Вопросы к модулю по философии.

1. Философия XIX века как связующее звено между классической и современной западной философией.

2. Шопенгауэр и его размышления о мире как представлении и мире как воле.

3. Философская антропология Л.Фейербаха.

4. Позитивизм классический. О. Конт.

5. Экзистенциальная философия С.Кьеркегора. Три стадии человеческого существования в понимании С.Кьеркегора.

6. Материалистическое понимание истории. (К. Маркс).

7. Эмпириокритицизм (Э. Мах, Р. Авенариус).

8. «Философия жизни». Ф. Ницше.

9. Антропологическое направление в философии ХХ века (Шелер/Плеснер).

10. Экзистенциализм.

11. Неопозитивизм и постпозитивизм.

12. Феномен постмодернизма.

13. Типологические характеристики русской философской мысли.

14. Западничество в русской философии: истоки, основные идеи.

15. Славянофильство в русской философии: истоки, основные идеи.

16. Учение о всеединстве В.С. Соловьева.

17. Философская мысль Беларуси.

2.Мир и человек в философии А. Шопенгауэра.

Артур шопенгауэр (Shopenhauer) 1788-1860 Гносеология

Мир – это мир человека, – таков, в сущности, исходный пункт философии Ш.

Он говорит: «Мир – мое представление»: вот истина, которая имеет силу для каждого живого и познающего существа, хотя только человек может возводить ее до рефлексивно-отвлеченного сознания, и если он действительно это делает, то у него зарождается философский взгляд на вещи. Для него тогда становится ясным и несомненным, что он не знает ни солнца, ни земли, а знает только глаз, который видит солнце, руку, которая осязает землю; что окружающий его мир существует лишь как представление, т.е. исключительно по отношению к представляющему, каким является сам человек…Итак, нет истины более несомненной..., менее нуждающейся в доказательстве, чем та, что все существующее для познания, т.е. весь этот мир, является только объектом по отношению к субъекту, воззрением для взирающего – короче говоря, представлением».

Что же значит утверждение «мир—мое представление»?

Это значит прежде всего, что субъект выводит знание из себя, познающего. Поэтому если мы хотим быть последовательным в ответе на вопрос, что мы знаем (в смысле объективности, истинности нашего знания), то придется согласиться с ним, что непосредственно мы знаем только свой глаз, свою руку, свое ухо и т.д., а не сам мир.

Но коль скоро это так, то правомерен вопрос, что значит тот «объективный» порядок, который мы обнаруживаем в мире: пространство, время, причинность. Не означает ли это, что время, пространство, причинность суть лишь формы нашего представления?

Да, это именно так, говорит Ш. В пользу данного вывода свидетельствует и то обстоятельство, что мы можем познавать названные формы представления «не познавая самого объекта, а исходя из одного субъекта»: т.е. мы можем помыслить время, пространство и причинность, отделив их от какого бы ни было предметно-событийного наполнения.

Итак, мир – это мой мир, мир в том смысле, что я его вижу таким, каким мне его позволяет видеть моя собственная способность представления. Но ведь мир отнюдь не только мой мир, он еще и независим от меня, самостоятелен, неподатлив. О независимости мира, о его объективной реальности, говорит Ш., свидетельствует и наука: «Наблюдение и изыскание природы неизбежно приводят нас к достоверной гипотезе, что каждое высоко организованное состояние материи следовало во времени лишь за более грубым, что животные были раньше людей, рыбы – раньше животных, растения раньше последних, неорганическое существовало раньше всего органического; что, следовательно, первоначальная масса должна была пройти длинный ряд изменений, прежде чем мог раскрыться первый глаз».

Таким образом, мир сам по себе, он объективен, и фактичность его бесспорна, у него своя история, в которой нас не было и в свое время не будет.

Однако, мир сам ничего не знает о том, что он мир. Он становится миром только для первого познающего субъекта: «От… первого раскрывшегося глаза, хотя бы он принадлежал насекомому, зависит бытие всего мира». Субъект связан с объектом не только опосредованно, через познание, но и непосредственно, ибо сам субъект – не просто «абстрактный субъект чистого познания», а часть этого мира, с которым его связывает собственная телесность: «Я» познающее – прежде всего «Я» телесное, хотящее и действующее,, добивающееся и страдающее, т.е. проявляющееся еще и одновременно как воля; « Homo Volo» (человек волящий, желающий, чувствующий). Сама же воля – это всегда направленность на объект, воля к чему-то, желание чего-то. Отсюда исходная позиция Ш.: хочу, следовательно, существую.

Ш. говорит: «Если мы хотим приписать физическому миру… самую большую известную нам реальность, то мы должны придать уму ту реальность, какой для каждого является его тело; ибо последнее для каждого – самое реальное. Но если мы подвергнем анализу реальность этого тела и его действий, то сверх того, что оно – наше представление, мы не найдем в нем ничего другого, кроме воли; этим вся его реальность исчерпывается. Таким образом, мы нигде не можем найти для физического мира другой реальности. Следовательно, если мы хотим признать физический мир еще чем-нибудь другим, кроме… нашего представления, то мы должны сказать, что он сверх представления, т.е. в себе и по своему внутреннему существу является тем, что мы в самих себе находим непосредственно как волю».

Но не расширяет ли неправомерно понятие воли такая трактовка?

Нет, считает Шопенгауэр. Напротив. Такой подход к объяснению мира расширяет наши познания. Почему ?

Наше познание, считает философ, стремится к упрощению, стремится свести неизвестное к известному или к тому, что нам таковым кажется: «Лень и невежество склонны слишком рано ссылаться на первичные силы»; но «ссылаться вместо физического объяснения на объективацию воли так же нельзя, как и ссылаться на творческую мощь бога».

