7.2. Защита нарушенных и оспариваемых гражданских

прав гражданско-правовыми средствами

Гражданско-правовая защита нарушенных прав состоит в воздействии охранительных норм, имеющем целью восстановить право, компенсировать нарушенный интерес, пресечь противоправные действия, препятствующие осуществлению права или обеспечению правопорядка.

Для характеристики различных мер гражданско-правовой защиты права используется понятие "способ защиты гражданского права". Такой способ включает в себя закрепленную или санкционированную законом правоохранительную меру, посредством которой производится устранение нарушения права и воздействие на правонарушителя <1>. К способам (или средствам) защиты обычно относят средства, носящие признаки самозащиты, меры оперативного воздействия, а также меры правоохранительного характера. Под самозащитой понимают совершение управомоченным лицом не запрещенных законом (дозволенных законом) действий фактического порядка, направленных на охрану его личных или имущественных прав и интересов <2>, интересов и прав других лиц и государства. Под мерами оперативного воздействия в гражданском праве обычно принято понимать юридические средства правоохранительного характера, имеющие в значительной мере превентивное, предупредительное значение, устраняющее возникновение убытков для управомоченного лица в будущем <3>, которые применяются к нарушителю гражданских прав и обязанностей непосредственно управомоченным лицом как стороной в гражданском правоотношении без обращения за защитой права к компетентным государственным органам <4>. Меры правоохранительного характера в зависимости от своего охранительного воздействия делятся на меры защиты и меры ответственности. Меры защиты в некоторых источниках принято именовать мерами государственно-принудительного порядка, не обладающими признаками гражданско-правовой ответственности. Такие меры подразделяют на: 1) меры превентивного (предупредительного) характера; 2) меры регулятивного характера, имеющие задачей упорядочение нормальных отношений между спорящими участниками гражданских правоотношений.

--------------------------------

<1> Гражданское право: Учебник. В 2 т. / Отв. ред. Е.А. Суханов. 2-е изд., перераб. и доп. М.: БЕК, 1998. Т. 1. С. 410.

<2> См.: Грибанов В.П. Ответственность за нарушение гражданских прав и обязанностей. М.: Знание, 1973. С. 26.

<3> См.: Грибанов В.П. Пределы осуществления и защиты гражданских прав. С. 188; Он же. Ответственность за нарушение гражданских прав и обязанностей. С. 28.

<4> Гражданское право: Учебник. В 2 т. / Отв. ред. Е.А. Суханов. 2-е изд., перераб. и доп. Т. 1. С. 418; Грибанов В.П. Пределы осуществления и защиты гражданских прав. М., 1972; Сарбаш С.В. Право удержания как способ обеспечения исполнения обязательств. М.: Статут, 1998. С. 192 - 194.

Перечень различных гражданско-правовых способов защиты гражданских прав указан в ст. 12 ГК, согласно которой защита гражданских прав осуществляется путем: признания права; восстановления положения, существовавшего до нарушения права, и пресечения действий, нарушающих право или создающих угрозу его нарушения; признания оспоримой сделки недействительной и применения последствий ее недействительности, применения последствий недействительности ничтожной сделки; признания недействительным акта государственного органа или органа местного самоуправления; самозащиты права; присуждения к исполнению обязанности в натуре; возмещения убытков; взыскания неустойки; компенсации морального вреда; прекращения или изменения правоотношения; неприменения судом акта государственного органа или органа местного самоуправления, противоречащего закону. Этот перечень не является закрытым: ГК специально указывает, что право может быть защищено и "иными способами, предусмотренными законом".

Названные способы защиты (а также иные способы) используются в сфере рынка ценных бумаг в разной степени: одни способы практически не используются (к примеру, самозащита), другие, напротив, используются весьма активно.

Наиболее распространенным способом защиты, указание на возможность применения которого чаще всего можно встретить в нормативных актах, является возмещение убытков. И это не удивительно, ведь возмещение убытков, по справедливому мнению, высказанному в литературе, является "универсальной формой принудительного осуществления гражданского правомочия" <1> и основным общегражданским способом компенсации потерь пострадавшей стороны в части, не покрытой уплатой процентов и неустойкой.

--------------------------------

<1> Братусь С.Н. Предмет и система советского гражданского права. М.: Юрид. лит., 1963. С. 101.

Возмещением убытков пользуются все субъекты рынка ценных бумаг, исключая, пожалуй, регуляторов, которые выполняют публичные функции, а потому если и заявляют соответствующие требования, то только в интересах других лиц <1>.

--------------------------------

<1> К примеру, в соответствии со ст. 35 Федерального закона "О накопительно-ипотечной системе жилищного обеспечения военнослужащих" установлено право "уполномоченных федеральных органов исполнительной власти, осуществляющих функции по нормативно-правовому регулированию, и уполномоченных федеральных органов исполнительной власти, осуществляющих функции по государственному контролю (надзору) в сфере отношений по формированию, инвестированию и использованию накоплений для жилищного обеспечения", обращаться в суд с исками о защите прав и законных интересов собственника накоплений для жилищного обеспечения, об устранении последствий нарушения законодательства Российской Федерации и о возмещении убытков, причиненных субъектами отношений по формированию и инвестированию накоплений для жилищного обеспечения в результате нарушения законодательства Российской Федерации.

Приведем примеры установления законом права на возмещение убытков для участников рынка ценных бумаг:

- клиент имеет право требовать возмещения убытков с брокера, возникших в результате конфликта интересов брокера и клиента, о котором брокер не поставил клиента в известность заранее (ст. 3 Федерального закона "О рынке ценных бумаг");

- клиент имеет право требовать возмещения убытков с брокера, причиненных в связи с исполнением сделок с финансовыми инструментами, предназначенными для квалифицированных инвесторов, совершенных с нарушением требований к ним (ст. 3 Федерального закона "О рынке ценных бумаг");

- любой участник рынка ценных бумаг вправе требовать возмещения убытков с дилера в случае уклонения последнего от заключения договора (ст. 4 Федерального закона "О рынке ценных бумаг");

- клиент имеет право требовать возмещения убытков с доверительного управляющего, в случае если конфликт интересов управляющего и его клиента или разных клиентов одного управляющего, о котором все стороны не были уведомлены заранее, привел к действиям управляющего, нанесшим ущерб интересам клиентов (ст. 5 Федерального закона "О рынке ценных бумаг");

- клиент имеет право требовать возмещения убытков с доверительного управляющего, в случае если убытки причинены в результате нарушения требований к совершению сделок с квалифицированными инвесторами (ст. 5 Федерального закона "О рынке ценных бумаг");

- акционерный инвестиционный фонд и владельцы инвестиционных паев паевого инвестиционного фонда вправе требовать возмещения убытков с оценщика, возникших в связи с использованием итоговой величины рыночной либо иной стоимости объекта оценки, указанной в отчете, подписанном оценщиком (ст. 37 Федерального закона "Об инвестиционных фондах");

- лица, права которых учитываются на лицевых счетах в реестре инвестиционных паев, приобретатели инвестиционных паев и иные лица, обратившиеся для открытия лицевого счета в реестре, вправе требовать возмещения убытков от лица, ведущего реестр, которые возникли в связи: 1) с невозможностью осуществить права на инвестиционные паи, в том числе в результате неправомерного списания инвестиционных паев с лицевого счета зарегистрированного лица; 2) с невозможностью осуществить права, закрепленные инвестиционными паями; 3) с необоснованным отказом в открытии лицевого счета в указанном реестре (ст. 48 Федерального закона "Об инвестиционных фондах");

- приобретатели инвестиционных паев и владельцы инвестиционных паев вправе требовать возмещения убытков с управляющей компании, возникших в результате неисполнения или ненадлежащего исполнения обязанности по выдаче (погашению) инвестиционных паев <1> (ст. 48 Федерального закона "Об инвестиционных фондах");

--------------------------------

<1> Если управляющая компания не докажет, что надлежащее исполнение ею указанных обязанностей оказалось невозможным вследствие непреодолимой силы либо умысла приобретателя или владельца инвестиционных паев.

- владелец закладной вправе требовать возмещения убытков с составителя закладной, возникших в связи с несоответствием закладной договору об ипотеке или договору, обязательство из которого обеспечено ипотекой, и устранением указанного несоответствия (ст. 14 Федерального закона "Об ипотеке (залоге недвижимости)");

- владелец закладной вправе требовать возмещения убытков с составителя дубликата закладной <1>, возникших вследствие несоответствия дубликата закладной утраченной закладной (ст. 18 Федерального закона "Об ипотеке (залоге недвижимости)");

--------------------------------

<1> По смыслу статьи это залогодатель, а если он является третьим лицом - также и должник по обеспеченному ипотекой обязательству.

- акционерное общество вправе требовать возмещения убытков с заинтересованного лица (в том числе и акционера) при причинении убытков в результате совершения сделки с признаками заинтересованности (ст. 84 Федерального закона "Об акционерных обществах") <1>.

--------------------------------

<1> Обратим внимание, что эта статья представляет собой довольно редкий случай, когда обязанность возмещения убытков налагается не на эмитента или профессионального участника, а может возлагаться на самого инвестора.

Интересны примеры реализации права на возмещение убытков, когда закон обусловливает его возникновение действиями государственных органов. Так, ст. 44 Федерального закона "Об ипотечных ценных бумагах" устанавливает, что подлежат возмещению в соответствии с гражданским законодательством убытки, причиненные организациям разглашением сотрудниками федерального органа исполнительной власти по рынку ценных бумаг сведений, составляющих коммерческую тайну. Похожая норма установлена ст. 56 Федерального закона "Об инвестиционных фондах". Статья 28 Федерального закона "Об ипотеке (залоге недвижимости)" установила ответственность органа, осуществляющего государственную регистрацию прав, в виде возмещения убытков заинтересованному лицу, причиненных незаконными действиями (бездействием), в том числе: необоснованным отказом в государственной регистрации ипотеки; необоснованным отказом во внесении исправлений в регистрационную запись; задержкой в государственной регистрации ипотеки сверх установленного срока; государственной регистрацией ипотеки с нарушением требований, предъявляемых законодательством Российской Федерации к содержанию регистрационной записи, или с иными ошибками; уклонением от выдачи закладной (дубликата закладной); неправомерным погашением регистрационной записи и в иных случаях.

Обратим внимание, что во всех приведенных примерах установлено право на возмещение убытков без конкретизации того, в какой части такие убытки возмещаются. Соответственно, мы должны здесь учитывать общие положения ГК (ст. 15): лицо, право которого нарушено, может требовать полного возмещения причиненных ему убытков, которые включают в себя расходы, которые лицо, чье право нарушено, произвело или должно будет произвести для восстановления нарушенного права, утрату или повреждение его имущества (реальный ущерб), а также упущенную выгоду. Соответственно, во всех приведенных примерах лица, которым соответствующее право предоставлено законом, могут требовать полного возмещения убытков.

Однако в законодательстве мы встречаем и случаи ограничения права на возмещение убытков <1>, а также отказа от компенсации некоторых убытков с переложением в последнем случае всех рисков на участников рынка.

--------------------------------

<1> Нельзя не отметить, что некоторые статьи нормативных актов, которые регулируют вопросы возмещения убытков, сформулированы не очень удачно. Здесь нельзя не привести в пример ст. 8 Федерального закона "О рынке ценных бумаг". В соответствии с ее положениями установлено, что лицу, допустившему ненадлежащее исполнение порядка поддержания системы ведения и составления реестра и нарушение форм отчетности (эмитенту, регистратору, депозитарию, владельцу), может быть предъявлен иск о возмещении ущерба (включая упущенную выгоду), возникшего из невозможности осуществить права, закрепленные ценными бумагами. Совершенно очевидно, что текст данной статьи просто противоречит ст. 15 ГК, ведь ущерб не может включать упущенную выгоду. Таким образом, скорее всего, в этой статье идет речь об убытках, однако представленная редакция вполне может привести к серьезным спорам.

Так, ст. 11 Федерального закона "Об инвестиционных фондах" прямо установлено, что владельцы инвестиционных паев несут риск убытков, связанных с изменением рыночной стоимости имущества, составляющего паевой инвестиционный фонд. Таким образом, убытки здесь понимаются как уменьшение стоимости активов, которое составляет рыночный риск, который компенсации не подлежит. Учитывая, что управление паевым инвестиционным фондом осуществляет управляющая компания и изменение рыночной стоимости прямо связано с ее действиями, получается, что перед нами пример освобождения участника рынка от обязанности возмещения причиненных инвестору убытков.

