А.Н. Кожановский. Народы Испании во второй половине XX века. (Российская Академия наук, 2003)

ВВЕДЕНИЕ 3

Глава первая. ВАЛЕНСИЙСКОЕ «ОКНО» В ОБЩЕИСПАНСКУЮ ЭТНИЧЕСКУЮ ПРОБЛЕМАТИКУ 8

ПОЧЕМУ МЫ ОСТАНОВИЛИСЬ ИМЕННО НА «ВАЛЕНСИЙСКИХ КАТАЛОНЦАХ» 8

КТО ЖЕ НАСЕЛЯЛ ВАЛЕНСИЮ В 1960-е ГОДЫ? 9

ПОЛИТИКА МАДРИДА И ЕЕ РЕЗУЛЬТАТЫ ДЛЯ КУЛЬТУРНО-ЯЗЫКОВОГО РАЗВИТИЯ ВАЛЕНСИИ 14

«ВАЛЕНСИЙСКОЕ ВОЗРОЖДЕНИЕ» И БОРЬБА ВОКРУГ НЕГО В МЕСТНОМ ОБЩЕСТВЕ 17

ОСОБЕННОСТИ И ВАРИАНТЫ САМОСОЗНАНИЯ МЕСТНЫХ ЖИТЕЛЕЙ 26

ИТОГИ ИЗУЧЕНИЯ ВАЛЕНСИЙСКОЙ СИТУАЦИИ 37

Глава вторая. СУЩЕСТВУЕТ ЛИ КАТАЛОНСКИЙ ЭТНОС? 42

КАТАЛАНОЯЗЫЧНЫЙ АРЕАЛ 42

КАТАЛОНИЯ 45

БАЛЕАРСКИЕ ОСТРОВА 54

КАТАЛОНЦЫ АРАГОНА 60

ТАК ЧТО ЖЕ ТАКОЕ КАТАЛОНСКИЙ НАРОД? 61

Глава третья ЭТНОСЫ ИЛИ ЧТО-ТО ИНОЕ? 63

БАСКИ 63

ПРОБЛЕМА НАВАРРЫ 72

КТО ЖЕ НАСЕЛЯЕТ БАСКСКИЕ ПРОВИНЦИИ ИСПАНИИ? 75

СИТУАЦИЯ В ГАЛИСИИ 76

СУЩЕСТВУЕТ ЛИ «ИСПАНСКИЙ ЭТНОС»? 82

НАРОДЫ ИСПАНИИ 89

ЗАКЛЮЧЕНИЕ (опыт Испании) 105

Введение

Не будет преувеличением сказать, что опыт развития испанского общества на протяжении последних трех десятилетий становится для нашего государства с каждым днем все более актуальным, а обращение к нему отечественных исследователей — не только правомерным, но прямо-таки необходимым. Чтобы убедиться в этом, достаточно вспомнить — хотя бы в самых общих чертах,— что же происходило в Испании в указанное время.

Как известно, еще раньше, в 1939 г., после почти трех трагических лет гражданской войны, в крупнейшей стране Пиренейского полуострова утвердился авторитарный режим крайне правого толка. По сути дела, это была военная победа одной из двух издавна существовавших в Испании и боровшихся между собой общественно-культурных тенденций: прогрессивно-антиклерикальной и традиционалистско-католической. Последняя, включавшая в себя воинствующий католицизм, убежденность в незыблемости социальной иерархии и в том, что лишь такие взгляды совместимы с истинным патриотизмом, заняла монопольное положение в политике, идеологии и культуре. Альтернативные направления были устранены с общественной арены и яростно осуждались за их якобы наносный, чуждый Испании характер. Присущее традиционалистской идеологии стремление к замкнутости, к противодействию всем влияниям из-за рубежа, и в первую очередь — из Европы, приняло в первые годы характер настоящей ксенофобии, особенно усилившейся после краха блока фашистских государств (бывших союзников) во второй мировой войне, когда франкистское правительство оказалось в относительной политико-экономической изоляции на международной арене. В обстановке «враждебного окружения» экономика страны была перестроена в соответствии с принципами так называемой автаркии, т. е. самообеспечения. Репрессии против инакомыслящих сочетались с усиленной заботой о поддержании «социального мира»: трудящимся города власти стремились обеспечить устойчивую занятость при низкой заработной плате, крестьянам — гарантии от разорения с помощью определенных юридических, финансовых и других мер.

