212027, Могилев, пр-т Шмидта, 3.

ЛИ №02330/0131913 от 08.02.2007

Отпечатано на ризографе редакционно-издательского отдела

учреждения образования

«Могилевский государственный университет продовольствия»

212027, Могилев, пр-т Шмидта, 3.

Античный философский дискурс и его плоды (натруфилософия, онтология, метафизика)

В предыдущей лекции обозначен общий план курса: мы познакомимся с классической философией, затем с философией модерна и, наконец, постмодерна. Но вначале речь пойдет о становлении философии как таковой, о ее первых шагах в натурфилософии, в античной онтологии и метафизике.

В каком облике предстанет мироздание, если счесть результат философского созерцания, «мир сам по себе» за исходную точку познания, как это случилось в античной философии? По мнению автора фундаментальной онтологии М. Хайдеггера, этот просчет, в конечном счете, привел античных любителей мудрости к псевдобытию и к псевдометафизике (существованию зримых умом объектов в потустороннем мире). Греческие мыслители из представления о мире самом по себе вывели «бытие», хотя следовало объяснить само представление о «мире самом по себе», исходя из бытия (философии). Подобная «небрежность» предопределила направление развития классической философии от Парменида до Гегеля.

Итак, «мир сам по себе», что следует из этой посылки? Во-первых, непоколебимая убежденность в наличии двух, независимых друг от друга, реальностей: объекта (мир в том облике, в котором он нам знаком) и субъекта познания (человека созерцателя). Во-вторых, исследуя картину мира, противостоящую человеку, античные философы столкнулись с ее двойственностью. С одной стороны, имеет место телесный, бренный и изменчивый мир, воспринимаемый органами чувств. С другой стороны, имеется первоначало тленных вещей и существ, «долгое днями» (натурфилософия) или сверхчувственная реальность, созерцаемая умом (онтология). Отсюда две ведущие темы классической философии: во-первых, в каком отношении находятся посюсторонний, чувственно воспринимаемый мир и его зримая (стихии) или незримая причина, предмет и его сущность; во-вторых, как соотносятся нетленная сущность вещей и мышление человека? Эти два среза сущего (угла зрения) представляют собой тематический каркас, дискурс всей классической философии.

Натурфилософию занимала первая тема (предмет – его причина) под углом зрения: «откуда вещам рожденья, из чего они возникают и куда исчезают?» Вопрос же об отношении мышления к незримой сущности, причине вещей вообще приобрел статус «основного вопроса философии» (отношение мышления к бытию). Он зародился в недрах натурфилософии, но во всем своем блеске предстал в онтологии (учении о бытии) как вопрос о том: что первично, бытие или мышление, и познаваемо ли бытие? Не будучи сформулированным в таком виде, этот вопрос, тем не менее, незримо присутствовал и определял ход мысли античных философов.

Итак, натурфилософия, учение о природе. Но это не наука о природе, выясняющая горизонтальные причинно-следственные связи между явлениями тленного мира. (Такие, например, отец и мать причина сына, причина затмения солнца – диск луны, «наехал» и закрыл диск солнца и пр.). В естественнонаучных суждениях преуспели многие натурфилософы, но не в том их заслуга. Натурфилософия – это, прежде всего, философия природы, выясняющая конечную причину существования подлунного мира в целом. Их аргумент, что «нечто из ничего не возникает, и нечто в ничто не обращается» касается не посюсторонних вещей, порождающих друг друга, а относится к причине всего мироздания, к тому, что вообще делает возможным существование всякого предмета и их связей между собой. Это, если хотите, «вертикальный» вопрос о глубине мироздания, о фундаменте поверхностно сущего. В самом повороте вопроса о причине с «горизонтального» на «вертикальный» кроется заслуга древних мудрецов перед философией, с него последняя и началась.

Если не учитывать этот переворот, положивший начло суждениям о сотворенном, исходя из конечной, нетленной причины, то воззрения древних могут показаться наивными. Не обольщайтесь, однако, не возноситесь над античными мудрецами, не все из вас даже вслед за ними смогут преодолеть горизонтальность своего здравого смысла и взглянуть на мир из глубины, из бытия. Некоторые так и останутся в плену знаний плоского мира: «причина дня – земля вращается, причина двойки – злой нрав экзаменатора и пр.». Еще одно замечание, натурфилософия возникла как тайное учение. Т.к. обычным делом было преследование натурфилософов (в лучшем случае, их изгоняли из городов, но бывало, они приговаривались к смерти, как Анаксагор, например) теми, кто придерживался прежних мифологических представлений.

