Фонология
Может показаться, что трудно сделать какие-либо обобщения о соотношении фонологии Н и L в диглоссной ситуации, поскольку данные очень противоречивы. Фонологии Н и L могут быть очень близки, как в греческом, умеренно различными, как в арабском или в гаитянском креоле, или резко различающимися, как в швейцарском немецком. Однако внимательный наблюдатель может обосновать по меньшей мере два утверждения. (Возможно, эти утверждения окажутся не нужными, когда все описанные выше признаки будут сформулированы с высокой точностью, так, чтобы фонологические утверждения оказались выводимы непосредственно из них.)
Звуковые системы Н и L составляют единую фонологическую структуру, в которой фонология L – это базовая система, а отклоняющиеся черты фонологии Н – либо подсистема, либо парасистема.
Поскольку существуют смешанные формы, упомянутые выше, и поскольку с этим связаны сложности в опознании данного слова в данном высказывании как определенно Н или определенно L, приходится предположить, что говорящий имеет единый инвентарь различительных признаков для всего комплекса Н–L, и что существует значительная интерференцияв обе стороны в терминах распределения фонем в конкретных лексических единицах. (См. подробнее о некоторых аспектах этой фонологической интерференции в арабском в: Ferguson 1957).
Если в "чистом" Н-элементе есть фонемы, не встречающиеся в "чистом" L‑элементе, тогда L-фонемы часто замещают их в устной речи на Н, и регулярно замещают их в tatsamas.
Например, во французском есть передний огубленный гласный / ü /; в "чистом" гаитянском креоле такого звука нет. Образованные носители креола употребляют этот звук в tatsamas типа Luk (/ lük /, Евангелие от Луки), и они же, подобно необразованным носителям, могут иногда заменить его на / i /, говоря по-французски. С другой стороны, / i / – регулярный звук в креольском в некоторых tatsamas типа linèt "очки".
В случаях, когда Н представляет собой, в большей своей части, состояние, предшествующее L, может возникнуть трехстороннее соответствие. Например, сирийские и египетские арабы часто используют / s / вместо / q / в устной речи на классическом арабском, и используют / s / в tatsamas, но / t / в словах, регулярно возводимых к более раннему арабскому и не заимствованных из классической формы (см. Ferguson 1957).
Теперь, очертив характерные признаки диглоссии, можно попытаться дать более полное определение: диглоссия – это относительно стабильная языковая ситуация, в которой, в дополнение к первичным диалектам языка (которые могут включать как общий, так и региональный стандартный вариант), существует резко отличный от них, высоко кодифицированный (и часто грамматически более сложный) наложенный вариант, служащий языком обширного корпуса почитаемых литературных текстов либо предшествующего периода, либо из другой речевой общности, изучаемый в основном через формальное образование и используемый для письменной и формальной устной коммуникации, но не для обычной повседневной коммуникации.
Теперь, определив понятие диглоссии, обратимся к рассмотрению трех дополнительных вопросов: чем отличается диглоссия от обычной ситуации со стандартным языком и региональными диалектами; насколько распространено явление диглоссии во пространстве, во времени, и по языковым семьям; и при каких обстоятельствах возникает диглоссия, и в какую языковую ситуацию она склонна перерастать.
Конкретная роль стандартного варианта (вариантов) языка по отношению к региональным или социальным диалектам различается в разных речевых общностях; некоторые примеры этого отношения могут быть близки к диглоссии, а возможно и должны рассматриваться как диглоссия. Диглоссия, так, как она описана здесь, отличается от более распространенной ситуации стандартный язык – диалекты прежде всего в том, что при диглоссии никакая часть речевой общности никогда не использует регулярно вариант Н как средство обычного разговора, а любые попытки такого использования воспринимаются либо как педантичные и искусственные (арабский, греческий), либо как нелояльные по отношению к общности (швейцарский немецкий, креол). В более распространенной ситуации стандартный язык – диалекты стандартный вариант часто схож с одним из региональных или социальных вариантов (например, персидский Тегерана или бенгали Калькутты) и более или менее естественно используется в обычном разговоре одними членами данной общности, и как наложенный вариант – другими.
