противоречат ст. 17 (ч. 3), 35 (ч. 1), 45, 46 (ч. 1) и 55 (ч. 3) Конституции РФ.