Фалес (640-548(?) г.до.н.э.), первый по мудрости среди семи мудрецов, взгляды которого нам известны из упоминаний о них его толкователей (ничего из написанного им не сохранилось). Некоторые при этом полагают, то, о чем было сказано мудрецом, говорилось задолго до него, другое дело, что ему удалось это выразить лучше предшественников. (Сторонники эзотерического, тайного учения, соглашаясь с тем, что натурфилософы лишь повторили известное, расценивают их интерпретации двояко. Либо как обмирщение тайных знаний, их профанацию, либо как стремление «посвященных» сохранить тайные знания в форме, уместной для впавшего в материализм мира. Другими словами, идеи античных мудрецов – это «старое вино в новых мехах.») Фалес отличался остроумием, и ему, а не Сократу некоторые приписывают изречение, в котором он благодарил судьбу за три вещи: «… за то, что родился человеком, а не зверем; … за то, что мужчиной, а не женщиной; … – что эллином, а не варваром». (Фрагменты ранних греческих философов, - М.: Наука, 1989, Ч. 1, с. 102) Среди толкователей все сходятся во мнении, что за начало всего сущего Фалес полагал воду, которая, разрежаясь, превращается в воздух, затем в огонь, сгущаясь, отвердевает в землю. Образование же внутримирных тел происходит из смешения четырех природных стихий. Божественная сила, пронизывающая элементарную влагу приводит воду в движение. Бог (незримый ум космоса), который старше всех вещей, ибо не рожден, создал из воды все, что существует. И не стоит удивляться тому, что космос прекраснее всего, он - творение бога.

Свидетельства толкователей, но в еще большей мере критика сторонников эзотерических учений – порука заслуг Фалеса. «Обмирщение», «профанация» (маскировка?), а, по сути, рационализация преданий старины глубокой, мифа – дело рук мудреца (мотивы не имеют значения). Он был одним из первых, кто, опираясь на свое разумение из естественных причин (вода, стихии) пытался объяснить происхождение подлунного мира и череду рождений и гибели в нем. Но не следует торопиться делать из Фалеса законченного материалиста, «Незримый и Великий» ум космоса вряд ли можно отнести к естественным причинам. Фалес не «породил» и глубины мира, в мифе мир не менее глубок. Но он, рационально истолковав предания, свел мироздание к трем планам, уровням естественных причин и следствий: «элементарная влага», первоначало; четыре стихии – субстрат, то, из чего состоят вещи; поверхность мира – все, что протекает под солнцем. Фалес, прежде всего, мудрец, мыслящий скорее образно, чем рационально, который скорее вещает о мироздании и изрекает житейские истины, чем аргументирует и доказывает.

Подобной двойственностью отличалось и учение Эмпедокла (495 – 435 г.г. до н.э.), полулегендарной личности, философа, врача и чудотворца, который, как свидетельствует молва обросшая легендами, по праву мог представить себя следующим образом:

... Бессмертному богу подобясь средь смертных,

Шествую к вам, окруженный почетом, как то подобает,

……………………. они же (жены и мужи) за мною

Следуют все вопрошая, где к пользе стезя пролегает:

Те прорицаний желают, другие от разных недугов

Слово целебное слышать стремятся, ко мне обращаясь» /4, 82/

Находясь на стыке двух культурно-исторических эпох (осевое время), он словно двуликий Янус, одним ликом обращен «в туманную даль мистического прошлого, другим – в трезвую область рационалистического будущего». /57/ (Впрочем, это можно сказать почти о каждом натурфилософе.) В поэме «О природе» он последовательный натурфилософ, объяснивший мироздание естественными причинами. (Имеют место природные стихии и «Дружба и Вражда» (притяжение и отталкивание?), две силы, поочередно «обегающие недра стихий»). С другой стороны, он – мистик (как полагают, посвященный в эзотерические знания) верующий в переселение душ и сетующий на свой жребий:

«Горе мне! Чести какой и какого лишившись блаженства,

Свергнутый ныне на землю, средь смертных людей обращаюсь!» /4, 83/

И утверждающий, что:

«Дух лишь один существует святой, несказанный, от века

Мыслями быстрыми вкруг обегающий все мирозданье.» /4, 84/

Что же представляет собой мироздание, обегаемое божественной мыслью? Четыре есть корня вселенной – «Зевс лучезарный» (огонь), «животворящая Гера» (земля), «Гадес» (воздух) и «слезами текущая Нестис» (вода). Имеют место также две активные незримые силы «Любовь» и «Ненависть» (Дружба и Вражда), которые, пронизывая недра стихий, формируют как тленный мир, так и гармонию целого. Все они (начала мира) «одинаково древнего рода» не рождены и не смертны, «если бы гибли они беспрерывно, их ныне б не стало.

