Русское культурное пространство: Лингвокультурологический словарь. – М., 2004. Введение.

ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПОЛОЖЕНИЯ. ПРИНЦИПЫ ОПИСАНИЯ

ИСТОРИЯ ВОПРОСА

О наличии в сознании языковой личности «базового стереотипного ядра зна­ний, повторяющегося в процессе социализации индивидуума в данном обществе и достаточно стереотипного (на уровне этнической культуры, а"не личности)»', свидетельствующего о принадлежности индивида к определенной культуре, «ин­вариантной части в структуре языковой личности»², национально обусловлен­ной системы символов, ассоциаций и информации³ говорили и говорят многие специалисты, предлагая различные подходы к исследованию того, что мы назы­ваем когнитивной базой как составляющей культурного пространства. Мы хо­тим коротко остановиться на двух подходах, в чем-то перекликающихся с на­шим, но и существенно отличающихся от него, особенно в области лексикогра­фического описания культурного пространства.

В отечественной науке первые попытки подобного описания были предпри­няты в рамках такого направления, как лингвострановедение, связанного преж­де всего с именами Е. М. Верещагина и В. Г. Костомарова. Начали появляться лингвострановедческие словари, активно исследовалась и исследуется националь­но-культурная составляющая семантики языковых единиц, были выявлены «зоны» языка, в наибольшей степени насыщенные культурной информацией и, следовательно, провоцирующие неудачи при межкультурной коммуникации, раз­рабатывались конкретные лингводидактические приемы презентации подобной

¹ Прохоров Ю.Е. Национальные социокультурные стереотипы речевого общения и их роль в обучении русскому языку иностранцев. М., 1996. С. 14.

² Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. М., 1987. С. 38.

³ Hirsh E.D. Jr. The Theory Behind the Dictionary of Cultural Literacy // The Dictionary of Cultural Literacy. Boston, 1988.

7

ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПОЛОЖЕНИЯ. ПРИНЦИПЫ ОПИСАНИЯ

информации инофонам и др. В настоящее время внимание наиболее видных пред­ставителей лингвострановедения направлено на изучение национальных социо­культурных стереотипов речевого общения⁴ и таких единиц, как логоэпистемы. Под логоэпистемами понимаются языковые единицы с национально-культур-- ной оценкой, «логоэпистемами можно назвать (...) сигналы, заставляющие вспом­нить некоторое фоновое знание, некоторый текст»⁵.

На различиях между лингвострановедческим и нашим подходами мы оста­новимся позже, а сейчас кратко представим концепцию Э. Д. Хирша, чьи теоре­тические исследования и их практическое воплощение — «Словарь культурной грамотности» [«The Dictionary of Cultural Literacy», Boston, 1988] — перекли­каются как с нашим, так и с лингвострановедческим подходами, обладая при этом рядом существенных отличий.

Вероятно, ключом к концепции Э. Д. Хирша является следующий сформули­рованный им тезис: «Знать много слов значит знать много вещей»⁶. Само появ­ление теории культурной грамотности было вызвано, по свидетельству ее авто­ра, заметным падением общего культурного уровня американцев, приведшим к снижению коммуникативных способностей последних⁷. Э. Д. Хирш утвержда­ет, что для успешного владения языком необходимо знакомство с определенны­ми ментально-культурными схемами и знание их символов, ярлыков (цитат, имен, дат, жестов, сокращений и т. п.)⁸. Этот набор, собственный у каждой националь­ной культуры, детерминирует языковые значения, особенности общения, смысл текстов и специфику дискурса определенного национально-лингво-культурного сообщества. В упомянутом словаре названный ученый вместе со своими соавто­рами попытался представить набор тех сведений (из самых разных сфер жизни: естественных наук, религии, литературы, географии и др.), которыми должен владеть каждый американец. Иными словами, речь идет о попытке создания оп­ределенного культурного минимума для членов конкретного национально-лин­гво-культурного сообщества.