Знает законодательство и множество примеров неполного возмещения убытков <1>. В этих случаях в основном речь идет о компенсации ущерба, в редких случаях - о компенсации в размере, прямо указанном в законе. Приведем примеры:

--------------------------------

<1> Этот момент является интересным. Так, некоторые авторы (И.В. Редькин, М.Л. Скуратовский), анализирующие вопросы защиты прав инвесторов, указывали на существование в сфере рынка ценных бумаг такого принципа, как "недопущение ограничения ответственности профессиональных участников рынка ценных бумаг в отношениях с инвесторами" (Редькин И.В. Меры гражданско-правовой охраны прав участников отношений в сфере рынка ценных бумаг. М.: Деловой экспресс, 1997. С. 39; Защита прав инвесторов: Учебно-практический курс / Под ред. В.В. Яркова. СПб.: Издательский дом С.-Петерб. гос. ун-та: Изд-во юрид. фак-та СПбГУ, 2006. С. 29). Однако, как мы увидим далее, ничего подобного в реальности в исследуемой сфере не наблюдается.

- в соответствии со ст. 16 Федерального закона "Об инвестиционных фондах" управляющая компания паевого инвестиционного фонда несет перед владельцами инвестиционных паев ответственность в размере реального ущерба в случае причинения им убытков в результате нарушения требований законодательства и правил доверительного управления паевым инвестиционным фондом, в том числе за неправильное определение суммы, на которую выдается инвестиционный пай, и суммы денежной компенсации, подлежащей выплате в связи с погашением инвестиционного пая;

- ст. 14.1 Федерального закона "Об инвестиционных фондах" в качестве последствий выдачи управляющей компанией паевого инвестиционного фонда инвестиционных паев, ограниченных в обороте, неквалифицированному инвестору называет возложение на управляющую компанию следующих обязанностей: 1) погасить принадлежащие неквалифицированному инвестору инвестиционные паи интервального паевого инвестиционного фонда, инвестиционные паи которого ограничены в обороте, в ближайший после дня обнаружения факта выдачи инвестиционных паев неквалифицированному инвестору срок, в который в соответствии с правилами доверительного управления этим фондом у владельцев инвестиционных паев возникает право требовать от управляющей компании их погашения, а инвестиционные паи закрытого паевого инвестиционного фонда, инвестиционные паи которого ограничены в обороте, - не позднее шести месяцев после дня обнаружения факта выдачи инвестиционных паев неквалифицированному инвестору; 2) уплатить за свой счет сумму денежных средств, переданных неквалифицированным инвестором в оплату инвестиционных паев, ограниченных в обороте (включая величину надбавки, удержанной при их выдаче), и процентов по ст. 395 ГК, за вычетом суммы денежной компенсации, выплаченной при погашении инвестиционных паев, ограниченных в обороте, принадлежащих неквалифицированному инвестору;

- в соответствии со ст. 22.1 Федерального закона "О рынке ценных бумаг" лица, подписавшие проспект ценных бумаг, при наличии их вины несут солидарно субсидиарную ответственность за ущерб, причиненный эмитентом владельцу ценных бумаг вследствие содержащейся в указанном проспекте недостоверной, неполной и/или вводящей в заблуждение инвестора информации, подтвержденной ими <1>;

--------------------------------

<1> Указывая это правило, нельзя не отметить, что в законодательстве существует его "дублер" - ст. 5 Федерального закона "О защите прав и законных интересов инвесторов на рынке ценных бумаг". Однако она построена на безвиновной ответственности, а кроме того, говорит не о проспекте ценных бумаг, а о "проспекте эмиссии": "Лица, подписавшие проспект эмиссии ценных бумаг, несут солидарно субсидиарную ответственность за ущерб, причиненный эмитентом инвестору вследствие содержащейся в указанном проспекте недостоверной и (или) вводящей в заблуждение инвестора информации". Такого рода нестыковки нам кажутся недопустимыми.

- в соответствии со ст. 25 Федерального закона "О рынке ценных бумаг" лица, подписавшие отчет (уведомление) об итогах выпуска (дополнительного выпуска) эмиссионных ценных бумаг, при наличии их вины несут солидарно субсидиарную ответственность за ущерб, причиненный эмитентом владельцу ценных бумаг вследствие содержащейся в указанном отчете (уведомлении) недостоверной, неполной и (или) вводящей в заблуждение инвестора информации, подтвержденной ими;

- в соответствии со ст. 24 Федерального закона "Об ипотечных ценных бумагах" управляющий ипотечным покрытием несет перед владельцами ипотечных сертификатов участия ответственность в размере реального ущерба в случае причинения им убытков в результате нарушения законодательства, правил доверительного управления ипотечным покрытием, в том числе неправильного определения суммы денежных средств, подлежащей перечислению (выплате) владельцу ипотечного сертификата участия, и суммы денежных средств, подлежащей выплате в связи с погашением ипотечного сертификата участия;

- компенсация убытков в части реального ущерба, причиненного гражданам - акционерам акционерных инвестиционных фондов, гражданам - владельцам инвестиционных паев, за счет средств федерального компенсационного фонда предусмотрена ст. 63 Федерального закона "Об инвестиционных фондах". Интересно, что по смыслу этой нормы реальный ущерб возмещается и тем лицам, которые имели право на полное возмещение убытков (к примеру, в соответствии со ст. 48 этого же Закона), но не могут его реализовать в силу аннулирования лицензии и отсутствия имущества, достаточного для возмещения реального ущерба. То есть при переходе права на возмещение убытков к компенсационному фонду такое право трансформируется в право компенсации лишь реального ущерба;

- в соответствии со ст. 36.15 Федерального закона "О негосударственных пенсионных фондах" в случае нарушения управляющей компанией, инвестирующей средства пенсионных накоплений, требований к максимальной доле определенного класса активов в структуре инвестиционного портфеля негосударственного пенсионного фонда в результате умышленных действий управляющей компании она обязана возместить фонду ущерб, являющийся следствием отклонения от установленной структуры активов, и ущерб от сделок, произведенных для корректировки структуры активов (аналогичное правило установлено ст. 28 Федерального закона "Об инвестировании средств для финансирования накопительной части трудовой пенсии в Российской Федерации");

- схожая с предыдущей, но сформулированная в несколько иной технике норма установлена и ст. 27 Федерального закона "О накопительно-ипотечной системе жилищного обеспечения военнослужащих": в случае нарушения управляющей компанией требований к максимальной доле определенного класса активов в структуре инвестиционного портфеля в результате действий управляющей компании она обязана возместить уполномоченному федеральному органу ущерб, нанесенный вследствие отклонения от установленной структуры активов и сделок, совершенных для корректировки структуры активов. Обратим внимание, что здесь говорится не об "умышленных" действиях управляющей компании, а просто о "действиях", т.е. умысел здесь не является определяющим для привлечения к ответственности.

Следует отметить, что в некоторых случаях закон прямо ставит размер возмещаемых убытков в зависимость от поведения лица, которое обладает правом их взыскания. Таким примером является ст. 48 Федерального закона "Об инвестиционных фондах". Она, как уже отмечалось выше, устанавливает многочисленные случаи ответственности управляющей организации и регистратора в виде возмещения убытков. Однако в ней же содержится правило о том, что суд вправе уменьшить размер возмещения, "если приобретатель или владелец инвестиционного пая умышленно или по неосторожности содействовал увеличению причиненных ему убытков либо не принял разумных мер к их уменьшению". Другой пример такого рода дает ст. 44 Федерального закона "Об акционерных обществах", в соответствии с которой лицо, зарегистрированное в реестре акционеров общества, обязано своевременно информировать держателя реестра акционеров общества об изменении своих данных. В случае непредоставления им информации об изменении своих данных общество и регистратор не несут ответственности за причиненные в связи с этим убытки <1>.

--------------------------------

<1> Встречаются и нормы, смысл которых состоит в установлении зависимости возмещения убытков от поведения лица, однако сформулированные в весьма общем виде. Так, ст. 6 Федерального закона "О защите прав и законных интересов инвесторов на рынке ценных бумаг" указывает, что инвестор вправе в связи с приобретением или отчуждением ценных бумаг потребовать у профессионального участника или эмитента предоставить информацию в соответствии с указанным Законом и другими федеральными законами и "несет риск последствий непредъявления такого требования". Подобного рода требование может на практике породить множество судебных споров. Такого рода регулирование нечасто встречается в законе. Можно сравнить, к примеру, такое правило со ст. 333 ГК, которая предусматривает случаи уменьшения неустойки. В ней указывается, что, "если подлежащая уплате неустойка явно несоразмерна последствиям нарушения обязательства, суд вправе уменьшить неустойку" (на "явную несоразмерность" как на квалифицирующий признак указывает и Обзор практики применения арбитражными судами ст. 333 Гражданского кодекса Российской Федерации, утвержденный информационным письмом Высшего Арбитражного Суда РФ от 14 июля 1997 г. N 17).

В некоторых случаях закон специально указывает, за счет какого имущества участник рынка ценных бумаг должен покрывать возникшие убытки. Так, в соответствии со ст. 41 Федерального закона "Об инвестиционных фондах" установлено, что возмещение убытков, возникших в результате неисполнения обязательств по договорам, заключенным управляющей компанией в качестве доверительного управляющего паевым инвестиционным фондом или активами акционерного инвестиционного фонда, осуществляется за счет собственного имущества управляющей компании. Логика такой нормы понятна: Закон запрещает перекладывать управляющей компании риски своего некачественного управления на инвесторов.

Анализ использования такого способа защиты, как возмещение убытков в сфере рынка ценных бумаг, показывает, что широкое и оправданное его использование имеет свои существенные недостатки:

- неясно установленное законом соотношение полного и неполного возмещения убытков. Анализ тех случаев, когда компенсации подлежит только ущерб (или конкретная сумма), показывает необоснованность установления таких правил;

- обращает на себя внимание неудовлетворительное использование критерия вины: в одних случаях подчеркивается необходимость умысла, в других (причем совершенно аналогичных случаях) вина не является определяющим фактором.

С нашей точки зрения, в части применения этого способа защиты необходимо исходить из общего правила, которое мы сформулировали бы следующим образом: во всех случаях убытки должны компенсироваться в полном объеме (размере), исключая случаи переложения компенсации убытков на специальные компенсационные, гарантийные и страховые фонды (схемы), выплаты из которых в силу ограниченности ресурсов должны носить ограниченный характер (ущерб или точно установленная сумма).

Вторым, наиболее часто используемым, способом защиты являются признание оспоримой сделки недействительной и применение последствий ее недействительности, применение последствий недействительности ничтожной сделки. Понятно, что любая сделка может быть признана недействительной при наличии к тому оснований, предусмотренных законом. Однако специальные нормы часто устанавливают особенности применения этого способа. К числу таких особенностей в анализируемой сфере можно отнести: указание на субъектов, имеющих право заявлять соответствующие требования, установление специальных сроков исковой давности, установление специальных оснований для заявления исковых требований и иные особенности.

Так, ст. 26 Федерального закона "О рынке ценных бумаг" указывает, что срок исковой давности для признания недействительными сделок, совершенных в процессе размещения эмиссионных ценных бумаг, составляет три месяца с момента регистрации отчета об итогах выпуска (дополнительного выпуска) эмиссионных ценных бумаг или с момента представления в регистрирующий орган уведомления об итогах выпуска (дополнительного выпуска) эмиссионных ценных бумаг, а в случаях, когда государственная регистрация отчета (представление в регистрирующий орган уведомления) об итогах выпуска (дополнительного выпуска) эмиссионных ценных бумаг не осуществляется, - с момента государственной регистрации выпуска эмиссионных ценных бумаг.

Целый спектр случаев применения такого способа защиты нам дает Федеральный закон "Об акционерных обществах". Так, в соответствии со ст. 79 этого Закона сделка, имеющая признаки крупной, но совершенная с нарушением требований закона к одобрению крупных сделок, может быть признана недействительной по иску самого акционерного общества или акционера. Сходные правила предусмотрены и для сделок, в совершении которых имеется заинтересованность (ст. 84). В соответствии со ст. 84.6 Федерального закона "Об акционерных обществах" после получения открытым акционерным обществом добровольного или обязательного предложения часть решений, в том числе об одобрении сделок, принимаются только общим собранием акционеров. Сделки, совершенные обществом с нарушением указанных требований, могут быть признаны недействительными по иску самого акционерного общества, акционера либо направившего добровольное или обязательное предложение лица.

А вот ст. 4 Федерального закона "О защите прав и законных интересов инвесторов на рынке ценных бумаг" использует категорию "ничтожность". В соответствии с ее положениями ничтожны условия заключаемых с инвесторами договоров, которые ограничивают права инвесторов по сравнению с правами, предусмотренными законодательством Российской Федерации о защите прав и законных интересов инвесторов на рынке ценных бумаг.