Диглоссия, по-видимому, никак не ограничена ни географическим регионом, ни языковой семьей. (Все известные мне надежно документированные примеры, правда, относятся к письменным общностям, однако есть основания полагать, что подобная ситуация может существовать и в бесписьменных общностях: в этом случае корпус устной традиции может играть ту же роль, какую играет корпус письменных литературных текстов в примерах, приведенных выше). Можно привести три примера диглоссной ситуации из других эпох и территорий, чтобы проиллюстрировать распространенность диглоссии. Вначале рассмотрим тамильский. На нем сегодня говорят миллионы членов тамильской речевой общности в Индии, и он идеально соответствует нашему определению. Литературный тамильский используется как вариант Н для письменной и некоторых типов формальной устной речи; стандартный разговорный тамильский L‑вариант, а также ряд местных диалектов L, используется в обычном разговоре. На тамильском Н-варианте существует обширная и древняя литература, которую современная речевая общность оценивает очень высоко. Вариант Н престижен, вариант L – нет. Вариант Н всегда наложенный, L осваивается естественным путем либо как первый, либо как наложенный стандартный разговорный вариант. Между двумя вариантами значительные грамматические расхождения, а также некоторые отличия в области фонологии. Мне не известны хорошие сопоставительные описания двух вариантов тамильского; некоторые сведения о структурных различиях между ними можно найти в (Pillai 1960). Кстати, следует отметить, что тамильская диглоссия, видимо, существует уже несколько столетий, поскольку язык ранней литературы резко отличается от языка ранних надписей, которые, возможно, отражают разговорный язык того времени. Ситуация отчасти осложняется тем, что в некоторых функциях Н-варианта используются санскрит и английский; однако аналогичные осложнения существуют и в некоторых частях арабского мира, где некоторые Н-функции также отданы французскому, английскому или литургическим языкам вроде сирийского (Syriac - один из арамейских, нет ли особого русского названия?) или коптского.
Во-вторых, можно упомянуть латынь и новые романские языки в определенный исторический период в некоторых частях Европы. Для обычного разговора использовались местные говоры, но в письменных текстах и в особых ситуациях формальной речи употреблялась латынь. Латынь была языком церкви и церковной литературы, латынь была престижна, существовали значительные грамматические отличия латыни от местных вариантов, и т.д.
Третий пример – китайский, которые иллюстрирует самую, возможно, масштабную диглоссную ситуацию. (Существует превосходное краткое описание сложной китайской ситуации – см. предисловие к Chao 1947: 1–17). Вариант wei-li сответствует Н, мандаринский китайский – стандартному разговорному L; существуют также местные L-варианты, настолько отличные, что заслуживают названия 'отдельных языков' в еще большей степени, чем арабские диалекты, и по крайней мере так же, как романские языки в примере с латынью. Китайский, впрочем, также как современный греческий, развивается, похоже, в направлении от диглоссии к ситуации стандартный язык – диалекты: стандартный L или какой-то смешанный вариант начинает использоваться как письменный язык для все большего числа ситуаций, то есть превращается в настоящий стандартный вариант.
Диглоссия, видимо, возникает при соблюдении следующие трех условий в пределах данной речевой общности:
Существует значительная по объему литература на языке, близком естественному языку общности (или даже идентичном ему), и эта литература содержит базовые ценности данной общности, либо являясь их источником (например, божественное откровение), либо подкрепляя их.
Грамотность в данной общности присуща лишь немногочисленной элите.
С момента установления условий (1) и (2) прошло значительное время, порядка нескольких столетий
Видимо, можно показать, что это сочетание обстоятельств имело место в прошлом сотни раз, и обычно приводило к диглоссии. Сегодня существуют десятки примеров, и вполне вероятно, что такие примеры будут появляться и в будущем.
Похоже, что общность охотно принимает диглоссию и не считает ее "проблемой", пока в общности не разовьются определенные тенденции. Эти тенденции включают движение в сторону
большего распространения грамотности (по экономическим, идеологическим или иным причинам);
расширения связей и контактов между различными региональными и социальными сегментами общности (в силу экономических, идеологических или иных причин);
потребности в полноценном стандартном "национальном" языке как символе автономии или независимости.
Когда появляются эти тенденции, лидеры общности начинают призывать к унификации языка, и начинают действовать силы, направленные на унификацию. Лидеры являются сторонниками принятия в качестве стандартного языка либо варианта Н, либо одного из вариантов L, или, реже, своего рода модифицированного Н или L, то есть некоего "смешанного" варианта. Аргументы, которыми обосновывается тот или иной выбор, удивительным образом повторяются от одной диглоссной ситуации к другой.