Во многом соглашаясь с идеями Э. Д. Хирша, мы тем не менее в своих иссле­дованиях опираемся на иной подход, а именно на лингвокультурологический, который представлен в первую очередь в работах В. Н. Телия. Вслед за В. Н. Те-лия мы считаем, что концептуальное осмысление категорий культуры находит свое воплощение в системе образов, которые по сути своей являются своеобраз­ной «нишей» для кумуляции мировидения народа. Данная кумуляция так или

⁴ Прохоров Ю.Е. Указ. соч.

⁵ Костомаров В.Г., Бурвикояа Н.Д. Пространство современного русского дискурса и едини­ цы его описания // Русский язык в центре Европы. Банска Быстрица. 1999. С. 70.

⁶ Hirsch E.D.Jr. The Theory Behind the Dictionary of Cultural Literacy // The Lictionary of Cultural Literacy. Boston, 1988. P. xii.

⁷ Hirsch E.D.Jr. Op. cit. ^s Hirsch E.D.Jr. Op. cit.

8

ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПОЛОЖЕНИЯ. ПРИНЦИПЫ ОПИСАНИЯ

иначе связана с материальной, социальной или духовной культурой данной язы­ковой общности, а потому может свидетельствовать о ее культурно-националь­ном опыте и традициях. Лингвокультурология исследует прежде всего живые коммуникативные процессы и связь используемых в них языковых выражений с синхронно действующим менталитетом народа. Одним из базовых понятий лин-гвокультурологии является культурная коннотация (термин В. Н. Телия), кото­рая прямо или косвенно соотносит образ идиомы с базовой метафорой, а эта последняя интерпретируется «коллективным бессознательным» в пространстве категорий или установок культуры'. Опираясь на эту идею, мы пытались опи­сывать образы, бытующие в современном массовом сознании и стоящие за теми единицами, которые вошли в наш словарь. Главное отличие лингвокультурологического подхода от страноведчески ориентированных описаний состоит в том, что последние ставят своей целью описать реалии, которые являются специфи­ческими для России, а также выявить репертуар тех единиц, которые восходят к собственно национальным фактам материальной, социальной или духовной куль­туры. Другими словами, лингвострановедческие концепции ориентированы ско­рее на исторический план фонового знания, нежели на синхронно-функциональ­ное воплощение культурной «доли значения» в языковую сущность. Лингвокуль­турологический же анализ заключен в извлечении из образа его действенной куль­турной значимости.

Кратко сформулируем отличия нашего подхода, который обусловил основ­ные принципы описания и структурирования материала, представленного в сло­варе, от лингвострановедческого подхода и концепции «культурной грамотно­сти» Э. Д. Хирша.

Мы рассматриваем наш словарь как словарь фиксирующего типа и пытаемся описать не то, что «следует знать», а то, что реально «знает» практически любой социализированный, представитель русского '(в нашем случае) нацио­нально-лингво-культурного сообщества, и при этом не ставим перед собой никаких воспитательных задач. Таким образом, наш словарь призван выпол­нять фиксирующую и ориентирующую функцию, что отличает его от линг-вострановедческих словарей и «Словаря культурной грамотности», которые могут быть названы словарями нормативного типа, выполняя при этом со­циально-регулятивную функцию ^ш. С одной стороны, предлагаемый культур­ный минимум отражает те представления, модели восприятия, способы деи-

⁹ См. напр.: Телия В.Н. Русская фразеология. Семантический, прагматический и культуро­ логический аспекты. М., 1996.

¹⁰ Ср.: «(...) Должны систематически устраняться предвзятые, извращенные, неадекватные знания о Советском Союзе (так называемые стереотипы сознания)» [Верещагин Е.М., Ко­ стомаров В.Г. Язык и культура: Лингвострановедение в преподавании русского языка как иностранного. М., 1983. С. 11].

9

ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПОЛОЖЕНИЯ. ПРИНЦИПЫ ОПИСАНИЯ

ствия и их символы, за которыми в данном обществе закреплен статус «пра­вильных» и «необходимых для запоминания», а с другой — предлагая данные феномены в качестве образцовых, эталонных, задает ориентиры для «пра­вильного» поведения в этом социуме.

