Туманов в.А. Феноменологическая школа права6

Уже более полувека назад А. Рейнах предпринял первую попытку применить в области права исходные положения феноменологии. В 20-х годах Ф. Шрейер, Ф. Кауфман, Г. Гуссерль (не путать с Эдмундом Гуссерлем – основателем феноменологической школы в современной буржуазной философии) также предпринимали шаги в этом направлении. Это относится в первую очередь к Ф. Шрейеру, стремившемуся соединить феноменологию с нормативизмом. Ныне мы являемся свидетелями активных попыток оживить эту школу.

Феноменология как направления в буржуазной философии 20 в. носила не только антикантианский, но и прежде всего антиматериалистический характер. Сам Э. Гуссерль претендовал на нейтральную позицию в решении основного вопроса философии. Однако его феноменологический метод ("чистая теория познания") – а он-то прежде всего и был использован буржуазной правовой мыслью – достаточно далек от такой нейтральности. Гуссерль требовал, чтобы, во-первых, объектом познания являлись вещи такими, каковы они есть, и, во-вторых, познание вещи шло от явления к сущности. Оба эти положения не могут вызвать возражений. Марксистский диалектико-материалистический метод также требует изучать предметы и процессы такими, каковы они есть; для него также обязательно последовательное движение человеческого познания от явления к сущности. Марксизм исходит из того, что если бы явление и сущность совпадали, то всякая наука стала бы излишней.

Тем не менее это сходство в первичной постановке вопросов чисто внешнее. Изучать вещь такой, какова она есть, с точки зрения Гуссерль – это значит взять ее в изолированном виде; весь остальной мир, по его выражению, "берется в скобки", т.е. не принимается во внимание. Познаваемая вещь должна быть исключена из всякого рода исторических, экономических, психологических и иных связей и опосредствований. Для марксистского материалистического метода движение от явления к сущности представляет собой раскрытие объекта во всех его связях и опосредствованиях (например, раскрытие сущности права возможно только через понимание его социально-экономической и классово-политической обусловленности). Для феноменологии познание сущности есть процесс интуитивного угадывания (редукции) идеальной основы этого явления – "эйдоса" – которая раскрывается сознанию. С точки зрения феноменологии, сущности – это нечто вроде платоновского мира идей, с той только разницей, что они не имеют самостоятельного существования, как "идеи вещей" у Платона, а наличествуют лишь в "интенциональной напряженности" между объектом и познающим субъектом. Следует отметить, что сам Гуссерль не делал попыток применить эту схему к праву. Гносеологически его концепция познания сущностей во многом объясняется тем, что он строил ее на примере математических наук.

Как же выглядит она в приложении к праву в результате усилий Рейнаха (учение которого как переживает второе рождение в буржуазной философии права), Гардиеса, Азевадо, Риля и других буржуазных философов права?

С позиций феноменологической школы права юридические понятия, категории, нормы существуют до того, как они восприняты человеком и получили форму логических категорий, и до того, как формулируются законом, действующим правом. "Юридические институты, подобно числам, деревьям и домам, существуют независимо от воспринимающих их людей и трактовки их позитивным правом. Они не являются созданием этого последнего, так же как исторические события не являются созданием исторической науки", - пишет один из современных последователей Рейнаха Ж. Гардиес. Еще в 20-х годах Ф. Шрейер утверждал: "Правовые нормы существуют независимо от того, объявил ли их какой-либо законодатель имеющими силу; они существуют, но их бытие есть не бытие природы, а бытие понятий. Бытие понятий временно, но то, что вневременно, не может быть создано… Законы, если можно так выразиться, не изобретаются, подобно паровой машине… а открываются, как законы математики."

Что же это за особое бытие юридических понятий, категорий, норм, предшествующее их отражению в праве? Следует особо подчеркнуть, что речь идет вовсе не о социальной реальности, не об общественном бытии, где действительно вызревают (независимо от сознания людей или при их волевом воздействии, в том числе с помощью права) новые отношения, которые затем находят свое юридическое закрепление. Уже упоминавшийся выше Гардиес пишет: "С тех пор как существуют юристы, пытающиеся философски осмыслить свою деятельность, при выяснении процесса создания права ударение делалось или на человеческую волу, или на эмпирическую природу вещей, историческое, географическое, экономическое и социальное обрамление, или же на априорную структуру права." Гардиес, таким образом, подчеркнуто отграничивает феноменологическое бытие права в виде априорной структуры от его социальных источников и предпосылок. Речь идет о специфическом существовании правовых понятий, категорий, институтов как особых "субстанций", "сущностей", "эйдосов" постигаемых сознанием путем особого "усмотрения сущностей" (Wesenschau). Совокупность "эйдосов" образует так называемое априорное право (которое не следует смешивать с априорным понятием права неокантианства). Это "априорное" или "эйдетическое" право предшествует и позитивному праву, и правосознанию, но, до тех пор, пока "правовой эйдос" не попал в поле зрения сознания и не стал объектом "феноменологического рассмотрения сущностей", он как бы не существует, ибо для феноменологии бытие сущности – это результат взаимодействия субъекта и объекта. Как только феноменологическая школа признает независимое от сознания бытие "правового эйдоса", она попадает в объятия неоплатонизма; лишь только она выводит это бытие из сопряжения субъекта и объекта, ее снова отбрасывает к неокантианству. Во всяком случае лозунги "назад к вещам!" и соответственно "назад к праву!" оказывается мнимыми.