Иные (кроме возмещения убытков, признания сделок недействительными, применения последствий недействительности) гражданско-правовые способы защиты в сфере рынка ценных бумаг используются нечасто.

К примеру, если мы проанализируем использование такого способа защиты, как взыскание неустойки и процентов по ст. 395 ГК, то мы практически не обнаружим в исследуемой области каких-либо специальных правил, исключая нормы чекового и вексельного законодательства (ст. ст. 48 и 49 Положения о переводном и простом векселе 1937 г.) <1>. В соответствии со ст. 3 Федерального закона "О переводном и простом векселе" в отношении векселя, выставленного к оплате и подлежащего оплате на территории Российской Федерации, проценты и пеня, указанные в ст. 48 (подп. 2 и 4) и ст. 49 (подп. 2) Положения о переводном и простом векселе 1937 г., выплачиваются в размере учетной ставки, установленной Центральным банком по правилам, установленным ст. 395 ГК. Проценты, предусмотренные подп. 2 ст. 48 и ст. 49, начисляются на сумму векселя с обозначенными в нем процентами, начисленными на день срока платежа, если в векселе были предусмотрены проценты (Постановление Пленума Верховного Суда РФ N 3 и Пленума Высшего Арбитражного Суда РФ от 5 февраля 1998 г. "О некоторых вопросах применения Федерального закона "О переводном и простом векселе") <2>. Чекодержатель в соответствии со ст. 885 ГК вправе требовать в случае отказа плательщика от оплаты чека от обязанных по чеку лиц (чекодатель, авалист, индоссанты) уплаты процентов, предусмотренных ст. 395 ГК.

--------------------------------

<1> Хотя последние, с нашей точки зрения, было бы правильно квалифицировать в качестве иных средств защиты. Относительно правовой природы пени, предусмотренной подп. 4 ст. 48 Положения о переводном и простом векселе 1937 г., есть и еще один дискуссионный вопрос. Такая мера ответственности не предусмотрена Единообразным вексельным законом. В приложении к Конвенции речь идет лишь о праве государств-участников установить комиссию. Слова "комиссия" Положение о переводном и простом векселе 1937 г. не употребляет. В документе четко говорится о пене. Следовательно, форма ответственности по п. 4 ст. 48 - это чисто российская новация, имеющая, правда, свою традицию, - она была предусмотрена еще ст. 14 Положения о векселях 1922 г. По мнению Высшего Арбитражного Суда РФ, эта пеня как раз и является комиссией (п. 21 Обзора практики разрешения споров, связанных с использованием векселя в хозяйственном обороте. Информационное письмо ВАС РФ от 25 июля 1997 г. N 18).

<2> Бюллетень Верховного Суда РФ. 1998. N 4.

Очень сложно найти примеры использования такого способа, как признание права. В первый период развития рынка ценных бумаг истцы пытались его использовать с целью защитить свои права на ценные бумаги, которые были списаны со счетов организаций учетной системы по подложным документам. Однако суды не поддержали указанные иски с аргументацией, что они, по сути, сводятся к виндикации ценных бумаг (этот момент мы рассмотрим подробнее при анализе виндикации).

Такой способ защиты, как восстановление положения, существовавшего до нарушения права, и пресечение действий, нарушающих право или создающих угрозу его нарушения, также применяется весьма редко. С первой частью этого способа - "восстановление положения, существовавшего до нарушения права" - в сфере рынка ценных бумаг получилась история, похожая на использование способа в виде признания права. Утратившие ценные бумаги лица в результате их списания по подложным документам со счетов в системе ведения реестра стали предъявлять иски "о восстановлении записи" <1>. Однако судебные органы здесь их не поддержали, указав на фактически виндикационный характер таких требований. Приведем в качестве примера Постановление Федерального арбитражного суда Северо-Западного округа от 11 июня 2003 г. N А05-7962/02-389/17, где было отмечено, что "требования о восстановлении записи в реестре акционеров в отношении акций, значащихся в реестре на лицевых счетах других лиц, фактически сводятся к требованию о возврате их истцу, так как в случае удовлетворения иска последние будут лишены своего права на данные ценные бумаги. Поэтому указанные требования носят виндикационный характер и подлежат рассмотрению в соответствии со статьей 302 ГК РФ". К числу редких случаев применения этого способа можно отнести правило ст. 4 Федерального закона "О рынке ценных бумаг", в соответствии с которым в случае уклонения дилера от заключения договора к нему может быть предъявлен иск о принудительном заключении такого договора.

--------------------------------

<1> О такого рода примерах пишут многие авторы. См., в частности: Юлдашбаева Л.Р. Правовое регулирование оборота эмиссионных ценных бумаг (акций, облигаций). М.: Статут, 1999. С. 86.

Используется участниками правоотношений в сфере рынка ценных бумаг такой способ, как признание недействительным акта государственного органа или органа местного самоуправления. Данным способом защиты в основном пользуются эмитенты, профессиональные участники, аттестованные лица. Так, ст. 51 Федерального закона "О рынке ценных бумаг" указывает, что профессиональные участники рынка ценных бумаг и эмитенты ценных бумаг имеют право обжаловать в арбитражный суд действия федерального органа исполнительной власти по рынку ценных бумаг по пресечению нарушений законодательства Российской Федерации о ценных бумагах и применению мер ответственности в порядке, предусмотренном законодательством Российской Федерации. Физические лица, у которых аннулированы квалификационные аттестаты в сфере профессиональной деятельности на рынке ценных бумаг, вправе обжаловать в арбитражный суд соответствующее решение федерального органа исполнительной власти по рынку ценных бумаг по аннулированию.

Большое количество примеров применения такого права нам дает Федеральный закон "Об инвестиционных фондах". Данный Закон как включает в себя общую норму (ст. 63.1), содержащую указание на такое право, так и предусматривает частные случаи.

Например, общей нормой установлено, что:

- акционерные инвестиционные фонды, управляющие компании, специализированные депозитарии имеют право обжаловать в арбитражный суд ненормативные правовые акты, решения и действия (бездействие) федерального органа исполнительной власти по рынку ценных бумаг, связанные с государственным регулированием деятельности указанных лиц и государственным контролем за их деятельностью;

- физические лица, у которых аннулированы квалификационные аттестаты в сфере деятельности управляющих компаний и специализированных депозитариев, вправе обжаловать в арбитражный суд соответствующее решение федерального органа исполнительной власти по рынку ценных бумаг.

По тексту Закона можно встретить указание и на частные случаи такого права. Так, ст. 19 Федерального закона "Об инвестиционных фондах" установлено право управляющей компании обжаловать в суд отказ в регистрации правил доверительного управления паевым инвестиционным фондом или изменений и дополнений в них, а также уклонение от принятия решения об их регистрации. В соответствии со ст. 60.1 этого Закона соискатель лицензии на право осуществления деятельности акционерного инвестиционного фонда, управляющей компании и специализированного депозитария акционерного и паевого инвестиционных фондов вправе обжаловать отказ федерального органа исполнительной власти по рынку ценных бумаг в предоставлении лицензии или его бездействие. В соответствии со ст. 61.2 Закона акционерный инвестиционный фонд, управляющая компания или специализированный депозитарий имеют право обжаловать в арбитражный суд решения федерального органа исполнительной власти по рынку ценных бумаг об аннулировании лицензии, об отказе от аннулирования лицензии по заявлению лицензиата, а также уклонение от принятия решения об аннулировании лицензии по заявлению лицензиата.

В некоторых случаях такое право дается саморегулируемым организациям. Так, в соответствии со ст. 36.26 Федерального закона "О негосударственных пенсионных фондах" саморегулируемая организация негосударственных пенсионных фондов имеет право обжаловать в судебном порядке акты и действия федеральных органов государственной власти, органов государственной власти субъектов Российской Федерации, органов местного самоуправления, нарушающие права и законные интересы любого из своих членов или группы членов <1>.

--------------------------------

<1> Интересно, что ни Федеральный закон "О рынке ценных бумаг", ни Федеральный закон "Об инвестиционных фондах" такого права саморегулируемым организациям не предоставляют.

Не содержит в анализируемой сфере какой-то специфики применение такого способа, как присуждение к исполнению обязанности в натуре. Очевидно, что такого рода способы защиты могут использоваться в каких-то договорных отношениях, однако их специфики закон не устанавливает.

То же можно сказать и о способе защиты в виде компенсации морального вреда. По мнению некоторых исследователей вопроса (Е.В. Салогубов), имеет смысл отдельно "оговорить такой способ защиты, как возмещение морального вреда инвестору" <1>. С такой позицией можно согласиться лишь частично. Как видно из предыдущего изложения, законодатель не то что не предусматривает компенсацию морального вреда, но даже и право на взыскание убытков в полном размере признает за инвестором не во всех случаях. И в этом есть своя логика: нам сложно представить обоснование такого морального вреда для всех инвесторов. Возможно, подобное предложение было бы целесообразно, но только для инвесторов - физических лиц и только для некоторых случаев инвестирования.

--------------------------------

<1> Формы защиты прав инвесторов в сфере рынка ценных бумаг / Под ред. М.К. Треушникова. М.: Городец, 2000. С. 10.

Так же как и в названных случаях, не имеет существенных особенностей применение способа защиты в виде неприменения судом акта государственного органа или органа местного самоуправления, противоречащего закону.

Законодательство о рынке ценных бумаг дает нам примеры применения такого способа защиты, как прекращение или изменение правоотношения. В целом использование этого способа ограничено в силу того, что мы имеем много примеров использования конструкции договора присоединения в анализируемой сфере, когда лицо может только присоединиться к правилам доверительного управления, но не может их изменить, более того, не может это сделать и в судебном порядке. Однако есть и примеры того, когда закон специально указывает на такой способ защиты. Так, ст. 6 Федерального закона "О защите прав и законных интересов инвесторов на рынке ценных бумаг" установлено, что нарушение профессиональным участником требований, установленных данной статьей применительно к предоставлению инвестору информации в связи с обращением ценных бумаг, в том числе предоставление недостоверной, неполной и (или) вводящей в заблуждение инвестора информации, является основанием для изменения или расторжения договора между инвестором и профессиональным участником (эмитентом) по требованию инвестора.

Статья 12 ГК в части способов защиты носит незакрытый характер. В частности, в ней говорится о возможности использования "иных способов, предусмотренных законом". Сфера рынка ценных бумаг дает много примеров такого рода иных способов защиты.

К их числу можно, к примеру, отнести урегулированное в некоторых нормативных актах указание о солидарной (субсидиарной) ответственности определенных лиц. Такая ответственность наступает при неисполнении соответствующих обязанностей. Законы дают множество таких примеров, приведем лишь некоторые:

- ст. 34 Федерального закона "Об ипотечных ценных бумагах" установлено, что в случае неисполнения предусмотренных обязанностей по контролю за деятельностью управляющей компании специализированный депозитарий несет солидарную ответственность вместе с эмитентом облигаций с ипотечным покрытием или управляющим ипотечным покрытием перед владельцами соответственно облигаций с ипотечным покрытием и ипотечных сертификатов участия;

- в соответствии со ст. 22.1 Федерального закона "О рынке ценных бумаг" лица, подписавшие проспект ценных бумаг, при наличии их вины несут солидарно субсидиарную ответственность за ущерб, причиненный эмитентом владельцу ценных бумаг вследствие содержащейся в указанном проспекте недостоверной, неполной и/или вводящей в заблуждение инвестора информации, подтвержденной ими;

- в соответствии со ст. 48 Федерального закона "Об инвестиционных фондах" управляющая компания несет субсидиарную с лицом, осуществляющим ведение реестра владельцев инвестиционных паев, ответственность за убытки, которые такое лицо причиняет владельцам паев или лицам, обратившимся за совершением операций в системе ведения реестра паев.

Активно используется в данной сфере и институт недействительности (ничтожности). Выше мы рассмотрели примеры его использования применительно к сделкам. Однако сделками здесь дело не исчерпывается. Законодательство предоставляет право обращаться в суд за признанием недействительными не только сделок, но и решений органов управления. К примеру, ст. 49 Федерального закона "Об акционерных обществах" предусматривает право акционера обжаловать в суд решение, принятое общим собранием акционеров с нарушением требований закона, иных правовых актов Российской Федерации, устава общества, в случае, если он не принимал участия в общем собрании акционеров или голосовал против принятия такого решения и указанным решением нарушены его права и законные интересы. Такое заявление может быть подано в суд в течение шести месяцев со дня, когда акционер узнал или должен был узнать о принятом решении.