О В отличие от авторов указанных словарей мы стремились максимально сни­зить уровень субъективности при отборе материала и опирались не только на интроспекцию, но и на данные проведенных нами экспериментов в форме анкетирования, а также на исследования текстов СМИ и массовой литерату­ры. Эти тексты, по нашему мнению, отражают реальное состояние дискурса русского национально-лингво-культурного сообщества и представляют со­бой экстериоризированное воплощение русского языкового и культурного сознания, которые и являются основными объектами нашего изучения и опи­сания.

О Указанные словари представляют почти исключительно энциклопедическую информацию об описываемом феномене, например о лице, на которое указы­вает имя собственное. Нас же интересует не столько эта информация, сколь­ко особенности функционирования данного имени в дискурсе русского наци­онально-лингво-культурного сообщества, определяемые особенностями «се­мантики» этого имени. «Семантика» же эта, хотя и коррелирует с энциклопе­дическими сведениями о носителе имени, ни в коем случае не исчерпывается ими, более того, не всегда и детерминируется ими (например: для русских Кащей Бессмертный не столько страшный могущественный колдун, прояв­ляющий интерес к прекрасным царевнам, сколько чрезвычайно худой и из­можденный человек). Повторим, что мы стремились не столько к «идеально­му» и всеохватному описанию реалии, сколько к выявлению и презентации инвариантного образа последней в массовом сознании и к представлению того, как этот инвариант воплощен в языке и речи. Подчеркнем, что данный образ, с одной стороны, определяется семантикой имени, а с другой — сам обусловливает ее.

О Мы стремились также не к изолированным презентации и описанию единиц, вошедших в словарь, но к экспликации их взаимосвязи, взаимозависимости и взаимовлияния.

ОБЪЕКТ ОПИСАНИЯ. РУССКОЕ КУЛЬТУРНОЕ ПРОСТРАНСТВО

В данный словарь включены феномены, которые являются репрезентантами русского культурного пространства. И первый закономерный вопрос, который может сразу возникнуть,— что есть национальное культурное пространство?

Национальное культурное пространство — это форма существования куль­туры в сознании человека, это культура, отображенная сознанием, это, если угод-

10

ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПОЛОЖЕНИЯ. ПРИНЦИПЫ ОПИСАНИЯ

но, бытие культуры в сознании ее носителей". И если так, то, говоря о нацио­нальном культурном пространстве, мы по сути имеем дело с сознанием, и в пер­вую очередь — с массовым сознанием представителей того или иного нацио­нально-лингво-культурного сообщества. По своей природе национальное куль­турное пространство — это информационно-эмоциональное («этническое») поле, виртуальное и -в то же время реальное пространство, в котором человек суще­ствует и функционирует и которое становится «ощутимым» при столкновении с явлениями иной культуры. Национальное культурное пространство включает в себя все существующие и потенциально возможные представления о феноменах культуры у членов национально-лингво-культурного сообщества.

«Ядром» культурного пространства является национальная когнитивная база (КБ), понимаемая как определенным образом структурированная совокуп­ность знаний и национально маркированных и культурно детерминированных представлений, необходимо обязательных для всех представителей данного на­ционально-лингво-культурного сообщества. Русская когнитивная база проеци­руется на русское культурное пространство и входит в него как неотъемлемая часть. Вместе с тем и само русское культурное пространство «отражается» в рус­ской когнитивной базе в редуцированном, минимизированном виде. Однако это не просто «эффект бинокля» (ближе/дальше; больше/меньше), поскольку рус­ское культурное пространство — это все многообразие знаний и представлений носителей русского ментально-лингвального¹² комплекса, в то время как рус­ская КБ — это не просто сокращенный вариант некоторого списка феноменов. Минимизация осуществляется не путем уменьшения «объема», но через «каче­ственное редуцирование», через создание инварианта восприятия того или ино­го культурного предмета (более подробно об этом см. далее). Владение русской когнитивной базой и — как минимум — «центральной», «ядерной» частью рус­ского культурного пространства во многом предопределяет адекватность обще­ния на русском языке его носителей.