Что и откуда тогда бы вселенную снова воздвигло?

…Так все те же они; проницая, однако, друг друга,

В образах разных являются, теми же все оставаясь». /4, 73/.

В мире же тленном:

«Нет никакого рожденья, как нет и губительной смерти:

Есть лишь смешенье одно с различеньем того, что

смешалось...» /4, 72/

Властвующие поочередно Любовь и Ненависть поддерживают «четыре корня вселенной» в трех состояниях: тварный мир (смесь стихий в порыве единенья); природные стихии, враждою гонимые друг от друга; «Сферос» - такое состояние универсума, где под покровом Гармонии не узреть ни лучей Гелиоса (солнца), «ни косматой груди земли», ни моря:

«Вечно они возникают, и нет у них стойкого века.

Но, поскольку обмен сей никак прекратиться не в силах, -

Вечно постольку они существуют в недвижимом круге.» /4, 75/

Т.е. внутри планов бытия «нет стойкого века», ничто не вечно, но в силу непрекращающегося обмена между уровнями, сами планы вечны. Вечен тварный мир в целом, хотя в нем под действием дружбы и вражды нескончаемо возникновение и уничтожение; вечны стихии, хотя из них происходят «мужи и жены» а, равным образом, «Шару подобный, окружным покоем гордящийся Сферос»; вечен последний, хотя под действием вражды он распадается на стихии.

Учение Эмпедокла – веха на полпути от натурфилософии к онтологии. В центре его внимания не только вопрос о том, «откуда вещам рожденье», но и проблемы познания.

«Скудные средства познания нашим дарованы членам,

Множества скверн и напастей смущает пытливые думы.

Малый узрев лишь удел человеческой жизни злосчастной,

Гибнут, как дыма струя, скоротечных людей поколенья,

Сердцем постигнув лишь то, что каждому путь преградило

В суетной жизни стезе; а всякий мнит целое ведать:

Оку людскому незримо оно, ни уху невнятно,

Даже умом необъемлемо. Ты же, столь жадный к познанью,

Сведать готовься лишь то, что смертная мысль прозревает» /4, 71/

Исследуя, что где открыто, мы не должны лишать веры ни зрение, ни слух, ни «ясное слово». Говоря же о познании «Любви» и «Ненависти», сил, «обегающих недра стихий», он подчеркивает: «К ним ты умом возносись, покидая очей ослепленье». Эмпедокл различает умопостигаемые причины мироздания от чувственно воспринимаемых «корней вселенной». Отсюда полшага до основного вопроса философии: отношения мышления к бытию, мысли к творящей силе, одной из причин всего тленного и гармонии. Полшага, но его так и не сделал сицилиец, житель Акраганта.

Онтология - учение о бытии (о вечной, неизменной, умозрительной причине преходящего) под углом зрения его отношения к мышлению. Что первично: бытие или мышление, познаваемо ли оно? (С античной онтологии начинается собственно философия.)

Ответ на «основной вопрос философии» был предопределен философским кредо греков: вне человека существует как ощущаемый, так и умопостигаемый миры. Конечно, античные мудрецы отдавали себе отчет - существование умозрительной реальности вне мышления не столь очевидно, как существование телесного мира перед нашими очами. О наличии предметного мира свидетельствуют ощущения, но не им решать вопрос о существовании сверхчувственного. В поэме «О природе» Парменид (первый философ) утвердил бытие бытия (существование умопостигаемого мира), опираясь на логический аргумент: если бы его (бытия) не было, мысли о нем не возникло бы:

«Ибо то, чего нет, нельзя ни познать (не удастся),

Ни изъяснить …

Можно лишь то говорить и мыслить, что есть; бытие ведь

Есть, а ничто не есть …» /3, 296/

А поскольку мы мыслим бытие, оно существует и познаваемо. Решение основного вопроса философии Парменидом: – бытие первично по отношению к мысли как онтологически (существует само по себе), так и гносеологически (существует вне мысли, как предмет и источник наших знаний о нем). Правда, Парменид не делал различия между онтологией и гносеологией.

