3. Индивидуальные характеристики.

Имеется ряд индивидуальных особенностей, которые часто оказывают критическое влияние на формирование экстремистской позиции. Часто «за кулисами» экстремистской позиции обнаруживаются обиды, пережитые унижения, нереализованность желаний, жизненное неблагополучие. Перечислим некоторые из них.

Это могут быть трудные или конфликтные отношения и непонимание в семье. Общая хроническая неудовлетворенность порождает обозленность и стремление сорвать злость на всем обществе. Напрямую такого рода связь не только не проговаривается, но даже часто не осознается.

Нарциссизм (эгоцентризм, избыточная «озабоченность» собой) как индивидуальное качество лиц с радикальными взглядами способно проявляться в неадекватной самооценке (заниженной либо компенсаторно-завышенной) сильно искажающих реальность, в результате чего нарушается восприятие личностных особенностей – как своих собственных, так и других людей.

Чувство обиды говорит о наличии зависти и ненависти к окружающим, обусловленных чувством горечи, гнева на весь мир за действительные или мнимые страдания. Обида и горечь часто маскируются агрессивностью (по принципу «лучше драться, чем плакать»)

Подозрительность проявляется в недоверии и осторожности по отношению к людям, основанных на убеждении, что окружающие намерены причинить вред. Ущемленная потребность в безопасности также становится благодатной почвой для поиска виновных за пределами собственного сообщества.

Вербальная агрессия проявляется в склонности к выражению негативных чувств как через форму (ссора, крик, визг), так и через содержание словесных ответов (угрозы, проклятья, ругань). Чрезмерную агрессивность также легко направить на людей, имеющие мало общего с теми, в отношениях с которыми эта агрессивность была сформирована.

Нередко наличие такого психологического качества эмоциональной сферы экстремистки настроенного человека как страх инакости, так как включает и ощущение враждебности окружающего мира, и ощущение собственного превосходства или ущербности. В связи с этим у такой личности ярко выражены повышенную тревожность и агрессивность. При этом агрессия будет направлена не на конкретных лиц, а на некий, присущий им признак, например, национальность.

В работе с такого рода характеристиками следует реконструировать исходную ситуацию детства, которая породила ту или иную особенность. В той мере, в которой юноше или девушке удается установить связь его крайней позиции с глубоко сидящим чувством, появляется шанс устранить подмену, направить свои силы на решение действительных трудностей, а не мнимых символов.

Таким образом, можно сделать вывод, что у лиц, склонных к экстремизму, преобладают архаичные защиты, сильно искажающие реальность. При этом искажениям подвергается в первую очередь, восприятие их взаимоотношений с обществом. Они зависимы от внимания окружающих, но плохо понимают, как их воспринимают другие люди, так как блокируют признаки негативного отношения, приписывают другим свои собственные отрицательные черты. При этом данным лицам присущи такие черты, как строгое повиновение властным фигурам, нетерпимость к противоположному мнению, предубеждение, склонность создавать чрезмерно упрощенный взгляд на мир, циничный взгляд на природу человека.

Общая характеристика молодёжного экстремизма

АНАЛИЗ ДИНАМИКИ ПОСЛЕДСТВИЙ

КСЕНОФОБНОЙ АГРЕССИИ В РОССИИ [2005-2010 гг.]

Михаил Мирхамид Юсупов –

лектор Правления Тюменской областной

организации Общества «Знание» России

mikyus@yandex.ru

M.M. Yusupov

Теперь, когда мы научились летать по воздуху,

как птицы, плавать под водой, как рыбы, нам

не хватает только одного: научиться жить

на земле, как люди.

Бернард Шоу

Сегодня в России проблемы интолерантности явно преобладают над позитивным опытом их преодоления. Определяющим маркером отношений «свой-чужой» в стране выступает этническая принадлежность, в меньшей степени – расовые и религиозные признаки [1; 7]. По сей день бытует мнение, что в СССР до последнего года его существования, 1991 года, преобладала «дружба народов», а ксенофобия, расизм, этническая и религиозно-конфессиональная дискриминации, превратившиеся сегодня в один из самых острых вызовов социальной и национальной безопасности России, возникли только в постсоветское время. В действительности интолерантность стала возрастать уже в последние годы существования СССР. В 1989 году, по данным ВЦИОМ (руководитель Ю. Левада), признаки открытой ксенофобии обнаруживали примерно 20% населения СССР, а её агрессивных форм – около 6-12%, в зависимости от региона страны. Однако уже в 1990 году социологические показатели острой этнической антипатии выросли до 35-40%, а в зонах этнических конфликтов охватывали почти всё население [2; 179]. По наблюдению известного исследователя агрессивного национализма В.А. Шнирельмана, регулярные социологические опросы, проводимые на территории России, показывали, что если в начале 90-х годов молодёжь в возрасте 18-24 лет в меньшей степени, чем представители старших поколений была подвержена ксенофобии, то начиная с середины 90-х она оказалась весьма восприимчивой к праворадикальным настроениям. А к началу 2000-х годов по уровню ксенофобии молодёжь превзошла практически все остальные возрастные категории, включая пожилых людей, традиционно отличавшихся высоким уровнем ксенофобии. Опрос, проведённый «Российской газетой», показал, что тема расизма в России стала более чем актуальной [3; 106].

В СССР первые скинхеды появились в конце 1980-х гг. в Прибалтике, где они считали своей целью «борьбу с оккупационным режимом». Многие из них гордились родственниками, воевавшими против СССР в рядах Ваффен-СС, и, как бы подчёркивая связь поколений, носили особые кепки из джинсовой ткани, напоминавшие фуражки эсэсовцев. Но с распадом СССР и образованием в Прибалтике самостоятельных государств ничто уже не подпитывало их энтузиазма, и их число быстро сошло на нет [3; 5].

После распада СССР в 1991 году оказалось, что Россия по количеству проживающих в ней этносов практически не уступает бывшему союзному государству. Но картины многонациональности в СССР и в новой России принципиально отличались. Если в советский период этнические русские составляли около половины населения страны, то в новой России они образовали около 80% её жителей. В советский период у большинства русских имперское самосознание превалировало над этническим: в канун распада СССР почти 80% русских считали себя советскими людьми, а своей родиной – всё союзное государство. В то же время многие представители других народов, живущих тогда в 15-и союзных и в 20-и автономных республиках, в 8-и автономных областях, в 10-и автономных округах, в 128-и краях и областях, расположенных не только в Закавказье, Средней Азии и Прибалтике, но и в РСФСР, родиной называли свои исторически сложившиеся национально-территориальные образования. А они в СССР были не у всех народов [4; 312].

Распад СССР по-новому поставил перед русским этносом вопрос о собственном национальном государстве. Традиционная парадигма русского национального сознания: Россия там, где живут русские. Однако, после 1991 года вне России, в бывших «братских республиках», осталось жить свыше 25-и миллионов русских. А в самой России, согласно результатам переписи 2002 года, помимо русских учтено ещё более 180 народов: около 160-и этнических общностей и порядка 25-и субэтнических групп [5; 31]. Причём на долю национально-территориальных образований части этих «нерусских» этносов приходится 52% территории страны, и этносы эти «являются коренными народами, сыгравшими историческую роль в формировании российской государственности. Благодаря объединяющей роли русского народа на территории России сохранились уникальное единство и многообразие, общность и союз различных народов» (Концепция Государственной национальной политики Российской Федерации, 1996).

Необходимо помнить, что историческая память многих народов России продолжает актуализировать реальные и мнимые обиды из прошлого. Неисчислимы беды, происходящие и от предвзятых мнений и преходящих ошибок. Истоки почти всех конфликтов советского и постсоветского периодов коренятся в прошлом, реальном и мифическом: библейские и коранические легенды, многочисленные войны, былые отношения господства-подчинения, сталинские депортации тяготеют над оценками и позициями сегодняшнего дня.