Во второй половине 50-х годов внутреннее положение страны резко ухудшилось. Со всей полнотой сказались последствия экономической политики франкистской администрации: недостатки организационной структуры хозяйства (в том числе глубокие межотраслевые диспропорции), изношенность оборудования, его моральное устарение, низкая квалификация рабочей силы и как результат всех этих и других однопорядковых факторов — низкая производительность труда. Наиболее ярким проявлением ухудшения обстановки стал разразившийся в это время валютно-финансовый кризис, показавший, что «узконациональные критерии эффективности экономики изжили себя». Дефицит государственного бюджета достиг огромных размеров. Страну захлестнула инфляция; быстрый рост цен соответствовал нехватке важнейших предметов потребления, не в последнюю очередь — сельскохозяйственных.

Несмотря на суровые репрессии, быстро росло и ширилось недовольство населения, и прежде всего трудящихся города, учащались их выступления, все более радикальными становились требования. Продолжение прежней социально-экономической политики, которая была, по сути дела, скомпрометирована, должно было неминуемо привести к краху режима.

В поисках выхода правящая верхушка приняла решение окончательно отказаться от автаркии и начать перестройку экономики в соответствии с западноевропейской конъюнктурой и по «классическому» капиталистическому образцу, с тем чтобы сделать рыночные силы основным фактором решения производственных и в целом экономических задач.

План стабилизации экономики, вступивший в силу в 1959 г., предусматривал отмену государственного контроля над хозяйственной деятельностью, ценами, заработной платой и т. д. Лозунгом дня стала рационализация производства. Нерентабельные предприятия закрывались одно за другим, их рабочие и служащие оказывались на улице.

Реформам в промышленности способствовал мощный приток в страну иностранной валюты, начавшийся в это время. Границы широко открылись, причем в обе стороны, не только для зарубежного капитала, который привлекался на весьма выгодных для вкладчиков условиях, но и для граждан. Власти организовали массовую эмиграцию трудящихся, потерявших средства к существованию, в страны Западной Европы, где в то время имелась острая потребность в рабочей силе, главным образом для промышленности и сферы услуг. А навстречу сотням тысяч испанцев, отправившихся пытать счастья на чужбину, хлынули туристы, преимущественно из Европы и Северной Америки, ежегодная армия которых стала быстро возрастать и вскоре измерялась уже десятками миллионов человек, приблизившись к численности населения страны. Огромные доходы от иностранного туризма и заработка рабочих-эмигрантов, перечисляемые на родину, составили второй и третий (после прямых инвестиций) источники обильных валютных поступлений.

Радикальная перестройка экономики в 60-е годы привела к ее стремительному развитию. Во множестве возникали новые предприятия, обновлялись уже существующие. Модернизация технологии и ввоз современного оборудования из-за рубежа резко повысили производительность труда. Ежегодный рост валового национального продукта оказался значительно выше, чем в других западноевропейских государствах, и уже в начале следующего десятилетия Испания выдвинулась в группу лидирующих стран капиталистического мира.

Примечательной чертой нового порядка вещей стало невиданное по своим масштабам переселение сельских жителей в города, принявшее кое-где характер настоящего исхода и приведшее к обезлюдению целых районов. Процент населения, занятого в сельском хозяйстве, упал с 41,3 в 1960 г. до 24,9 в 1970 г. и продолжал быстро снижаться. Уже к концу 60-х годов на экономико-демографической карте Пиренейского полуострова отчетливо просматривался своего рода шестиугольник, в центре и по периметру которого стремились сконцентрироваться индустриальные производительные силы и население. Центром этой спонтанно сложившейся геометрической фигуры был Мадрид, его вершинами — Виго и Корунья (в Галисии); Бильбао и Сан-Себастьян (в баскских провинциях); Барселона; Валенсия и Аликанте; Кадис-Севелья и шестая «вершина» — португальские Лиссабон и Опорто. Столь своеобразная зона, образованная названными центрами, являла собою как бы «богатую Испанию», обширные пространства внутри страны — напротив, Испанию, быстро беднеющую и покидаемую населением. Социальные сдвиги не сводились, однако, к массовой миграции из деревни. По мнению исследователей, в стране появился многочисленный и влиятельный новый средний класс («мелкие и средние собственники, промышленники и торговцы, служащие, технические специалисты и квалифицированные рабочие... объединившись с традиционными средними слоями, образовали умеренную и уравновешивающую базу...»), своего рода стабилизирующая сила общества.

