§ 110. Нейтрализованное сознание и правосудие разума. Принимание

Что перед нами действительно ясная несравненная своеобразность сознания, это сказывается в том, что настоящие, в собственном смысле, не нейтрализованные ноэсы по своей сущности подлежат суду разума, его правосудию, между тем как для ноэс нейтрализованных вопрос о разуме и неразумии лишен всякого смысла.

То же самое, коррелятивно, и для ноэм. Все ноэматически характеризуемое как сущее (достоверно), как возможное, предположительное, как стоящее под вопросом, ничтожное и т. д. может характеризоваться в качестве такового „значимым" или „незначимым" образом, может быть „по истине", возможным, ничтожным и т. д. Напротив того простое думание-себе ничего не „полагает", это не позициональное сознание. „Просто мысль" о действительностях, возможностях и т. п. ни на что не „притязает", ее нельзя ни признать правильной, ни отвергнуть как неправильную.

Правда, всякое просто думание-себе может быть переведено в принимание, в пред-полагание, а тогда такая новая модификация (равно как и модификация думания-себе) подлежит безусловно свободному произволению. Однако пред-полагание вновь нечто вроде полагания, пред-положение — вновь нечто подобное заложенности" и „предложению", только что это совсем особая модификация полагания и верования, лежащая в стороне от обсуждавшегося выше основного ряда и насупротив такового. Такая модификация может и входить как член (ее пред-полагание — как гипотетический „продосис" или аподосис) в единство подлежащих суждению по мере разума полаганий, тем самым подвергаясь оцениванию со стороны разума. Не о какой-то просто стоящей тут мысли, но о гипотетическом пред-положении вполне можно говорить, что таковое — верно или неверно. Смешивать одно с другим — это фундаментальная ошибка, как и не замечать путаницы и подстановки, заключенной в словах о простом думании-себе, или же, иначе, о простой мысли.

К этому присовокупляется еще и та, равным образом сбивающая с толку путаница и подстановка, которая заключена в слове „мыслить" („думать") постольку, поскольку оно то сопряжено с особо отмеченной сферой эксплицирующего, постигающего и выражающего мышления, с мышлением логическим в специфическом смысле, то на позициональное как таковое, какое — это мы только что видели сами — не спрашивает ни об эксплицировании, ни о постигающем предицировании.

Все обсуждаемые события мы обнаруживаем в той сфере, какой отдавалось на первых порах нами предпочтение, в сфере просто чувственных созерцаний и их вариациях в неясные представления.

§ 111. Модификация нейтральности и фантазия

Однако объявляется и еще одна опасная путаница и подмена, связанная с выражением „просто думать-себе", или же, иначе, возникает вопрос о возможности предотвратить напрашивающуюся само собою подмену, а именно спутывание модификации нейтральности и фантазии. Спутывающее — и действительно не легко распутываемое — заключается тут в том, что фантазия действительно есть некая модификация нейтральности, что несмотря на особенность своего типа она отмечена универсальным значением и применима ко всем переживаниям, что она играет свою роль в большинстве образований думание-себе, а притом все же должна быть отличена от общей модификации нейтральности с ее многообразными, следующими за всеми видами полагания образованиями.

Более конкретно, фантазирование — это вообще модификация нейтральности „полагающей" реактуализации, следовательно, воспоминания в мыслимо широком смысле.

Тут необходимо учитывать то, что в обычной речи реактуализация (репродукция) и фантазия беспорядочно подменяют друг друга. Мы же употребляем эти выражения так, что, принимая во внимание свои же анализы, не поясняем общее слово „реактуализация" в отношении того, настоящим ли, в собственном смысле, или нейтрализованным оказывается принадлежное к нему „полагание". Затем же все реактуализации разделяются на две группы: любые воспоминания и модификации нейтральности таковых. В дальнейшем все же окажется, что такое разделение отнюдь не может считаться подлинной классификацией.