Отношение к русским в бывших союзных республиках тоже стало меняться ещё до распада СССР. Так, по данным ВЦИОМ (сентябрь 1991 года) о его ухудшении, в частности, заявили 79% русских в Молдавии, 75% - в Киргизии, 54% в Азербайджане, 59% - в Западной Украине, 34% - в Казахстане [6; 65-73].

Неприязнь к русским была обусловлена причинами как этнокультурными («размывание» этнической идентичности «нерусских» народов СССР под воздействием аккультурации /русификации/), так и этнополитическими, а неприятие советского периода истории /советофобия/ переносится на «имперский» народ – русских /русофобия/ [7; 45].

В 20-80-е годы прошлого века особенность миграционной политики СССР состояла в том, что в условиях фактически закрытой для въезда иностранных граждан страны упор делался на управление внутренними миграционными процессами. Привлечение иностранной рабочей силы осуществлялось только из некоторых стран – членов СЭВ, КНР, КНДР в рамках соответствующих межправительственных соглашений.

С началом политических и экономических трансформаций и распадом СССР Россия оказалась в совершенно новой миграционной ситуации, требующей разработки и реализации новой миграционной политики. Отсутствие укоренившихся традиций иммиграции в России последних полутора столетий самым пагубным образом сказывается сегодня на отношении к мигрантам со стороны региональных властей, и принимающего населения, самой тональности ряда российских дискурсов о миграционной политике, в которых преобладают алармистские настроения.

Одной из основных составляющих притока в Россию за 90-е годы стала миграция из стран СНГ и Балтии, которая, согласно экспертным оценкам, составила более 8 миллионов человек. Возрастная, образовательная и профессиональная структура этих мигрантов отличалась более высоким качеством, чем постоянное население России в среднем: они имели более молодую возрастную структуру, более высокий образовательный и профессионально-квалификационный уровень [8; 9].

Миграция в Россию из стран государств-участников СНГ и стран Балтии в первой половине 90-х годов во многом носила вынужденный характер. Она определялась нестабильностью политической обстановки в новых независимых государствах, возникновением этнополитических конфликтов, «горячих точек». Однако последняя треть 90-х годов характеризовалась как значительным спадом самого миграционного потока, так и ухудшением качественных характеристик совокупности прибывших мигрантов.

Фиксируемый повсеместно в стране рост этнофобий сопровождается нарастанием антимигрантских настроений и молодёжной преступности. Значительная часть россиян, как показывают многочисленные опросы, стала требовать усиления административных и иных мер по ограничению притока мигрантов, особенно представителей народов Кавказа и Средней Азии.

В России в начале 1990-х гг. расистской идеологией стали открыто руководствоваться карликовые, но весьма шумные политические партии и движения [9]. Так, к примеру, лозунг «выдворения непрошенных «чёрных» гостей с русской земли» отстаивала Национально-республиканская партия России, выступавшая тогда за «честь русской нации» и «твёрдый порядок». Идеологи партии пытались мобилизовать против мигрантов все аргументы, типичные для «нового расизма» в Западной Европе. Трагические последствия для страны имели попытки осуществления вооружённой агрессии и боевые действия против сепаратистов в Чеченской Республике.

Некоторые документальные и художественные фильмы, возбуждавшие у зрителей недобрые чувства к «инородцам», добавили топлива в огонь ксенофобий. Так, после фильма «Чистилище» А. Невзорова прошла волна погромов уроженцев Кавказа, торгующих на провинциальных рынках страны. Аналогичная ситуация имела место с китайцами, вьетнамцами, грузинами, которых зрителям представили как преступников, злодеев, носителей чуждых нам культур.

После экономического кризиса 1998 года и, особенно, после серии террористических актов в городах России и начала «второй чеченской войны», рост ксенофобий стал более стремительным, но тогда, в основном, это была античеченская ксенофобия. А после 2000 года начался активный рост многих других разновидностей этнических фобий.

Ксенофобия, как известно, могла возникнуть на родоплеменной, расовой, национальной, или вероисповедной почве. А после Октябрьского переворота в России на социально-классовой почве дискриминации или уничтожению подлежали буржуи, помещики, кулаки, священники, офицеры и прочий «чуждый элемент, враги народа». Появилась обширная категория ЧСИР, миллионы «Членов Семей Изменников Родины». Советской России и позже СССР досталось весьма противоречивое историческое наследие. С одной стороны, идеология непримиримой классовой борьбы, диктатуры пролетариата, нетерпимости к инакомыслию: «Кто не за нас – тот против нас», и индивидуализму. И безусловный приоритет ценности государства, противопоставление себя другому обществу. А с другой стороны – декларирование сотрудничества: «Человек человеку – друг, товарищ и брат», «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», «Крепнет единство народов и рас», «Если бы парни всей земли за руки взяться однажды могли». Прошедшую в нашей стране трансформацию одновременно во всех сферах жизни, экономической, политической, духовной, причём не синхронных, не совпадающих ни по масштабам, ни по глубине изменений, известный польский социолог Штомпка назвал «травматической» [13]. В таком состоянии общество характеризуется высокой энтропией, дезорганизацией, дезинтеграцией. То, что произошло в нашем обществе, оставляет мало места для согласия, толерантности.

Биологический принцип «свой-чужой» не исчез, он видоизменился. В коммунистической Камбодже около трети населения страны, несколько миллионов человек были объявлены врагами и своими соплеменниками были истреблены. Причём нередкими были случаи, когда палачи съедали печень только что убитых ими людей, веря, что приобретут их силу.

И сегодня ксенофобия – один из серьёзных вызовов национальной, социальной безопасности нашей страны. Подросток, молодой человек, убивший «инородца», торопится поменять в своих армейских ботинках чёрные шнурки на белые, знак его удачной «акции». Теперь скин-друзья и скин-подруги будут его уважать. И никому из них в голову не приходит, что в ответ на его «подвиг», убийство случайно подвернувшегося, к примеру, азербайджанца, приехавшего в Россию на заработки, чтобы прокормить многодетную семью, родственник или близкий друг убитого там, на их родине, отомстит, в ответ убив ни в чём не повинного русского, живущего в Азербайджане. А может быть и семью русских. Террористические акции в Ингушетии, гибель расстрелянных русских семей, могли быть местью в ответ на гибель ингушей в российских городах. Большинство россиян не знает, что сегодня в том же Азербайджане живёт около 160 тысяч, причём Михаил Забелин, лидер их общины – депутат парламента этой страны. Президент национально-культурной автономии азербайджанцев России «АЗЕРРОС» Союн Касумов подчёркивал, что агрессия радикальных националистов, не контролируемая российскими правоохранительными органами, чревата и изменением отношения к русским на территориях бывших союзных республик [14]. Прошедший 2010-й год показал, что на территории России возможны трагические события, мотивированные этнической ненавистью, спровоцированные событиями, имевшими место за пределами нашей страны.

После этнических погромов летом 2010 года в Киргизии, в России было зафиксировано несколько нападений узбеков на киргизов и наоборот.

Исследования показывают, что массовые и организованные акции скинхеды начинают совершать с 1999 года: первая массовая драка с «рэпперами» на Манежной площади в августе этого года, погром на Ясеневском рынке в апреле 2001 года. Если факты хулиганства в 1998 году составили 5,9%, то по итогам 2002 года этот показатель достиг уже 9,2% [15]. Несмотря на усиление реального противодействия разгулу ксенофобно мотивированной преступности в стране, в этот период времени значительная часть нарушителей к ответственности не привлекалась. Лидер Ассамблеи народов России Абдулатипов Р.Г. в 2002 году привёл разительную статистику: из 30-и уголовных дел, заведённых в этом году по статье «Разжигание межнациональной розни», до суда дошли всего 17, а осуждены были только 3 человека [16]. Признал эту негативную практику и Генеральный прокурор РФ Ю. Чайка, отметив, что «имеются просчёты в деятельности самих органов прокуратуры» [17].