Как и следовало ожидать, бурная индустриализация и урбанизация установили «новые культурные нормы, тесно связанные с особенностями развития страны». В общем контексте испанской истории произошедший сдвиг воспринимается как эпохальный, как переход от «вечных» ценностей к принципиально иным. Испанский социолог А. де Мигель характеризует 60-е — начало 70-х годов как время «возникновения общества потребления». Уже в 1965 г. известный английский автор Дж. Бренан написал, что Испания к этому времени настолько изменилась в сравнении с тем, какой она была в 1950 г., что он не смог ее узнать; перед ним оказалась фактически другая страна. Примерно в это же время происходит смена направлений в испанской литературе, поскольку ведущие писатели «...осознали, что их окружает как-то незаметно и быстро изменившаяся страна», господствующий слой которой «... пожертвовал все же культурной изоляцией ради интенсивного индустриального развития».

В самом деле, радикальные перемены в облике Испании теснейшим образом были связаны с политическим курсом ее тогдашнего руководства. За два десятилетия до этого, силой утвердившись у власти, оно установило — в соответствии со своими идеологическими принципами — определенный режим социально-экономической жизни. Естественные закономерности общественного развития оказались, таким образом, нарушенными, что с неизбежностью привело в конце концов к кризису и вынудило администрацию отказаться от идеологических постулатов в одной из контролируемых ею сфер. Тем самым, однако, франкистские правители сами выпустили из бутылки джинна, который сразу стал угрожать их власти; но не сделать этого они не могли, поскольку их собственная модель существования испанского общества оказалась несостоятельной. И уже в скором времени между новой социально-экономической реальностью и прежними политическими институтами возникло несоответствие, которое становилось все более вопиющим по мере развития «базиса». Чтобы не обострять ситуацию, правящие круги вынуждены были жертвовать некоторыми формами управления и контроля — прежде всего, конечно, наиболее жесткими и скомпрометировавшими себя в глазах мирового общественного мнения. Эта «либерализация», при всей своей ограниченности и непоследовательности, объективно способствовала эмансипации общества. И когда в 1975 г. умер человек, бывший создателем, главой и символом режима, оказалось, что страна достаточно подготовлена к сравнительно быстрому демонтажу авторитарных структур и переходу к демократическим формам государственного устройства. Произошло как бы возвращение на круги своя, а то, что при этом удалось избежать кровавых катаклизмов, наподобие потрясшей Испанию не в столь уж отдаленные времена гражданской войны, следует, очевидно, отнести не в последнюю очередь и на счет стечения благоприятных для страны объективных и субъективных обстоятельств. Если говорить о дальнейших событиях, то среди наиболее важных из них нужно отметить следующие:

1977 г.— первые (после долгого перерыва) парламентские выборы в стране с участием всего спектра легализованных политических партий; победа центристского блока,

1978 г.— принятие новой конституции, утвердившей, в частности, право на автономию для «национальностей и регионов»,

1981 г.— попытка военного переворота и возвращения к прежним авторитарным и унитарным структурам,

1982 г.— приход к власти в стране социалистов,

1983 г.— завершение процесса предоставления регионам Испании статусов постоянного самоуправления,

1986 г.— вступление Испании в НАТО и ЕЭС.

Итак, мы видим, что Испания в сравнительно короткие сроки прошла путь от жесткой диктатуры к парламентской демократии, от монопольного господства в обществе одной партии и одной идеологии к многопартийности и идеологическому плюрализму, от унитарной централизованной структуры к широкой системе местного самоуправления, от отсталой, «замкнутой» экономики к развитой индустриальной, от обособленности, отгороженности от остального мира к интеграции в объединяющуюся Европу. И все это без гражданской войны, бунтов и погромов, без экономического хаоса, голода и массового обнищания... Учитывая переходное время, которое переживает сейчас наша страна, и буквально кричащие внешние аналогии с тем, что не так уж давно происходило в Испании, очень соблазнительно призвать ученых-обществоведов разных специальностей (политологов, правоведов, социологов, экономистов и др.) к тщательному изучению испанских вариантов решения соответствующих проблем, и не «отвлеченно», а на предмет выработки рекомендаций — с тем, чтобы избежать повторения чужих ошибок, но зато максимально использовать удачный опыт.

Бесспорно, что одна из наиболее серьезных проблем, с которыми сейчас столкнулось наше общество,— национальная. В то же время общепризнано в нашей науке, что Испания — как раз яркий пример многоэтничного государства, в котором национальные меньшинства долгое время страдали от своего угнетенного положения, вели национально-освободительную борьбу против ассимиляции, за признание своей самобытности и политическую автономию в пределах Испанского государства. Конфликты на почве национального неравноправия постоянно осложняли внутриполитическую жизнь, и неудивительно, что их устранение стало одной из первоочередных задач послефранкистских правительств, важнейшей частью общедемократических преобразований. В свете этого очевидно, казалось бы, что национальная политика Испанского государства должна стать для нас объектом самого скрупулезного анализа. Но очевидно также, что необходимым условием такого анализа является верное представление об этнической ситуации в стране, понимание происходящих там процессов.

