3. Механизм координации взаимодействия посредством языка

Предпринятое Хабермасом детальное исследование коммуникативного действия нацелено на прояснение того, каким образом действие, ориентированное на понимание, выполняет функцию координирования индивидуальных планов участников взаимодействия. Поскольку достижение понимания возможно только через язык, то вопрос можно сформулировать и так: каким образом язык функционирует в качестве механизма координирования действий и выступает как особое самостоятельное средство социальной интеграции? Анализ различий между иллокутивными и перлокутивными актами позволил Хабермасу уточнить определение коммуникативного действия, отграничив его от лингвистически опосредованного стратегического действия. Действие, ориентированное на понимание, отличается тем, что все участники безоговорочно преследуют иллокутивные цели для того, чтобы прийти к согласию, которое обеспечит основание для консенсусной координации индивидуально преследуемых планов действия. Уточнение “безоговорочное преследование иллокутивных целей” должно исключить случаи скрытого стратегического действия, в котором говорящий незаметно использует иллокутивные результаты для перлокутивных целей.

Однако нередки примеры, когда говорящие могут безоговорочно преследовать иллокутивные цели и, тем не менее, действовать с ориентацией на успех, а не на понимание. Имеются в виду простые императивы или требования, которые выражают только волю говорящего. В отличие от команд или приказов, которые предполагают признание нормы, простые императивы опираются лишь на возможность говорящего применить силу или предложить награду слушателю за выполнение определенного действия. В этих случаях координация планов действий участников интеракции достигается не за счет разделяемой ими интерпретации общей для них ситуации, а за счет возможности говорящего каузально воздействовать на слушателя. Здесь не взаимопонимание и не язык сам по себе координируют действия, а потенциальные санкции, которые внешним образом связаны с речевыми актами.

Команды и приказы, хотя они и напоминают при поверхностном рассмотрении простые требования, отличаются от них тем, что говорящий выдвигает притязание не на власть, а на нормативную значимость, ибо он апеллирует к значимости признанных правил и действует в рамках институциональной структуры, уполномочивающей лиц, занимающих определенные позиции, при определенных условиях приказывать определенному классу людей. В этом случае условия принятия притязания на значимость, выдвинутого говорящим, вытекают из значения самого иллокутивного акта. Выдвижение притязания на значимость не является выражением случайной воли говорящего. Такое притязание может быть отвергнуто только путем критики и может защищаться от критики только путем ее опровержения. Тот, кто возражает против приказов, отсылается к существующим правилам, а не к простому факту наказаний, которые можно ожидать, если этим правилам не последуют. Сомневающийся в значимости самого правила, должен привести доводы либо против законности правила, т.е. против того, что оно имеет законную силу, либо против легитимности правила, т.е. против его притязания быть морально обоснованным. Притязания на значимость внутренне связаны с доводами и основаниями.

Сравнение простых требований с командами и приказами демонстрирует, что “не все иллокутивные акты конститутивны для коммуникативного действия, но только те, с которыми говорящие связывают поддающиеся критике притязания на значимость” [48]. Лишь те речевые акты, которые выдвигают поддающиеся критике притязания на значимость, являются автономными, могут побудить слушателя принять предложение независимо от внешних сил. Таким образом, они могут выступать как особый механизм координирования действий.

Успешные речевые акты создают социальные факты, иными словами, они производят изменения в социальном мире межличностных отношений. Успех иллокутивного акта (когда объявленное действие состоялось) означает, что участники принимают на себя взаимные обязательства относительно дальнейшего взаимодействия. “Тот, кто принимает приказ, чувствует себя обязанным его выполнить; кто дает обещание, чувствует обязанность при определенных условиях его осуществить, кто принимает утверждение, относится к нему с доверием и стремится сообразовывать с ним свое поведение” [49]. Иллокутивная сила речевого акта создает между участниками коммуникации межличностные отношения.

Остин, подчеркивавший конвенциональность иллокутивных актов, связывал их эффект только с обязывающей силой признанных норм действия. Но если полномочие речевых актов координировать взаимодействия черпается исключительно из социальной силы норм, тогда коммуникативные действия могут быть лишь средством воспроизводства общественной жизни, но не ее изменения. Отношение между коммуникативным действием и нормами – это отношение взаимозависимости, а не однонаправленной детерминации. С одной стороны, коммуникативное действие регулируется нормами, с другой стороны, оправдание, обоснование и изменение норм происходит именно в коммуникативном действии. Что порождает иллокутивный обязывающий эффект во втором случае, когда речь идет об обосновании самих норм? Откуда речевые акты получают силу координировать взаимодействия, когда это полномочие не берется непосредственно из социальной силы норм и не возникает благодаря потенциалу санкций, внешним образом связанных с речевыми актами?

Иллокутивный успех означает, что слушатель принял предложение, содержащееся в речевом акте. Вследствие этого оба партнера в дальнейшем направляют свою деятельность в соответствии с определенными обязательствами. Принятие предложений основано на признании притязаний на значимость, выдвинутых говорящим. Притязания на значимость, в отличие от притязаний на власть, внутренне связаны с доводами и основаниями. Говорящий может рационально мотивировать слушателя принять предложение, содержащееся в его речевом акте, потому что он может гарантировать предоставление, при необходимости, убедительных оснований выдвигаемых им притязаний на значимость, и эти основания могли бы выдержать критику со стороны слушателя. Коммуникативно достигнутое согласие относительно притязаний на значимость подтверждает или производит разделяемое участниками коммуникации убеждение. Это убеждение является источником внутренней мотивации (а не внешней детерминации, как в случае санкций) принятия взаимных обязательств относительно продолжения взаимодействия. Так достижение взаимного понимания становится средством конструирования и поддержания социального порядка.

4

Коммуникативная рациональность и дискурсивное обоснование норм