2. Правительственная политика в области науки и образования и российская историческая наука во второй половине XVIII в.

Социально-экономические и культурные преобразования Петра 1 и историческая мысль первой четверти XVIII в. Внутрен­ние и внешние предпосылки преодоления провиденциализма и поворота к рационализму в исторических представлениях обра­зованной части русского общества.

Влияние идей европейского Просвещения на становление исторической науки в России - Рационализм как философская основа просвещенческой исторической мысли. Учение о есте­ственном праве и общественном договоре (Г. Греции, Т. Гоббс, Хр. Вольф). Историко-философские представления Монтескье, Вольтера и французских энциклопедистов и их распространение в России.

Петербургская Академия наук и историческая наука. Роль иностранных ученых в формировании методологических основ и конкретных методик исторических исследований. Источниковед­ческие открытия. Г.З. Байер (1693—1738), Г.Ф. Миллер (1705— 1783), А.Л. Шлецер (1735—1809) и их вклад в становление исто­рической науки в России. Возникновение так называемой варяж­ской (норманнской) версии происхождения Российского госу­дарства, ее научные и политические основания. Полемика вокруг норманнской версии. М.В. Ломоносов (1711—1765) и его истори­ческие работы.

Первые национальные русские историки: В.Н. Татищев (1686—1750), М.М. Щербатов (1733—1790), И.Н. Болтин (1735–1792). Рационально-просвещенческие основы их подхода к ис­тории. "Блистательный дилетантизм" их исторических трудов.

"История Российская с самых древнейших времен" В.Н. Татищева — первое систематизированное изложение рус­ской истории с рационалистических позиций.  Историко-философские воззрения В.Н. Татищева, периодизация мировой истории, концепция русской истории. Монархия как основная движущая сила русского исторического процесса. Роль дво­рянства и родовой аристократии в русской истории. Приемы ра­боты с источниками, жанровые особенности "Истории Россий­ской''. Значение труда В.Н. Татищева и его исследовательской деятельности для становления научно-исторического знания в России.

М.М. Щербатов и его историко-публицистическая деятель­ность. Специфика мировоззрения М.М. Щербатова и ее отраже­ние в исторических трудах. Аристократическая концепция русской истории в щербатовской "Истории Российской от древнейших, времен". Принцип периодизации русской истории, источниковая база, языковые особенности труда М.М. Щербатова. Оценка М.М. Щербатовым правления Петра I в "Рассмотрении о пороках и самовластии Петра Великого". Место исторических трудов М.М. Щербатова в становлении исторической науки в России.

Жанровая и содержательная специфика исторических ра­бот И.Н. Болтина. Критика И.Н. Болтиным исторических трудов Леклерка и Щербатова. Исторические взгляды И.Н. Болтина, их оригинальность и новизна. Оценка значения работ И.Н. Болтина для развития отечественной исторической мысли историками XIX в.

Н.М. Карамзин (1766—1826) и его решающее влияние на культуру русского Просвещения. Эволюция мировоззренческих позиций Н.М. Карамзина и причины обращения его к историческим исследованиям. Исторические труды Н.М. Карамзина: "Записка о древней и новой России", "История Государства Российского". Особенности карамзинского понимания целей и задач историче­ского знания. Развитие Н.М. Карамзиным монархической концеп­ции русской истории, его взгляды на ключевые проблемы отече­ственной истории.

Влияние труда Н.М. Карамзина на современников. Полеми­ка вокруг «Истории Государства Российского». «Скептическая шко­ла» в русской историографии, критика М.Т. Каченовским (1775— 1842) и его сторонниками карамзинской трактовки древней рус­ской истории. "История русского народа" НА Полевого (1796— 1846) как попытка опровержения карамзинского подхода к ис­тории.

М.П. Погодин (1800—1875) и развитие им монархической концепции    русской    истории.    Специфика    трактовки М.П. Погодиным русского исторического процесса и его отноше­ния к европейской истории.

 Большие успехи были достигнуты в области образования. Сформировалась система закрытых сословных учебных заведений. В Петербурге открылись Воспитательные дома, Смольный институт благородных девиц, в Москве - Коммерческое училище, преобразованы Кадетские корпуса. В новых учебных заведениях старались обеспечить гуманное воспитание детей, развитие природных дарований, запрещались телесные наказания. Были сделаны первые шаги по организации женского образования. По школьной реформе 1782-1786 гг. создавалась система с едиными планами и общей методикой. Открывались 2 и 4-х классные народные училища (для всех сословий), солдатские школы. В 1755 г. по инициативе и проекту М.В. Ломоносова был открыт Московский университет. В 1757 г. начала обучение Академия художеств в Петербурге. Для подготовки в Университет были созданы две первые гимназии. В конце XVIII в. открылась Медико - хирургическая академия. К началу XIX в. в стране существовало 556 учебных заведений.

