4. Николаевский Антониев Краснохолмский монастырь – гато, с .143.

5. Русская правда, краткая редакция с 1 статьи до 42.

Билет № 13.

1. Образование Российского государства. Процессы централизации в XVI – середине XVI вв.

Объединение Руси вокруг Москвы. Начало усиления Московского княжества. Борьба Москвы и Твери. “Феодальная война второй четверти XV в.” Переход республик под власть Москвы. Объединительная политика Ивана III и Василия III. Отличия объединительных процессов на Руси и в Западной Европе.

Процессы централизации в Северо-Восточной Руси. Политика московских и тверских князей до сер. XV в. Ограничение власти удельных князей и бояр. Ликвидация “архаических” политических институтов. Централизация в Российском государстве в сер. XV – сер. XVI вв. Унификация системы управления и финансов. Возвеличение монарха.

Предпосылки образования Российского государства:

Политические:

1) Сохранение самобытных форм государственности на территории Северной и Северо-Восточной Руси ( в отличии от Юго-Западной и Западной Руси, вошедшей в XV в. в состав Королевства Польского и Великого княжества Литовского).

2) Формальное единство этих земель, составлявших Великое княжество Владимирское и входивших в состав Русской митрополии.

3) В Северо-Восточной Руси в XIV – XV вв. было несколько потенциальных центров объединения, главными из которых являлись Тверь, Москва и Нижний Новгород.

социально-экономические:

1) Развитие экономики после монголо-татарского нашествия (Развитие в XIV – «великая русская распашка» - колонизация районов к северу и северо-востоку от Волги; интенсивные методы обработки (трехполье, навоз); восстановление и развитие городов, торговли, чеканка монеты, каменное строительство;

2) Развитие феодального землевладения – рост числа помещиков, условное землевладение – они заинтересованы в едином государстве – больше земли.

3) восстановление домонгольской численности населения 3-4 миллиона человек.

Этнические:

1. память о былом единстве ,языка, культуры и религии.

2. Формирование русского народа.

Причины образования Российского государства: внешние и внутренние.

Причины образования (внутренние и внешние):

Внутриполитические:

1. Рост национального самосознания, оформление русского этноса.

2. Совпадение интересов различных социальных слоев с интересами велик князя (феодалы, горожане, купцы и т. д.).

Внешнеполитические:

1. Распад Золотой Орды с 1395 года – после разгрома Тимура.

2. Необходимость централизованной защиты русских земель от внешних врагов.

Этапы и особенности образования Российского государства.

Этапы:

1 стадия:

• 1300-1328 – усиление Тверского и Московского княжеств и борьба за великое княжение Владимирское

• 1328-1380 – расширение земель Москвы ,укрепление;

2 стадия:

• 1380 – 1462 – обретение Русью национальной независимости и процесс собирание земель вокруг Москвы

• 1462 – 1533 – объединение земель закончено, сформирован русский этнос. Централизация системы управления, падение республик, унификация системы.

Особенности:

1. На Руси закрепощение шло сверху, законодательным путем;

2. Хронологическая близость образования единого гос-ва и централизованной монархии в Зап. Европе;

3. Не только собирание земель, но и унификация системы управления.

Объединение Руси вокруг Москвы.

Начало усиления Московского княжества. Причины:

1. Серединное географическое положение Москвы (перекресток трех путей), это способствовало превращению в крупный экономических связей между рус. землями. Была защищена от Литвы Тверью, от Орды другими землями, в нее съезжался народ.

2. Первые московские князья поклонялись Орде и не сорились с ней, интригуя с ней они получили ярлык на великое княжение, предотвращали карательные экспедиции захватчиков.

3. Была поддержка духовенства.

4. После того как князья стали великими в Москву стали съезжаться бояре и вольные слуги из Киева, Чернигова, тем самым усиливая московскую рать.

5. 1367 г. –построен белокаменный кремль, который не был ни разу взят штурмом

При основателе московских князей Данииле нач. быстрый рост Московского княжества. В 1301 году был захвачена Коломна, потом по завещанию перешло Переяславское княжество. Был присоединен Можайск. За три года княжество увеличилось в 2 раза.

Борьба Москвы и Твери: После получения ярлыка на Мих.Тверской пошел на подчинение себе Новгорода и др. земель. Попытка Тверского отобрать Переяславль у Москвы привела к борьбе двух княжеств. В 1318 году Мих.Тверской был убит в Орде и ярлык вновь у Москвы. В 1325 году Юрий был убит в Орде и ярлык снова у тверских.