Сторонники варианта Н утверждают, что следут принять Н, поскольку он связывает общность с ее "славным прошлым" или с мировым сообществом, а также поскольку он – естественный объединяющий фактор, в отличие от разобщающего характера L‑вариантов. Кроме этих двух вполне обоснованных аргументов, ссылаются также на убеждение общности в превосходстве Н: он красивее, выразительне, логичнее; он санкционирован свыше, и т.п. – конкретные доводы могут быть разными. Когда эти доводы анализируются с объективной точки зрения, их ценность часто оказывается сомнительной, но они тем не менее важны, так как отражают широко распространенные мнения к языку, существующие в данной общности.
Сторонники варианта L утверждают, что следует принять один из L-вариантов, поскольку он ближе к истинным чувствам и чаяньям людей; облегчает получение образования – ведь люди уже знают его с раннего детства; и является более эффективным средством общения на всех уровнях. В дополнение к этим вполне обоснованным аргументам часто уделяют значительное внимание и менее весомым: например, что разговорный язык ярче и образнее, или что другие "современные нации" пишут так же, как говорят, и т.п.
Сторонники обоих вариантов, как и сторонники смешанного варианта, похоже, убеждены – хотя и не утверждают этого в явной форме – что стандартный язык можно просто ввести в общности декретом. Часто, однако, тенденции, которые окажутся решающими при выборе путей развития стандартного языка, уже вовсю работают, и не зависят от аргументов сторонников той или иной точки зрения.
Беглый и поверхностный взгляд на последствия диглоссии в прошлом и анализ современных тенденций показывает, что существует немного вариантов дальнейшего развития. Прежде всего, следует помнить, что диглоссная ситуация может оставаться стабильной в течение долгого времени. Если же описанные выше тенденции возникают и усиливаются, ситуация может измениться. Во-вторых, вариант Н можут успешно стать стандартным языком только если он уже является стандартным языком в какой-либо другой общности, а диглоссная общность, по причинам как лингвистическим, так и не лингвистическим, склонна слиться с этой общностью. В противном случае Н постепенно отступает, преврящаясь в язык науки или литургии, которые выучивают лишь специалисты и который не используется общностью в целом. Стандартным в этом случае становится некая форма L или смешанный вариант.
В-третьих, если в речевой общности существует единый коммцникационный центр – или несколько таких центров в одном диалектном ареале – L-вариант, имеющий хождение в этом центре (центрах) станет основой нового стандартного языка; это может быть как чистый L, так и некоторая смесь с Н. Если же существует несколько подобных центров в разных диалектных ареалах, и ни один из них не является ведущим, тогда вероятно, что несколько L-вариантов станут стандарнтыми и отдельными языками.
Можно рискнуть предложить прогноз развития наших четырех опорных языков на ближайшие два столетия (то есть примерно до 2150 года):
швейцарско-немецкий: относительная стабильность
арабский: медленное развитие в сторону нескольких стандартных языков, каждый из которых будет базироваться на L-варианте с сильной приместью лексикона Н; скорее всего
магрибский (на базе Рабата или Туниса?)
египетский (на базе каирского)
восточный (на базе багдадского?)
непредсказуемые политико-экономические тенденции могут добавить сюда сирийский (на базе дамаскского?)
суданский (на базе омдурман-хартумского), и другие.
гаитянский креол: медленное развитие в сторону единого языка на базе L-варианта Порт-о-Пренса.
греческий: полноценное развитие в сторону единого стандарта на базе афинского L с сильной примесью лексикона Н.
В заключение хотелось бы призвать к дальнейшему изучению этого явления и связанных с ним процессов. Языковеды, по вполне объяснимым причинам увлеченные описанием внутренней структуры изучаемых языков, зачастую упускают из виду необходимость дать хотя бы элементарные сведения о социокультурном окружении, в котором функционирует язык. Кроме того, дескриптивисты обычно предпочитают описывать "чистые" диалекты или стандартные языки, а не изучать детально разного рода смешанные и промежуточные формы, которые нередко имеют более широкое хождение. Изучение таких явлений, как диглоссия, имеет очевидную ценность для понимания языковых изменений и ставит интересные проблемы для некоторых аксиом синхронной лингвистики. За пределами собственно лингвистики оно способно дать интереснейший материал для социальных наук в целом, в особенности если удастся выработать единую теорию, пригодную для анализа использования разных языковых вариантов в пределах одной речевой общности. Возможно, сбор данных и более глубокое изучение этого явления существенно изменит импрессионистические положения данной статьи, но даже и в этом случае данная статья окажется полезной для стимулирования дальнейших исследований и размышлений. <…>
* Ferguson C.A. Diglossia // Word, vol. 15, 1959. Pp. 325–340. Перевод сделан по изданию: The Bilingual Reader. Ed. by Li Wei. Routledge: London and New York. 2000. Pp. 65–80