Чтобы стать личностью и членом того или иного национально-лингво-куль­турного сообщества, человек должен пройти процесс социализации, или «путь врастания ребенка в цивилизацию» (А. Н. Леонтьев). Сутью этого процесса и его целью является трансляция культуры. Процесс социализации начинается если не до рождения, то с момента рождения человека. Основным каналом трансля-

¹' Сразу оговоримся, что культура в данном случае включает в себя и культуру, так сказать, «с большой буквы» (т. е. искусство, то, что составляет сокровищницу народа), и народ­ную культуру (представленную в том числе в фольклорных текстах), и массовую культу­ру, и культуру бытия, и т. д.

¹² Ментально-лингвальный комплекс «представлен тремя ипостасями: мышлением, созна­нием и языком. Будучи ипостасями единого, названные объекты единосущны, неслиянны и в то же время нераздельны» [Морковкин В.В., Морковкина А.В. Русские агнонимы (сло­ва, которые мы не знаем). М., 1997. С. 19].

11

ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПОЛОЖЕНИЯ. ПРИНЦИПЫ ОПИСАНИЯ

ции культуры является язык, и на начальном этапе социализации культура транс­лируется в том числе в виде фольклорных текстов, детской литературы (напри­мер сказок, песен, стихов, игр и т. д.). Этим диктуется выбор единиц, которые оказались включенными в первый выпуск нашего словаря, и того иллюстратив­ного материала, который мы приводим. Но что же конкретно транслируется в процессе социализации? Приобщение к чему, освоение и усвоение чего делают в конце концов человека личностью и представителем той или иной культуры? Очевидно, что в первую очередь следует говорить о тех единицах, которые вхо­дят в когнитивную базу и «ядро» культурного пространства и которые могут быть определены как ментефакты.

Предмет описания. Ментефакты: определение понятия

Чтобы выявить природу этих феноменов и определить, что суть ментефакты, необходимо остановиться на том, как мы понимаем сознание и действительность и как эти феномены между собой соотносятся.

В понимании того, что есть сознание, мы исходим из постулатов отечествен­ных школ психологии и психолингвистики (Л. С. Выготский, А. Н. Леонтьев, А. Р. Лурия, А. А. Леонтьев и др.). Если говорить коротко, то сознание есть спе­цифически человеческая форма отражения действительности и высший тип пси­хики ¹³. Действительность — это все сущее, материальное и идеальное, реально существующее и воображаемое (в виде, например, воспоминаний о прошлом, мечтаний о будущем, плодов воображения и фантазий), принадлежащее созна­нию и лежащее вне его (не за границами сознания, а именно вне его, т. е. матери­альный мир, который может восприниматься по каналам пяти чувств). Соотно­шение сознания и действительности может быть определено следующим обра­зом (хотя это, возможно, и прозвучит слишком категорично): сознание входит в действительность. Однако это не отношения части и целого. Если само созна­ние — отражение действительности, то «содержание» сознания — идеальная сто­рона действительности. Воспользуемся следующей аналогией: аквариум, в ко­тором плавают рыбки. Рыбки могут жить без воды? Нет. Рыбки и вода — одно и то же? Нет. Так вот, аквариум — это сознание, вода — идеальная сторона дей­ствительности, а рыбки — это ментефакты. Другими словами, ментефакты суть элементы «содержания» сознания.

Ментефакты могут классифицироваться и систематизироваться на разных основаниях. Например, по признаку «информативность — образность» выделя­ются три типа феноменов: знания — концепты — представления¹⁴. В наш сло-

¹³ Леонтьев А.Н. Проблемы развития психики. Изд. 3-е. М., 1972. t. 263, 273, 285.

¹⁴ Более подробно см.: Красных В.В. «Свой» среди «чужих». Миф или реальность? М., 2002.