Вообще говоря, идеологический процесс, который происходит в голове юриста-гуссерлианца, объяснить не так уж и сложно. В основе этого процесса лежит то, что в различных условиях и правовых системах мы встречаемся со сходными понятиями, нормами, институтами. Вместо того чтобы объяснить этот факт совпадением социальных причин, на первый план выдвигается вопрос о том, почему сходные нормы и институтов в разных системах обладают известными отличиями. Общее выводится за скобки и как бы приобретает самостоятельное существование. Оно превращается в универсалию, имманентную вещам (если пользоваться понятиями философского реализма, близость к которому феноменологии несомненна), а затем и в нечто предшествующее вещам, т.е. нормам и институтам действующего права. Юристу-гуссерлианцу кажется, что действующее право выводится из "эйдетического права." На самом деле его "эйдетическое право" есть не более чем мистифицированная проекция действительного права.

Еще Гегель отмечал, что мерило естественных законов находится вне нас и наше познание этих законов ничего к ним не прибавляет, ни в чем не способствует им: расширяться может лишь наше познание этих законов. "познание права, с одной стороны, тоже таково и, с другой стороны, не таково, - пишет он. – Юридические законы суть законы, имеющие своим источником людей." Это различие естественного и правового феноменологическая школа по существу игнорирует, и с ее точки зрения, как мы видели выше, нет принципиального различия между "эйдетическим" восприятием дерева или юридического института. В результате этого генезиса права выпадает сознательная деятельность людей, социальных групп, классов, государства, в результате которой и возникают правовые понятия и нормы. Гардиес допускает существенное смешение, сравнивая законодателя с ученым-историком, описывающим события. Правомерно было бы сравнивать деятельность ученого-историка с деятельностью ученого юриста. Что же касается государства, то оно не описывает право, а создает его.

Феноменологическая школа права обладает рядом свойств, делающих ее весьма удобной для апологетики буржуазного права. Весьма характерно, например, далеко идущее сопоставление норм этого права с законами математики, в результате чего нормы, закрепляющие определенный вид общественных отношений – капиталистических (напомним, что большинство примеров феноменологическая школа черпает из буржуазного гражданского права), приобретают столь же всеобщий характер, как, например, таблица умножения. "Эйдетическое право" выступает и как подтверждение истинности буржуазного права, и как метод его необходимой корректировки с помощью доктрины и суда. Ведь каждый, не только законодатель, имеет право отыскивать "правовой эйдос", который и есть основа подлежащей применению нормы или института. По утверждению Г. Гуссерля, "последнее слово в вопросах толкования закона не может принадлежать воле законодателя", оно принадлежит идее применяемого закона.

Правда, те, кто придерживаются феноменологических воззрений, сдержанно относятся к изображению "эйдетического права" как естественного права. Для них "эйдетическое право" ближе к "природе вещей". Однако, как мы уже видели, в практико-прикладном значении это обстоятельство не столь существенно.

Как отдельная самостоятельная школа феноменология в праве не получила большого распространения. Но не следует забывать, что нередко она является составной частью сложных эклектических систем. Существенное место занимает она в "эгологическом учении" К. Коссио и в конструкциях других латиноамериканских авторов (Л. Сичес, Э. Майнец), "социологии права" ж. Гурвича, в "философии права" Г. Коинга. Как и в 20-х годах, имеют место попытки использовать феноменологический подход для философского обоснования кельзеновского нормативизма.⁷ Влияние феноменологии испытал на себе и экзистенциализм, в т.ч. и экзистенциализм в праве.

1 Тихонравовов Ю.В. Основы философии права. – М.: Вестник, 1997. – С. 530 – 531.

2 Четвернин В.А. Современные концепции естественного права. – М.: Наука, 1988. – С. 56 – 61.

3 Субъективно-идеалистическая версия феноменологии присутствут в некоторых экзсистенциалистких концепциях права, в юридической герменевтике.

4 См.: Розенвальд Ю.И. Субъективный идеализм Э. Гуссерля и его критика представителями феноменологической школы// Критика феноменологического направления современной буржуазной философии. – Рига, 1981. – С. 168 – 173.

5 Синха Сурия Пракаш. Юриспруденция. Философия права. – М.: "Академия", 1996. – С. 227 – 235.

6 Туманов В.А. Буржуазная правовая идеология. К критике учений о праве. – М.: Наука, 1971. – С. 355 – 359.

7 Сам Кельзен скептически оценил эту попытку, подобно тому как в 20-х годах он отрицательно отнесся к работам Шрейера и Кауфмана.

14