В борьбу Твери и Москвы вмешалась Орда, стремившаяся не допустить усиления ни одной из сторон. Иван Калита направил поход хана Узбека на Тверское княжество. Устроил страшный погром княжества. Он получил ярлык на Владимирское княжение и право сбора дани на территории Руси.

Феодальная война 2-ой четверти 15 века: Все началось после смерти Василия III. К к.14 в. Образовалось несколько удельных владений, принадлижавшие сыновьям Дмитрия Донского. Самыми крупными были Галицкое и Звенигородское, которые получил младший брат Донского Юрий. Он же, по завещанию Дмитрия, должен был наследовать после брата Василия I, великокняжеский престол. Но завещание было написано когда у Василия не было детей, и он передал престол своему сыну Василию II.

После смерти Дмитрия Донского Юрий начал борьбу против Василия II . после смерти юрия борьбу продолжили его сыновья Василий косой и Дмитрий Шемяка. Из борьбы за престол вылилось все в борьбу сторонников и противников государственной централизации. Московские за политическую централизацию, Галицкие за самостоятельное развитие.

Война закончилась победой централизации. В сос-в Москвы вошли Муром, Нижний Новгород.

Переход республик под власть Москвы

Объединительная политика Ивана III и ВасилияIII. Иван III. 1462-1505 Он закончил собирание земель под власть Москвы, заложил основы российского самодержавия, укрепил гос. Аппарат, повысил международный престиж Москвы. В годы его правления были присоединены Ярославскае 1463, Пермский рай 1472, великое княжество Ростовское1474, Новгород и его владения1471(78), великое княжество Тверское 1485, Вятская земля 1497. Великие и удельные князья отказывались от своих владений и переходили под власть Москвы. Выступая защитником православной веры и возглавляя движение за создание великорусской народности, Иван III провел с Литвой ряд успешных войн. Василий III присоединил Псков 1461, великое княжество Рязанское, Княжества Стародубское 1500-1503 и Новгород-Северское и Смоленск, он практически завершил объединение Великороссии и превратил Московское княжество в национальное государство.

Отличие объединительных процессов на Руси и в Западной Европе.: Образование единого государства в России происходило при полном господстве традиционного способа хозяйства России – на феодальной основе. Это позволяет понять, почему в Европе начало формироваться буржуазное, демократическое, гражданское общество, а в России долго будет господствовать крепостное право, сословность, неравноправие граждан перед законом.

2. Российская историческая наука в последней трети XIX в.

Возникновение марксистской направление в русской историографии (80- гг 19 века), распростронение в России материалистических взглядов на историю. Маркс и Энгельс первыми начали изучать русский исторический процесс в рамках теории исторического материализма . Плеханов в своих первых трудах пропагандировал эту мысль. Исчезают дворянская, буржуазная историография. Но Плеханов рассматривал только развитие капитализма в России в прореформенный период. Развитием теоретического материализма в стране решил Ленин. В это время происходит накопление источников, развивается источниковедение и вспомогательные исторические дисциплины. В 80-х гг. создаются первые губернские ученые архивные комиссии. Успешно развивается археология и этнология.

С 1875 по 1881издается ж-л «Древняя и новая Россия», в котором публикуются источники, исследования видных историков. В 1880 г. начинает издаваться ж-л «Исторический вестник», в 1882- «Киевская старина». Широкое распростронение получает историческая библиография: Ламбины, Межов, Минцлова.

 

Последнюю треть XIX в. можно считать наиболее плодо­творным периодом развития русской исторической науки. Дело не только в том, что в это время резко увеличивается количество и качество исследований, в научную жизнь входят десятки новых хорошо подготовленных историков. Гораздо важнее то, что наука начинает функционировать как целостная система, в которой сосуществуют и взаимодействуют различные направления, ины­ми словами, идет настоящая научная жизнь.

Среди обстоятельств, способствовавших прогрессу истори­ческой науки в стране, безусловно, прежде всего, надо указать на те изменения в общественной и духовной жизни, которые при­несли с собой реформы 60—70-х гг. и начавшийся бурный эконо­мический рост. При всех зигзагах правительственной политики выход России на новый этап развития стимулировал развитие образования и науки в стране. В то же время перед историками новое время ставило новые вопросы: это касалось и тематики исследований, и концептуального осмысления исторического развития России.