Итак, путь истины – исследовать то, что существует, а не то, чего нет. Что же существует? Какими свойствами, атрибутами должно обладать то, что существует? По Пармениду, только «двухголовые» могут утверждать, что существуют чувственно воспринимаемые вещи. Ведь удел тел: сначала не быть, потом – быть, затем вновь не быть. Как же можно утверждать существование того, чего еще нет или уже нет? Рождающееся и гибнущее не может претендовать на статус бытия:

«… отврати свою мысль от сего пути изысканья,

Да не побудит тебя на него многоопытный навык

Оком бесцельным глазеть, и слушать ухом шумящим,

И языком ощущать. Рассуди многоспорящий довод

Разумом, мной приведенный. Один только путь остается,

«Есть» гласящий; на нем примет очень много различных,

Что нерожденным должно оно быть и негибнущим также,

Целым, единородным, бездрожным и совершенным.

И не «было» оно, и не «будет», раз ныне все сразу

«Есть», одно, сплошное. Не сыщем ему ты рожденья.» /3, 296/

Существует лишь то, что всегда «есть», всегда в настоящем, над чем не властно время, а, стало быть, чему присущи вечность (не рождено, не смертно), неизменность («в границах великих оков оно неподвижно») и умопостигаемость (рассуди довод разумом). Очевидно, посюсторонний мир не обладает этими качествами, а, следовательно, он существует лишь по человеческому мнению, по истине же разума существует лишь бытие. (Это первый кирпичик в здание «логоцентризма» и оппозиции субъекта и объекта, что-то существует, если это доказано разумом, если есть на то его санкция.) Между предметным миром и миром бытия - пропасть, умозрительная реальность – не причина чувственных вещей, ибо из бытия, кроме него самого ничто не может рождаться.

Пармениду принадлежит формулировка принципа тождества мышления и бытия, основного постулата всей классической философии:

«То же самое – мысль и то, о чем мысль возникает,

Ибо без бытия, о котором ее изрекают,

Мысли тебе не найти. Ибо нет и не будет другого

Сверх бытия ничего…» /3, 297/

Что же это означает? Во-первых, поскольку бытие безгранично с ним ничто не граничит и ему ничто ни противостоит, то только оно и является предметом мышления. О том же, чего нет, как о том сказано выше, мысль невозможна. Во-вторых, если мы мыслим о каких-то предметах чувственного мира, то это вовсе не мышление, не мысль, а всего лишь мнение. А о нем в приведенном фрагменте текста речь не идет. При этих условиях мысль и бытие одно и то же – это, скорее всего, содержательное тождество. Содержание мысли о бытии (наше знание о нем) полностью совпадает с тем, что мы считаем бытием самим по себе вне мышления пребывающим. Отождествление бытия с мыслью бога или мирового разума – дело будущего. Равным образом, впереди еще трактовка человеческого мышления как бытия или «со-бытия» (Декарт, Кант). Впереди еще полное совпадение божественной мысли с человеческой мыслью в наличном бытии, в философии Гегеля.

В онтологии Парменида человеческий разум, лишив ощущения права голоса, наделил себя полномочиями, опираясь на логику, решать вопрос о том, что существует, а что нет. Существующим по истине, по разуму оказалось бытие, нечто подобное «глыбе прекруглого Шара», «целое единородное, бездрожное и совершенное», вечное и недвижное, неизменное. Чувственный мир оказался лишенным существования по истине, поскольку не вечен, и существует лишь по мнению. Бытие не причастно миру вещей, не может быть тем, что его порождает:

«Но и из сущего не разрешит Убеждения сила,

Кроме него самого, возникать ничему». /3, 296/

Классикой античной онтологии является учение Платона (427 – 347 г. до н.э.), который, разделяя точку зрения о том, что бытие – это особая реальность, существующая наряду с миром вещей, иначе истолковал, что же есть бытие. В отличие от Парменида, для которого бытие – это нечто единое, бездрожное и совершенное, не имеющее никакого отношения к тварному миру, бытие Платона множественно и представлено «эйдосами», идеями, сущностями предметов чувственного мира. Мир вещей причастен миру идей, между ними нет пропасти. Разумеется, миру идей так же присущи атрибуты бытия открытые предшественниками: «эйдосы» вечны, неизменны и умозрительны.