Основными очагами насилия являются две столицы России. Лишь за один 2004 год в Москве скинхедами было совершено 12 убийств и 40 избиений, в Санкт-Петербурге – 7 убийств и 24 избиения. Далее в 2004 году шёл Краснодарский край, где, без учёта массовых драк, было зафиксироване не менее 2 убийств и 27 избиений иностранцев и российских граждан. Если в 2003 году на скинхедов было заведено 20 дел по поводу убийств, то в 2004 году уже 44 дела [18].

Выступая в декабре 2005 года на заседании «Клуба 4 ноября» заместитель Администрации президента РФ Владислав Сурков обозначил две основные опасности для России: угрозу реставрации олигархического стиля правления в стране и – тенденцию нового изоляционизма, понимаемого как лозунг «Россия – для русских!» [19; 41].

В апреле 2006 года Виталий Третьяков, главный редактор газеты «Московские новости», писал : «Россия погружается в омут всеобщей ксенофобии, а точнее, расизма и русского фашизма – такой диагноз ставят многие из тех, кто комментирует ряд событий последних недель, месяцев, событий, многократно описанных в прессе…» [20; 1].

По данным разных источников, в 2007 году на территории Российской Федерации действовала 141 молодёжная группировка экстремистской направленности общей численностью около полумиллиона человек. Есть мнение, что группировок 150. Основная их часть расположена в Центральном, Северо-Западном и Уральском федеральных округах (17; 6).

Официальная статистика о жертвах ксенофобной агрессии в стране и её регионах остаётся монопольной сферой власти, и в СМИ, как правило, представлена скудно, дозировано. В связи с этим автор, выполняя работу по анализу статистики, географии и динамики проявлений этнофобии, выполнил на базе количественных анализов текстов обзорных докладов Московского бюро по правам человека [далее – МБПЧ, Бюро], проводящего специализированный мониторинг «Ксенофобия, расовая дискриминация, антисемитизм и религиозные преследования в регионах РФ» за 2005-2006 гг. за 2005-2007 гг. [22] и за 2005-2010 годы, а также докладов Центра «СОВА» [23].

За единицу анализа текстовых массивов отчётов была взята информация о таких нападениях, событиях-насилиях, в результате которых были избитые, раненые, убитые и погибшие от ран.

Ниже представлена диаграмма 1, отражающая комплексные результаты анализа ксенофобной агрессии за 2005-2010 годы.

Диаграмма 1

В ряде больших городов известны крупные и достаточно организованные группы скинхедов: В Москве, СП-бурге, Нижнем Новгороде, Иванове, Ярославле, Ижевске, Новосибирске, Пскове, Йошкар-Оле, Самаре, Воронеже, в Карелии, Ростове-на-Дону, в Тюмени «Северный альянс» В Сургуре первые скинхеды появились в 1999 г., а к 2005 году их было уже около 120 человек [3; 27].

Представляет интерес тот факт, что мнение скинхеда из Ханты-Мансийска, - «Россия - для русских и тех национальностей, которые здесь живут с древних времён. Мы - против дагестанцев, чеченцев», перекликается с мнением известной журналистки газеты «Московский комсомолец», предложившей, «чтобы не бояться чеченцев, надо просто не пускать их в Россию». Очевидно, оба не знают, что чеченцы и дагестанцы являются коренными народами России [3; 48].

Руководителям российской системы образования следует задуматься по поводу пробелов в знаниях не только будущего России, молодёжи, но и тех, кто по профессиональному статусу должен владеть необходимым перечнем знаний, умений и навыков построения взаимоотношений на основах культурной, расовой, национальной и иной терпимости – педагогов детских садов, школ, вузов.

Если мир пойдёт по пути дезинтеграционному, интолерантному варианту, будет упущен беспрецедентный шанс, может быть последний, на добровольное демократическое объединение человечества, на универсализацию толерантности и согласия. «Трагический опыт XX века, - говорится в книге ВВШ «Толерантность», вынуждает признать, что дальнейшее распространение интолерантности в сфере международных отношений ставит под вопрос существование человечества».

Список литературы:

1. Толерантность против ксенофобии (зарубежный и российский опыт) / Под ред. В.И.Мукомеля и Э.А.Паина. – М.: Институт социологии РАН, «Аcademia», 2007.

2. Гудков Л. Негативная идентичность. Статьи 1997-2002 гг.- М., 2004.

3. Шнирельман В.А. «Чистильщики московских улиц»: скинхеды, СМИ и общественное мнение. Academia, 2007. Чалян Э., Мухина Е. Вы сталкивались с расизмом? // Российская газета, 11 октября 2005. С. 16.

4. Мнацаканян М.О. Нации и национализм. Социология и психология национальной жизни: Учеб. пособие для вузов. – М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2004.

5. Пистрякова С.А. Проблемы иммиграции: толерантность против ксенофобии и дискриминации. – М.: Московское бюро по правам человека, «Аcademia», 2008.

6. Сикевич З.В. Социология и психология национальных отношений: Учебное пособие. СПб.: Изд-во Михайлова В.А., 1999.

7. Воробьёва О.Д. Миграция населения. Вып. 6: Миграционная политика. Приложение к журналу «Миграция в России». – М., 2001.

8. Верховский А., Папп А., Прибыловский В. Политический экстремизм в России. М.: Институт экспериментальной социологии, 19996; Верховский А., Прибыловский В., Михайловская Е. Национализм и ксенофобия в российском обществе. М.: Панорама, 1998; Тарасов А. Skinhead ou naturel // Неприкосновенный запас, 1999, № 5, с. 82.

9. Православие, образование и воспитание в XXI веке (VI Рождественские образовательные чтения): Материалы всероссийской научно-практической конференции (6-7 февраля). – Тюмень: ТюмГНГУ, 2007.

10. Русский Вестник № 4, 2009, с. 6; «Известия», 11 февраля 2009 г.

11. Илюшенко В.И. Ксенофобия. Национализм. Фашизм. Лики русского неонацизма. – М.: Academia, 2005.

12. Ксенофобия: вызов социальной безопасности на Юге России. Колл. монография. Отв. редактор Ю.Г. Волков. – Ростов н/Д.: Изд-во СКНЦ ВШ, 2004.

13. Юсупов М.М. Будем всегда жить вместе. Общественно-политическая газета «Тюменская область сегодня» № 171, 18 сентября 2009 года, с. 4.

14. Цит. по: Дробижева Л.М. Об условиях формирования толерантных установок общественного сознания и поведения групп в российском социуме. В сборнике «Межкультурный диалог: исследования и практика» /Под ред. Г.У. Солдатовой, Т.Ю. Прокофьевой, Т.А. Лютой. - М.: Центр СМИ МГУ им. М.В. Ломоносова, 2004.

15. http://www.grani.ru/Politics/Regions/p.133685.html.

16. Аминов Д.И., Оганян Р.Э. Молодёжный экстремизм в России. М.: Московское бюро по правам человека, «Academia», 2007.

17. Толерантность / Общ. ред. М.П. Мчедлова. – М.: Республика, 2004.

18. http://top.rbc.ru/society/26/07/2007/110683.shtml.

19. РАСИЗМ, КСЕНОФОБИЯ, АНТИСЕМИТИЗМ, ЭТНИЧЕСКАЯ ДИСКРИМИНАЦИЯ В РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ В 2005 г.: Обзорный доклад Московского бюро по правам человека / С. Чарный. (автор доклада), И. Евдокимов, Т. Журчева (редакторы), А.Брод (руководитель проекта при поддержке ЕС), В. Новицкий (юридический директор проекта). – М.: «Acalemia», 2006.

20. Юсупов М.М. Анализ российской географии проявлений этнофобии. География и статистика проявдений этнофобий в России. Вестник Тюменского нефтегазового университета «Региональные социальные процессы», 2007, № 1(18) Январь-март 2006, с.18-22. Юсупов М.М. Анализ российской статистики, географии и динамики ксенофобной агрессии (2005-2007 гг.). Вестник Российского университета дружбы народов. Серия социология. 2009, № 2. С. 47-53.

21. Московские новости № 12 (1327)/07-13 апреля 2006 г.