Примеры дает нам здесь и Федеральный закон "О рынке ценных бумаг". В частности, его ст. ст. 26 и 51 дают право как самим инвесторам, так и государственным органам в отдельных случаях обращаться в суд с требованием о признании недействительным выпуска ценных бумаг, решений, на основании которых была осуществлена эмиссия, отчета об итогах выпуска.

Наконец, нельзя не вспомнить и о ст. 144 ГК, которая устанавливает правило ничтожности ценной бумаги в случае несоответствия ее обязательным требованиям к форме и реквизитам. Правовой режим ничтожных бумаг не является устоявшимся в российском праве. Более того, при наличии общей нормы реальное применение ее приходится только на одну ценную бумагу - вексель (в литературе встречаются также упоминания о применении этих правил к складским свидетельствам <1>). В настоящее время активно рассматривается вопрос о совершенствовании такой меры, как ничтожность бумаги. В частности, в проекте Концепции развития законодательства о ценных бумагах и финансовых сделках, рекомендованном к опубликованию в целях обсуждения Советом при Президенте РФ по кодификации и совершенствованию гражданского законодательства (Протокол N 69 от 30 марта 2009 г.) <2>, справедливо отмечается, что "правовые последствия "ничтожности" ценной бумаги не раскрываются. Термин "ничтожность ценной бумаги" на практике вызывает ассоциации с последствиями недействительности ничтожной сделки, что в сфере оборота ценных бумаг представляется недопустимым". По мнению разработчиков этого документа, "несоответствие ценной бумаги установленным в законе требованиям к ее оформлению устраняет возможность рассмотрения документа в качестве ценной бумаги, но не исключает (в отличие от общего понятия ничтожности) применения общих положений ГК РФ об обязательствах. В связи с этим целесообразно установить общее последствие нарушения требований к форме и реквизитам ценной бумаги, аналогичное норме вексельного права: документ, не содержащий необходимых реквизитов, не может считаться ценной бумагой (и имеет правовые последствия простой расписки)".

--------------------------------

<1> См., к примеру: Белов В.А. Недействительность векселя // Законодательство. 2007. N 11. С. 23 - 24.

<2> http:// www.privlaw.ru/ vs_info5.html.

Прямая аналогия с вексельным правом действительно напрашивается (тем более что она в той или иной форме всегда отмечается исследователями вопроса <1>). Более того, подобного рода аналогия была выработана уже давно. Так, еще в 20-е годы прошлого века высшие судебные инстанции РСФСР установили, что "заем, облеченный в форму векселя до введения в действие Положения о векселях 1922 г., имеет юридическую силу и значение не векселя, но письменного акта, свидетельствующего о совершенном договоре" <2> (впрочем, отметим, что подобная практика с определенными оговорками была свойственна еще и русскому дореволюционному праву <3>). Однако его реализация в заявленной форме не только неуместна, но и вряд ли возможна. Дело в том, что на самом деле существует не один вариант квалификации документа, который в силу дефектности не признается векселем (на чем настаивают авторы концепции <4>), а как минимум три: 1) вексель признается общегражданским обязательством (собственно распиской); 2) документ, именуемый векселем, не порождает вообще никаких отношений, кроме как связанных с его недействительностью; 3) вексель сохраняет свою силу ввиду того, что на нем имеются подписи иных обязанных лиц, действительность которых не подвергнута сомнению. Отличие первого варианта от второго состоит в том, что обязательство может быть выражено таким образом, что понять его правовой режим, права, которые оно закрепляет, будет невозможно. К примеру, одно дело, когда мы имеем вексель с пометкой о его оплате "только шинной продукцией" (Постановление Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ от 9 июня 1998 г. N 7034/97). Данная пометка справедливо была расценена судом как свидетельство наличия обязательства по передаче шинной продукции, а не денежного обязательства <5>. Другое дело, когда встречаешь документ с такими характеристиками текста: во-первых, в самом тексте обязательства ("...обязуется безусловно уплатить по этому векселю денежную сумму в размере десять миллионов рублей...") слово "денежную" перечеркнуто; во-вторых, в том месте, где указывается срок платежа, содержится следующая формула: "по предъявлении в счет задолженности за покупную электроэнергию без зачета в денежные средства". Понятно, что это не вексель. Но что же это? Какое конкретно обязательство закрепляет этот документ (если вообще закрепляет)?

--------------------------------

<1> Объекты гражданских прав: Постатейный комментарий к главам 6, 7 и 8 Гражданского кодекса Российской Федерации / Под ред. П.В. Крашенинникова. М.: Статут, 2009. С. 142.

<2> Цит. по: Вавин Н.Г. Положение о векселях: Научно-практический комментарий / Предисл. А.Э. Вормса. 2-е изд., перераб. и доп. М.: Право и жизнь, 1927. С. 20; Гордон В.М. Положение о векселях в частной кодификации. 2-е изд., доп. Харьков: Юрид. изд-во Наркомюста УССР, 1926. С. 11 - 12.

<3> См., к примеру: Анисимов А. Новый Устав о векселях с подробным предметным указателем и очерком существенных отличий от прежнего Устава. СПб.: Тип. М. Меркушева, 1902. С. XLIV - XLV.

<4> И не только они. Такую точку зрения едва ли можно назвать общераспространенной (см., к примеру: Лазарев И. Вексельные суррогаты. Последствия их получения. Права, удостоверенные вексельным суррогатом // Хозяйство и право. 2004. N 6. С. 20 - 22).

<5> Аналогичный подход к решению вопроса о наличии дефекта формы векселя был применен Президиумом Высшего Арбитражного Суда РФ при рассмотрении протеста на судебные акты, принятые по иску ООО "Продэк" к ОАО "Метафракс" о взыскании долга по векселю. Простой вексель, на основании которого было предъявлено требование, содержал запись о том, что данный вексель принимается эмитентом только в уплату за поставленную продукцию. Президиум ВАС РФ указал, что в данном случае содержащаяся в документе запись о принятии векселя только в уплату за поставленную продукцию удостоверяет не денежное, а иное обязательство. При этих условиях документ, оформленный на бланке простого векселя, следует рассматривать как письменное обязательство, правоотношения сторон по которому регулируются нормами общегражданского, а не вексельного законодательства (Постановление Президиума ВАС РФ от 21 марта 2000 г. N 7430/99).

Нельзя забывать и том, что вексель может быть выдан от имени вымышленного лица, и если он не содержит подписи других лиц, причем действительные, то признавать этот документ векселем или тем более какой-либо распиской в получении платежа вряд ли возможно.

Говоря о способах защиты, нельзя забывать и положения ст. 10 ГК РФ о злоупотреблении правом. Нормы о злоупотреблении правом крайне специфичны и трудны в применении, однако они находят свое место среди способов защиты гражданских прав, прежде всего в тех случаях, когда квалификация отношений иными нормами права невозможна, однако права требуют своей защиты, в частности при защите от так называемого рейдерства. Приведем такой интересный вывод одного из судов (Постановление Федерального арбитражного суда Северо-Кавказского округа по делу N А22-1008/2003/2-102/Ар43 от 10 октября 2006 г.): "Из материалов дела следует, что корпоративный конфликт возник в связи с попыткой "недружественного захвата предприятия". Об этом свидетельствуют параллельное существование двух реестров акционеров и двух систем органов управления, изменение юридического адреса с Московской области на Республику Калмыкию, отчуждение имущества, ликвидация юридического лица. Оспариваемые решения собрания направлены на предотвращение захвата предприятия, а требования о признании этих решений недействительными - на создание условий для захвата. Недружественный захват является формой злоупотребления правом и не подлежит судебной защите в силу статьи 10 Гражданского кодекса Российской Федерации" <1>.

--------------------------------

<1> Относительно использования термина "недружественное поглощение" см. также Постановление Федерального арбитражного суда Московского округа по делу N А40-53972/06-31-367 от 12 апреля 2007 г.

Применение норм о злоупотреблении правом имеет множество проблем. Все они имеют характер исторический. В теории гражданского права вопросы квалификации злоупотребления правом всегда вызывали серьезные споры <1> (до сих пор ряд авторов не признают за ним право на существование <2>). В.П. Грибанов, анализируя указанную категорию, указывал, что злоупотребление правом есть особый тип гражданского правонарушения (хотя он же подчеркивал, что противоправность здесь имеет известные особенности), совершаемый управомоченным лицом при осуществлении им принадлежащего ему права, связанный с использованием недозволенных конкретных форм в рамках дозволенного ему законом общего типа поведения. Он отмечал, что злоупотребление правом имеет место там, где управомоченный субъект выходит за рамки установленных для данного субъективного права пределов его осуществления, оставаясь, однако, в рамках общих границ содержания данного субъективного права <3>. Как еще более эмоционально описывал подобные ситуации О.С. Иоффе, "советский гражданский закон не может ориентироваться на принцип безграничного осуществления гражданских прав, так как право, не ограниченное никакими рамками, не поставленное в известные пределы, противоречило бы самой идее социалистической законности и становилось бы фактически орудием произвола" <4>.

--------------------------------

<1> Грибанов В.П. Осуществление и защита гражданских прав. М.: Статут, 2000. С. 40 - 42 (Сер. "Классика российской цивилистики"); Курбатов А. Недопустимость злоупотребления правом как способ установления пределов реализации (удовлетворения) интересов // Хозяйство и право. 2000. N 12 (287). С. 37 - 47; Он же. Сочетание частных и публичных интересов при правовом регулировании предпринимательской деятельности. М.: Центр ЮрИнфоР, 2001. С. 170 - 173; Зайцева С.Г. К вопросу о способах противодействия проявлению феномена "злоупотребление правом" в реальной жизни // Юрист. 2003. N 9. С. 15 - 18; Поротикова О.А. Проблема злоупотребления субъективным гражданским правом. М.: Волтерс Клувер, 2007; Тарасенко Ю.А. Злоупотребление правом // Гражданское право: Актуальные проблемы теории и практики / Под общ. ред. В.А. Белова. М.: Юрайт-Издат, 2007. С. 449 - 480; Аппакова Т.А. Соблюдение баланса интересов при разрешении корпоративных споров как гарантия осуществления эффективного правосудия // Вестник Высшего Арбитражного Суда РФ. 2005. N 12. С. 131 - 159.

<2> Белов В.А. Гражданское право: Общая и Особенная части: Учебник. М.: Центр ЮрИнфоР, 2003. С. 363.

<3> Грибанов В.П. Осуществление и защита гражданских прав. С. 50, 55, 63. Отметим, что это определение с момента его появления осталось практически неизменным, и даже добавление отдельных красок всеми последующими исследователями вопроса (см., к примеру, монографию О.А. Поротиковой) не меняет в целом подхода к рассмотрению вопросов злоупотребления правом. Нельзя не отметить, что применение к ситуации злоупотребления правом термина "правонарушение" в настоящее время весьма спорно, даже если и делаются оговорки о его особом характере, поскольку такая квалификация подходит только для шиканы и для случаев нарушений в области конкуренции, а вот случаи "злоупотребления правом в иных формах" могут быть самыми что ни на есть разными.

<4> Иоффе О.С. Советское гражданское право. М.: Юрид. литература, 1967. С. 310.

С предложенным пониманием злоупотребления как выхода за пределы права сложно не согласиться, однако посмотрим, как данные теоретические построения применимы к исследуемой ситуации корпоративного шантажа. Статья 10 ГК в качестве общего правила отмечает, что действия граждан и юридических лиц, осуществляемые исключительно с намерением причинить вред другому лицу, а также злоупотребление правом в иных формах не допускаются.

Формулировка, насколько лаконичная, настолько же недостаточно ясная <1> (нельзя здесь не согласиться и с более жесткими оценками А.Я. Курбатова, отмечавшего, что она еще и "неудачная, позволяющая утверждать о невозможности ее использования в практических целях" <2>). С одной стороны, вред - весьма конкретная гражданско-правовая категория (и здесь, кстати, можно только частично согласиться с И. Лысихиным, поскольку он фактически говорит о случаях злоупотребления правом в контексте неосновательного обогащения), с другой - при широком подходе вообще любое правомерное поведение акционера можно квалифицировать как вредоносное. Формулировка Кодекса могла бы быть и яснее. Например, О.Н. Садиков, говоря о злоупотреблении правом, отмечает, что принцип осуществления гражданских прав состоит в том, что лицо вольно свободно их осуществлять, но не должно при этом "нарушать права и интересы других лиц" <3>. Но таких уточнений Кодекс как раз и не содержит, поскольку он не употребляет не только уже хорошо известную, исследованную и широко применяемую законодателем категорию "законный интерес", но и категорию "интерес", которой оперирует О.Н. Садиков. В итоге на сегодняшний день позитивное право признает шикану как исключительно вредоносное поведение, с более или менее четкими признаками квалификации этого явления, и "злоупотребление правом в иных формах", не определяя заранее, должно быть такое поведение вредоносно или нет и какие у поведения должны быть признаки, чтобы оно квалифицировалось как злоупотребление. Нельзя здесь не согласиться с П. Избрехтом, что с точки зрения действующего ГК шикана как действия по осуществлению права, направленные исключительно на причинение вреда другим лицам, - единственная разновидность злоупотребления субъективными гражданскими правами, о которой законодатель ясно и недвусмысленно высказался <4>.