В онтологии Платона много внимания уделяется отношению бытия к миру вещей (натурфилософский срез). Чем же идеи являются по отношению к природному миру? Они – порождающее начало чувственного мира. Они – совершенный мир, эталоны, высшие образцы чувственных вещей. Они – предел, к которому стремится всякая вещь тварного мира, но который превзойти не в состоянии. Они – логос, смысл, сущность вещей, в силу чего, вещь есть то, что она есть. Идеи – единство, новое качество, возникающее из составных начал. Например, вода – новое качество, единство, а не простая сумма кислорода и водорода, и человек не сумма белков, жиров и углеводов. Наконец, идея – это нечто общее многому, присущее целому классу предметов. В «поднебесье» («занебесье») имеются образцы всех классов вещей, а телесный мир – это копии «эйдосов», бледные тени идей. Например, имеет место идея человека (само совершенство, предел, логос, единство), все же люди лишь тиражированные копии ее, более или менее удачные. (Как всякому известно, есть среди людей святые, те, кто ближе всего подступил к идеалу, но немало найдется и «отморозков», у которых с человеком общее лишь то, что они двуногие, без перьев, с широкими ногтями.) Так же обстоят дела со всеми другими идеями и соответствующими им предметами чувственного мира.

В каком отношении находится умозрительный мир идей к человеческому мышлению? Сугубо философский вопрос. Мир идей (мир вне тел) – это объективная реальность, существующая вне, до и независимо от человека, человечества и его мышления.

Идеи – это не представления человека, а объективная реальность, существующая сама по себе. Знание же о ней врожденное. Согласно Платону, душа вечна. Покидая тело (темницу души), она оказывается в родственном себе мире идей, где непосредственно умозрит сущности, совершенные образцы всех вещей. «Вселяясь» в следующее тело она забывает виденное, но, сталкиваясь с миром вещей, душа припоминает образцы предметов чувственного мира. Познание, по Платону, – это припоминание. Без врожденного знания идей познание чувственного мира было бы невозможно. Увидев какой-либо предмет, мы не смогли бы даже сказать, что это такое, если бы в душе у нас не было образца этой вещи. Лишь в силу того, что у нас имеются врожденные идеи, образцы, критерии мы можем высказывать суждения о чувственных вещах. Сравнивая предмет с образцом, мы можем сказать, что это такое, оценить его, плох он или хорош, соответствует своей сути или нет.

По опыту мы знаем, суждения не всякого человека о мире вещей истинны. Почему? По мнению Платона, не все души одинаковы, в одних преобладает разумная часть души, в других – страстная, в третьих – вожделенческая. Находясь в мире идей, разумная душа всецело поглощена созерцанием сущностей; страстная время от времени отвлекается на звон мечей, доносящийся с земли; вожделенческая же душа страдает, находясь в мире идей, печалится об утраченных на земле удовольствиях, ей не до идей. Разумеется, суждения того, кому досталась разумная душа, будут истинные, не в пример мнениям тех, удел которых – стремление к удовольствиям. (Институт – тот же мир идей. Избранные захвачены учебой, внимают тому, о чем повествуют преподаватели, знакомятся с литературой и т.д. Им будет, что вспомнить не только на экзамене, но и на своем рабочем месте. Те, кому досталась страстная душа, заслышав в отдалении зов армейской трубы, трель милицейского свистка, ржанье лошадей и топот солдатских сапог, рвутся из душных аудиторий на широкий простор бранных подвигов. Отсюда пробелы в знаниях. Но хуже обстоят дела с теми, на лицах которых во время занятий читается неподдельная скука и мучение. Вряд ли кто из студентов заблуждается насчет того, что «госоценка» (четыре балла) ставится чаще всего не за знания (таковых нет), а из сострадания. (Платон не возражал бы против того, чтобы разумным студентам выдавать красный диплом, страстным натурам – синий, жертвам обучения, мученикам – розовый, красивый, заметный издали.)

Различие душ кладется Платоном в основание его идеального государства. По его мнению, управлять государством должны лишь те, у кого преобладает разумная часть души, кто сведущ в идеях лучшего государственного устройства, в совершенных образцах управления социумом. Кто страстен, должен заниматься своим делом, быть воином, стражником. Те, кому досталась вожделенческая душа, составляют низшую касту ремесленников, торговцев и пр.

В подобном социальном расслоении есть резон. Нет добра человеческому сообществу, если власть в нем достается стремящимся к богатству и удовольствиям, либо добивающимся славы и почестей. В первом случае вы будете иметь правителем казнокрада, во втором, – властолюбца, тирана, стремящегося поставить всех на колени, чтобы возвысится в собственных глазах.

