«Новая зрелость» в контексте моды

 

Безусловно, готовность «новых взрослых» к игре и, в частности, к постмодернистскому обыгрыванию канона, нигде не проявляется с такой ясностью и в таком разнообразии аспектов, как в моде. С учетом верности этой поколенческой группы уже упоминавшимся ценностям консьюмеризма, можно говорить о том, что моде как культурному институту и модной индустрии как институту рыночному не просто не понадобилось кардинально меняться (как это произошло, когда речь шла об их родителях), - благодаря «новым взрослым» эти институты обрели принципиально новые аспекты бытования.  

 

Одна из важнейших черт саморепрезентации «нового взрослого», крайне способствующая удачному союзу «новых взрослых» и модной индустрии, заключается в полном безразличии первых к практике эпатажа. Облик «новых взрослых» может визуально весьма сильно отличаться от облика их сверстников, принадлежащих другим сегментам поколения, - в первую очередь за счет интеграции в  повседневный костюм элементов подростковой одежды и аксессуаров, традиционно более броских, чем «взрослая» одежда. Однако при этом «новые взрослые» не являются сознательными революционерами моды (какими были хиппи, модсы, панки…), не чувствуют себя таковыми и не ведут себя, как таковые (что лишний раз подчеркивает различие между эстетикой «взрослого наива» и подлинной подростковой модой). Как любые настоящие буржуа, «новые взрослые» считают свой образ жизни безусловной нормой и не испытывают потребности в борьбе за него (а эта борьба является необходимой составляющей для модных революций). Они носят футболки с собачками-растяпами, которые поют детскую песенку, если нажать им на выпуклый нос-кнопку, просто потому, что им нравится эта футболка, эта собачка и эта песенка.

 

Ирония и самоирония, о которых подробно говорилось выше в другом контексте, является, безусловно, ключом к пониманию того влияния, которое феномен «новых взрослых» произвел на моду. И не просто ирония, а уже упоминавшаяся «инверсированная» ирония: не когда в серьезный костюм вносится комический элемент, а когда, напротив, костюм в стиле «зрелого наива» конструируется так, чтобы подчеркнуть элемент зрелости. Если считать, что ирония – это противопоставление скрытого смысла явному, то здесь мы наблюдаем, как скрытое и явное в костюмном высказывании меняются местами. Если прежде ироническое  высказывание звучало, как «О да, я очень, очень серьезен, как же, как же…» (серьезность – явный смысл, игра – скрытый смысл), то новое звучит как: «О, да я совсем дитя, я наивный-наивый!» (игра – явный смысл, зрелость – скрытый смысл, что возвращает нас к уже рассматривавшейся важной установке эстетики «взрослого наива»: зрелый контент, наивное содержание). Наверное, лучше всего этот тренд можно проиллюстрировать коллекцией «осень-зима 2007/8», сделанной Анной Молинари для марки Blugirl: черно-красно-розовая гамма (не обошлось без влияния подростковой эстетики «эмо»), кукольный силуэт с короткой пышной юбочкой, яркие чулки, крупный горох и горизонтальные черно-красные полосы создавали бы впечатление просто игрового костюма, если бы каждый образ не венчался пышным атласным цветком, - на кепке или непосредственно в волосах, - точь-в-точь таким, которым с тридцатых годов принято оформлять элегантные дамские шляпки. Другой пример – костюм от Emporio Armani (зима-лето 2007/8), в котором силуэт baby-doll достигается за счет пиджака, застегнутого под грудью и расширяющегося к талии, и короткой пышной юбки, выполненных, однако, из плотной серой шерсти и во всем остальном следующих канону делового костюма. Дополняется облик колготами, которые казались бы школьными гольфами на широкой резинке, если бы одна полоска на фронтоне этих гольфов не уходила вверх. Прежде к таким коллекциям или костюмам применяли термин «хулиганский». Однако «новые взрослые», как уже говорилось, воспринимают свой стиль в качестве не требующей оправдания нормы, и слово «хулиганский» в этом контексте давно пропало из модного лексикона.   