Дальнейшее расширение контактов с учеными Европы, Признание, которое получил у них ряд новаторских работ россий­ских "всеобщих историков" (в обиход историков Запада даже во­шел особый термин "L’Есоlе russe" — "русская школа"), также благоприятствовали подъему исторической науки в России,

Вместе с тем необходимо указать на одно существенное Обстоятельство, которое не всегда учитывается при оценке этого периода развития отечественной исторической науки. Обостре­ние идейно-политического противостояния в обществе, оппози­ционные по отношению к власти настроения, охватившие значи­тельную часть российской интеллигенции, повлекли за собой усиление тенденциозности в исторических исследованиях. Идейная исходная позиция автора стала оказывать гораздо боль­шее влияние на характер и результаты исследования, нежели это было в предыдущие десятилетия. Особенно подобное явление было характерно для ученых, разделявших демократические взгляды. Однако и их оппоненты и даже историки, воздержи­вавшиеся от принятия определенной политической позиции, в той или иной мере испытывали это внешнее давление.

В общемировоззренческом плане наиболее характерным явлением последней трети XIX в, стало ослабление влияния в России гегельянства и широкое распространение идей позити­вистской философии. Позитивизм с его преклонением перед нау­кой, отказом от всеобщей детерминированности и акцентом на выявление конкретных причинно-следственных связей, особым вниманием к социальным факторам развития оказался очень к Месту в обществе, вошедшем в период ускоренной индустриаль­ной модернизации. Правда, необходимо отметить, что так же, как и в случае с философией истории Гегеля, русские историки бра­ли в позитивизме лишь те его аспекты, которые оказывались им наиболее близки (повышенное внимание к социальным сторонам истории, роль личностного фактора, естественно-природные аналогии, общее преобладание эмпирики перед обобщением), оставаясь равнодушными к общефилософским построениям О. Конта, Дж. С. Милля или Г. Спенсера.

  Поэтому преобладающее влияние позитивизма в отече­ственной исторической науке этого периода надо искать, прежде всего, в тематике исторических исследований, приемах работы историков с эмпирическим материалом, наконец, в общем, усиле­нии многофакторного подхода в понимании движущих сил исто­рического процесса, а не в буквальном следовании историков основным постулатам позитивистского учения.

Вторым важным научным обстоятельством, оказавшим влияние на отечественную историческую науку, стало воздей­ствие на нее новейших веяний исторической науки Западной Ев­ропы, переживавшей с середины XIX в. период качественного обновления. Конечно, наиболее заметным это влияние было среди отечественных античников и медиевистов, однако в опо­средованном виде оно проявилось и в работах по российской истории,

Наконец, успехи исторических исследований в России были бы невозможны без существенных сдвигов в источниковой базе, В научный оборот был введен массив документов социально-экономического характера, источников по местной истории, из частных архивов. Большую роль сыграло начало широкого при­менения археологических данных. Значительный прогресс, до­стигнутый в области источниковедческого анализа (особенно велики здесь заслуги К.Н. Бестужева-Рюмина и начинавшего свой научный путь А.А. Шахматова), позволил по-новому подойти к пониманию уже хороша известных источников по древней русской истории, прежде всего летописей.

Как бы суммарным выражением этих качественных сдвигов в российской исторической науке оказались, с одной стороны, возникновение новых научных направлений и тенденций, с другой стороны, определенная трансформация уже существующих.

Государственное направление и в этот период сохранило свои лидирующие позиции в исторической науке, В 70-е гг. за­вершилась публикация соловьевской "Истории России", продол­жали свою научную деятельность К.Д. Кавелин и Б.Н. Чичерин. В русле государственного направления были написаны крупнейшие историко-юридические   исследования   АД. Градовского   и В.И. Сергеевича, развертывалась научная деятельность наиболее известного из учеников С.М. Соловьева, В.О. Ключевского. Нако­нец, следует указать на то, что в 90-е гг. начинается творческий путь таких крупных историков, продолжавших развивать идеи Государственной школы, как П.Н. Милюков, М.М. Богословский, А.А. Кизеветтер,

Основные постулаты государственной школы (единство и органичность исторического процесса, влияние географической среды, роль государства и его институтов) не подвергались пере­смотру в работах 70—90-х гг. Однако позитивистские веяния в отечественной   мысли    не   миновали   и   историков-Государственников. Говорить об опосредованном воздействии позитивизма на государственную школу 70—90-х гг. можно, по­жалуй, в трех отношениях.