--------------------------------

<1> Не менее лаконична и нечетка формулировка ч. 3 ст. 17 Конституции РФ, в соответствии с которой осуществление прав и свобод человека и гражданина не должно нарушать права и свободы других лиц. А судебная практика, в которой делается ссылка на данные общие положения российского законодательства, также крайне скудна (см., к примеру: Бюллетень Верховного Суда РФ. 2001. N 9 // http:// www.supcourt.ru/ vscourt_detale.php?id= 2324) и не касается корпоративных отношений.

<2> Курбатов А.Я. Сочетание частных и публичных интересов при правовом регулировании предпринимательской деятельности. М.: Центр ЮрИнфоР, 2001. С. 171.

<3> Гражданское право России. Общая часть: Курс лекций / Отв. ред. О.Н. Садиков. М.: Юристъ, 2001. С. 89.

<4> Избрехт П. Шикана в предпринимательских отношениях как разновидность злоупотребления правом // Хозяйство и право. 2007. N 10. С. 110.

Для понимания сложности квалификации действий того или иного лица как действий, имеющих признаки злоупотребления правом, приведем примеры с действиями миноритарных акционеров, поскольку именно эту категорию лиц на рынке ценных бумаг чаще всего пытаются обвинить в так называемом корпоративном шантаже - гринмэйле.

Для иллюстрации правомерности действий меньшинства (миноритарных акционеров) приведем в пример несколько получивших известность конфликтов, возникавших в связи с деятельностью ОАО "Сургутнефтегаз". В 2001 г. компания Protsvetaniye Holdings Ltd пыталась оспорить методику "Сургутнефтегаза" по начислению дивидендов в Арбитражном суде Ханты-Мансийского автономного округа, однако проиграла дело. Представитель истца, комментируя это, отмечал, что рассматривалась возможность обращения в суды за пределами России, в том числе в США. Однако после консультаций с юристами от этих намерений отказались, поскольку был велик риск отказа со стороны судов США в принятии такого иска к рассмотрению <1>. Это не помешало, однако, миноритариям и дальше отстаивать свои права, и уже в 2004 г. иск был подан от имени университетского пенсионного фонда Гарвардского университета. Истец обвинял нефтяную компанию в том, что она не направляла оговоренных в депозитарном соглашении 10% от годовой чистой прибыли на выплату дивидендов по привилегированным акциям. Гарвард владел хоть и приличным, но все же миноритарным пакетом акций. Суть спора состояла в следующем: на тот момент Федеральный закон "Об акционерных обществах" предусматривал наличие в уставе пункта, фиксирующего размер дивидендов по привилегированным акциям, однако законодательство не давало четкого определения самого понятия "чистая прибыль". Устав же компании обязывал выплачивать владельцам привилегированных акций не менее 10% чистой прибыли. Истцов подвигло на иск то, что компания в целях развития производства вычитала затраты капитального характера из нераспределенной прибыли до расчета суммы дивидендов, тем самым существенно уменьшая их. Отметим, что миноритарные акционеры проиграли иски в российских судах, однако это не остановило истцов в их обращении с иском в американский суд (который впоследствии никаких положительных решений не принял) <2>. Миноритарных акционеров и это не остановило. Позднее они (в лице Hermitage, Prosperity, Firebird, а также Ассоциации по защите прав инвесторов) подали иск с требованием погасить так называемые казначейские акции <3>. И это дело также не имело никакой перспективы.

--------------------------------

<1> См.: http:// www.garweb.ru/ project/ vas/ news/ smi/ 04/ 06/ 20040630/ 9513877.htm; Бушуева Ю. Инвесторам все мало // Ведомости. 2001. N 60 (383).

<2> См.: http:// www.garweb.ru/ project/ vas/ news/ smi/ 04/ 06/ 20040630/ 9513877.htm; http://www.vremya.ru/2006/59/8/149250.html; http:// www.vedomosti.ru/ newsline/ index.shtmlf2005/ 03/ 25/ 129762; http:// www.energonew.ru/ news/ base/ 2004/ 07/ 6260.htm.

<3> http:// www.rcb.ru/ archive/ printrcb.asp?aid= 3986.

Как рассматривать все эти случаи? В свете рассуждений о корпоративном шантаже и злоупотреблении правом интересны прежде всего два последних: в них судебная перспектива (особенно в последнем случае) не просматривалась практически с самого начала. Представляется, что эти действия никак нельзя квалифицировать как злоупотребление правом, поскольку в противном случае мы придем к тому, что само право на защиту будет подвергнуто сомнению. В специальной литературе можно встретить мнения, согласно которым аналогичные действия расцениваются как злоупотребление. Так, один автор отмечает: "...для вывода о наличии злоупотребления меньшинством своим правом необходимо установить намерение меньшинства получить неоправданные, нарушающие принцип равенства личные выгоды. Если его действия имеют целью защиту собственных законных интересов (пресечение ненадлежащего поведения контролирующих акционеров, демонстративно игнорирующих интересы миноритарных акционеров), они могут считаться правомерными". Далее, нарисовав эту идеалистическую картину, автор приводит следующий пример, мало, как представляется, с ней связанный и никак из нее не вытекающий: "Одним из французских судов был признан злоупотреблением меньшинства трехкратный отказ голосовать за увеличение уставного капитала общества, желая при этом получить персональные выгоды из такого отказа, хотя меньшинство осознавало, что увеличение уставного капитала было необходимо для общества... вывод о том, что подобные деяния не должны считаться правомерными, безусловно, верен, а введение в акционерное законодательство норм, обеспечивающих соответствующие средства защиты от них, представляется целесообразным" <1>.

--------------------------------

<1> Адамович Г. Проблемы применения института злоупотребления правом в акционерных правоотношениях // Хозяйство и право. 2005. N 5. С. 64.

Схожим образом рассуждает и другой автор, Ю.А. Тарасенко, приводя и анализируя широко известный пример иска пенсионного фонда "Лукойл-Гарант" о ликвидации ЗАО "МНВК" (ТВ-6). Как известно, иск был подан в связи с отсутствием положительного соотношения чистых активов "МНВК" и размера его уставного капитала. Автор, не оспаривая права на иск и того, что, как он отмечает, истец действовал "в границах принадлежащего ему права", между тем далее фактически квалифицирует сам иск как форму злоупотребления правом, поскольку ему неясно, какие "права нарушаются отсутствием у закрытого акционерного общества "МНВК" активов", "какой интерес преследует акционер, требующий ликвидации своего общества". По мнению автора, "смысл акционерных отношений не может заключаться ни в чем ином, кроме как в их сохранении в течение длительного времени. Интерес акционера - не ликвидация, а существование общества. Если же акционера по каким-либо причинам не устраивает деятельность общества, он может перестать быть участником, продав свои акции другим лицам..." <1>.

--------------------------------

<1> Тарасенко Ю.А. Злоупотребление правом // Гражданское право: Актуальные проблемы теории и практики / Под общ. ред. В.А. Белова. С. 459 - 460; Он же. Уставный капитал акционерного общества: Анализ арбитражной практики. М.: ЮРКНИГА, 2005. С. 174 - 183.

С такими позициями согласиться нельзя. Безусловно, действия, описанные в примерах, крайне чувствительны для акционерных обществ: акционеры не голосуют за, казалось бы, очевидно выгодные обществу в целом решения, предъявляют иски о признании недействительными решений органов управления, о возмещении убытков лицами, осуществляющими функции управления, наконец, о ликвидации обществ, оспаривают положения внутренних документов и т.п. Указанные действия акционеров не только затрудняют деятельность общества, но потенциально могут причинить ему убытки.

Однако это само по себе не является поводом для их обвинения в корпоративном шантаже. Если согласиться с вышеизложенной позицией, то любое действие миноритарного акционера, которое не вписывается в общий корпоративный интерес (еще хорошо бы всем до того, как на него ориентироваться при разрешении споров, договориться о его сущности и определении в позитивном праве!), можно представить как шантаж, а так недалеко и до изменения модальности в части субъективных прав: из "может" она превратится в "должен". Но акционер ничего не должен в части голосования. Право участвовать в голосовании, равно как и право голосовать определенным образом, - это именно его (акционера) субъективное право, составляющее содержание акции как ценной бумаги (если, конечно, иное специально не оговорено законом или акционерным соглашением). Равным образом сказанное относится и к праву на защиту, в том числе в судебном порядке, даже если судебные издержки весьма обременительны для акционерного общества. Нельзя здесь согласиться с Ю.А. Тарасенко об определении смысла акционерных отношений. В том-то все и дело, что действующий закон об акционерных обществах не дает ответа на этот вопрос. Реальные интересы конкретных акционеров совершенно различны, а логика длительного существования акционерных отношений часто может быть применима только к лицам, имеющим реальное влияние на принятие органами управления обществом управленческих решений. Миноритарные же акционеры часто остаются без удовлетворения их интересов. И что делать миноритарным акционерам, если они видят, как их собственность (в широком смысле этого слова) тает на глазах? Продавать акции? А если в момент "входа" (приобретения акций) они стоили дороже - фиксировать убытки?

Есть ли примеры противоправности в поведении меньшинства? Приведем ставший известным случай фактического злоупотребления правом акционера на защиту. В июле 2001 г. акционер ОАО "ЛУКОЙЛ" из Рязанской области Ирина Егорова обвинила главу нефтяной компании Вагита Алекперова в нарушении "прав и свобод гражданина" и добилась судебного запрета на отгрузку нефти ЛУКОЙЛа через систему Транснефти. Запрет был снят через два дня посредством отмены судебного определения. Потери ЛУКОЙЛ оценивал минимум в 1 млн. дол. <1>. Пример представляется столь вопиющим, что, думается, не требует особых комментариев.

--------------------------------

<1> Осиновский А. Сверхпрограммное обеспечение // Деньги. 2003. N 11. С. 48.

Иногда в практике приходится сталкиваться со злоупотреблениями, связанными с использованием права на участие в голосовании на общем собрании акционеров через представителя (абз. 1 п. 1 ст. 57 Федерального закона "Об акционерных обществах"). В этом случае акционер передает принадлежащее право на участие в голосовании максимально возможному числу лиц, чтобы сорвать общее собрание акционеров в связи с нехваткой свободных мест.

Еще одно чувствительное место для корпоративного шантажа - право акционера на информацию. Один из видных исследователей акционерного права И.Т. Тарасов, осознавая его важность, подчеркивал, что при определении права акционера на получение информации о деятельности общества необходимо учитывать два обстоятельства: "...во-первых, в какой мере управление компанией будет стеснено в своей деятельности и в отправлении своих служебных обязанностей при полном осуществлении акционерами этого права и, во-вторых, в какой мере могут вредить компании те злоупотребления, которые возможны в данном случае со стороны единичных акционеров при осуществлении ими этого права" (выделено нами. - А.Г.) <1>.

--------------------------------

<1> Тарасов И.Т. Учение об акционерных компаниях. М.: Статут, 2000 (по изд. Киев, 1878 г.). С. 444. (Сер. "Классика российской цивилистики".)

В практике встречаются случаи, когда злоупотребление правом выражается в том, что лица, приобретя небольшой пакет акций, требуют предоставить копии огромного количества документов начиная с протоколов общих собраний акционеров за несколько лет и заканчивая всеми бюллетенями для голосования на собраниях. Иногда счет требуемых копий идет на десятки и сотни тысяч экземпляров. Разумеется, право акционеров на информацию не менее свято и неприкасаемо, чем все иные права. В соответствии с положениями ст. 52 Федерального закона "Об акционерных обществах" акционеры вправе получать информацию о проведении общего собрания акционеров, а также имеют право доступа к документам общества, предусмотренным ст. ст. 89 - 91 этого Закона. Но зададимся вопросом: если оспаривать решение органа управления имеет право только то лицо, которое в момент его принятия было акционером (а это основной исходный момент судебной практики в настоящее время), и такое оспаривание имеет совершенно конкретные сроки (и сокращенные к тому же) исковой давности, то можно ли считать правомерным интерес нового акционера, который не был акционером в период проведения соответствующего корпоративного мероприятия, к бюллетеням давностью, к примеру, один год (не говоря о более поздних сроках)? Представляется, что нет. В конечном счете, если акционер все-таки преследует цель оспорить то или иное корпоративное решение, он всегда имеет возможность воспользоваться правом истребования доказательств через суд. Да и в этом случае судебная перспектива изначально не просматривается, поэтому соразмерными подобные требования миноритарного акционера назвать никак нельзя, а значит, налицо признаки злоупотребления правом <1>.

