Глава V

О ПРАВЕ ЖИЗНИ И СМЕРТИ

Спрашивают: как частные лица (67), отнюдь не имея прав распоряжаться

своею собственной жизнью, могут передавать суверену именно то право,

которого у них нет (68). Этот вопрос кажется трудноразрешимым лишь потому,

что он неверно поставлен. Всякий человек вправе рисковать своей собственной

жизнью, чтобы ее сохранить. Разве когда-либо считали, что тот, кто

выбрасывается из окна, чтобы спастись от пожара, виновен в покушении на

самоубийство? Разве обвиняют когда-либо в этом преступлении того, кто

погибает в бурю, хотя при выходе в море он уже знал об опасности ее

приближения?

Общественный договор имеет своей целью сохранение договаривающихся. Кто

хочет достичь цели, тот принимает и средства ее достижения, а эти средства

неотделимы от некоторого риска, даже связаны с некоторыми потерями. Тот, кто

хочет сохранить свою жизнь за счет других, должен, в свою очередь, быть

готов отдать за них жизнь, если это будет необходимо. Итак, гражданину уже

не приходится судить об опасности, которой Закону угодно его подвергнуть, и

когда государь говорит ему: "Государству необходимо, чтобы ты умер", - то он

должен умереть, потому что только при этом условии он жил до сих пор в

безопасности и потому что его жизнь не только благодеяние природы, но и дар,

полученный им на определенных условиях от государства.

Смертная казнь, применяемая к преступникам, может рассматриваться

приблизительно с такой же точки зрения: человек, чтобы не стать жертвой

убийцы, соглашается умереть в том случае, если сам станет убийцей. Согласно

этому договору, далекие от права распоряжаться своей собственной жизнью люди

стремятся к тому, чтобы ее обезопасить; и не должно предполагать, что

кто-либо из договаривающихся заранее решил дать себя повесить.

Впрочем, всякий преступник, посягающий на законы общественного

состояния, становится по причине своих преступлений мятежником и предателем

отечества; он перестает быть его членом, если нарушил его законы; и даже он

ведет против него войну. Тогда сохранение Государства несовместимо с

сохранением его жизни; нужно, чтобы один из двух погиб, а когда убивают

виновного, то его уничтожают не столько как гражданина, сколько как врага.

Судебная процедура, приговор это доказательство и признание того, что он

нарушил общественный договор и, следовательно, не является более членом

Государства. Но поскольку он признал себя таковым, по крайней мере своим

пребыванием в нем, то он должен быть исключен из государства путем либо

изгнания как нарушитель соглашения, либо же путем смертной казни как враг

общества. Ибо такой враг - это не условная личность, это - человек; а в

таком случае по праву войны побежденного можно убить.

Но, скажут мне, осуждение преступника есть акт частного характера.

Согласен: потому право осуждения вовсе не принадлежит суверену; это - право,

которое он может передать, не будучи в состоянии осуществлять его сам. Все

мои мысли связаны одна с другою, но я не могу изложить их все сразу.

Кроме того, частые казни - это всегда признак слабости или нерадивости

Правительства. Нет злодея, которого нельзя было бы сделать на что-нибудь

годным. Мы вправе умертвить, даже в назидание другим, лишь того, кого опасно

оставлять в живых (69).

Что до права помилования или освобождения виновного от наказания,

положенного по Закону и определенного судьей, то оно принадлежит лишь тому,

кто стоит выше и судьи и Закона, т. е. суверену; но это его право еще не

вполне ясно, да и случаи применения его очень редки. В хорошо управляемом

Государстве казней мало не потому, что часто даруют помилование, а потому,

что здесь мало преступников; в Государстве, клонящемся к упадку,

многочисленность преступлений делает их безнаказанными. В Римской Республике

ни Сенат, ни консулы никогда не пытались применять право помилования; не

делал этого и народ, хотя он иногда и отменял свои собственные решения.

Частые помилования предвещают, что вскоре преступники перестанут в них

нуждаться, а всякому ясно, к чему это ведет. Но я чувствую, что сердце мое

ропщет и удерживает мое перо; предоставим обсуждение этих вопросов человеку

справедливому, который никогда не оступался и сам никогда не нуждался в

прощении.