Во-первых, это ослабление свойственной первым работам "государственников" тенденции к поиску глобальных закономерностей исторического процесса и, наоборот, усиление внимания к выявлению конкретных причинно-следственных связей на срав­нительно небольших и целостных периодах отечественной ис­тории. Во-вторых, это последовательный отказ от монизма в пользу идеи многофакторности исторического процесса. В-третьих, введение в поле исследований проблем социальной и духовной истории России, которым ранее отводилось незначи­тельное место.

Естественно, что в наименьшей степени подобные нов­шества затронули основателей государственной школы. Однако последние тома "Истории России", а в еще большей степени не­которые работы С.М. Соловьева 70-х гг. (например, "Наблюдения над исторической жизнью народов" и "Начала русской земли"), позволяют с большой степенью обоснованности говорить об окончательном переходе историка на позиции многофакторности исторического процесса. Для "позднего" С.М. Соловьева также становится характерным нарастание исторического пессимизма. возникновение сомнений в поступательности и непрерывности исторического развития.

Определенной эволюции подверглись также Исторические взгляды К.Д. Кавелина и Б.Н. Чичерина. В кавелинских работах 70-х — первой половины 80-х гг., носящих преимущественно син­тетический характер (в них исторический материал, как правило, используется в контексте общефилософских размышлений авто­ра), на первый план выходят проблемы личностного начала в русской истории (например, в известной статье "Наш умственный строй"). Ранее высказанный тезис о подавленности, поглощен­ности личности в русской истории коллективным, особенно госу­дарственным, началом детализируется и углубляется. Развитие личностного начала датируется К.Д.Кавелиным лишь временем петровских преобразований, а сам этот процесс рассматривается как чрезвычайно медленный, Далекий от завершения даже в се­редине XIX в,

Наиболее последовательным в отстаивании изначальных принципов государственной школы показал себя Б.Н. Чичерин, Это сказалось в том, что в отличие от своих коллег он до конца жизни остался последовательным гегельянцем и противником позитивизма. Основную часть его творчества 70—90-х гг. соста­вили работы по философии, истории политических и правовых учений. Обращение же к историческому материалу приняло у него почти исключительно форму анализа юридической стороны русского исторического процесса. Можно сказать, что именно работы Б.Н. Чичерина этого периода в полной мере подтвержда­ют справедливость определения всего направления как "юридического".

Дальнейшим развитием юридической тенденции государственной школы оказались и исследования двух крупнейших ис­ториков   русского   права — Л.Д. Градовского   и   особенно В.И. Сергеевича Первый из них посвятил свои основные работы исследованию системы местного и высшего управления в Рос­сии, второй — изучению общей эволюции правовой системы Рос­сии. Принципиально важным объединяющим моментом работ Д.Д. Градовского и В.И Сергеевича стало понимание ими само­движения общества как преимущественно саморазвития право­вых институтов от частного права к праву публичному. Эволюция правовых институтов представала в их трудах как бы наиболее чистым, освобожденным от случайностей, последовательным выражением направления и сущности эволюции всего общества.

Однако наиболее перспективное направление развития го­сударственной школы в последней трети XIX в оказалось связа­но с деятельностью В.О. Ключевского.

В отличие от первого поколения "государственников" он считал необходимым ввести в качестве самостоятельных сил исторического развития социальные и экономические факторы. Исторический процесс в его представлении есть результат не­прерывного взаимодействия всех факторов, в котором задача историка сводится к выявлению их конкретного взаимоотношения в каждый конкретный момент развития, а не к построению гло­бальных   исторических   схем.  

О значении государственной школы в данный период раз­вития отечественной исторической науки свидетельствует и то обстоятельство, что основные работы историков, принадлежав­ших к другим течениям и направлениям, в большей или меньшей степени являлись критическим ответом на те положения, которые были сформулированы историками-государственниками. Поэтому представляется возможным при анализе историографической ситуации последней трети XIX в. рассматривать иные течения и направления, прежде всего через призму их расхождений с госу­дарственной школой.

Не касаясь вопроса о различиях в трактовке отдельных сюжетов русской истории, остановимся на принципиальных рас­хождениях.

Во-первых, оппонентами "государственников" выступили историки, не принимавшие основной их постулат о единстве и закономерности мирового исторического процесса. Во-вторых, объектом критики стало само рассмотрение истории преимуще­ственно через призму государственно-юридических отношений.