12

ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПОЛОЖЕНИЯ. ПРИНЦИПЫ ОПИСАНИЯ

варь включены те ментефакты, которые составляют группу «представлений» ~в широком понимании этого термина.

Представления включают в себя собственно представления и образы, а также связанные с ними оценки и коннотации. Представления образны по своей при­роде, «субъективны», могут быть как коллективными, так и индивидуальными (ср. с идеей А. М. Шахнаровича и Н. М. Юрьевой: «Представление — субъек­тивное отражение связей и отношений действительности, и это субъективное отношение эмоционально»¹⁵). Таким образом, для представлений оказываются важными образность, функциональная компенсаторность, эмоциональная окрашенность и оценочность.

Готтлоб Фреге считал, что представление есть внутренний образ предмета, «возникший из воспоминаний о чувственных впечатлениях, которые человек имел раньше. Представление субъективно: оно часто проникнуто эмоциями, ясность его отдельных частей различна и постоянно меняется; даже у одного и того же человека представления, связанные с одним и тем же смыслом, в различное вре­мя различны; представление одного не есть представление другого»¹⁶. Таким об­разом, представление для Фреге субъективно, так как индивидуально и лабиль­но, на основании чего представление противополагается смыслу как категории объективно-логической ". Мы же, говоря о «субъективности» представлений, берем сам термин в кавычки, поскольку предполагаем существование представ­лений не только индивидуальных, но и коллективных. Для нас оказываются важ­ными «чувственные впечатления», т. е. эмоции, оценки и коннотации, связан­ные с тем или иным феноменом.

Отметим, что понятие «социальные представления» ввел Серж Московичи (S. Moscovici), и изначально речь шла о социальных формах представления науч­ного знания. По мысли М. Л. Макарова, данная теория исторически восходит к разграничению индивидуальных и коллективных представлений в социологии Э. Дюркгейма¹⁸. Излагая теорию Дюркгейма, С. Московичи пишет: «Согласно Дюркгейму, каждый из нас двойственен. С одной стороны, мы обладаем коллек­тивным сознанием, включающим в себя верования и представления, которыми мы владеем совместно с другими либо по традиции, либо по согласию. С другой стороны, мы обладаем индивидуальным сознанием, содержащим идеи и обра­зы, которые нам присущи и которые мы получили с помощью опыта или рассуд­ка. Эти два состояния сознания разделяются и противостоят друг другу, и наше существование было бы в значительной степени осложнено, если бы общество

¹⁵ Шахнарович A.M., Юрьева Н.М. Психолингвистический анализ семантики и грамматики. М., 1990. С. 23.

¹⁶ Цит. по: Леонтьев А.А. Смысл как психологическое понятие // Психологические и психо­ лингвистические проблемы владения и овладения языком. М., 1969. С. 56—66. С. 56.

¹⁷ Леонтьев А. А. Указ. соч. С. 57.

¹⁸ Дюркгейм Э. Социология: ее предмет, метод, предназначение. М., 1995.

13

ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПОЛОЖЕНИЯ. ПРИНЦИПЫ ОПИСАНИЯ

не гармонизировало их. Оно достигает этого или благодаря соответствию инди­видуальных сознаний коллективному сознанию, или через соответствие индиви­дуальных сознаний, которые поддерживают друг друга и взаимно дополняют друг друга» ". Использовал понятие Дюркгейма «коллективные представления» и Л. Леви-Брюль. Коллективные представления, понимаемые как система веро­ваний и чувств, общая для членов общества и не зависящая от бытия отдельной личности, транслируются, по идее Леви-Брюля, из поколения в поколение, «на­вязывая себя личности», т. е. они становятся «продуктом не рассуждения, а веры»²⁰.