Является ли платоновский мир идей и бытие Парменида чистым вымыслом, фантазией? Нет, просто за прозрением античной философии (рефлексия двух миров – умозрительной сущности и чувственного мира) последовали вполне объяснимые с позиции сегодняшнего дня ошибочные выводы и преувеличения. Трудно не согласиться с тем, что предмет мысли, сущность вещей незрима, не доступна ощущениям. Что предмет мысли «долог днями» и устойчив в сравнении с чувственными вещами, но отсюда вовсе не следует, что незримая сущность должна обладать существованием и быть вечной и неизменной. Главный просчет платонизма состоял в гипостазировании предмета мысли, в наделении сущности вещей самостоятельным существованием как вне мышления человека, так и вне самих предметов.

На чем держится представление о самостоятельном существовании мира идей? По мнению Аристотеля, на отождествлении предмета мысли с действительным предметом. Быть предметом мысли, не значит быть действительным предметом. Из верной посылки, что мысль всегда предметна, всегда о чем-то, античные онтологи пришли к заключению: что, то, о чем мысль возникает, должно существовать в качестве мира самого по себе. Сущность любой вещи – это предмет мысли, но это не значит, что она (сущность) есть сверхчувственный мир сам по себе. Кентавр, как предмет мысли, несомненно, существует, но это вовсе не значит, что он где-то «пасется» или пребывает в небесных эмпиреях. Он не существует в действительности не оттого, что его никто не видел, а потому что вне мышления у него нет пристанища.

Платонизм не мог принять в расчет и следующее обстоятельство. Бытие в качестве содержания мысли существует, но отсюда вовсе не следует, что оно (содержание) должно пребывать вне мысли, независимо от нее. (В оправдание платонизму – мысль и ее содержание – такой срез анализа был еще не известен античному мышлению.) Основной порок всякой онтологии с точки зрения феноменологии – утверждать самостоятельное существование содержания мышления, предмета мысли вне самого мышления (неважно, идет ли речь о кентавре, столе или человеке). Мысль и ее содержание (феномен мира) нерасторжимы – это утверждение – конец всякому представлению о бытии как особой реальности и о «мире самом по себе», – это конец онтологии как таковой.

«Если бы бытия не было, мысли о нем не возникло бы». Утверждается фактическая первичность бытия по отношению к мышлению, но за исходный пункт вывода берется мысль о бытии, которую мы обнаруживаем «у себя в голове». Логически, мысль о бытии первична, в выводе же утверждается онтологическая первичность бытия.

Метафизика Аристотеля (384 – 322 г. до н.э.) Метафизика – учение о конечных (не действующих в мире вещей) причинах мироздания, об условиях его возможности.

В античной онтологии сложилось два смысловых оттенка понятия «бытие». Во-первых, бытие – это особая реальность, существующая наряду с миром вещей. Во-вторых, бытие – это предикат, свойство «существовать», приписываемое тем или иным предметам внешнего мира. По мнению Парменида и Платона «существованием» обладают лишь те предметы, которые вечны, неизменны и умозрительны, т.е. бытие и идеи. Миру же вещей это свойство (существовать) не присуще. Для Аристотеля понятие «бытие» свелось ко второму оттенку, к свойству, предикату, так как мира идей и бытия как особой реальности, по его мнению, нет, не существует.

Недостатки теории идей Платона, по мнению Аристотеля. Во-первых, удвоение мира бесполезно для познания, ибо в идеях мы познаем то же самое, что и в самих вещах. Во-вторых, возникает бесконечный ряд идей, «идея третьего человека». Есть идея человека, есть сам человек, чтобы идея человека соответствовала человеку, между ними должно быть что-то общее, а это общее – новая идея, и так до бесконечности. В-третьих, идея в одном случае выступает в качестве идеи, а в другом – в качестве материи. Например, идея стола, стула и пр. по отношению к идее мебели является материей. В-четвертых, трудность, с которой столкнулись последователи теории идей, признающие независимое существование умозрительной реальности, множественной по составу. Они принуждены признать существующими не только идеи телесных вещей, но и идеи, не имеющие земных воплощений. Кентавр, змей о трех головах, воздушный замок и пр. существуют как объекты умосозерцания (если бы их не было, мысли о них не возникло бы), но не имеют земных воплощений. Но в том-то и проблема, идеи, по Платону, – это порождающие модели, отбрасывающие тени-вещи. Как возможны идеи без теней, телесных воплощений? В-пятых, с помощью теории идей не объяснить появление новых вещей в подлунном мире и их изменения. Идеи вечны и неизменны, их тенями являются чувственные вещи. Появляется какая-то вещь, которой раньше не существовало (паровоз, например). Чтобы такое было возможно, необходимо, чтобы возникла идея паровоза, а это невозможно, ибо идеи вечны и неизменны. Наконец, то, на что было указано выше. Обособленный мир идей – это вымышленная реальность, следствие отождествления предмета мысли с действительным предметом.