22. Тимофеева О. Скинхеды стали убивать в два раза чаще, http://www.izvestia.ru/communiti/article413909.

Проблемы реализации направлений профилактики молодежного экстремизма в отечественных условиях

РЕГИОНАЛЬНАЯ системА социально-профилактической работы по противодействию МОЛОДЕЖНОМУ экстремизму

Селиванова Ольга Антиевна

профессор академической кафедры методологии и теории социально-педагогических исследований ТюмГУ, д.п.н.

Становление современного поколения российской молодежи определили реалии социокультурной трансформации постсоветского общества (кризис государственной идеологии, распад молодежных движений и организаций, девальвация системы общественного воспитания, стихийная приватизация социальной инфраструктуры), а также ряд глобальных факторов, прежде всего, влияние научно-технической революции, связанной с информатизацией всех сфер жизнедеятельности и т.д. Это привело к противоречивым результатам: с одной стороны современная молодежь отличается большим адаптационным потенциалом, мобильностью, развитыми познавательными, информационными и коммуникационными способностями; с другой стороны – демонстрирует признаки культурно-исторической диссоциации, деградации морали и нравственности, гражданско-политической пассивности, склонна к проявлению различных девиаций (наркомания, алкоголизм, табакокурение, деструктивная агрессия и пр.). По официальным данным Генеральной прокуратуры РФ в последние годы наблюдается значительное увеличение преступлений экстремистской направленности: так за пять лет их количество возросло почти в 2,5 раза ( в 2006 году было зарегистрировано более 260 преступлений, в 2010 году - более 650). Социологические исследования показывают, что, наиболее значимым полем современного экстремизма являются межэтнические отношения (до 40 % опрошенных молодых людей в той или иной степени испытывают антипатию к представителям других национальностей), политические (12 %), религиозные (4–5 %). Экстремизм как социальный и культурный феномен является сложным  и неоднородным явлением. В целом, под экстремизмом понимается биологический и социально-психологический феномен, в основе которого лежит превышение пределов допустимого при наличии злого смысла или умысла (Томалинцев, В. Н., 2005). Более конкретно экстремизм трактуют как приверженность к крайним мерам и взглядам, радикально отрицающим существующие в обществе нормы и правила, как совокупность насильственных проявлений, совершаемых отдельными лицами или специально организованными противоправными группами и сообществами. В последние годы наблюдается устойчивая тенденция роста количества преступлений экстремистской направленности с участием молодых людей (по данным МВД России, в среднем до 80 процентов участников группировок экстремистской направленности составляют лица в возрасте до 30 лет). Молодежный экстремизм представляет собой особую форму осознанной активности молодых людей, имеющей идеологическое обоснование либо в форме стройной идеологической концепции (национализм, фашизм, исламизм, панславянизм и т. д.), либо в виде обрывочных символов, архетипов, лозунгов, которая выходит за рамки общепринятых норм поведения и направлена на разрушение социальной системы или какой-либо ее части.

К сожалению, объектом систематической, в частности, правоприменительной деятельности, молодые люди становятся лишь после совершения преступлений, относимых к категории тяжких и особо тяжких (убийство, причинение тяжкого вреда здоровью и т.д.). Именно поэтому главной задачей работы в молодёжной среде является профилактика экстремизма, т.е. принятие мер, направленных на предупреждение экстремистской деятельности, в том числе на выявление и последующее устранение причин и условий, способствующих осуществлению таковой.

Анализ реализации системы профилактических мероприятий на различных уровнях позволяет предположить, что наиболее оптимальным вариантом сегодня является синтетическая модель профилактики молодежных экстремистских проявлений, объединяющая идеи несколько подходов, распространенных в практике современной социокультурной деятельности:

- идея сокращения свободного, неконтролируемого пространства социализации молодого человека за счет включения его в систему созданных конструктивных, позитивных полей и пространств социальных институтов, в рамках которых происходит взросление, усвоение норм и стереотипов поведения в обществе, решение важнейших мировоззренческих и социальных проблем, организация развивающего досуга и пр. (средовый подход)

– идея снижения деструктивного потенциала молодежных субкультур, неформальных молодежных объединений и уличных группировок за счет создания полей для реализации агрессивных, экстремальных проявлений молодежи в рамках социальных норм через развитие экстремальных видов спорта, а также - создание новых позитивных субкультур (теория peer groups - группы сверстников).

Среди профилактических действий, направленных на уменьшение экстремистских проявлений в молодежной среде, наиболее часто встречающихся в разнообразных отечественных научно-методических изданиях:

1. Проведение комплексных мероприятий по формированию правовой культуры в молодежной среде (знание своих собственных прав и свобод будет способствовать развитию у молодого поколения чувства уважения к правам и свободам других лиц)

2. Воспитание у молодежи толерантного мировоззрения, терпимого отношения ко всем людям, вне зависимости от их национальности, религии, социального, имущественного положения и иных обстоятельств.

3. Совершенствование вопросов досуга и отдыха молодежи. Не секрет, что многие молодые люди попадают в различные радикальные организации во многом, из-за отсутствия желания, а нередко и возможности проводить свое свободное время с пользой для души и тела.

4. Повышение уровня социальной и материальной защищенности молодежи, помощь в трудоустройстве молодых специалистов, поддержка жилищных программ для молодежи.

Не сложно увидеть, что выше перечисленные меры социально-профилактического характера, в том или ином варианте присутствуя в разнообразного уровня и рода программах, не дают ожидаемого профилактического эффекта (о чем наглядно свидетельствует статистика динамики развития молодежного экстремизма). Причин подобного положения может быть несколько: либо предлагаемые направления профилактики неверны в принципе и следует искать новые, либо существуют серьезные недостатки в практическом воплощении указанных направлений «на местах», причем эти недостатки носят системный, надинституциональный и надрегиональный характер, в противном случае, какие-либо регионы, сферы социума, отдельные институты и пр. могли бы продемонстрировать наглядные примеры успешности реализации указанных направлений.

Анализ отечественного опыта в сфере молодежного экстремизма показывает, что реализация профилактических мероприятий в социально-ориентированной сфере сталкивается с рядом проблем. К числу таковых могут быть, в частности, отнесены:

1. До настоящего времени не выработана четкая терминологическая определенность различных понятий, связанных с экстремизмом: насилие, террор, терроризм, экстрим, экстремизм, толерантность, интоллернатность, противодействие терроризму, профилактика терроризма, экстремизма, интоллернтности и др. Так, например, законодательное определение экстремизма в федеральном законе «О противодействии экстремистской деятельности» 2002 г не является определением в строгом смысле слова, раскрывающем сущность данного явления, а лишь перечисляет его формы; наряду с этим законом в российском законодательстве насчитывается более двадцати только федеральных законов, содержащих антиэкстремистские положения, в т.ч. УК РФ, Кодекс РФ об административных правонарушениях, законы «Об общественных объединениях», «О политических партиях», «О свободе совести и о религиозных объединениях», «О средствах массовой информации» и др., не говоря уже о законах и документах регионального и муниципального уровней). Подобная неоднозначность ведет к весьма вольному толкованию понятий, и, как следствие, часто не корректному или же не адекватному оцениванию тех или иных явлений в молодежной среде, тех или иных действий в поведении отдельных молодых людей или же групп молодежи. Отсутствует четкая система социального, общественного оценивания фактов экстремистских проявлений в молодежной среде:

2. Отсутствует единая идеологическая составляющая основы формирования неэкстремистского поведения для различных уровней и направлений системы социализации личности как на федеральном и региональном уровне, так и на уровне отдельных муниципальных образований. Отдельные элементы (идеи толерантности, межнациональной и религиозной терпимости, социальной ответственности и пр.) с различной степенью актуальности, значимости, последовательности и обязательности (весьма фрагментарно) представлены в различных целевых, содержательных и формальных компонентах законодательных, образовательных и иных актах, программах и пр., не составляя, тем не менее, единого целого. Декларируемые в ряде документов идеи «..толерантности, общенациональной российской идентичности и гражданской культуры, этнического многообразия, поликонфессиональности духовной среды, богатства культурно-исторического наследия народов России..», при всей их привлекательности, не являясь отражением существующей действительности, не могут служить основой для формирования мотивации неэкстремистского, толерантного поведения в среде молодежи, т.к. известно, что социализационные процессы интериоризации нормативной системы ценностей возможны лишь в условиях включения индивида в систему реальных общественных взаимоотношений, регулируемых данными нормами и ценностями.