Первое направление в значительной мере питалось идео­логическими соображениями, консервативными настроениями, охватившими часть русского общества, особенно в период прав­ления Александра II .Сказывалось и влияние того понимания рус­ской истории, которое было заложено славянофилами 30—40-х гг. Не случайно поэтому, что основными антагонистами государ­ственного направления выступили историки, продолжавшие карамзинскую традицию в русской историографии с ее акцентом на православно-монархические основания русской истории, проти­вопоставляющие ее историческому пути Европы.

Наиболее   видный   представитель   этого   течения Д.И. Иловайский считал, что поскольку история есть не только наука, но и искусство, она не может игнорировать нравственно-этические, творческие факторы истории, наиболее ярко прояв­ляющиеся в деятельности выдающихся личностей. Недооценка этих факторов являлась, с его точки зрения, главным недостат­ком государственного направления.

Основной труд самого Д.И. Иловайского — пятитомная "История России", во многом построенный на внутренней полеми­ке с "Историей" С.М. Соловьева, как раз характеризовался при­стальным вниманием к моральной стороне исторического про­цесса, стремлением доказать, что именно нравственные качества выдающихся деятелей, а не абстрактные общие закономерности предопределял" своеобразие русской истории. Интересно, одна­ко, отметить, что при всей критической настроенности в адрес, историков-государственников Д.И. Иловайский в своих собствен­ных построениях учел их принцип многофакторности историче­ского развития, глядя здесь на значительную модернизацию монархической концепции не только Н.М. Карамзина, но и М.П. Погодина.

Он ввел дня характеристики исторического развития кате­горию "формы государственного быта". Такими формами Д.И. Иловайский считал форму правления, религию, сословный состав, политическое положение, этнографическое состояние. Форма правления (монархия) и религия (православие), с точки зрения Д.И. Иловайского, оставались, неизменны на протяжении всей русской истории и играли в ней читальную роль, однако прочие факторы видоизменялись, придавая своеобразие и дина­мичность историческому процессу.

В известной мере опосредованной формой полемики с го­сударственной школой можно считать получившие популярность в этот период историко-биографические исследования, главными персонажами которых были русские монархи

Наибольшую известность среди таких работ получили био­графии Павла I, Александра I и Николая I, написанные Н. К. Шильдером, и биография Александра 11, принадлежащая перу С.С. Татищева. Во всех этих исследованиях, базирующихся на репрезентативной источниковой базе, показ многосторонней деятельности русских императоров должен был подтвердить тезис о том, что монархический принцип управления может быть реализован лишь через личностное начало, но в основании им­ператорской личности в России всегда лежали те принципы ду­ховного единения власти и народа, которые были созданы пра­вославной религией.

Таким образом, в противовес государственной школе сторонники традиционно-монархического взгляда в целом продол­жали отстаивать тезис о духовном: вневременном начале, лежа­щем в основании российской монархии, что и придавало уни­кальный характер российской истории.

Но, пожалуй, самая радикальная попытка опровергнуть универсалистские основания государственной школы, противопо­ставить им иное, но также базирующееся на естественных основаниях понимание истории была предпринята непрофессио­нальным историком, биологом по своей основной специальности, Н.Я. Данилевским. Главный тезис его работы "Россия и Европа' заключался в отрицании единства всемирно-исторического про­цесса и провозглашение уникальности и неповторимости разви­тия каждой цивилизации. Н.Я. Данилевский предложил рассматривать мировую историю как сочетание практически не взаимодействующих между собой историй саморазвития отдельных культурно-исторических типов, одним из которых он считал славянский культурно-исторический тип.

Подобный подход позволял, как бы подвести новейшую на­учную базу под восходящую к первым славянофилам идею осо­бого исторического пути России и ее коренной, вечной противо­положности европейскому миру. При этом едва ли не главными показателями особости русской истории и превосходства славян­ского мира (на самом деле практически отождествлявшегося с Россией как центром этого мира) являлись самодержавная мо­нархия и православная религия.

В профессиональной исторической среде, за исключением лишь К.Н. Бестужева-Рюмина, труд Н.Я. Данилевского не был вос­принят всерьез, вызвав в основном иронические реплики.

Между тем при всех своих фактических и идеологических издержках работа Н.Я. Данилевского обозначила новое перспек­тивное направление исторических исследований, получившее в XX в. достаточно широкое распространение.