Итак, что же является конечной причиной мироздания, что существует, обладает бытием, каким образом возникают новые вещи в мире и в чем причина изменений, перемен в тварном мире?

Вне времени и пространства имеют место две конечные причины всего сущего, которые сами не обладают бытием. На одном полюсе само совершенство: перводвигатель, форма, форма форм, мышление о мышлении, «бог» (имена одного и того же под различными углами зрения). На другом полюсе – «первоматерия», нечто лишенное достоинств, лишенное формы, но стремящееся к оформлению. Перводвигатель – определяющая, конечная причина возникновения тварного мира. Он покоится, не действует, но само его наличие, делает его целью первоматерии, стремящейся к оформлению. Перводвигатель – цель и причина изменений, превращений первоматерии. Наш мир – это ступени оформленной материи на пути от первоматерии к перводвигателю. Подчеркнем, ни перводвигатель, ни первоматерия не обладают бытием, не существуют в качестве особой реальности наряду с чувственным миром и, тем не менее, имеют место. Конечные причины – это сверхбытие, сверхсущее. К ним приложимы атрибуты бытия, если только понимать под «вечным», «неизменным» быть вне времени и пространства. Это предметы умосозерцания, хотя и не существующие, как реальности. (По Аристотелю – знание, мышление – это один из способов существования.) Другой оттенок перводвигателя – форма форм – вместилище форм (идей, сущностей) будущих вещей, которых еще нет в реальности, нет в подлунном мире. Формы еще не существующих вещей обладают лишь потенциальным, возможным бытием, их нет в действительности, они не существуют подобно платоновским идеям. Третий оттенок, только богу доступно «мышление о мышлении», «чистое мышление», мышление, мыслящее свою собственную мыслительную деятельность. Еще точнее – мыслительная деятельность мыслящая саму себя. Мыслительная деятельность «делает» перводвигатель чем-то, а не ничто, а потому предметом мышления человека. (Т.е. мышление человека не предшествует «мышлению о мышлении», не порождает его ни фактически, ни как предмет мысли.) Будучи предметом мысли, «мышление о мышлении» объективно, хотя и не существует подобно вещам и платоновским идеям. Человеческое мышление «грязное», поскольку оно направлено не на себя, а на внешний мир, мы мыслим не свою мыслительную деятельность, а предметы вне нас, реальные или вымышленные.

В отличие от предшественников и своего учителя Платона, Аристотель полагает, что бытием, существованием обладают только предметы, посюстороннего, чувственного мира. Существует лишь единичное бытие. Единичное же бытие, конкретная вещь – это составная сущность, единство – результат действия четырех родов причин: формы, материи, целевой причины и движения. Сами причины (форма, материя, цель и движение) не обладают самостоятельным существованием вне тел. Аристотель иначе, чем его учитель, решил проблему соотношения сущности и тел. У Платона сущность (идея) пребывает вне тел на небесах, у Стагирита сущность (форма и пр. причины) находится в самих телах. Единичное бытие – это то, в чем форма и материя обретают актуальное, действительное (подлинное) бытие. Форма вне материи, и материя вне формы обладают лишь потенциальным, возможным бытием, лишь в единстве они обретают реальное существование. Итак, бытием, существованием обладают предметы чувственного мира (единичное бытие) и только через них и в них причины вещей (форма и пр.) в «снятом» виде получают актуальное бытие.

Что такое «форма»? Форма – это сущность вещей, то, что делает данный предмет данным предметом. Материя (последняя материя) – то, из чего состоит данный предмет. Целевая причина – предназначение предмета, для чего он создан или возник. Движение – собирание воедино формы, материи и целевой причины, либо то, что собирает названные причины в единичное бытие. Например, такое единичное бытие как деревянный стол. Его форма – это его чертеж, порядок сборки, благодаря которому он есть то, что есть. Последняя материя – дерево. Целевая причина – то, для чего этот предмет (письменный стол). Движение – деятельность столяра, собравшего воедино три первых причины: форму, материю и цель. Если речь идет о природных предметах, то форма выступает одновременно и целевой причиной, и причиной движения, того изменения, которое претерпевает материя, оформляясь в нечто. Вообще, по Аристотелю, весь подлунный мир целесообразен, ибо представляет собой воплощения изначальной устремленности (энтелехии) первоматерии к перводвигателю.