3. В обществе широко распространена ролевая и статусная обусловленность значимости тематики «профилактики экстремизма»: эта весьма актуальная, а для многих и «модная», «выгодная» тема ведет к существованию двух фактически непересекающихся пластов отношения к экстремизму вообще и молодежному в частности: декларируемому (официальному) и реальному (личностному). На первом уровне провозглашаются идеи толерантности и необходимости активного противодействия экстремистстким проявлениям в обществе, на втором – бытовом (в ситуации семейных и пр. взаимоотношений, в практике повседневной, «неофициальной» жизни), данные идеи реализуются весьма и весьма слабо. Более того, в быту, к сожалению, зачастую процветают идеи интоллерантного отношения к членам тех или иных социальных, политических или религиозных групп. Особенно печален тот факт, что эти два уровня обычно сосуществуют в поведении одних и тех же людей.

4. Личностная обусловленность мотивации неэкстремисстсткого поведения среди молодых граждан РФ зачастую базируется лишь на комплексе факторов негативного плана (возможные негативные последствия вступления в ту или иную экстремистскую организацию, угрозы ухудшения социального/профессионального статуса и пр.). В контексте профилактических мер правового характера данная взаимосвязь весьма органична и высоко эффективна. В плоскости же социальной профилактики успешность ее весьма не однозначна: известно, что фактор «запрещенности», «сегрегации» и пр. часто приводит молодых людей к идее примкнуть к подобному течению либо организации, воспринимаемых ими как неких «островков протеста, истины» и пр. Остается фактически не отработанной система институционального одобрения, стимулирования и поддержки «неэкстремистского» поведения отдельного человека либо группы. «Систематически» развиваемые в подростково-молодежной среде (тренинги толерантности в школе, аналогичные мероприятия в вузах и пр.) навыки толерантности, социально ответственного поведения, конструктивных копинг-стратегий, навыков эффективного поведения в конфликтных ситуациях и пр. не включены в негласный набор личностных достоинств, обеспечивающих вертикальную социальную мобильность гражданина общества (карьерный и профессиональный рост, общественная успешность и пр.).

5. В силу низкой смысловой дифференцированности в сознании специалистов, работающих с молодежью вариантов, уровней и форм проявления интоллернатного и экстремистского поведения, основная масса представителей институтов социализации (школа, вузы и пр.) в принципе рассматривают «экстремизм» как фактически виртуальное для себя понятие, нетипичное для реальной системы взаимоотношений в конкретном социальном институте («экстремизм – серьезная проблема, но в нашей школе (районе, селе и пр.) этого нет, если есть, то это – отдельный случай»). Наложение на проблему экстремизма своеобразного вето молчания и выведение ее за пределы "варианта нормы социальной действительности", придание статуса «единичности» и нетипичности, приводят к формированию в обществе стигматизации феномена интолерантности и экстремизма и выталкивания его за границу зоны ответственности конкретного социального института («это-проблема органов внутренних дел, а не школы/вуза/клуба» и пр).

6. По-прежнему весьма слаба государственная политика насыщения национальных/религиозных/культурных и пр. феноменов действительности положительными смысловыми содержаниями, вследствие чего большинство из них на волне возрастающей в обществе ксенофобии приобретают все более негативный оттенок (так, например, фактически любой житель нашей страны, опираясь, например, на анекдоты, легко вспомнит, что прибалты – медлительны, русские – ленивы, евреи – прижимисты, немцы – педанты, цыгане – хитры, а чукчи – недалеки и пр., однако, в сознании людей отсутствует столь же четкий набор однозначно воспринимаемых положительных, в данном случае национальных черт). Сама формулировка примеров борьбы с экстремизмом в СМИ дает наглядные образы крайних, негативных вариантов поведенческих проявлений представителей той или иной нации, религии, социальной группы и пр. (погромы, конфликты на религиозной почве, активное неприятие отдельных маргинальных социальных групп и пр.). Примеров же положительных действий, связываемых с национальной\религиозной и пр. принадлежностью человека или же группы людей, в СМИ фактически нет (достаточно сказать, что, например, в интернете ныне не проблема найти фото современного скинхеда, взаимной агрессии и пр., найденные же изображения интернациональной дружбы, поддержки, взаимопомощи и пр. – плакаты и материалы – отнюдь не современны и принадлежат далеким уже годам середины прошлого столетия).

7. Работа по переориентации потенциально экстремистских молодежных групп и ее отдельных членов, к сожалению, ограничивается зачастую лишь «перенаправлением» физической энергии в социально положительное русло, не затрагивая когнитивной составляющей, что в результате приводит к тому, что участниками различного рода экстремальных мероприятий становятся не столько «потенциальные экстремисты», сколько случайные молодые люди – любители экстрима и развлечений.

8. Подавляющее число так называемых «просоциальных вариантов экстрима» (горки для скейтов, вело и мото экстрима, разного рода акции и т.д. и т.п.) полностью лишены какого бы то ни было профессионального программного педагогического, социально-педагогического и иного сопровождения (в т.ч. и знания специфики профилактики экстремизма), ограничиваясь (в лучшем случае) формализованным декларированием неких слоганов в оформлении пространства, типа «Экстремизму – нет!» и т.д. и т.п.

9. Ведомственная «закрытость» информации о структуре и характере вариантов проявления экстремистских действий в подростково-молодежной среде не позволяет на системном уровне (на всех уровнях профилактики), например в конкретном муниципальном образовании, разрабатывать и применять адекватные меры (в данном случае речь вовсе не идет о информации, содержащей конкретные фамилии, адреса, фразы действия и пр.: необходимо обобщенное, но точное с точки зрения принадлежности конкретной территории, социальной группе, характеру действий и пр. систематизированное описание). Известно, что одно из важнейших условий профилактики – адекватность предпринимаемых мер характеру, качеству, уровню и типу девиации. В случае отсутствия такого соотношения профилактическая работа утрачивает свою эффективность, трансформируясь в деятельность, построенную по принципу «на всякий случай – обо всем - для всех - в любых ситуациях».

10. В настоящее время лишь начинает формироваться представление о различных уровнях проявления экстремизма в поведении молодых людей и, как следствие, представление о многоуровневой системе профилактики данного явления. Очевидно, что содержание мероприятий уровней первичной, вторичной и третичной профилактики интоллернантного и экстремистского поведения должно различаться.

Решение указанных проблем – задача, безусловно, не одного дня.

Тюменская область традиционно находится среди регионов РФ, где риски проявления экстремистских настроений достаточно велики, что объясняется многонациональным и многоконфессиональным характером территории, высоким уровнем миграционной активности населения. Сохранение социального мира, обеспечение этноконфессионального согласия и общественно-политической стабильности, создание условий для функционирования гражданского общества является одним из приоритетов в деятельности правительства Тюменской области. «Единственным условием для того, чтобы жить и работать в нашем регионе, - отметил губернатор области Якушев, - является четкое соблюдение российских законов. Для нас нет принципиальной разницы, представителем какой нации, приверженцем какой религии является человек, если он не нарушает требования законодательства РФ. Но мы будем противодействовать всякому, кто будет распространять экстремистские идеи или совершать общественно опасные действия». Опыт, накопленный в регионе за последние годы, показывает, что на основе этого принципа можно решить многие вопросы взаимодействия людей в многонациональном и многоконфессиональном обществе. В рамках долгосрочной Целевой программы на региональном уровне «Основные направления деятельности по реализации государственной политики в сферах национальных, государственно-конфессиональных и общественно - политических отношений в Тюменской области на 2006-2012 г.г.» организована системная работа в сфере общественных отношений, направленная на профилактику любых проявлений национального, религиозного, политического экстремизма, радикализма в молодежной среде, что в конечном итоге способствует обеспечению в регионе нормального общественного развития, формирования гражданских институтов, упрочения толерантных взаимоотношений Достигнута договоренность о сотрудничестве в вопросах решения возможных конфликтных ситуаций между всеми субъектами антиэкстремистской деятельности, в том числе правоохранительными органами, лидерами (председателями) религиозных объединений и этнических диаспор, со священнослужителями различных религиозных конфессий.

Основными направлениями реализации профилактики экстремизма в молодежной среде в практике деятельности региональных органов и учреждений молодежной политики являются:

1. Нормативно-правовое обеспечение системы профилактики экстремизма в молодежной среде.

2. Научно-методическое и аналитическое обеспечение профилактики экстремизма в молодежной среде.

На базе ТюмГУ в 2011 г. создан ВНИКа, основной целью которого стало методологическое и информационно-методическое обеспечение процесса создания региональной системы профилактики молодежного экстремизма. К числу ведущих проблем, решаемых коллективом, относятся такие, как: обобщение и модификация существующих, а также выработка перспективных инновационных методик профилактики экстремизма в молодежной среде, апробации их к условиям региона и пр.; разработка предложения для внесения изменений в региональные правовые акты по противодействию экстремистской деятельности: выделение молодежного экстремизма в качестве особой формы экстремистской активности; разработка и актуализация в профессиональном сознании работников учреждений социальной сферы, отражение в содержательном компоненте деятельности учреждений социальной сферы и, как следствие, в перспективе – в общественном сознании детей, подростков и молодежи, единообразной ценностной модели, включающей компоненты толерантности, культуры мира, патриотизма, социальной ответственности;

3. Создание системы альтернативных полей, площадок для реализации потенциала молодежи и включения ее в социально одобряемые виды деятельности.

Цель – развитие на территории региона системы проектов, в рамках которых подростки и молодые люди будут иметь возможность удовлетворить свои потребности, которые в нереализованном виде могут привести их в неформальные объединения девиантной направленности.

создана система ассоциаций экстремальных видов спорта, проводятся открытые чемпионаты для экстремалов, специализированных смен в летних оздоровительных лагерях и т.п.;

инициируется создание молодежных общественных движений, в основе деятельности которых лежит решение разнообразных молодежных проблем (например, активное развитие различных направлений волонтерской деятельности: эколого-защитного, профилактического, благотворительного и пр.);

организуются фестивали молодежных музыкальных субкультур (панки, хиппи, рокеры, хип-хоп-культура и т. д.);

развивается система воспитательной и организаторской работы с молодежью по месту жительства через создание площадок для реализации творческого потенциала представителей молодежных субкультур (граффити, музыкальные субкультуры и пр.);

поддерживается разваитие «уличных» служб работы с молодежью, специалисты которых могут осуществлять профилактическую деятельность непосредственно среди дворовых и уличных групп и компаний (так, например, с 1997 в г.Тюмени на базе Центра внешкольной работы «Дзержинец» активно внедряются модели взаимодействия с маргинальными группами несовершеннолетних, проживающими в условиях открытого социума («снижение социальных рисков», «социальный патруль», «низкопороговый клуб», «мобильная школа» и пр.) и неформальными молодежными группировками города («peer-group», «прикрытие», «лидерская технология», «равный-равному», «купонная технология» и пр.). Ежегодно программами учреждения в данном направлении охватывалось свыше 1000 несовершеннолетних. Опыт Тюмени был заслушан и получил положительную оценку на Круглом столе в Государственной Думе РФ в 2008 г. )

развивается дворовый спорт (организация и проведение соревнований по дворовому футболу, стритболу и т. д.);

при студенческих общежитиях создаются клубы и центры, организующие свободное время учащихся и студентов;

поддерживается и развивается инфраструктура для экстремальных видов спорта;

проводится работа по развитию молодежного самоуправления, молодежного парламентаризма, молодежных общественно-политических движений. 

организовано взаимодействие  органов власти с молодежью  и с представителями   неформальных молодежных организаций.

4. Кадровое и организационное обеспечение функционирования системы профилактики молодежного экстремизма.

Цель - подготовка и переквалификация специалистов, работающих с подростками и молодежью.

на базе региональных университетов (ТюмГу, ТюмГНГУ) созданы условия для подготовки (переподготовки) специалистов по профилактике молодежного экстремизма; в содержание обучения введены специальные курсы – этнополитическая и конфессиональная ситуация в Тюменской области, конфликты и способы их урегулирования, история мировых религий, политическая культура и этика.

на базе Тюменского областного (ТОГИРРО) организована переподготовка школьных психологов, социальных работников, специалистов молодежной сферы; работников детских домов, приютов, колоний, руководителей детских и молодежных общественных объединений, координаторов молодежных движений региональных отделений политических партий и т.п.;

5. Информационное и организационное обеспечение функционирования системы профилактики молодежного экстремизма включает в себя:

 - освещение позитивного опыта совместного проживания многонационального населения (истории многонациональных семей), знакомство с культурами народов, консолидация жителей через освещение исторических примеров вклада представителей различных национальностей и вероисповеданий в героическую историю России (СССР), историю конкретного города, села;  - освещение успехов и достижений молодых граждан различных национальностей, культур; широкое освещение деятельности учреждений и организаций для молодежи, реализуемых ими программ и проектов  в средствах массовой информации;  - учреждение специальных призов для СМИ за  лучшие публикации в прессе, радио и в телерепортажах материалов по формированию толерантного поведения и сознания;  -организация цикла тематических материалов в СМИ по информированию населения о безопасном поведении в экстремальных ситуациях, а также материалов, нацеленных на развитие межнациональных отношений;

 - размещение на городских Интернет-сайтах информации, направленной на формирование у молодежи чувства патриотизма гражданственности, а также информации этнокультурного характера.

Совместными, комплексными мерами на территории области удалось не допустить массовых экстремистских проявлений и протестных выступлений граждан. 69,4% респондентов на данный момент считают общественно-политическую ситуацию в Тюменской области стабильной. В сфере национальных отношений стабильной обстановку назвали 76,8% респондентов, в религиозной сфере - 80,5%. Однако, до полного решения проблемы еще очень и очень далеко.

Высокая эффективность проведенной работы не исключает необходимости ее продолжения и качественной модификации. Особенно важно и значимо такое развитие в социально-ориентированной сфере (общее и дополнительное образование, молодежная политика и спорт и т.п.)

Особенности профилактики экстремизма в Итернет-пространстве

ОБ АКТУАЛЬНЫХ ПРОБЛЕМАХ

МОЛОДЕЖНОЙ ПОЛИТИИ В РОССИИ

В ЭПОХУ ИНФОРМАЦИОННЫХ ТЕХНОЛОГИЙ

А.П. Ярков – д.ист.н.

Тюмень, государственный университет

А.А. Лымарь – аспирант

Тобольск, социально-педагогическая академия

Проявившееся в декабре 2010 г. волнения в молодежной среде, как и в целом – усиление радикальных настроений, имеет серьезные причины, связанные не только с последствиями экономического кризиса, социальной нестабильностью в национальных республиках России, ростом мигрантофобских настроений в «русских» регионах, расслоением общества на богатых, бедных и маргиналов (при отсутствии стабилизирующего и мощного среднего класса), но и с серьезными упущениями в воспитании и образовании, где мало обращается внимания на новую реальность – поколение «Y», вступившее в период взросления (18-25 лет). Это урбанизированное и информатизированное поколение, которое в основном:

- имеет иную систему нравственных ценностей, оторванных от родной культуры, но отрывочно представляющих систему морально-правовых координат в мировом сообществе. Авторитет власти, старших в семье, или служителей религий для них минимален, а то и ничтожен;

- не читает книг, с детства приучено к «клиповому», а не критическому (аналитическому) мышлению, в том числе с «помощью» Интернета, телевидения, дайджестов, тестов к экзаменам;

- воспитано в неприятии для себя в будущем физического труда как средства заработка, но ориентировано на получение дивидендов «любой ценой», не связанной с физическим трудом;

- поступает в вузы, не представляя – какую профессию выбрали, а система образования в стране и регионе часто представляет набор «зазывных» специальностей, не обеспеченных профессиональными кадрами. В результате, по мнению Министра образования и науки РФ А. Фурсенко, лишь 20 % студентов идут в вуз не «потусоваться», разочарованные сложившимися перспективами в реализации своего потенциала;

- инертно относится к идеям гражданского общества.