К числу историков, не принимавших стремление государ­ственной школы поставить в центр истории государство, относи­лись разные авторы.

Наиболее известным среди них был, безусловно, Бестужев-Рюмин. В историю отечественной науки он вошел, прежде всего, как один из самых известных источниковедов и историографов не только последней трети, но и, наверное, всего XIX в. В значительной степени именно его можно считать создателем отечественной историографии как самостоятельной отрасли историче­ского знания.

Сама эта история могла быть адекватно воссоздана лишь разумным сочетанием истории внешней (к которой он и относил государственную, политическую историю) и истории внутренней (куда относились состояние экономики, социальный состав, на­родная и письменная культуры, этнографический облик и ряд других факторов).

Кроме  этого,   в  трудах  государственной   школы К.Н. Бестужев-Рюмин видел вольное или невольное подчинение фактического материала заданной концепции. Как бы ни была эта концепция убедительно обоснована, но она не могла носить аб­солютного характера и неизбежно должна была быть оспорена с других исходных позиций. Поэтому в собственном наиболее зна­чительном произведении — "Русская история" — К.Н. Бестужев-Рюмин предпочел не противопоставлять взглядам других истори­ков собственную оригинальную концепцию, а максимально точно воспроизвести все разнообразие имеющихся к тому времени в литературе мнений.

Таким образом, концепцию истории, созданную в трудах С.М. Соловьева, К.Н. Бестужев-Рюмин не отвергал, но считал ее односторонней. Поскольку фактический материал, предостав­ляемый источниками разного рода, может быть интерпретирован с разных точек зрения, то истинную объемность истории при­дает лишь знание и умение пользоваться всеми этими интерпретациями. Подобный подход следует оценить как умеренно-позитивистский.

Более критическую позицию по отношению к государствен­ной школе заняли историки, которых в литературе чаще всего называют "народниками". Хотя нельзя отрицать влияния на их взгляды соответствующей идейной платформы русских народни­ков пореформенного периода, но все-таки в основе их противо­стояния государственной школе лежал радикально истолкован­ный позитивизм, что позволяет, скорее, определить это течение отечественной   исторической   мысли   как   радикально-позитивистское.

Теоретическое основание под критику преувеличения роли государства в истории подвели работы теоретиков русского пози­тивизма П.Л. Лаврова и Н.К. Михайловского, Провозглашенный в них так называемый субъективно-социологический метод анализа социальной (в том числе и исторической) действительности про­тивопоставлял государству иной стержень исторического разви­тия — личность, способную выработать и реализовать новые идеи и ценности. Одновременно делался акцент и на противопо­ставление истории официальной внешней и в этом смысле не­подлинной (таковой и была в их представлении история госу­дарства) истории народной, внутренней, подлинной. Народ, ведо­мый выдающимися личностями ("героями" в терминологии Н.К. Михайловского), выступал подлинным творцом истории, лишь отражением деятельности которого оказывалось государ­ство со всеми его атрибутами.

Более того, подобная тенденциозность рассматривалась ими как пре­имущество перед другими исследователями, поскольку это была, так сказать, «тенденциозность народной объективности», проти­востоящая «тенденциозности государственной субъективности».

Наиболее заметными выразителями такого течения среди профессиональных историков можно считать Д.П. Щапова и В.И. Семевского.

С именем первого из них связано выдвижение оригиналь­ной концепции децентрализаторской роли народной колонизации в русской истории, известной как "земско-областная теория".

(Следует отметить, что эта концепция оказала определенное влияние на В.О. Ключевского). По мнению А.П. Щапова, форми­рование России как целостности происходило в результате по­следовательных волн стихийной народной колонизации, каждая из которых сопровождалась созданием отдельной территории {области), население и образ жизни которой в силу главным об­разом особых местных природных условий отличались от сосед­них областей. Центральная же власть стремилась к унификации всех этих территорий, ограничению прав и возможностей народа, тяготеющего к построению в своих областях тех отношений, ко­торые в наибольшей степени соответствовали их местным усло­виям. Таким образом, в трактовке А.П. Щапова русская история представляла собой процесс борьбы центральной власти и от­дельных областей, в котором центральная власть выражала кон­сервирующее эксплуататорское начало, а области — прогрессив­ное народное начало.