Наиболее часто приводимая дефиниция указанного понятия принадлежит Д. Жодле (D. Jodelet): «Категория социальное представление обозначает спе­цифическую форму познания, а именно знания "здравого смысла", содержание, функции и воспроизводство которых социально обусловлены. В более широком плане социальные представления — это свойства обыденного практического мышления, направленные на освоение и осмысление социального, материаль­ного и идеального окружения... они обладают особыми характеристиками в об­ласти организации содержания, ментальных операций и логики. Социальная де­терминированность содержания и самого процесса представления предопреде­лены контекстом и условиями их возникновения, каналами циркуляции, нако­нец, функциями, которым они служат во взаимодействии с миром и людьми»²¹. Для С. Московичи социальные представления — явление более социальное, чем когнитивное, они представляют собой многоуровневую систему действий, идей и ценностей, которая обладает двойственной функцией: во-первых, установить порядок, позволяющий индивидам ориентироваться в материальном и социаль­ном мире и воздействовать на них; во-вторых, обеспечить членам сообщества возможность общения, снабдив их кодом для социальных обменов, наименова­ний и классификации различных аспектов жизни, индивидуальной и групповой истории (см. подробный анализ теорий, рассматривающих социальные представ­ления, в книге М. Л. Макарова²²). Применительно к лингвистическим исследова­ниям о разграничении социального и индивидуального писал еще И. А. Бодуэн де Куртенэ, различая в языке «как индивидуально-психическое, так и коллектив­но-психическое»²³ (выделено нами.— Авт.).

Что касается различий между индивидуальными и коллективными представ­лениями, то совершенно очевидно, что эти представления далеко не всегда со­впадают. Так, мы можем соглашаться или не соглашаться с «общепризнанной» ■

^v> Московичи С. Машина, творящая богов. М., 1998. С. 129—130.

²¹¹ Леви-Брюль Л. Сверхъестественное в первобытном мышлении. М., 1994. С. 20.

²¹ Цит. по: Макаров М.Л. Интерпретативный анализ дискурса в малой группе. Тверь, 1998. С. 47.

²² Макаров М.Л. Указ. соч.

²³ Бодуэн де Куртенэ И. А. Избранные труды по общему языкознанию. Т. II. М., 1963. С. 163.

14

ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПОЛОЖЕНИЯ. ПРИНЦИПЫ ОПИСАНИЯ

и /или «официальной» оценкой того или иного произведения,~того или иного события, того или иного персонажа. Но при этом каждый представитель данно­го сообщества, имея свое собственное представление, несомненно, знает и о том, как воспринимается тот или иной «культурный предмет» (термин Н. В. Уфимце-вой) в контексте той или иной, в нашем случае — русской, культуры.

Представления, рассматриваемые как ментефакты, могут классифицироваться на основе критерия, который формируется двумя основополагающими призна­ками: единичность v.? множественность и прототипичность vs отсутствие тако­вой (прототипичность в данном случае понимается как наличие изначального «единого» визуального образа предмета).

Приведем примеры полярных феноменов. Во-первых, именно потому, что они I полярны и в них эти признаки проявляются максимально ярко и рельефно. Во-вторых, потому, что эти феномены лучше всего изучены в свете предлагаемого подхода. Итак, Пушкин всегда один и уникален, равно как Печорин, Ходынка, «Война и мир» или «счастливые часов не наблюдают». Такие феномены (мы бу- I дем называть их прецедентными) всегда единичны и уникальны. Среди стерео- \ типов (например, стереотипный образ змеи или стереотипная ситуация экзамен) \ мы не найдем ни одного, прототипом которого послужил бы единичный, уни­кальный феномен, в данном случае — конкретная змея или конкретный экзамен.

Представим очень коротко то понимание указанных феноменов, которому мы следовали при создании нашего словаря.

В определении прецедентного феномена мы отталкивались от дефиниции пре­цедентного текста, предложенной Ю. Н. Карауловым²⁴. Поскольку мы понима­ем термин «текст» в гораздо более узком смысле, мы уточнили понятие и экстра­полировали его на прецедентные феномены в целом. И еще одно короткое заме­чание: в литературе уже обсуждались такие феномены, как прецедентный текст, прецедентное высказывание, прецедентные текстовые реминисценции, прецеден­тное имя²⁵. Итак, немного модифицируя определение Ю. Н. Караулова, скажем, что к числу прецедентных относятся феномены: