37. Стихотворный цикл с. Михалкова о дяде Стёпе: биография героя и биография времени в цикле. Художественная значимость произведений.

Сергей Владимирович Михалков родился 12 марта 1913 г. в Москве.

Первое посещение издательства будущим писателем было очень ранним. В 7 лет, написав печатными буквами «Сказку про медведя», он сам отнес ее в детское издательство. Печататься С. Михалков стал с 14 лет. Это было стихотворение «Дорога» в июльском номере журнала «На подъеме» 1928 г. (Ростов-на-Дону). В 1928 г. Михалкова зачисляют в актив при Терской Ассоциации пролетарских писателей. В настоящее время он является почет­ным гражданином Пятигорска. В 2003 г. в связи с 90-летием писа­теля его именем названа детская библиотека в Пятигорске.

В семнадцать лет Михалков приезжает в Москву. Поступает в литературный институт, параллельно работая на Москворецкой ткацко-отделочной фабрике, летом едет помощником топографа геолого-разведочной экспедиции в Казахстан, работает в изыска­тельской партии московского управления воздушных линий на Волге.

Этот жизненный опыт находит отражение в его стихах, кото­рые с 1933 г. стали появляться на страницах «Правды», «Извес­тий», «Комсомольской правды», «Вечерней Москвы».

С первых литературных опытов С. Михалков активно пробо­вал себя в разных жанрах, откликался на важные события в жизни страны. Однако нельзя не признать, что стихи для взрослых, написан­ные в подражание В. Маяковскому, не отличались высокими по­этическими достоинствами. Гораздо удачнее были детские стихи, из числа которых особенно выделяется поэма «Дядя Степа».

Имя веселого, доброго и мудрого героя тетралогии «Дядя Сте­па», «Дядя Степа — милиционер», «Дядя Степа и Егор», «Дядя Степа — ветеран» давно стало нарицательным. Михалкову уда­лось создать обаятельный образ взрослого человека — благород­ного, гуманного, отзывчивого старшего друга «всех ребят со всех дворов». Отношение дяди Степы к людям определятся по-детски естественной верой в торжество добра, утверждение справедливо­сти.

В стихотворениях о дяде Степе проявились наиболее сильные стороны таланта Михалкова — детского писателя: оптимистиче­ский взгляд на мир, светлая вера в человека, жизнерадостная, под­час озорная выдумка, мягкий юмор.

Основной прием, которым пользуется Михалков для создания образа своего героя, — поэтическая гипербола — имеет в этом произведении особый характер. Дядя Степа — «самый главный великан» — живое воплощение спокойной, благожелательной силы, которая так пленяет ребенка в героях народной сказки. Но здесь этот исполин введен поэтом в обычную обстановку боль­шого города, поселен и «прописан» им в Москве. Как любой обык­новенный человек, он работает, задумывается, развлекается.

Герой постепенно растет от произведения к произведению, вместе с расширением кругозора, увеличением интеллектуальных и нравственных возможностей юного читателя. Для самых ма­леньких поэт шутливо обыгрывает бытовые детали образа:

Михалков не боится поставить своего героя и в комическое по­ложение. Но, лишив, таким образом своего «великана» сказочной условности, сделав его «своим человеком» среди ребят-читателей, поэт изобретательно отыскивает такие обстоятельства, при кото­рых огромный рост дяди Степы помогает ему совершать важные и гуманные поступки: он достает бумажного змея, запутавшегося в проводах, спасает от огня голубей, упавшего в реку мальчишку, унесенную на льдине бабку, предотвращает крушение поезда. Так, из сочетания в образе героя смешного и героического, обыденного и необычайного слагается его большая эмоционально-повелительная сила.

Более старшие читатели «Дяди Степы» способны уловить ди­намику сюжета. Характер героя раскрывается в непрерывном дей­ствии, каждый эпизод обогащает этот характер, вносит в его трак­товку все новые и новые оттенки. Но при этом сохраняется глав­ное основание доверия к персонажу — его доступность, понят­ность, нравственная ясность, определенность.

Благодаря этому контакту с юным слушателем, читателем дядя Степа получает право говорить о вполне серьезных вещах.

Со времени появления героя С. Михалкова минуло немало де­сятилетий. Серьезно изменились социальные реалии, даже неко­торые бытовые и технические детали, упоминаемые в произведе­нии, сейчас требуется комментировать. И все-таки история о дяде Степе и в современных условиях сохраняет для дошкольников и младших школьников значительный нравственно-воспитательный потенциал. Писатель сумел вызвать симпатию к персонажу, в доступной детям форме подчеркнув и укрупнив его положитель­ные человеческие качества.

38. Детская поэзия ОБЭРИу. Эстетическая платформа группы и её проявление в поэзии для детей. Ленинградская литературно-философская группа «Объедине­ние реального искусства» вошла в историю авангарда под сокра­щенным названием ОБЭРИУ (1927— 1930). Эта аббревиатура, по мнению авто­ров, должна восприниматься читателем как знак бессмыслицы и нелепицы. В своем манифесте от 24 ян­варя 1928 года обэриуты заявили, что они «люди реальные и кон­кретные до мозга костей», что необходимо отказаться от обиход­но-литературного понимания действительности ради «нового ощу­щения жизни и ее предметов»

Философская база кружка в целом представляла собой синтез идей «Критики чистого разума» И. Канта, философии интуити­визма и реального сознания (А.Бергсон и Н.О.Лосский), фено­менологии Г. Шпета и «техники поведения» древнекитайского муд­реца Лао-цзы.

В группу «чинарей», как еще они себя называли, в разное вре­мя входили писатели И. Бахтерев, А. Введенский, Ю. Владимиров, Н.Заболоцкий, Н.Олейников, Даниил Хармс, К. Вагинов, Д.Ле­вин, философы Я. Друскин и Л. Липавский. В этом кружке ценились оригинальный интеллект и широкое образование, дающие право вырабатывать новую кон­цепцию культуры молодого века. Отличие обэриутов состояло в том, что они отказались от поис­ков в сферах мистико-религиозных, этико-философских или идеолого-эстетических мыслей. Их молодые умы обратились к мате­матике, геометрии, физике, логике, астрономии и естественным дисциплинам. Отвергли они поначалу и аристотелевскую теорию отражения, активно претворяя свои взгляды в реальной жизни.

Одним из обэриутов был Даниил Хармс. Арестованный, он на допросе 13 января 1932 года так пояс­нял следователю замысел стихотворения «Миллион» (1930): «В "Миллионе" тема пионерского движения подменена мною про­стой маршировкой, которая передана мною и в ритме самого сти­ха, с другой стороны, внимание детского читателя переключает­ся на комбинации цифр». В мартовском номере «Чиж» за 1941 год публикует стихотворе­ние «Цирк Принтинпрам», в котором Хармс продолжает отстаи­вать право чисел, так сказать, на самоопределение. Кло­уны, силачи, ученые ласточки и комары, тигры и бобры не про­сто актерствуют, но представляют математические игры.

Бесстрастно и педантично анализировали обэриуты реальные или ими же вымышленные «случаи». Может быть,, поэтому их твор­чество оценивалось читателем, воспитанным в консервативных традициях, как «жестокое» или находящееся вне этики. Обэриуты по-своему решили весьма трудную в детской лите­ратуре проблему иронии (известно, что из всех видов комиче­ского дети позднее всего воспринимают именно иронию): в час­тности, Хармс позволил себе смеяться над нравственно-дидактическими штампами детской литературы, над педагогикой в кар­тинках.

Творчество Николая Заболоцкого не во всем совпадало с обэ- риутской концепцией поэзии. Поэт увлекался натурфилософски­ми идеями Лейбница, Тимирязева, Циолковского, народной аст­рономией, он верил в разум, свойственный всей живой и нежи­вой природе. В его стихах звери и растения — уже не литературные олицетворения и аллегории, а мыслящие существа. Н.Заболоцкий — единственный среди обэриутов имел педаго­гическое образование (в 1928 году он окончил Ленинградский педагогический институт имени А. И. Герцена). Стихи поэта, на­писанные для детских изданий, показывают его понимание детс­кой психологии, знакомство с педагогикой.

Поко­лению детей и подростков 60—80-х годов Заболоцкий больше был знаком по «взрослым» стихам («Некрасивая девочка», 1955; «Не позволяй душе лениться», 1958), по стихотворному переложению «Слова о полку Игореве» (1938, 1945), вошедшему в школьную программу, по «детским» переложениям романов Ф. Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль» (1934) и Ш. де Костера «Тиль Уленшпи­гель», по обработанному для юношества переводу поэмы Ш. Рус­тавели «Витязь в тигровой шкуре».

К созданию своего стиля обэриуты шли от «реального» пони­мания таких феноменов, как движение, мышление, память, во­ображение, речь, зрение и слух. В каждом явлении они обна­руживали некий сдвиг, неточность, ускользание от «правиль­ности», т.е. реальность открывалась обэриутам как царство аб­сурда. В стихах Хармса крутится забавный абсурдный мир, где все наоборот: кашу не ели, а пили, шли задом наперёд, а непонятное нечто «чирикало любезно…

Юрий Владимиров продемонстрировал чудеса стихотворства в небольшом стихотворении «Барабан», употребив сорок пять однокоренных слов. Текст буквально громыхает барабанным громом. Цель виртуоза — передать текучесть звуков, образующих речь.

Стихи обэриутов, в особенности детские, представляют собой разные игры. Излюбленный мотив «чинарей» — путаница (можно сравнить «Путаницу» Чуковского с «Ниночкиными покупками» и «Чудака­ми» Юрия Владимирова). Обэриуты нашли новые способы диалога с читателем, «заимст­вованные» из детских правил общения: веселый подвох, розыг­рыш, провокация. Особенно много таких примеров у Хармса (на­пример, «Храбрый ёж», «Ты был в зоологическом саду?», «При­ключения ежа», «Семь кошек», «Бульдог и таксик» и др.).

Чуковский, Маршак, Барто, Михалков стали мастерами дет­ской поэзии во многом благодаря учебе у детей, обэриуты же пошли дальше всех, вовсе отвергнув классические жанры лирики, зато признав все жанры народной детской поэзии: считалки, за­гадки, небылицы, перевертыши, игровые припевки. Чаще других размеров использовался «детский» хорей с его акцентированны­ми ударениями, сжатой пружиной ритма. Часто стихотворения обэриутов напоми­нают запись балаганного представления, комические диалоги не­лепых персонажей. Слова будто случайно попадают в строку, не­ожиданно рифмуются. При этом привычный, стертый их смысл смывается и обнажаются нерастворимые ядра слов.

Приход поэтов группы ОБЭРИУ в детскую литературу не был случайным. Помимо житейской необходимости причина лежала в сближении их исканий с алогизмом детской жизни, которая вся — сдвиг и неточность. Свои произведения обэриуты печатали в ос­новном в детских журналах. Они тесно сотрудничали с «акаде­мией» Маршака. Самый значительный след в русской литературе для детей оставил Хармс, несмотря на его неоднократные при­знания, что детей он не любит — за нахальство. Особенное значе­ние для истории русской детской литературы имеет то, что Хармс и Введенский являются мировыми основоположниками литера­туры абсурда. Данное обстоятельство доказывает, что детская ли­тература может быть полигоном для самых смелых эксперимен­тов, что она в иных случаях может опережать генеральное движе­ние литературы для взрослых.

Судьба поэтов-шутов трагична. В 1931 году были арестованы и высланы Введен­ский и Хармс, погиб случайной смертью молодой Юрий Влади­миров (род. в 1909 г.). В 1938 году арестован Заболоцкий (1903 — 1958), он вышел на свободу только в 1945 году. В 1937 году Хармс (1905—1942) и Введенский (1904—1941) были снова арестова­ны, после третьего ареста в августе 1941 года Хармс был направ­лен из тюрьмы в психиатрическую больницу, где скончался, а Введенский погиб в заключении.