Ранке и историческая школа

Наиболее последовательным воплощением облика возникшей исторической науки стала историческая школа, ассоциировавшая­ся с именем Л. фон Ранке (1795–1886) и множества его учеников (самые известные из них — Г. Вайц, В. Гизебрехт, Г. фон Зибель). Школа Ранке возникла в Германии в 1830–1840-х годах и впослед­ствии заняла ведущее положение в европейской историографии, надолго став эталоном культуры исторического исследования. Противопоставляя свой подход романтизму, представители школы Ранке сделали историзм, а затем и позитивизмосновополагающи­ми принципами исследований, минимизировав «издержки» роман­тизма (мистицизм, сентиментализм, художественную риторику).

Труды самого Ранке, как и творчество любого выдающегося ученого, не встраиваются полностью в ряд позитивистских исто­рических работ. Сочинения Ранке не были ни механистическими, ни сугубо фактологическими. Скорее идеи, подходы, мысли и в целом наследие Ранке можно рассматривать как высшее достиже­ние времени, проникнутого «позитивным» духом.

Уже в своих первых работах Ранке принял на вооружение вы­двинутый романтиками принцип историзма и

«...воспринял как от поэтики, так и от идеалистической филосо­фии импульсы, в силу которых и та, и другая рассматривали ис­торию — независимо от исторических событий — как имманент­ное смысловое единство и осмысливали ее с позиций науки»⁵.

При этом Ранке еще в начале своего творческого пути отме­жевался от романтизма, стремясь сознательно подавить романтические импульсы своей сентиментальной натуры. Уже в предисло­вии к первой своей работе «История романских и германских на­родов с 1494 по 1535 г.» (1824) Ранке декларировал, что «задача исторического труда состоит в точной презентации фактов», что правда интереснее любой фантазии, и поставил себе целью избе­гать всякого вымысла и игры воображения⁶.

Известно, что Ранке находился под сильным влиянием фило­софии Гегеля.

«Как Гегель принимает в свою новую, сверхрационалистиче­скую логику известную долю рационализма XVIII в., так и Ранке получил от того же столетия метод ясного исследованиямотивов и остроту проницательности»⁷.

Маркс и материалистический историзм

Другим влиятельным вариантом аналитического подхода в историографии XIX века, в котором были преодолены основные табу позитивизма — запрет на философствование, запрет наполи­тизированность и отказ от макротеории — была марксистская ис­ториография. Если школу Ранке можно характеризовать как идеа­листический историзм, то марксистская историография представ­ляет историзм материалистический. Материалистический историзм²² руководствуется принципами тесной связи прошлого с на­стоящим и полагает прошлое данного общества столь же реаль­ным и объективным с позиций настоящего, как реальна и объек­тивна для отдельного человека его предшествующая жизнь.

Отметим сразу, что понятие историзма в марксизме шире, чем понятие исторического метода, поскольку здесь принцип историз­ма считается обязательным для любого теоретического исследова­ния. Именно таков, как считают интерпретаторы Маркса, смысл фразы из «Немецкой идеологии»: «Мы знаем только одну единст­венную науку, науку истории»⁸.

Основоположники марксизма резко размежевались со школой Ранке, утверждавшей, в духе консерватизма, как раз сохранность прошлого в настоящем. Похоже, что произведения самого Ранке они игнорировали вполне сознательно. Ни Маркс, ни Энгельс не ссылались ни на одно из сочинений главы немецкой исторической школы и использовали в своих работах труды тех английских и французских историков, которых считали менее «реакционными», а также сочинения некоторых представителей гейдельбергской ис­торической школы в Германии. Маркс только один раз упоминает имя Ранке, называя его «камердинером истории» и заведомо не­справедливо характеризуя его работы как «собрание анекдотов и сведйние всех событий к мелочам и пустякам»⁹.

В своих исторических исследованиях Маркс использовал два подхода, которые представляются несовместимыми. Первый — ме­ханистический подход к реальности — вполне соответствовал духу позитивизма его времени. Маркс исходил из возможности получе­ния объективного научного знания, считая, что оно выражается прежде всего в формулировании законов общественного развития.

Второй подход — это диалектика, которая опровергает пози­тивистское положение о первичности объектного мира для позна­ния, так как считает все наблюдаемые явления постижимыми только в более широком контексте. Диалектическая характеристи­ка материалистического историзма состоит не просто в констата­ции отличия, возникающего в процессе развития, но и в понима­нии этого отличия как тяготеющего к такому, которое называется противоположностью.

Позиция для середины XIX века совершенно удивительная, учитывая, что лишь в середине XX столетия в историографии на­чинает утверждаться представление об истории как науке о чело­веческих действиях, и только в 1970-е годы, в результате «антро­пологического поворота», с полным правом можно говорить о воз­вращении человека в качестве объекта научного анализа в исто­риографию.