--------------------------------

<1> Кстати, в западном опыте существуют случаи законодательного допущения отказа в предоставлении информации акционерам. Например, по законодательству ФРГ если при проведении собрания акционеров один из акционеров потребовал предоставления ему определенной информации, то правление вправе отказать ему в этом, если "предоставление информации может с точки зрения разумной деловой оценки нанести значительный ущерб акционерному обществу или связанному с ним предприятию" (п. 1 ч. 3 § 131 Акционерного закона ФРГ от 6 сентября 1965. - Цит. по: Акционерное общество и товарищество с ограниченной ответственностью: Сборник зарубежного законодательства / Вступ. ст. В. Туманова. М.: БЕК, 1995. С. 133).

Понятно, что разграничение правомерности и злоупотребления правом (корпоративный шантаж) представляет на практике реальную проблему. Фактически мы входим в область субъективного, поскольку, говоря о намерении причинить вред, мы говорим о цели, с которой действует лицо, а в случае со злоупотреблением "в иных формах" степень субъективности кратно возрастает, поскольку никаких критериев злоупотребления не указывается. Это очень опасная ситуация, учитывая эмоциональный накал в прессе и специальной литературе относительно гринмэйла <1>.

--------------------------------

<1> См.: Осипенко О. Гринмэйл как явление: глобальная санитария или вызов обществу? // Слияния и поглощения. 2007. N 6 (52). С. 64 - 69; Он же. Новейший корпоративный шантаж. Информационный гринмэйл // Слияния и поглощения. 2007. N 4 (50). С. 63 - 69; Он же. Новейший корпоративный шантаж: "длительная корпоративная осада" как системная тактика гринмэйла // Там же. 2007. N 3 (49). С. 68 - 71; Он же. Новейший корпоративный шантаж: заточка гринмэйлера или крик отчаяния добросовестного миноритария? // Там же. 2007. N 1 - 2 (47 - 48). С. 68 - 75; и другие работы.

Опасность ее состоит в том, что часто законные требования миноритариев можно игнорировать, клеймя их как вредоносных гринмэйлеров <1>. В арбитражной практике есть случаи, когда судам приходилось "осаживать" представителей акционерного общества (ответчика), безосновательно заявлявших о наличии в действиях истцов (миноритарных акционеров), настаивающих на доступе к документам общества, признаков злоупотребления правом <2>.

--------------------------------

<1> Приведем такое интересное мнение Е.А. Одегнал: "В момент реализации содержания субъективного права и действия субъекта в правовом поле деяние носит правомерный характер, однако, когда начинает причиняться вред правам и интересам других лиц, данное деяние переходит в противоправное (трансформируется), то есть само по себе право и его реализация носят правомерный характер, а умысел на причинение вреда правам других лиц или объективное ненамеренное причинение такого вреда противоправны" (Одегнал Е.А. Соотношение понятий "злоупотребление правом" и "правонарушение" // Юрист. 2007. N 1. С. 8 - 9). При таком "трансформационном" понимании злоупотребления правом любое действие миноритарного акционера может быть впоследствии квалифицировано как злоупотребление правом, даже если он и не преследовал подобных намерений. Интересно отметить, что подобная проблема разграничения стоит и в рамках других отраслей права (см., к примеру: Кливер Е. О понятиях "добросовестность" и "злоупотребление правом" при уплате налогов // Хозяйство и право. 2005. N 9. С. 79).

<2> Постановление Федерального арбитражного суда Московского округа от 5 июля 2007 г., 12 июля 2007 г. N КГ-А40/4801-07 по делу N А40-65108/06-81-370. Интересна мотивировочная часть судебного решения, поэтому просто процитируем ее: "В отношении выводов судов обеих инстанций об отсутствии у истца права на иск и наличии в действиях истца признаков злоупотребления правом суд кассационной инстанции отмечает следующее. Суды не учли, что право на иск, предметом которого является требование о предоставлении доступа к документам общества, в материально-правовом смысле основывается непосредственно на нормах Федерального закона от 26.12.1995 N 208-ФЗ "Об акционерных обществах", а именно ст. ст. 89, 91. С точки зрения процессуального права право на иск означает то, что обращение в арбитражный суд должно быть обусловлено необходимостью защиты нарушенных прав и законных интересов истца (заявителя), что следует из ч. 1 ст. 4 АПК РФ. В данном случае в материалах дела имеются документы, подтверждающие наличие у истца прав акционера ОАО "Металлоизделия и конструкции Строительству", а также свидетельствующие об отказе истцу в предоставлении доступа к документам общества (том 1, л.д. 44). В этой связи суду следовало исходить из того, что право на иск у истца как акционера возникает непосредственно в силу ст. ст. 89, 91 Федерального закона от 26.12.1995 N 208-ФЗ "Об акционерных обществах", а обращение в суд обуславливается несогласием с отказом в предоставлении ответчиком доступа к документам общества. Делая вывод о наличии в действиях истца признаков злоупотребления правом, апелляционный суд не принял во внимание, что статья 10 ГК РФ устанавливает презумпцию разумности действий и добросовестности участников гражданских правоотношений, из чего следует, что вывод о злоупотреблении правом может быть сделан лишь при доказанности обратного, т.е. недобросовестности действий участника гражданского оборота. Между тем из материалов дела не усматривается, что ответчик в соответствии с ч. 1 ст. 65 АПК РФ представил суду доказательства того, что обращение истца с требованием о предоставлении доступа к документам общества направлено не на защиту нарушенного права, а с целью причинить вред другому лицу".

Здесь представляются необходимыми изменения в законодательстве <1>, в противном случае все, что касается квалификации в качестве злоупотребления, будет отдано на откуп судебным органам (что фактически уже сложилось <2>). Судам между тем сложно находить грани между правомерностью поведения и злоупотреблением. Иногда приходится прибегать к таким аналогиям, которые, мягко говоря, вообще к делу не имеют отношения <3>. И суды здесь можно понять. Если в законодательстве советского периода для подобных случаев был ориентир - так называемое назначение права (о чем хорошо пишет О.С. Иоффе <4>, да и другие авторы), то в настоящее время такого ориентира нет, хотя некоторые авторы и пытаются его найти, возвращаясь к старой идее назначения прав <5>.

--------------------------------

<1> В настоящее время Закон об акционерных обществах не содержит положений о злоупотреблении правом. Единственным намеком на регулирование проблемы злоупотребления правом в акционерных правоотношениях можно считать абз. 2 - 4 п. 3 ст. 6 Федерального закона "Об акционерных обществах", говорящие о праве основного общества давать обязательные указания дочернему, реализация которого привела к негативным последствиям для последнего (подробнее см.: Мозолин В.П., Юденков А.П. Комментарий к Федеральному закону "Об акционерных обществах". М.: НОРМА, 2003. С. 36). Ряд исследователей отмечали необходимость законодательного запрета злоупотребления правом в акционерных отношениях (см., в частности: Асташкина Е.Ю. Гражданско-правовые способы защиты прав акционеров в России: Дис. ... канд. юрид. наук. Ставрополь, 2003. С. 82; Михайлова А.Н. Правовой статус акционера по законодательству России: Дис. ... канд. юрид. наук. М., 2006. С. 11).

<2> В процессуальном законодательстве определение недобросовестности отдавалось именно на откуп судебному усмотрению. Для примера можно посмотреть ст. 99 Гражданского процессуального кодекса РФ: "Со стороны, недобросовестно заявившей неосновательный иск или спор относительно иска либо систематически противодействовавшей правильному и своевременному рассмотрению и разрешению дела, суд может взыскать в пользу другой стороны компенсацию за фактическую потерю времени. Размер компенсации определяется судом в разумных пределах и с учетом конкретных обстоятельств". Ранее аналогичную норму содержала ст. 92 ГПК РСФСР 1964 г. См. также: Юдин А. Недобросовестность и злоупотребление процессуальными правами при рассмотрении гражданских дел в судах // Хозяйство и право. 2006. N 5. С. 80 - 83.

<3> В качестве примера можно вспомнить Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 10 октября 2001 г. N 12 "О вопросе, возникшем при применении Федерального закона "Об акционерных обществах". Высшая судебная инстанция отметила, что при рассмотрении дел об обжаловании решений органов управления акционерного общества судья или суд не вправе запрещать проведение общего собрания акционеров, поскольку это противоречит ст. 31 Конституции РФ, гарантирующей гражданам Российской Федерации право собираться мирно, без оружия, проводить собрания и демонстрации, шествия и пикетирования, а также нарушает право акционеров, не обжалующих решений органов управления акционерного общества, на участие в общем собрании акционеров, предоставленное им Федеральным законом "Об акционерных обществах" (ст. ст. 31, 32).

<4> "...Понятие пределов осуществления субъективных гражданских прав означает, что граждане и организации, осуществляя свои права, должны сообразовываться с их целевым назначением в обществе, строящем коммунизм..." (Иоффе О.С. Указ. соч. С. 312).

<5> Так, Ю.А. Тарасенко пишет: "В ГК отсутствует требование осуществления гражданских прав в соответствии с их назначением. Однако представляется, что закрепленная в ст. 10 обязанность лица не совершать действия исключительно с намерением причинить вред другому лицу, а также коррелирующая этому презумпция осуществления гражданских прав разумно и добросовестно основаны на идее социального назначения прав" (Тарасенко Ю.А. Злоупотребление правом // Гражданское право: Актуальные проблемы теории и практики / Под общ. ред. В.А. Белова. С. 454).

Корпоративным шантажом надо признавать только такие действия акционера, не имеющего возможности влияния на принятие управленческих решений акционерным обществом, которые:

- выходят за рамки действий, которые могут осуществляться им в рамках корпоративных отношений. Фактически речь идет о ситуациях, когда акционер требует не удовлетворения своих субъективных прав как акционера, предоставленных ему законом, а получения иных имущественных благ, таких как совершение сделок и т.п. Если акционер требует исполнения со стороны общества обязанностей, несоразмерных своей акционерной власти, то само по себе такое требование, даже если оно сопровождается многочисленными обращениями и исковыми заявлениями, не может свидетельствовать о цели причинить вред - в конечном счете за предъявление неосновательного иска с такого лица на законном основании взыщут компенсацию (сразу оговоримся: совсем другое дело - фиктивные иски, когда, к примеру, акционеры инициируют один или несколько фиктивных судебных процессов в целях придания законности неправомерным действиям (например, акционеры требуют обязать органы управления общества, избранные фактически с нарушением требований закона, не уклоняться от исполнения своих полномочий, а также запретить всем третьим лицам препятствовать указанным лицам в управлении делами общества) <1>). Здесь нельзя полностью согласиться с теми авторами, которые полагают, что уже одни только вредные последствия должны служить основанием для квалификации действий как злоупотребления правом <2>, хотя, отметим еще раз, действующее законодательство дает основания для признания квалифицирующим признаком в данном случае "объективного причинения вреда правам и законным интересам других лиц" <3>;

--------------------------------

<1> Белов В.А. Черный бизнес "зеленых почтальонов" // ЭЖ-Юрист. 2002. N 42. С. 8.

<2> П. Избрехт отмечает: "...об исключительном намерении причинить вред другому лицу можно говорить в двух случаях. Во-первых, когда единственная и непосредственная цель правообладателя - наступление вредных для другого лица последствий, которые находятся в прямой причинно-следственной связи с действиями правообладателя и не влекут за собой благоприятных изменений в имущественной или неимущественной сфере правообладателя. Во-вторых, когда действия управомоченного субъекта направлены на наступление благоприятных для него последствий, однако приводят к последствиям, не связанным с благоприятными для правообладателя изменениями в имущественной или неимущественной сфере и вредным для другого участника правоотношений" (Избрехт П. Шикана в предпринимательских отношениях как разновидность злоупотребления правом // Хозяйство и право. 2007. N 10. С. 110). При таком широком подходе надо всякое лицо, которое заявило исковые требования, впоследствии оставшиеся неудовлетворенными, привлекать к ответственности как злоупотребившее правом. С таким подходом крайне сложно согласиться.

<3> Одегнал Е.А. Соотношение понятий "злоупотребление правом" и "правонарушение" // Юрист. 2007. N 1. С. 8.