Позднее А.П. Щапов значительно модернизировал свою концепцию в радикально-позитивистском духе, выдвинув так на­зываемое физико-антропологическое объяснение колонизации, в котором решающее место отводилось природным обстоя­тельствам и тому влиянию, которое они оказывали на умствен­ную и эмоциональную деятельность жителей разных территорий. Географический и этнографический факторы тем самым превра­щались в естественноисторическую основу, на которой базиро­валась подлинная народная история России.

В.И. Семевский, один из немногих профессиональных исто­риков, кто открыто определял свои взгляды как народнические, вошел в историческую науку, прежде всего как историк кре­стьянства, Его новаторские исследования, основанные на колос­сальной источниковой базе, позволили, в частности, впервые составить представление о численности различных категорий крестьянства, особенностях их хозяйственного и правового поло­жения.

Достаточно   близкой   к   позиции   А.П. Щапова   и В.И. Семевского оказалась профессиональная научная деятель­ность самого плодовитого и популярного историка пореформен­ного времени Н.И. Костомарова.

В основу своей общеисторической концепции он также по­ложил противопоставление государственного и народного начал, выступив как оппонент С.М. Соловьева. Первое ассоциировалось им с централизаторской политикой великих князей и царей, вто­рое — с общинным началом, политической формой выражения которого являлось народное собрание, вече. Вечевое начало воплощало в представлении Н.И. Костомарова наиболее соответствовавшую условиям России систему федеративного уст­ройства, позволявшую в максимальной степени использовать потенциальные возможности народной инициативы — истинной движущей силы истории. Государственно-центрапизаторское начало выступало как регрессивная сила, ослабляющая актив­ный творческий потенциал народа.

В целом можно констатировать, что оппонентами государ­ственной школы были, не просто подвергнуты более или менее обоснованной критике основные положения их понимания ис­тории, но и предложены иные подходы к интерпретации русско­го исторического процесса.

Резкий качественный сдвиг в последней трети XIX в. про­изошел в изучении всеобщей истории. Это имело тем большее значение для развития всей отечественной исторической науки, что в работах "всеобщих" историков более наглядно и непосред­ственно отражались те новые течения, которые распространя­лись в европейской науке.

Изучение зарубежной истории в значительной мере про­должило ранее заложенную традицию: если в Московском уни­верситете основное внимание уделялось европейскому средне­вековью, то в Петербургском преобладали исследования по древней европейской истории.

Вместе с тем возникли принципиально новые области из­учения истории. Это, во-первых, византинистика, роль основно­го центра в которой играл Петербург, во-вторых, европейская история позднего средневековья и нового времени, где наиболее преуспели ученые, работавшие в Московском университете.

В отечественном антиковедении в последней трети XIX в. оформились три основных направления, соответствовавших ана­логичным направлениям в европейской науке: историко-филологическое,   культурно-историческое   и   социально-экономическое.;

Особенностью российских представителей этого направления стало широкое использование надписей, об­наруженных на территории России в районах традиционной гре­ческой приморской колонизации (прежде всего Крым, Кавказ).

Центральной фигурой историко-филологического направ­ления можно назвать Ф.Ф. Соколова. Именно он первым в России сформулировал принципиальное положение о необходимости строго фактического, документального исследования древности с использованием всего доступного массива текстов, а не отдель­ных, пусть даже чрезвычайно ярких, произведений.

Культурно-историческое направление во многом продол­жило традицию, заложенную М.С. Куторгой. Греческая и римская культура рассматривались при этом не просто как часть античной истории, а как едва ли не решающий фактор развития, предопре­деливший взлеты и падения Греции и Рима. В отличие от своих коллег ученые, работавшие в этом направлении, не отказывались от поиска общих закономерностей древней исторг, связывая их главным образом с закономерностями культурной эволюции. Од­нако и здесь, особенно к концу века наметилась тенденция к предпочтению частных сюжетов общим.

Достаточно наглядно развитие культурно-исторического подхода в отечественном антиковедении можно проследить в научной деятельности одного из самых ярких его представите­лей Ф.Г. Мищенко. Известный, прежде всего как непревзойденный переводчик таких греческих авторов, как Геродот, Фукидид, Полибий, Ф.Г. Мищенко в первых своих работах (например, в док­торской диссертации "Опыт по истории рационализма в Древней Греции") явно тяготел к выявлению общих закономерностей эво­люции мировоззрения и культурного творчества античного об­щества, Однако затем доминирующим жанром научного твор­чества этого историка становится статья, посвященная исследо­ванию совершенно конкретного сюжета или аспекта греческой истории. Среди них особый интерес представляет цикл новатор­ских статей по греческой колонизации бассейна Черного моря, по греко-скифским взаимоотношениям.

