VIII), способность суждения. А различие людей в этом отношении проистекает

из различия воспитания, ибо одни люди приспособлены воспитанием к изучению

одной отрасли знания или одного дела, другие - другой. Когда для выполнения

какого-нибудь дела существуют безошибочные правила (как для создания машин и

зданий - правила геометрии), тогда весь опыт мира не может сравняться по

ценности с советом того, кто изучил или открыл эти правила. Но там, где

таких правил нет, лучше всего может судить о каком-нибудь специальном круге

вопросов и соответственно является лучшим советчиком тот, кто имеет

наибольший опыт в этой области.

В-четвертых, чтобы быть способным давать совет государству в делах,

касающихся другого государства, необходимо быть знакомым со всеми сведениями

и документами, поступающими из этого другого государства, а также со всеми

трактатами и другими политическими договорами, заключенными между своим и

другим государствами, о наличии каковых знаний у человека может судить лишь

представитель государства. Отсюда можно видеть, что те, кто не призван в

совет, не могут дать хорошего совета в таких случаях.

В-пятых, при одинаковом числе советчиков человек получит лучший совет,

выслушивая каждого порознь, а не всех вместе. Во-первых, слушая их порознь,

вы имеете совет каждого из них, между тем как в собрании многие из них дают

свой совет путем да или нет или руками и ногами, движимые не собственным

мнением, а красноречием других, или боязнью обидеть своим несогласием

некоторых ораторов или все собрание, или боязнью показаться менее

понимающими дело, чем те, кто аплодировал противоположному мнению.

Во-вторых, в многочисленном собрании не могут не оказаться такие люди,

интересы которых противоположны интересам государства, и так как эти

интересы воодушевляют их, а воодушевление делает их красноречивыми, то своим

красноречием они внушают другим свой совет. Ибо страсти разрозненных людей

умеренны, как жар одной головни; в собрании же они являются как бы многими

головнями, воспламеняющими друг друга (особенно когда они разжигают друг

друга речами), дабы поджечь государство под предлогом оказания ему помощи

советом. В-третьих, слушая каждого человека отдельно, мы можем прерывать его

и возражать ему и таким путем подвергать испытанию, когда это необходимо,

правильность его доводов и основания его совета, чего нельзя делать в

собрании, где человек при всяком трудном вопросе бывает больше поражен и

ослеплен разнообразием речей по интересующему его вопросу, чем информирован

о том пути, по которому ему следует идти. Кроме того, в многочисленном

собрании, созванном для совета, непременно найдутся некоторые, кто из

честолюбия хочет считаться красноречивым и сведущим в политике и дает свой

совет, сообразуясь не с интересами дела, предложенного обсуждению, а с

желанием пожинать аплодисменты своими цветистыми речами, испещренными

цитатами из разных авторов; с их стороны это, по меньшей мере, дерзость, ибо

они отнимают время от серьезного обсуждения, чего легко можно избежать при

совещании в узком кругу. В-четвертых, при обсуждении дел, которые надлежит

сохранить в тайне (таковы многие государственные дела), советы многих, а

особенно в собраниях, опасны. Поэтому многочисленные собрания вынуждены

передавать такие дела более узким собраниям, состоящим из лиц, которые

наиболее сведущи в этих вопросах и преданность которых не вызывает сомнений.

В заключение мы спросим: разве найдется где-нибудь такой горячий

сторонник советов большого собрания, что он стал бы просить у него совета

или пользоваться таким советом тогда, когда речь идет о женитьбе детей, о

том, как распорядиться своими землями, о своем домоводстве, об управлении

своим личным имением, особенно в том случае, когда между членами такого

собрания имеются его недоброжелатели? Человек, который устраивает свои дела

при содействии многих и разумных советников, советуясь с каждым из них в

отдельности по тем вопросам, по которым соответствующий советник является

наиболее компетентным, поступает наиболее разумно и похож на того, кто, грая

в теннис, пользуется содействием способных помощников, расставленных в

надлежащих местах. Наилучшим образом поступает также тот, кто пользуется

исключительно своим собственным умом, как в теннисе тот, кто совершенно не

прибегает к содействию помощников. Но тот, кто ищет совета в своих делах у

собрания, решение которого зависит от согласия большинства, каковое решение

обычно тормозится из зависти или своекорыстия несогласной частью, поступает

наихудшим образом. Такой человек похож на игрока, которого везут к мячу хотя

и хорошие игроки, но на тачке или на чем-нибудь другом, тяжелом самом по

себе и замедляемом еще разногласием во мнениях и несогласованными усилиями

тех, кто его тащит, причем замедляемом тем больше, чем больше число лиц,

прилагающих к этому руку, а больше всего тогда, когда среди них имеются один

или несколько, которые желают, чтобы играющий проиграл. И хотя верно, что

много глаз видят больше, чем один, однако это можно применить ко многим

советчикам лишь в том случае, когда окончательное решение находится в руках

одного человека. При отсутствии этого условия бывает совсем наоборот. Ибо

много глаз видят одну и ту же вещь по-разному и склонны смотреть в сторону

своей собственной выгоды. Вот почему стрелки, не желая промахнуться,

присматриваются, правда, обоими глазами, но прицеливаются лишь одним. И вот

почему большие демократические государства всегда держались не открытыми

совещаниями собраний, а или благодаря объединявшему их общему врагу, или

популярностью какого-нибудь их выдающегося человека, или каким-нибудь тайным

немногочисленным советом, или взаимной боязнью заговоров. Что же касается

маленьких государств, как демократических, так и монархических, то никакая

человеческая мудрость не может их сохранить дольше, чем продолжается

взаимная зависть их могущественных соседей.