- направлены на приобретение (выкуп) акционерным обществом его акций по завышенной цене (нерыночной стоимости) и вне рамок легальных процедур приобретения (выкупа), осуществляемых в случаях и в порядке, которые установлены законодательством об акционерных обществах;

- направлены на приобретение его акций крупным акционером по завышенной цене (нерыночной стоимости) и вне рамок легальных процедур поглощения, предусмотренных гл. XI.1 Федерального закона "Об акционерных обществах". Для понимания этого и предшествующего ему правила важно отметить, что здесь речь идет об удовлетворении прав акционера исключительно в рамках процедур, предусмотренных законом, т.е. исключая какие-либо преимущества, им не предусмотренные <1>. В самом деле, разве можно упрекнуть акционера в том, что он хочет подороже продать свой пакет акций и для этого "бомбардирует" акционерное общество разного рода письмами (и даже исковыми заявлениями с подчас самыми невероятными основаниями)? Он просто хочет получить больше прибыли (дохода) - вполне закономерная цель. Однако выплату за акции сумм, больших, чем их текущая рыночная стоимость, можно вполне отнести и к намерению причинить вред и подвести его действия под шантаж. В этом смысле важно понимать, что общество может, в принципе, и согласиться с такими требованиями и приобрести (выкупить) акции, но сделать это можно только в рамках тех процедур, которые предусмотрены законом, т.е. соблюдая права иных лиц, для обеспечения интересов которых такие процедуры и введены (если общество (акционер), не имея ресурсов, привлечет третье лицо для приобретения акций, то при нормальном ходе событий это не должно рассматриваться как нарушение закона). Другое дело, если даже законные интересы получить большую прибыль (доход) ставятся в зависимость от распространения (нераспространения) каких-либо порочащих общество (акционера) требований, причем публично. В этом случае налицо самое что ни на есть злоупотребление правом;

--------------------------------

<1> Нельзя здесь не согласиться с Г. Адамович в той части, что использование акционерами своих субъективных прав "с целью получения необоснованных преимуществ перед другими акционерами будет составлять злоупотребление правом" (Адамович Г. Проблемы применения института злоупотребления правом в акционерных правоотношениях // Хозяйство и право. 2005. N 5. С. 60).

- сопряжены с применением обеспечительных мер, результатом которых является причинение убытков, или сопровождаются распространением или угрозой распространения порочащих деловую репутацию сведений;

- явно несоразмерны корпоративной власти и не влекут появления права на защиту в силу особенностей акционерного законодательства (определение момента участия в корпоративных отношениях, сроки исковой давности и т.п.).

Наличие способов защиты гражданских прав дополняется установленными формами защиты прав. Как справедливо отмечает Е.В. Салогубова, каждый способ защиты права может применяться в определенном процессуальном порядке, который именуется формой защиты гражданского права <1>. В литературе выделены две формы защиты: юрисдикционная и неюрисдикционная. Первая форма применяется государственными или уполномоченными государством органами, вторая реализуется самостоятельными действиями управомоченного лица без обращения к государственным или иным уполномоченным органам. Как мы уже отметили, каких-либо признаков самозащиты действующее законодательство в сфере рынка ценных бумаг не устанавливает. В основном закон признает юрисдикционную форму защиты прав участников рынка ценных бумаг. Однако нельзя не отметить, что к неюрисдикционным формам защиты относят меры, применяемые саморегулируемыми организациями, при защите гражданских прав в третейском суде, при общественной защите прав инвесторов, некоторые меры, применяемые регулирующими органами (приостановление эмиссии), деятельность компенсационных фондов и т.д. <2>. С нашей точки зрения, такое расширение понятия неюрисдикционной формы защиты вряд ли оправданно. К примеру, если внимательно анализировать правовой режим тех же компенсационных фондов (схем), то обнаружится, что все они (в России) работают в своей основе с теми лицами, которые использовали юрисдикционные формы, но не смогли компенсировать свои имущественные потери. Так, ст. 19 Федерального закона "О защите прав и законных интересов инвесторов на рынке ценных бумаг" прямо указывает, что создаваемый в соответствии с ее положениями федеральный компенсационный фонд обеспечивает компенсационные выплаты инвесторам - физическим лицам, которые не смогли получить возмещение по судебным решениям и приказам ввиду отсутствия у должника денежных средств и иного имущества. Кроме того, само функционирование таких фондов (не только в России) относится на имущество участников рынка ценных бумаг и государства, т.е. ни о какой самостоятельной защите прав со стороны инвесторов здесь говорить не приходится.

--------------------------------

<1> Формы защиты прав инвесторов в сфере рынка ценных бумаг. С. 10 - 11.

<2> См.: Салибаева Н.А. Защита прав инвесторов на рынке ценных бумаг в Республике Таджикистан: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Душанбе, 2004. С. 17 - 18; Защита прав инвесторов в сфере рынка ценных бумаг / Под ред. М.К. Треушникова. 2-е изд. М.: Городец, 2009. С. 79, 85 - 91, 95.

Здесь можно выделить: судебную форму защиты, административную форму защиты, защиту прав участников рынка ценных бумаг саморегулируемыми организациями; выплату компенсаций компенсационными фондами; нотариальную форму защиты. Отметим, что вес каждой из названных форм защиты неодинаков. Превалируют судебная и административная формы защиты. Что же касается остальных форм, то здесь ситуация следующая.

Защита прав участников рынка ценных бумаг саморегулируемыми организациями в настоящее время не получила широкого развития. Нельзя сказать, что она не применяется вообще, напротив, как мы увидим далее, при анализе саморегулируемых организаций, защита прав клиентов участников таких организаций прямо указывается законом среди функций таких организаций. Однако роль у этой формы явно вспомогательная, и большого значения в деле защиты инвесторов она пока не имеет.

Выплата компенсаций компенсационными фондами, как будет показано ниже, хотя и является весьма эффективной формой защиты, что доказывает и мировая практика, в российской действительности пока развития не получила.

Нотариальная форма защиты, которую выделяют некоторые авторы <1>, также не нашла пока своего широкого распространения. Среди известных и хорошо зарекомендовавших себя в рамках этой формы средств следует отметить совершение протестов. Протест представляет собой досудебную процедуру удостоверения факта неисполнения должником обязательства. Пример наиболее общего определения дает нам работа В.М. Гордона, который, говоря о протесте векселя, определял его как "официальное удостоверение компетентным должностным лицом указанных для этого законом фактов ради определенных юридических последствий" <2>. В современной литературе пример такого определения находим у Л.Ю. Добрыниной, которая определяет нотариальный протест как составленный в публичном порядке акт, удостоверяющий бесспорные, юридически значимые для вексельного обязательства факты, с которыми законодательство связывает определенные юридические последствия <3>. В настоящее время совершение протеста предусмотрено в вексельном законодательстве, законодательстве о регулировании чеков и законодательстве о нотариате. Причем, хотя процедура эта давно известная, регулирование ее не является устоявшимся.

--------------------------------

<1> Защита прав инвесторов: Учебно-практический курс / Под ред. В.В. Яркова. С. 48 - 49.

<2> Гордон В.М. Вексельное право. Сущность векселя, его составление, передача и протест. Харьков: Юрид. изд-во НКЮ УССР, 1926. С. 57.

<3> Добрынина Л.Ю. Вексельное право России: Учебное и практическое пособие. М.: СПАРК, 1998. С. 134. Также см.: Балашова Ю.В., Казаков Н.А. Составление и применение векселя в торговом обороте. М.: МЕНАТЕП-ИНФОРМ, 1992. С. 6.

Так, в отношении протеста чеков законодательство содержит только положения самого общего характера. Статья 883 ГК указывает, что совершением нотариусом до истечения срока для предъявления чека протеста может быть удостоверен отказ от оплаты чека, а ст. 96 Основ законодательства Российской Федерации о нотариате устанавливает некоторые общие положения о процедуре и условиях такого протеста.

В отношении векселя ситуация несколько иная. В соответствии со ст. 95 Основ законодательства о нотариате протест векселя в неплатеже, неакцепте и недатировании акцепта производится нотариусом в соответствии с законодательством Российской Федерации о переводном и простом векселе. Таким образом, закон фактически содержит только бланкетную норму, отсылая к специальному законодательству о переводном и простом векселе. Между тем такого специального законодательства до настоящего времени не существует <1>. Еще один важный момент состоит в том, что в соответствии с названным документом (а также ст. 5 Федерального закона "О переводном и простом векселе") осуществляется протест трех действий: неакцепт, недатирования акцепта, неплатежа. При этом из поля зрения законодателя совершенно выпало то, что в соответствии с Положением о переводном и простом векселе 1937 г. этими тремя нотариальными действиями роль нотариальных органов в защите прав участников вексельного оборота вовсе не исчерпывается. Анализ показывает, что в нотариальных органах теоретически должны подлежать протесту следующие юридические факты: 1) неакцепт векселя; 2) недатирование акцепта векселя; 3) неплатеж векселя; 4) отказ в передаче лицом, являющимся держателем подлинника векселя, этого подлинника законному держателю копии векселя (ст. 68 Положения о переводном и простом векселе 1937 г.); 5) отказ векселедателя простого векселя поставить датированную отметку о предъявлении векселя сроком платежа "во столько-то времени от предъявления" (ст. 78 указанного Положения); 6) факт отказа во вручении экземпляра, посланного для акцепта лицом, у которого этот экземпляр находится, законному держателю другого экземпляра (ст. 66 Положения); 7) факт того, что акцепт или платеж не могли быть получены векселедержателем по другому экземпляру в силу того, что лицо, у которого находится экземпляр, посланный для акцепта, отказалось его вручить векселедержателю (ст. 66 Положения); 8) факт неоплаты векселя лицом, которому предъявлено требование о надлежащем исполнении вексельного обязательства в порядке ст. 147 ГК.

--------------------------------

<1> О совершении трех указанных видов протестов упоминает Федеральный закон "О переводном и простом векселе" (ст. 5). Однако этот Закон не содержит никакого специального порядка, а ограничивается указанием на то, что по требованиям, основанным на протесте векселей, выдается судебный приказ по правилам, предусмотренным гражданским процессуальным законодательством. Положение о переводном и простом векселе 1937 г. содержит также наиболее общие положения (срок протеста). При этом ни один акт не устанавливает самого порядка действий нотариуса, вексельного кредитора и вексельного должника в ходе протеста, а также формы и образцы актов и записей, которые производит нотариус. По мнению В.В. Яркова, "в данном случае необходимо исходить одновременно как из вексельного законодательства, так и из Основ законодательства РФ о нотариате, устанавливающих процедуру нотариального производства" (Вексельное право: Учебно-практический курс / Под ред. В.Ф. Яркова. СПб.: Изд. дом С.-Петерб. гос. ун-та: Изд-во юрид. фак-та С.-Петерб. гос. ун-та, 2006. С. 309; Ярков В.В. Особенности нотариального производства в отношении векселей // Нотариус. 2002. N 5 (37). С. 41). Нам представляется, однако, что указанные акты не дают ответа на важнейшие вопросы процедуры нотариального протеста и достаточными для ее регулирования признаны быть не могут. Реально имеет место не ситуация, когда "процедура совершения акта о протесте векселя слабо регламентирована", как указывает А.П. Вершинин (Вершинин А.П. Вексельный процесс: упрощение и дифференциация // Правоведение. 1999. N 3 (226). С. 169), а ситуация полной неурегулированности последней. Подзаконных нормативных актов в этой области не имеется. Так, если ранее порядок совершения протестов был частично урегулирован Инструкцией Министерства юстиции СССР о порядке совершения нотариальных действий государственными нотариальными конторами РСФСР (п. п. 161 - 166), то в настоящее время подобного рода актов нет (действуют Методические рекомендации по совершению отдельных видов нотариальных действий нотариусами Российской Федерации, утв. Приказом Минюста России от 15 марта 2000 г. N 91, которые: а) не могут быть признаны нормативным актом; б) не регулируют специфику совершения протестов). Отдельные разъяснения по указанному вопросу содержат совместное Постановление Пленумов Высшего Арбитражного Суда РФ и Верховного Суда РФ от 5 февраля 1998 г. N 3/1 "О некоторых вопросах применения Федерального закона "О переводном и простом векселе" и совместное Постановление указанных Судов от 4 декабря 2000 г. N 33/14 "О некоторых вопросах практики рассмотрения споров, связанных с обращением векселей" (п. п. 43 - 45).