Византинистика как самостоятельная область исторических исследований своим возникновением в решающей степени обя­зана выдающемуся историку В.Г. Васильевскому, начавшему свой научный путь с изучения античной Греции. одновременно воспитав целую плеяду блестящих ви­зантинистов конца XIX — начала XX в., среди которых можно назвать таких крупных ученых, как А.А. Васильев и Ф.И. Успенский. Именно он обосновал принципиально важное положение о том, что при всем своеобразии развития Византийской империи она на всем протяжении истории оставалась интегральной частью евро­пейского и ближневосточного исторического пространства и ее развитие определялось в конечном итоге теми же закономерно­стями, которые были характерны для средневековой Европы.

Еще в большей степени процесс интеграции российской ис­ториографии в европейскую был стимулирован успехами "русской школы", ставшей наиболее ярким и оригинальным достижением в области изучения зарубежной истории в России конца XIX — на­чала XX в.

Этим термином, введенным в историографию известным французским политическим деятелем и историком Ж. Жоресом, первоначально в Европе стали обозначать русских историков, основным предметом изучения которых была история Великой французской революции: к "русской исторической школе" стали относить исто­риков последней трети XIX — начала XX в., занимавшихся не только французской революцией, но и в целом европейским феодализмом и новым временем. К числу этих историков традиционно    относят    прежде    всего    М.М. Ковалевского, П.Г. Виноградова, Н.И. Кареева, И.В. Лучицкого.

Исходные методологические позиции "русской школы" могут быть суммированы следующим образом.

Во-первых, это рассмотрение истории и социологии как двух различных, но дополняющих друг друга наук, объединенных общим предметом исследования. Задача историка — это извле­чение и систематизация эмпирических данных, истинный смысл которых обнаруживается лишь после того, как к ним будут приме­нены выявленные социологией общие законы исторического раз­вития. В своих работах историки "русской школы" стремились выполнить обе поставленные задачи: и эмпирического, и теоре­тического обобщения.

Вторым исходным методологическим основанием "русской школы" стало выделение в рамках многофакторного подхода особой роли социально-экономических факторов. Именно в эво­люции хозяйственных оснований общества они видели истинный источник изменчивости форм его социальной и политической организации. Закономерно поэтому, что подавляющее большин­ство специальных исследований М.М. Ковалевского, Н.И. Кареева, П. Г. Виноградова и И.В. Лучицкого было посвящено проблемам экономической истории, прежде всего Англии и Франции. О нова­торстве и значимости этих исследований для европейской исто­рической науки убедительно свидетельствует, например, при­глашение П.Г. Виноградова на кафедру Оксфордского универси­тета, где он возглавил изучение аграрных отношений в средневе­ковой Англии, воспитав целое поколение английских историков-медиевистов.

Третьим важным объединяющим основанием "русской школы" стало последовательное применение ее представителя­ми сравнительно-исторического подхода, который они часто определяли как типологический. Суть его заключалась в обна­ружении типологически одинаковых или сходных явлений в раз­ных европейских странах и в разное время, что и позволяло вы­страивать те или иные социологические обобщения, касающиеся всей Европы.

В результате работы историки "русской школы" не только осветили ряд мало или вообще неисследованных сюжетов евро­пейской истории, но и обосновали некоторые общие положения, которые получили признание европейской науки.

Прежде всего, это концепция синтеза варварских и рим­ских элементов как основы, на которой развился европейский феодализм, а также принципиально важный вывод об идентич­ности различных форм европейского феодализма.

С трудов историков "русской школы" начинается полоса широкого признания русской исторической науки в Европе, и она превращается в неотъемлемую составную часть мирового исто­риографического процесса.

Подводя итоги развитию русской исторической науки к на­чалу XX в., необходимо констатировать быстрый выход ее на европейский (мировой) качественный уровень. И по методологии исследований, и по технологии этих исследований русские исто­рики ни в чем не уступали ученым Германии и Франции, признан­ным еще с XVIII в., лидерами мировой историографии. Более то­го, русскими историками были предложены оригинальные кон­цепции не только отечественной, но и европейской истории, в которых отразились специфические черты развития отечествен­ной исторической науки, связанные, прежде всего с особенностя­ми социально-политической эволюции русского общества в XVIII—XIX вв., развития отечественной общественной мысли.