 

В плане fashion-иронии дела особенно хорошо обстоят у представителей российских модных марок, в диапазоне от Дениса Симачева до Маши Цигаль (часто упоминающейся в качестве модного флагмана «новых взрослых» и действительно доведшей «взрослый наив» до удивительных стилистических высот) и от Елены Островской до Алены Ахмадуллиной. Причина – в удивительной поколенческой гомогенности российской моды: в силу исторических причин, огромный пласт наших ведущих дизайнеров сам принадлежит к поколению «новых взрослых». Легче перечислить тех отечественных дизайнеров, кто не работает со «взрослым наивом»,  чем тех, кто работает с ним постоянно или обращается к нему очень часто.

 

Однако не следует полагать, что «взрослый наив» в моде распространяется только на конкретные коллекции или частные костюмные решения. За последний год этот стиль стал, по всей видимости, одним из доминирующих в мире моды как таковом; «детская тема» витает в воздухе и обнаруживает себя в самых неожиданных местах. Пока дизайнеры демонстрируют, каким образом исходный «наивный материал» становится опорой для «взрослого наива», модные журналы формируют дискурс этого стиля посредством составления и оформления своих материалов. Бернард Вильгельм признается в интервью Hint Fashion Magazine, что иногда вдохновляется «оригинальными детскими рисунками»^[49], модели Гальяно выходят на подиум, нарумяненные, как куклы, и с нарумяненными куклами в руках (осень-зима 2007/8), Дольче и Габбана объясняют корреспонденту Harper’s Bazaar, что для опорной точкой для коллекции весна-лето 2007 послужило аниме^[50], а Денис Симачев выпускает золотые подвески с персонажами «Ну Погоди!». В то же время ежегодное приложение, посвященное часам и драгоценностям, российский Officiel в 2007 году оформил в стиле комиксов. Vogue в апреле того же года опубликовал большой съемку «Модная Москва», являющийся воплощением «взрослого наива» (огромные банты, дурашливые позы, розовые очки с оправами-звездочками и шапки с заячьими ушами)^[51]. Vogue же тремя месяцами позже поставил в номер материал «кукольный домик», где модели изображены в виде бумажных кукол, а к нарядам пририсованы клапанчики; в том же июльском номере – материал «кукольный театр» (платья фасона babydoll, сопровождающиеся комментарием: «…стать той девочкой, что любила играть в куклы и знала – ничего невозможного нет»); в том же (!) номере – материал, озаглавленный «Нежный возраст»: «…все почти как в детстве, только теперь не надо просить маму завязать бантик. Дизайнеры сделали все за нас».^[52]В марте 2008 года Harper’s Bazaar делает съемку байера (не дизайнера!) Наташи Гольденберг – не только в розовой юбке с оборочками и высоких голфах, но и в интерьере американского дайнера: на столе два молочных коктейля, сама Наташа ест молочный коктейль ложкой прямо из шейкера. Там же – съемка «Игрушки», воплощение «взрослого наива», вплоть до цветных помпонах на сандалиях, волос, собранных в два хвостика, брелоков-клоунов и исключительной серьезности лица модели^[53]. При желании можно довести число примеров до нескольких сотен. Если учитывать, что большинство материалов модного журнала составляется так, чтобы обобщать те или иные предметы одежды или аксессуары в подборки, иллюстрирующие тот или иной тренд, и что одно и то же платье в разных журналах одного месяца может попасть в разные подборки (скажем, «наивное» платье в полосочку может найти себе место и в материале «Детская площадка», и в материале «Друзья в полосочку»), то можно говорить о появлении определенной модной оптики, «заточенной»  на «взрослый наив» и выделяющей его в виде сильнейшей стилевой тенденции, заодно двигая эту тенденцию в массы.