Работающие с этой группой молодежи люди, как правило:

- строят карьеру чиновника, который слепо подчиняется установкам вышестоящих;

- стремятся внедрить одну общую идею, как «спасительную». В результате «Молодая гвардия» нередко привлекательна только для будущих чиновников, ориентированных на госслужбу как бизнес;

- в контактах с молодежью могут отражать только позицию непосредственного начальства.

Нереализованные желания и возможности, оставшиеся вне поля воздействия молодых людей, выплескиваются в радикальные высказывания, фанатские и экстремистские движения, объединенные уже нередко националистическими, псевдорелигиозными и нацистскими идеями. И нередко «рупором» является Интернет, которым в РФ пользуются 46,5 млн. чел., сообщил 22 декабря 2010 г. заместитель исполнительного директора Регионального общественного центра интернет-технологий (РОЦИТ) С. Гребенников: «Это около трети населения нашей страны».

По данным Фонда «Общественное мнение», на второй квартал 2011 это число составляет 55 млн. [3]. За полгода, таким образом, численность интернет-аудитории в России увеличилась почти на 10 миллионов, рост составил более 7%, а Тюменская область, по данным этого же исследования, является одним из трёх регионов, где стоит ожидать максимального прироста интернет-пользователей. Ситуация варьируется от региона к региону, но в целом тенденция к увеличению доли интернет-пользователей просматривается отчетливо.

К тому же необходимо признать, что именно Интернет способствует быстрому распространению разных, в том числе, маргинальных идей в силу своей открытости, анонимности и трансграничности. При этом принимаем во внимание, что правоохранительные органы периодически закрывают площадки, использующиеся для распространения запрещенного на территории РФ контента. Однако такая борьба иногда тщетна – на место одного закрытого ресурса встают десять других, и той же направленности. Интернет стал комфортной средой благодаря трансграничности и анонимности.

Особое внимание стоит уделить процессу мифотворчества в сети Интернет. Миф здесь следует понимать достаточно широко, как специфическую форму внерационального знания. По данным Фонда «Общественное мнение» доверие к информации в Интернет уступает только доверию к телевизору, при этом, молодежь более склонна доверять информации черпаемой из Сети [4]. Поэтому эта группа чаще всего выступает транслятором мифологического знания. Помимо новостных интернет-агенств (авторитетность которых разнится предельно сильно), роль средств массовой информации выполняет и блогосфера, которая методом «copy/paste» может распространить определенную новость, в том числе даже сформировать миф, с достаточно высокой эффективностью.

Здесь работает механизм закрепления знания путём его повторения. В логике и науке, на неё опирающейся, сила аргумента от частоты его повторения не зависит, но в общественном сознании всё несколько иначе. Видя один и тот же «факт» на различных ресурсах, пользователь убеждается в его объективности. Посмотреть в других источниках – самый простой способ проверить истинность некоторой информации, однако в Интернете где, автором может выступать всякий, а метод «copy/paste» позволяет свести на нет всяческие усилия по распространению понравившихся новостей, возможно забить в поисковых системах первые страницы результатов и рядовому пользователю легче становится принять информацию, чем углубляться в поиск и проверять её, и это той части пользователей которые ещё не принимают сообщение на веру сразу. То же касается распространение новостей посредством социальных сетей (вконтакте, одноклассники, facebook и т. д.)

Хорошим примером может служить не так давно распространившееся в блогосфере детское стихотворение или политическая сатира, в зависимости от того, как на него посмотреть. Это стихотворение «Цирк» М. Юдовского написанное в 2009 г. [7], однако практически во всех блогах его авторство приписывалось Агнии Барто и датировалось 1957 г. Несмотря на то, что в сборнике стихов А. Барто такого стихотворения нет ни на одном сайте, распространившись в популярных блогах, именно ей приписывается авторство на первых страницах практически любой поисковой системы. А ресурс «стихи.ру», на котором собственно и размещен оригинал Юдовского, оказывается затеряным. В попытках исправить эту литературную мистификацию, о ней даже было указано на странице Агнии Барто в свободной энциклопедии «Википедия».

К слову, популярность данной интернет-энциклопедии в сети весьма и весьма велика в сравнении с остальными ресурсами. Более того, эта популярность захватывает и студенческую среду, где рейтинг её цитируемости на семинарских занятиях порой очень высок. Она буквально становится «священным ресурсом». К тому же информация из неё часто копируется и на других ресурсах, в том числе новостных, в качестве справки. Таким образом, потенциально, она является мощным оружием не только демифологизации, но и формирования мифа.

Ещё одной популярной интернет-площадкой являются форумы, в том числе, по сути превращающиеся в них, комментарии к новостям на различных ресурсах. Как правило бурные дискуссии возникают не на новостных порталах информационных агенств, где существует возможность комментирования, а на форумах и порталах довольно узкой тематики, тема которых никак не связана или связанна лишь косвенно, с обсуждаемым событием. На данных площадках чаще всего транслируется, уже сформированная мифология. Диалог на них едва ли ведётся, задачи акторов скорее сводятся к тому, чтобы высказать своё мнение и найти поддержку для его закрепления.

Трансграничность и анонимность, как характерные качества сети затрудняют выявление лиц, разместивших соответствующую информацию, и еще больше трудностей вызывает прекращение оборота такого контента и, зачастую, по политическим причинам представители компаний, которых напрямую касается вопрос инициирования и координации преступных действий через Интернет, не считают себя причастными к вопросам экстремизма. Так представители социальных сетей не раз высказывали мнение, что не могут вводить на ресурсе цензуру и ограничивать переписку пользователей.

Само понятие «миф» достаточно популярно в интернет-среде и зачастую означает синоним выдумки, обмана, лжи. Иначе говоря используется в бытовом смысле этого слова. Применяется обычно, как некоторый ярлык навешивающийся на неугодную точку зрения и тем самым придающий её критике некоторый ореол обоснованности. Так ряд мифов формируется непосредственно вокруг так называемой «борьбы с мифами» или «демифологизации». Опровергая отдельные факты, а иногда и условно опровергая (то есть только по мнению автора), формируется целая концепция, которая призвана показать «реальную картину мира». Аргументация, как и положенно в мифе чаще отличается не академической строгостью, но яркоокрашенными эмоциональными шаблонами или различными риторическими приёмами.

Политические темы, национальные и конфессиональные вопросы традиционно популярны для обсуждений. Именно они вызывают самые острые дискуссии и именно там присутствует широкое поле для мифотворчества. Там же не всегда заметна грань за которой начинается экстремизм.

Ярким примером такого творчества является августовская 2011 г. статья председателя Лезгинской Национально-культурной автономии Тюменской области В. Керимова – «Не торопитесь нас хоронить!» [2]. Изначально опубликованная на портале Информационного агенства «REGNUM», она достаточно быстро была удалена, но успела распространиться в сети, теперь добиться её полного оттуда искоренения – задача практически невыполнимая, эта особенность сети, которая уже отмечалась выше. И это значит старые методы теряют свою эффективность в нынешних условиях, показывая необходимость новых.

Сама статья написанная в публицистическом и остро-полеимическом стиле, с использованием ряда риторических фигур и носит выраженный конфликтный характер, с неоднократными оскорблениями по национальному признаку.