Нельзя не отметить, что современное законодательство в этой части уступает как актам русского дореволюционного права, так и актам советского права 20 - 30-х гг. 20 века. Здесь можно обнаружить совершенно иную тенденцию - детального регулирования процедуры протеста на уровне законов, подзаконных актов. К примеру, Устав о векселях 1902 г. содержал гл. 3 "О совершении протеста простых векселей", которой подробно регулировались требования к форме акта о протесте и порядок протеста. Похожую картину мы находим и в советском законодательстве. К примеру, Инструкция НКЮ РСФСР губсудам и нотариату, изданная в порядке ст. 31 Положения о государственном нотариате (изд. 1923), г. от 15 сентября 1925 г., Циркуляр N 180, содержала целую гл. XI, детальнейшим образом регулировавшую вопросы протеста. См. также по этому вопросу: С.Н. О праве биржевых нотариусов протестовать векселя // Право. Еженедельная юридическая газета. 1899. 24 октября. Воскресенье. N 43. С. 2022 - 2026; Каминка А.И. Протест векселя в неприсутственный день // Право. 1904. 14 марта. N 11. С. 684 - 689; Он же. Вопросы вексельного права в решениях Правительствующего Сената // Право. 1911. 15 мая. N 19. С. 1119 - 1122; судебная практика Правительствующего Сената // Право. 1899. 11 июля. N 28. С. 1409 - 1414; Право. 1900. 10 декабря. N 50. С. 2421 - 2426; и т.д.; Вавин Н.Г. Положение о векселях: Научно-практический комментарий / Предисл. А.Э. Вормса. 2-е изд., перераб. и доп. М.: Право и жизнь, 1927. С. 109 - 135; Гордон В.М. Вексельное право: Сущность векселя, его составление, передача и протест. Харьков: Юриздат НКЮ УССР, 1926. С. 57 - 74; Он же. Положение о векселях в частной кодификации. 2-е изд., доп. Харьков: Юриздат Наркомюста УССР, 1926. С. 44 - 76.

Получение векселя с отметкой нотариуса и с актом о протесте дает векселедержателю право на удовлетворение своих требований в упрощенном порядке - в порядке приказного производства <1>. Однако векселедержатель получает и право предъявить иск. Протест необходим только <2> для предъявления требований ко вторично обязанным по векселю лицам. Для предъявления искового требования к основным должникам, которыми являются акцептант переводного векселя и векселедатель простого векселя, совершения протеста не требуется (см. также ст. ст. 53 и 70 Положения о переводном и простом векселе 1937 г.). Данное Положение закреплено многочисленными прецедентами из судебной практики Высшего Арбитражного Суда РФ, а именно Постановлениями Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ от 14 января 1997 г. N 3231/96, от 3 марта 1998 г. N 5581/97, от 24 февраля 1998 г. N 1278/96, от 21 июля 1998 г. N 3547/98, от 17 ноября 1998 г. N 5340/98.

--------------------------------

<1> Выше мы уже отмечали историю появления такого ускоренного производства в российском праве. Как можно увидеть из истории, в России такое производство всегда рассматривалось с точки зрения интересов кредитора (взыскателя) по векселю. Именно его интересы приоритетно защищались российским правом. Подобного рода специфика отмечалась и в литературе. Так, Н. Петухов в 1924 г. писал: "Совершенно очевидно, что судебный приказ установлен как льгота кредиторам, как облегчение им получить удовлетворение без сложной процедуры" (Петухов Н. Вексель и ст. 28 ГПК // Еженедельник советской юстиции. 1924. 23 октября. N 41. С. 974). Отсюда и специфика любого из названных порядков взыскания, которая состояла в сроках, особенностях процесса и доказательствах, главным из которых считался сам протест (акты, его оформлявшие). Ухудшение процессуального положения должника можно объяснить, очевидно, уже тем фактом, что он допустил вексель к протесту, т.е. не исполнил вексельное обязательство надлежащим образом. В силу же роли векселя в гражданском обороте как орудия кредита (иное могло просто разрушить существовавшую финансовую систему) и общего взгляда в то время на вексель сам протест рассматривался как достаточное доказательство для упрощенного производства и для доказывания правоты кредитора. Как видно из правил понудительного исполнения, даже оспаривание по существу требований кредитора не лишало последнего права на приоритетное удовлетворение своих интересов. Хорошее описание сущности упрощенного производства дал в свое время С.И. Вильнянский: "Сущность этого производства в европейских законодательствах заключается в том, что истцу предоставляется облегченный способ взыскания в тех случаях, когда все данные, на которых основано требование истца, содержатся в самом документе, по внешнему своему виду не вызывающем сомнений и не требующем дополнительных доказательств (например, вексель), а предмет требования является настолько несложным, что от суда не требуется других действий, кроме предписания судебному исполнителю произвести взыскание. Практическое значение этой формы процесса велико. В большинстве случаев ответчики по таким требованиям уклоняются от исполнения принятых на себя обязанностей не потому, что они считают требования истца неправильными и предполагают их оспаривать, а просто потому, что они не хотят (или не могут) платить" (Вильнянский С.И. Судебные приказы в ГПК // Вестник советской юстиции. 1925. N 1 (35). С. 15 - 16).

Следует отметить, что в своем современном виде, применительно к вексельным правоотношениям, упрощенное производство имеет значительное количество проблем и вряд ли до конца отвечает тем задачам, которые обычно с наличием такого производства связывают. Во-первых, должник всегда имеет безусловную возможность перевести такое производство в обычное исковое, заявив возражения против выдачи судебного приказа. Во-вторых, не до конца продуманы и основания для отказа в принятии заявления о выдаче судебного приказа. В частности, в соответствии со ст. 125 ГПК РФ судья отказывает в принятии заявления о вынесении судебного приказа, в том числе если "из заявления и представленных документов усматривается наличие спора о праве". С нашей точки зрения, такого основания быть не должно. Судебный приказ, как известно, выносится без судебного разбирательства и вызова сторон для заслушивания их объяснений (ст. 126 ГПК РФ). Соответственно, вопрос о мотивах стороны, в отношении которой заявлено требование о выдаче приказа (почему, в силу каких причин и фактических обстоятельств лицо не смогло своевременно и надлежащим образом исполнить вексельное обязательство), не является предметом рассмотрения в рамках приказного производства. Модель приказного производства состоит в том, что сторона, в отношении которой заявлено требование о выдаче приказа, может заявить возражения только после получения соответствующего извещения суда и только в таком порядке может перевести рассмотрение требования из приказного в исковое производство. В противном случае приказное производство лишается своей специфики: ведь в любом случае ситуация с каждым протестованным векселем - это потенциально спор о праве (мы здесь не анализируем и иной аспект проблемы, который справедливо поднят Д.А. Тумановым, - о неясности самой конструкции "спор о праве". Указанный автор аргументированно показывает, что наличие этой конструкции в ст. 125 ГПК РФ в целом ошибочно и ведет только к неясности в применении института судебного приказа (Туманов Д.А. Приказное производство в настоящее время: процесс или фикция процесса? // Журнал российского права. 2008. N 7. С. 71 - 73)). С нашей точки зрения, вопрос о так называемом споре о праве в делах, возникших из вексельных правоотношений, в принципе не может рассматриваться судьей в качестве аргумента для вынесения определения об отказе в принятии заявления о выдаче судебного приказа.

<2> Законодательство предусматривает случаи, когда совершение протеста является необязательным и даже просто ненужным. В частности, управомоченное по векселю лицо освобождается от процедуры протеста в следующих случаях: 1) включение в текст векселя вексельной оговорки "оборот без издержек" (оговорка, которая освобождает управомоченное лицо от необходимости совершать протест, может быть выражена и другими словами: "оборот без протеста", "без протеста" и т.п.). Если оговорка включена векселедателем переводного векселя, то она имеет силу в отношении всех лиц, подписавших переводный вексель (ч. 3 ст. 46 Положения о переводном и простом векселе 1937 г.). При включении такой оговорки векселедателем векселедержатель вправе, не совершая протест, обратиться с иском ко всем обязанным по векселю лицам. Если оговорка совершена индоссантом или авалистом, то она имеет силу только в отношении этих лиц. Иных обязанных лиц в вексельном обязательстве эта оговорка не касается; 2) в случае с переводным векселем, если плательщик в соответствии с требованиями Федерального закона "О несостоятельности (банкротстве)" объявлен несостоятельным, а также в случае, если объявлен несостоятельным векселедатель по векселю, не подлежащему акцепту (ст. 44 указанного Положения о переводном и простом векселе 1937 г.); 3) в случае с простым векселем - если объявлен несостоятельным векселедатель (ст. ст. 44 и 77 Положения); 4) в случае с простым векселем, если векселедержатель хочет обратить свой иск против векселедателя, или в случае, если вексель не индоссировался; 5) освобождается от протеста в неплатеже лицо, которое протестовало вексель в неакцепте.

Как видно из предыдущего изложения, протест как средство защиты играет хотя и важную, но вспомогательную роль. К тому же это средство применяется для защиты участников вексельных и (теоретически) чековых отношений, в отношении других бумаг это средство не применяется.

Еще одним средством защиты прав участников рынка ценных бумаг в рамках нотариальной формы защиты является совершение исполнительных надписей. В настоящее время это средство актуально для владельцев двух видов бумаг: чека и закладной <1>.

--------------------------------

<1> Отметим, что в российской истории был период, когда исполнительная надпись имела существенное значение для вексельных правоотношений. Так, после 1926 г. у вексельных кредиторов в РСФСР появилась возможность быстрого удовлетворения своих прав в виде возможности получения исполнительной надписи на протестованном векселе. В частности, такая возможность была закреплена в п. 47 Положения о Госнотариате 1926 г. (текст см.: Гражданский процессуальный кодекс РСФСР. С постатейно-систематизированными материалами / Сост. С.В. Александровский, В.Н. Лебедев; Предисл. Я.Н. Бранденбургского к 1-му изд. 3-е изд., перераб. и доп. М.: Юрид. изд-во НКЮ РСФСР, 1928. С. 265. См. также по этому вопросу: Приградов М. Исполнительные надписи нотариальных контор и залоговые свидетельства // Еженедельник советской юстиции. 1928. N 10. С. 304 - 306; Самсонов В. Исполнительные надписи на протестованных векселях // Еженедельник советской юстиции. 1927. N 14. С. 416). Причем право получения исполнительной надписи одно время существовало вместе с правом на получение судебного приказа (см. по этому вопросу: Мовчановский Б. Вексель. М.: Финиздат, 1927. С. 82 - 83), впоследствии отмененного (в 1929 г.). Интересно, что в то время обсуждались и более радикальные предложения: отменить и исполнительную надпись тоже. По мнению их авторов, таковая была лишней и протестованным векселям было необходимо придать "силу документа, по которому можно производить взыскание" (см., к примеру: Тхоржевский Л. Слить надпись о протесте с исполнительной надписью // Еженедельник советской юстиции. 1929. N 2. С. 41; Стародубцев А. Упразднить исполнительные надписи // Еженедельник советской юстиции. 1929. N 48. С. 1142). Впоследствии право на получение исполнительной надписи по просроченным или опротестованным векселям сохранилось в законодательстве некоторых республик Союза ССР (см.: Юдельсон К.С. Избранное. М.: Статут, 2005. С. 307).

Так, ст. 96 Основ законодательства о нотариате предусмотрено, что нотариус в случае неоплаты чека по просьбе чекодержателя совершает исполнительную надпись.

Статья 90 Основ законодательства о нотариате среди перечня документов, на основании которых допускаются взыскание задолженности и обращение взыскания на заложенное имущество по исполнительной надписи нотариуса, называет закладную. Для совершения исполнительной надписи на ней предусмотрены определенные правила. В частности, нотариус должен известить залогодателя о предстоящем совершении исполнительной надписи, направив соответствующее уведомление, и предоставить ему семидневный срок с даты получения залогодателем указанного уведомления для заявления возражений. При отсутствии возражений залогодателя требование залогодержателя считается бесспорным, если из содержания представленных документов или иных имеющихся у нотариуса данных не вытекает иное. При поступлении возражений залогодателя нотариус оценивает его доводы на предмет наличия признака бесспорности относительно требований залогодержателя. При отсутствии признака бесспорности нотариус отказывает в совершении исполнительной надписи.

В.В. Ярков среди средств защиты в рамках нотариальной формы называет также удостоверение факта достоверности протоколов органов управления организаций <1>. С нашей точки зрения, здесь вряд ли можно говорить о защите прав (ведь права еще не нарушены, да к тому же совершение такой надписи не играет существенной роли и в качестве превентивного средства защиты), скорее здесь применимо слово "охрана", которое мы использовали выше.

--------------------------------

<1> Защита прав инвесторов: Учебно-практический курс / Под ред. В.В. Яркова. С. 48.