 

Эта оптика, естественно, приобретается не только глянцевыми журналами: сами дизайнеры, безусловно, считывают тренд и, по мере его расширения, идут ему навстречу. По всей видимости, справедливо считать, что есть марки, сознательно создающие некоторые предметы, серии или субколлекции в расчете на «новых взрослых», в то время как другие их коллеги просто впитывают тренд как он есть, позволяя ему если не доминировать в коллекциях, то, по крайней мере, просачиваться на подиум одной-двумя вещами. К произведениям охотников за «новыми взрослыми» можно, скорее всего, причислить белые чемоданы с проступающим на крышке рельефом человеческих ребер, созданные Александром МаккКуином для Samsonite Black Label; серии часов Chopard Happy (Happy Sport, Happy Hearts, Happy Beach и т.д. ) с мультяшными рыбками и сердечками; серии драгоценностей Dior Diorette, Charms de Dior и Dior Fiancee du Vampire, - эмалированные цветы и бриллиантовые черепа, подвесочки в виде стульчиков, цветочков и коробочек. К примерам просачивания тренда в коллекции другой направленности - красное «детское» платье в горошек от Christian Lacroix (весна-лето 2007), свитер с пингвином от Chanel (осень-зима 2007/8), яркую пластиковую бижутерию от Karl Lagerfeld (весна-лето 2008).

 

Идеальным примером марки, целенаправленно работающей на «новых взрослых» в секторе роскоши, можно считать Aaron Bacha. Марка производит подвески из золота, платины и бриллиантов в совершенно мультяшной эстетике. Знаменитые «детские туфельки», улыбающихся пчелок, дурацких мишек, божьих коровок влюбленные в марку «новые взрослые» подвешивают  по пять-десять штук на золотые и платиновые браслеты-цепочки. В семидесятые годы девочки-подростки носили такие браслетики в школу; новый брелок-подвеска стоил от 50 центов до двух долларов (чистое серебро). Цена брелоков от Bacha начинается с 1600 долларов. Эта марка, в некотором смысле, может рассматриваться как идеальныйstudy case грамотной работы с «новыми взрослыми». Во-первых, принцип «игровая форма – серьезный контент» невозможно выразить лучше, чем создав глазастую и щекастую лягушечку в диснеевском стиле ценой 7750 долларов (золото, черные и белые бриллианты). Во-вторых, Aaron Bacha учитывает совершенно специфическое понимание роскоши у «новых взрослых»: роскошь – это постоянная новизна, а количество брелоков, надетых на один браслет, может быть буквально неограниченным; таким образом, «новому взрослому» всегда есть, чем порадовать себя или ближнего: став покупателем Aaron Bacha однажды, он остается им всегда. Наконец, именно Aaron Bacha прекрасно разрешает три уже упоминавшихся консьюмерских конфликта, существующих у «новых взрослых»: «стремление к инновациям vs ностальгия по прошлому» разрешается путем представления детских и сказочных персонажей в качестве ультрамодного аксессуара; конфликт «эмоциональность vs прагматичность» - созданием сентиментального продукта, служащего отличным финансовым вложением; «игра vs серьезность» - вспомним лягушечку из черных бриллиантов.  

 

Тренд, соответствующий интересам и стилю жизни «новых взрослых», как это бывает всегда, возник гораздо раньше, чем был отрефлексирован модной индустрией и пущен в широкую эксплуатацию. Однако в последнее время можно наблюдать открытые дизайнерские «высказывания», - посредством костюмов, аксессуаров, коллекций, показов, - о том, что преобразившаяся концепция зрелости укоренилась и воспринимается модой вполне сознательно. Остроумный и обаятельный показ зимней коллекции 2008 года от российского дизайнера Кати Мосиной, состоявшийся в ходе последней Russian Fashion Week, можно считать именно таким хорошо артикулированным высказыванием. Ее модели демонстрировали маленькие черные платья и длинные вечерние платья, расхаживая по подиуму в шапочках с огромными, мохнатыми ярко-розовыми помпонами; под мышкой у них были то огромные макеты «трудовых книжек» (тоже ярко-розовые, подчеркнуто ненастоящие), которыми модели хвастались публике. Строгие прически French twist и нарочито серьезные очки входили в явный контраст с игривой кокетливостью девушек и с розовыми бантами на их шеях. Где-то в середине показа по подиуму прошла девочка лет десяти – тоже в черном платье от Кати Мосиной и с огромным ярко-розовым карандашом под мышкой. Прошла так, как будто она ничем не отличалась от всех остальных моделей.