Миф героя (лезгинского народа) плавно перетекает в миф о последнем и решительном бое. Например в следующем отрывке – «Думаете, отбирая язык, культуру, историю у лезгин и у удин, вы воплотите ваши пантюркистские идеалы? Мы всё равно это вернём обратно, на свои места! Америка ищет борцов за свободу, не слышали? Прошли времена истребления индейцев. Если у вас до этого не получилось, значит опоздали. Теперь наш черед» [2].

Помимо прочих приёмов, с помощью которых демонизируется враг (азербайджанцы в данном случае), для его обозначения специально используется иной термин, так автор пишет - «далее я буду использовать термин турок – ибо они сами себя такими признали» [2], тем самым осуществляя наложение негативных коннотаций, поскольку во-первых, ясно, что речь идёт об азербайджанцах и данный знак сохраняет свои коннотации, а во-вторых используемое слово, турки, добавляет к этому собственные.

Феномен конструирования идентичностей также весьма интересен, особенно в национальном и конфессиональном дискурсах. Как, когда и с какой легкостью разные народы становятся то чуть ли не братскими, то наоборот. Так игнорируя Хантингтоновскую позицию о том, что цивилизацию формирует язык и религия при доминирующей роли последней, автор отбрасывает религию, а родственность с армянским народом выводится из ряда похожих слов (хотя о серьёзном сравнительном лингвистическом анализе, речи, конечно, не идёт).

Вот цитата из статьи – «Предстоит установлению, почему армяне зовут карабах Арцах, а лезгины г. Ахты – Ахцах и почему больше тысячи слов, означающие имена предметов древнего быта, у нас и у армян одинаковые, и такие моменты приблизят снова наши народы. А религией, очень прошу вас, перестаньте спекулировать. Ваш лозунг или Ислам или Язык себя исторически полностью исчерпал» [2].

Примечательно ещё и то, что открещиваясь в начале статьи от научного и профессионального сообщества – «Я не журналист и не историк, поэтому постараюсь опираться на логику фактов» [2], автор тем самым как бы снимает с себя ответственность за любые последующие высказывания и призывы. Интернет в России позиционируется, как принципиально нецензурируемая площадка, а на фоне гораздо более свободного распространения в сети контента нарушающего авторские права нежели в Европе, о возможной ответственности за публикацию статьи не возникает и мысли.

В целом же, за рядом оскорблений, лозунгов и призывов теряются те зёрна, которые можно было бы отнести к конструктивным предложениям и вопросам к обсуждению. Возможность рационального диалога убита в самом зародыше и не может быть возвращена к жизни в рамках выстроенной концепции.

А тем временем, подобные явления не возникают на пустом месте, и под каждым из них существует проблема или ряд проблем, реально присутствующих в обществе. Однако вместо их разрешения, подобные материалы способствуют лишь их усугублению, поскольку фактически уничтожают почву на которой мог бы возникнуть диалог. Более того, они могут провоцировать новые конфликты, на территориях где объективных предпосылок к ним нет, а только в силу феномена идентичности, ведь как утверждает Ш. Муфф – «любая форма отношений “мы” и “они”, будь то религиозные, этнические, экономические и другие, всегда может стать локусом антагонизма» [5]. И данная тенденция является опасной для мультикультурного общества, каковым сейчас становится весь мир, и каковым, безусловно, уже стала Россия.

Поэтому в существующих условиях лучше канализировать процессы, в том числе недовольство, – в диалоговое поле, чем каждый раз органам власти выступать в качестве «пожарных». Для этого наряду с другими формами воздействия необходимо активно использовать то самое Интернет-пространство, а именно создать НЕЗАВИСИМУЮ интернет-площадку, где устами НЕЗАВИСИМЫХ молодых ученых (политологов, социологов, религиоведов, культурологов) под руководством их педагогов, ответственных и озабоченных проблемой радикализации (профессорско-преподавательская среда автономна от власти, религиозных конфессий и бизнес-элиты) вести постоянный ДИАЛОГ.

Диалог как средство решения политических вопросов уходит к временам греческих полисов, именно он являлся основным средством достижения общего блага – главной цели города-государства. Полис, как любое общество состоял из людей, которые не могут существовать без диалога, оставаясь при этом людьми. Взаимопонимание членов общества – ключевой момент в любом их взаимодействии.

Этот диалог может быть острым, не всегда приятным для власти, неоднозначным по языку, но это поле (и формат) Интернета, которое посещаемо всеми молодыми людьми. И это поле должно быть полем рационального (конструктивного) диалога, не в том смыле, в котором обычно он понимается современной российской властью, а в том каким его видит Ю. Хабермас, говоря о делиберативной демократии, демократически просвященном здравом смысле и своей теории коммуникативного действия [6], целью которого как раз и является направленность акторов на взаимопонимание, достижение консенсуса, преодоление разногласий посредством общения. Потому что оно, как показывает практика последних месяцев, способно быстро объединить молодежь для протестных акций, но оно же способно снять напряжение, переведя разговор в обсуждение других молодежных тем. Этот опыт может на практике показать насколько применима модель Ю. Хабермаса и насколько обоснованна её критика новыми левыми шмиттовского толка, например Ш. Муфф, в конкретной ситуации.

В конечном счёте речь идёт о возможностях и применимости в новых информационных условиях России одной из двух парадигм, либо делиберативной, основывающейся на возможности рационального согласия в политике путём свободной дискуссии, и таким образом устранения из неё антагонизмов, либо агонистической, которая полгает принципиально невозможным их устранение.

Этот концептуальный спор напрямую влияет и на роль мифотворчества в коммуникационном пространстве, в частности сети Интернет, воспринимается ли оно как скорее негативное явление и тогда имеет смысл вести речь о рационализации, устранении религиозно-мифологических картин мира, либо, признаётся необходимой составной частью борьбы дискурсов и сам феномен мифа воспринимается нейтрально, а речь идёт о его наполнении. А также в очередной раз поднимает вопрос о роли мифолога, который, согласно Р. Барту - «постоянно рискует уничтожить реальность, которую сам же намеревался защитить» [1]. Перефразируя его можно продолжить, что сегодня мы можем пока выбирать только из двух одинаково односторонних методов: или постулировать возможность рационального диалога и заниматься демифологизацией или же, наоборот, постулировать принципиальную его невозможность в реальности и в этом случае заниматься мифологизацией.

Генеральный секретарь ОДКБ Н. Бардюжа признал Интернет грозным мировым оружием, но это актуально и для ситуации внутри страны. К метафоре об оружии следует добавить, что запретить ношения и использования этого оружия практически невозможно в рамках современного государства отличного от Северной Кореи или, скажем, Сомали. А значит работать в этом направлении нужно иначе и потому, что газеты, сборники научных материалов, брошюры, публичные лекции молодежью не востребованы, публичные дискуссии она предпочитает вести заочно – в Интернете. Туда и нужно идти, а инициативные группы молодых и зрелых ученых имеются.

Список литературы

1. Барт Р. Мифологии. М.: Академический проспект, 2010. С. 322.

2. Керимов В. “Не торопитесь нас хоронить!”: лезгинский взгляд на армяно-азербайджанскую полемику // Талышское информационное агенство, URL: http://tolishpress.org/news/1556.html (Дата обращения: 25.10.2011)

3. Лебедев П. Сетевая карта регионов // Сайт Фонда “Общественное мнение”, URL: http://fom.ru/blogs/10119 (Дата обращения: 25.10.2011)

4. Мужчины доверяют новостям в интернете больше женщин // Ruметрика – цифры в интернете, URL: http://rumetrika.rambler.ru/review/4/4598 (Дата обращения: 25.10.2011)

5. Муфф Ш. Пространство публичной полемики, демократическая политика и динамика настроений // Вторая московская биеналле современного искусства, URL: http://2nd.moscowbiennale.ru /ru/muff_doklad1/ (Дата обращения: 25.10.2011)

6. Хабермас Ю. Моральное сознание и коммуникативное действие. М.: Наука, 2006. 384 с.

7. Юдовский М. Цирк // “Стихи.ру” – национальный сервер современной поэзии, URL: http://www.stihi.ru/2009/08/29/473 (Дата обращения: 25.10.2011)