С другой стороны, нельзя и не заметить того, что естественнонаучное объяснение мира страдает принципиальной неполнотой.

«Естествознание объясняет только то, почему каждое определенное явление должно обнаруживаться именно теперь здесь и именно здесь теперь», – и с его помощью «мы все-таки никогда не проникнем во внутреннюю сущность вещей».

Наука стремится «свести всю органическую жизнь к химизму или к электричеству, всякий химизм… в свою очередь, к механизму», но в рамках научного объяснения всегда остается некий «нерастворимый осадок, то содержание явления, которое нельзя свести к форме последнего»: «в каждой вещи в природе есть нечто такое, чему нельзя найти основания, чего нельзя объяснить и… указать дальнейшую причину: это специфический образ ее действия, т.е. образ ее бытия, ее сущность. Правда, для каждого отдельного действия вещи можно указать причину…, но никогда нельзя объяснить, почему она вообще… так действует. Если она не имеет других свойств, если она пылинка в солнечных лучах, то по крайней мере в своей тяжести и непроницаемости она обнаруживает такое необъяснимое нечто: а последнее… для нее то же, что для человека воля – подобно ей оно в своем внутреннем существе не поддается объяснению и в себе тождественно с нею. Конечно, для каждого проявления воли, для всякого отдельного акта ее в данное время и в данном месте, можно указать мотив, в силу которого этот акт, при условии известного личности, непременно должен был свершиться. Но потому, что человек обладает данным характером, что он вообще хочет из многих мотивов именно этот, а не другой, что вообще какой бы то ни было мотив движет его волю, – этому никогда нельзя найти объяснения».

Как видим, Ш. необъяснимое нечто (внутренняя сущность вещей) сравнивает с волей человека. Сама по себе такая аналогия не лишена смысла.

Но, как и всякая аналогия, чересчур неопределенна для вывода, который делает Ш. Он объясняет природу и познание при помощи «мировой воли» как «слепого бессознательного порыва».

Воля – «самая сердцевина, самое зерно всего частного, как и целого; она проявляется в каждой слепо действующей силе природы, но она же проявляется и в обдуманной деятельности человека: великое различие между первой и последней касается только степени проявления, но не сущности того, что проявляется».

Итак, мир не только мое представление, но воля.

Коль скоро, являющийся нам мир – есть лишь мое представление и моя воля, то для Ш. в нем есть что-то призрачное: «Мир есть покрывало, закрывающее от нас истинную сущность; он вводит нас в обман, если мы принимаем его за эту сущность. Наша же цель – проникновение в сущность, в мир «вещей в себе».

Каким образом это возможно ?

С помощью теоретических абстракций, обобщений, чем занимается наука (и справедливо занимается) этого сделать невозможно. Потому что она раскрывает мир явлений.

Остается один путь – посредством интуиции («гениальной интуиции»). Это удел не науки, а философии. Почему ?

Философия не наука, каковой хотел ее сделать Гегель, выводя ее из понятий. Тем самым Гегель хотел разорвать связь между философией и поэзией. Ш., напротив, приводит параллель между философским и эстетическим творчеством, как и романтики.

Его стремление к художественно-созерцательной философии носит на себе отпечаток того времени, характеризующегося тесным слиянием философии и искусства.

Чувственно-эмоциональным образом (в основе которой интуиция) искусство (философия), схватывает тот потусторонний мир, находящегося за пределами моего представления.

Именно схватывает, ибо строго говоря, «вещь в себе» непознаваема; однако ее можно узнать («схватить»).

 

Ш. прямо отрицает, чтобы какой-нибудь мыслитель пришел путем метода к своим творениям. Скорее всего последователи находят потом этот метод, как эстетик вычитывает правила искусства из произведения великого художника.

«Великие истины рождаются в сердце» – повторяет вслед за Вовенаргом Ш.

Волю Ш. понимает широко:

Воля – это сущность скрытого бытия феноменов.

Воля – это абсолютно свободное хотение, не имеющее ни причины, ни основания.

Воля – многолика и вездесуща. Огромна ее роль в природе. Она воплощает здесь стремление, желание, бессознательное вожделение.

Например: верхушка дерева тянется к свету, стремясь постоянно расти только вертикально; корень вожделеет влаги; семя брошенное в землю, пустит стебель вверх, а корень – вниз; гриб пробивается через землю, цветок сквозь асфальт. Все это проявление воли.

Даже язык фиксирует это: «вода кипит», «огонь не хочет гореть». По мнению Ш., все это не образы, а реальные побуждения, возникающие в сфере бытия.

Можно сказать, что по Ш., воля не подвергается никаким изменениям. Она всегда остается одна и та же. Воля тождественна как у человека, так и у клеща. Почему? Если насекомое чего-либо желает, то оно желает этого столь же решительно, как и человек: вся разница заключается лишь в объекте желания, в мотиве желания. Итак, воля нечто тождественное и неизменное. Воля – полная свобода. От нее зависит утверждать или отрицать себя. В этом заключается основа самой возвышенной нравственности, той нравственности, которая рождает героев и святых.

Ш. пытается доказать преобладание воли над сознанием. Сознание – это проявление, воля – это сущность; воля – нечто первичное, разум – нечто вторичное; воля неизменна, разум подвержен изменениям; воля может заглушить, парализовать, смутить разум, а может поднять и экзальтировать его; разум – голова, воля – сердце; разум погибает вместе с человеком, воля остается. «Для меня вечным, неразрушимым в человеке является не душа, а…воля». Воля = сила = вещь-в-себе.

Мир как представление	Мир как воля
Причинность	Свобода
Время	Вне времени
пространство	Вне пространства