С другой стороны, всякое переживание вообще (всякое, так сказать, действительно живое) — это „сущее в настоящем" переживание. От его сущности неотделима возможность рефлексирования его, в каковом переживание необходимо характеризуется как переживание сущее в настоящем и достоверно. Соответственно тому каждому переживанию, как и каждому первозданно, из самого источника, сознаваемому индивидуальному бытию, отвечает серия возможных в идеале модификаций воспоминания. Переживанию как первозданному, из самого источника, сознанию переживания отвечают, в качестве возможных параллелей, воспоминания его, а тем самым, в качестве модификаций нейтральности, фантазии. Это верно для всякого переживания, как бы ни обстояло тут дело с направлением взгляда чистого Я. Следующее пусть послужит нам разъяснением.

Сколь бы часто ни реактуализовали мы какие бы то ни были предметы, — допустим с самого начала, что это чисто фантастический мир, а мы со всем вниманием обращены к нему, — к сущности фантазирующего сознания принадлежит здесь то, что тут бывает сфантазирован не только одновременно этот мир, но сфантазировано и само „дающее" восприятие. Мы обращены к этому миру — к „восприятию же в фантазии" (т. е. к модификации нейтральности, относящейся к воспоминанию), лишь в том случае, когда мы — это уже было обсуждено у нас — „рефлектируем в фантазии". И вот дело фундаментальной значительности — не спутать эту в идеале всегда возможную модификацию, какая перевела бы в точно соответствующую переживанию простую фантазию, или же, что одно и то же, в нейтрализованное воспоминание любое переживание, даже и переживание сфантазированное, с той модификацией нейтральности, какую мы можем противопоставлять любому „полагающему" переживанию. В этом аспекте воспоминание есть некое сугубо специальное полагающее переживание. Другое — это нормальное восприятие, и вновь другое — перцептивное или же репродуктивное сознание возможности, вероятности, вопросительности, сознание сомнения, негации, аффирмации, пред-полагания и т. д.

Мы можем для примера убедиться в том, что модификация нейтральности, относящаяся к нормальному, полагающему в немодифицируемой достоверности восприятию, есть нейтральное сознание объекта-образа, каковое обретается нами в нормальном созерцании перцептивно репрезентируемого отраженного мира, в качестве компонента такого. Попытаемся пояснить это: будем созерцать, скажем, дюреровскую гравюру на меди — „Рыцарь, Смерть и Дьявол".

Тут мы первым делом различим нормальное восприятие, коррелятом какового выступает вещь „гравюрный лист" — вот этот лист в папке с гравюрами.

Во-вторых же, — перцептивное сознание, в каком перед нами являются проведенные черными линиями и нераскрашенные фигурки — „рыцарь на коне", „смерть", „дьявол". В эстетическом созерцании мы не обращены к ним как объектам, — мы обращены к ним как репрезентированным „в образе", точнее же, как к „отображенным" реальностям, рыцарю из плоти и крови и т. д.

Сознание же „образа" (маленьких темных фигурок в каких, посредством фундируемых ноэс, благодаря сходству „отображенно репрезентируется" иное), сознание, опосредующее и делающее возможным отображение, — это и есть пример модификации нейтральности в отношении восприятия. Отображающий образ-объект — он не пребывает перед нами ни как сущий, ни как не-сущий, ни в какой-либо иной модальности полагания, или же, лучше сказать, он сознается как сущий, но только как как бы - сущий в модификации нейтральности бытия.

Однако точно так же пребывает и отображенное, если только наше отношение — чисто эстетическое и мы принимаем его „просто как образ", не ставя на нем печать бытия или небытия, бытия возможного или предполагаемого и т. п. Однако, что явно, все это означает не привацию, а модификацию, именно ту самую модификацию нейтрализации. Только мы никоим образом не должны представлять себе таковую как операцию преобразования, примыкающую к предварительному полаганию. При случае она может быть и таковой. Но только она не обязана таковой быть.