Относительно формы предметов следует добавить следующее: сущность вещей вечна, неизменна, умозрительна. Формы вещей не возникают и не уничтожаются, они «пребывают» в форме форм в «готовом виде», обладая потенциальным бытием. Материализуясь (соединяясь с материей), становясь сущностью единичного бытия, вечные формы обретают актуальное бытие. (Парадокс, форма, вечная и неизменная, становясь сущностью бренных и изменчивых вещей, получает актуальное бытие, правда, не в качестве какой-то особой реальности.) Собственно говоря, мы, вслед за Аристотелем, объяснили, каким образом в этом мире появляются новые предметы. Переход сущности вещей из потенциальной формы бытия в актуальную (материализация формы, или, что то же самое, оформление материи) – это и есть возникновение того, чего еще не существовало.

Другой путь объяснения возникновения нового для Аристотеля был заказан, он разделял общее всем античным философам убеждение: нечто из ничего не возникает, нечто в ничто не обращается. Этот аргумент можно истолковать двояким способом. Все предметы чувственного мира имеют свою первопричину (первоначало, идеи и пр.), нечто из чего они возникают и во что возвращаются. Но аргумент касается, прежде всего, самих причин мира вещей, это они не возникают из ничего, это они в ничто не обращаются. Формы вещей не могут возникнуть из ничто, они вечны и им остается только менять способ существования с потенциального ни актуальное. Средневековая философия в этом вопросе радикально расходится с античной, ведь для нее возникновение нечто из ничего по воле Бога – обычное дело.

Изменения, которые происходят с вещами, связаны не с изменением четырех причин, а с составной сущностью, с единичным бытием, которое представляет собой единство формы, материи, целевой причины и движения. Составная сущность – это то, что обозначается тем или иным именем. Стол – это не форма, не материя, ни целевая причина, ни движение, а новое качество, единство, возникшее из синтеза четырех причин. В течение жизни предмета с ним происходят едва заметные количественные изменения, которые, накапливаясь, приводят к изменению качества (составной сущности), нарушению меры, в рамках которой предмет есть то, что он есть. Например, если мы будем постепенно укорачивать крышку стола, до определенного момента он будет оставаться столом, но когда будет перейден какой-то рубеж, мы будем уже иметь дело не со столом, а с тумбочкой. Другой пример. Студент; в течение пяти лет обучения происходит количественное накопление знаний, умений, навыков и, вдруг, чаша переполнена – перед нами (кто б мог подумать!) специалист, новая составная сущность. Но бывают сбои, год, два, пять лет прошло, борода отросла, диплом на руках, а составная сущность прежняя, невежественная! В пору причитать: «каким ты был, таким ты и остался…».

Наконец, последний камень в огород платонизма. По мнению предшественников Аристотеля, знание возможно только о вечном, неизменном, о преходящем же и изменчивом возможно лишь мнение. (А поскольку знание – это факт, стало быть, должен быть мир вечных и неизменных вещей.) Т.е. субъектом знания (то, что мы познаем) является бытие, идеи. По Аристотелю же субъектом знания является единичное бытие, чувственные вещи, временные и изменчивые. Например, Сократ – человек. Для Аристотеля субъектом познания является Сократ, человек же – это предикат, свойство Сократа. По Платону предметом познания должен быть «человек», нетленная сущность, образец и эталон всех людей.

Как же возможно знание о преходящем и изменчивом? Во-первых, во временных и изменчивых предметах есть нетленная сущность, вечная и неизменная форма – предмет познания. Во-вторых, по отношению к миру вещей (составной сущности) уместен категориальный анализ, всем вещам свойственны количественная и качественная определенность, мера, в рамках которой предмет есть то, что он есть, а потому достаточно устойчив, чтобы быть субъектом, предметом познания.

Другими словами, мы можем считать себя знающими, если постигли составную сущность предмета в рамках меры, если мы знаем четыре рода причин вещи, наконец, если нам открылась вечная и неизменная форма вещи, то, что делает данный предмет тем, чем он является.

Литература

1. Аристотель Метафизика. Соч., Т., 1. М.: Мысль, 1976.

2. Диоген Лаэртский О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. М.: Мысль, 1979.

3. Фрагменты ранних греческих философов. Ч. 1, М.: Наука, 1989.

4. Якубанис Г. Эмпедокл: философ, врач и чародей. Киев: СИНТО, 1994.