В соответствии с бытующей в нашей научной литературе традицией, основные народы-этносы (иногда квалифицируемые как нации) Испании суть собственно испанцы, каталонцы, галисийцы и баски. Три последних — национальные меньшинства, освободительной борьбе которых также традиционно уделялось большое внимание в советской испанистике. Все перечисленные этносы проживают компактно, так что между ними существуют отчетливо выраженные границы, и рассматриваются обыкновенно как основные действующие лица этнических процессов в испанской части полуострова, где живут еще, кроме того, довольно многочисленные цыгане и ряд других более мелких групп. Как известно, борьба национальных меньшинств увенчалась временным успехом в годы Второй республики (1931—1939 гг.), когда каталонцы и баски получили, а галисийцы вскоре должны были, но из-за оккупации Галисии франкистскими мятежниками не успели получить автономный статус для своей «малой родины». Падение Республики на долгие десятилетия закрыло вопрос об автономии, который, однако, уже с 60-х годов по сути дела был вновь поставлен в связи с мощным подъемом этнонационального движения «окраинных» народов страны и переведен в практическую плоскость сразу после 1975 г. Необходимость решения этого вопроса назрела настолько, что процесс обретения местного самоуправления начался еще до принятия новой конституции Испании, провозгласившей принцип автономии: вновь созданные автономные образования (так называемые автономные сообщества, comunidades autonomas) первоначально возникали на основе временных статусов, которые уже в дальнейшем, после разработки соответствующего законодательства, преобразовывались в постоянные. Автономии получили весьма широкие полномочия в решении своих внутренних дел; местные языки были признаны официальными наряду с испанским (кастильским) в границах соответствующих сообществ.

Административные и языковые границы Испании 1 — государственные границы; 2 — границы автономных сообществ Испании; 3 — распространение основных языков населения Испании.

Всему этому сопутствует, однако, ряд обстоятельств, на которые этнограф не может не обратить внимание.

Во-первых, процесс автономизации оказался значительно шире предоставления самоуправления Каталонии, Галисии и Стране басков; он охватил все население Испании и всю ее территорию, так что к настоящему времени страна представляет собой совокупность 17 автономных сообществ.

Во-вторых, при сопоставлении карты вновь созданных испанских автономий с привычной для нас этнической картой этой страны обнаруживается очевидное, хотя отнюдь не неожиданное для историка-испаниста, несовпадение: автономные сообщества Каталония, Галисия и Страна басков, возникшие как справедливый итог упорной борьбы не одного поколения их коренных жителей за признание своей этнической самобытности, не охватывают в каждом случае всей территории того этноса, с которым они обычно ассоциируются, а как бы делят этноязыковые ареалы с соседними автономными сообществами. Так, каталонцы в Испании проживают еще в Валенсии, в восточной части Арагона и на Балеарских островах; галисийцы — на смежных с Галисией землях Астурии и Кастилии-Леона; баски — в северной части Наварры.

Уже из этих двух обстоятельств с очевидностью следует, что в основу автономизации был положен отнюдь не этнический принцип. Но ведь становление автономных сообществ происходило в соответствии с демократической процедурой, заложенной в новой конституции, и имело своим источником инициативу местных выборных органов, поддержанную волеизъявлением (в ходе референдума) населения. Значит, об административном произволе в данном случае говорить не приходится.

Мы оказываемся, таким образом, перед явлением, которое невозможно объяснить, исходя из постулата о сосуществовании и взаимоотношениях четырех народов-этносов. Уже одного этого, на взгляд автора, достаточно, чтобы по крайней мере усомниться в полной адекватности привычных представлений об этнической ситуации в Испании. А между тем с подобного рода «необъяснимыми явлениями» как в истории страны, так и в событиях, происходивших там в последующие годы, советский исследователь-испанист сталкивался постоянно. Ниже мы более подробно остановимся на том, как отечественные авторы по-разному решают возникающие в этой связи вопросы. Здесь же отметим, что в свете только что сказанного упомянутое несколько ранее обязательное условие для изучения национальной политики Испании, состоящее в верном представлении об этнической ситуации там, не кажется в должной мере соблюденным. Следовательно, вполне правомерно стремление предложить такую трактовку интересующего нас предмета, которая бы в большей степени соответствовала реальности. Иначе говоря, необходимо выяснить, что же в действительности представляет собою население Испании в этническом смысле, какие народы там на самом деле проживают, какова направленность и динамика их этнического развития, каковы их взаимоотношения. Только на такой основе, очевидно, можно понять сущность национального вопроса в стране и связанные с ним события и процессы в различных сферах жизни испанского общества.