Развитие науки в середине XVIII в. связано с именем М.В. Ломоносова (1711-1765), который успешно работал в различных отраслях знаний - физике, химии, астрономии, геологии, истории, географии и др. В развитии агрономии большое значение имели труды А.Т. Болотова (1738-1833), по инициативе которого в 1765 г. было учреждено Вольное экономическое общество, с целью внедрения агрономических знаний. Не нашли у современников должной оценки труды талантливых русских изобретателей И.И. Ползунова (1728-1766)., И.П. Кулибина (1735-1818).

Русский путешественник С.П. Крашенниников (1711-1755) составил первое описание Камчатки.

В 1783 г.с целью обогащения, развития и изучения русского языка была учреждена Российская Академия наук . Ее президентом стала Е.Р. Дашкова (1743-1810). В области общественно-политической мысли доминирующим в этот период было просветительское направление. Его развитие в России связаны с именами Н.И. Новикова (1744-1818), А.М. Радищева (1749-1802), И.И. Бецкого?.

Произведение А.М. Радищева "Путешествие из Петербурга в Москву" (1790), обличало крепостное право и самодержавие и призывало к их уничтожению.

 

Петровские преобразования не просто предъявили госу­дарственный спрос на новую историческую картину мира, в кото­рой творцом выступал человек, руководимый теми или иными идеями. Что еще важнее: они сформировали поколение людей, которые, при всех изъянах их культуры и образования, были сти­хийными (реже — сознательными) рационалистами, прагматика­ми, стремящимися и в историческом прошлом России увидеть действие тех же человеческих сил. Посредством которых способ­ствовали изменению мира и они сами.

В этом смысле просвещенческие идеи Г. Греция, Т. Гоббса, Хр. Вольфа, французских мыслителей — от Ш.-Л. Монтескье до Ж.-Ж. Руссо — попадали в России на подготовленную самим хо­дом исторического развития страны в первые десятилетия XVIII в. почву. Произведения первых отечественных национальных историков,  прежде всего        В.Н. Татищева,  М.М. Щербатова, И.Н. Болтина, чуть позже — Н.М. Карамзина, убедительно свиде­тельствуют о вполне просвещенческой основе их мировоззрения, То же самое обнаруживается и при анализе произведений исто­риков второго и даже третьего ряда, любителей истории, принад­лежавших к самым разным кругам русского общества. Неизбеж­ные в условиях православной страны реверансы в адрес Прови­дения, ведущего Россию единственно верным путем, встре­чающиеся в их текстах, не должны заслонять насквозь антропоцентристской картины исторического мира, встающей со страниц их произведений. Достаточно сравнить эти произведения с соз­дававшимися чуть больше века назад, чтобы явственно увидеть смену провиденциализма совершенно иной рационалистической системой понимания истории,

Важной особенностью этапа становления исторической науки в России стало ее формирование в результате взаимодей­ствия двух отчасти пересекавшихся, но иногда и действовавших параллельно творческих сил. Первой из них стала Петербургская Академия наук, точнее, деятельность связанных с ней историков-профессионалов, главным образом иностранного происхождения. В роли второй творческой силы выступили отечественные исто­рики-самоучки, наиболее талантливые из которых сумели создать первые обобщающие труды по русской истории, заложившие фундамент наших представлений об историческом прошлом России, особенно о ее первых веках.

Среди иностранных ученых, приглашенных а разные годы для работы в Академию наук, наибольшую роль в становлении русской исторической науки сыграли Г.З. Байер,    Г.Ф. Миллер, А.Л. Шлецер.

К числу их безусловных заслуг следует отнести следую­щие:

1. Привнесение и распространение в России уже господ­ствовавшего в европейской исторической мысли рационалисти­ческого взгляда на историю, что значительно ускорило усвоение аналогичного взгляда отечественными авторами.

2. Применение самых передовых по тому времени приемов и методов работы с источниками, их научной критики, принципов построения научных исследований, образно говоря, обучение русских историков "азам профессионализма".

3. Организация целенаправленной работы по поиску, си­стематизации, научной обработке и публикации источников по русской истории, особенно по древнейшему периоду. Собственно говоря, их усилиями и началось введение в научный оборот цен­нейших материалов летописного и актового характера, в том чис­ле и Начальной русской летописи (более известна впоследствии как "Повесть временных лет").

4. Проведение оригинальных исследований по частным сюжетам русской истории.

5. Распространение в Европе достоверных знаний о рус­ской истории. Особенно велика здесь заслуга А.Л. Шлецера, ставшего по возвращении в Германию одним из создателей не­мецкой школы русистики.

Что касается варяжской версии, впоследствии опровергну­той в основном своем тезисе о решающей роли иноземного эле­мента в формировании древнерусской государственности, то необходимо принять во внимание, что в выдвижении подобной точки зрения решающую роль (может быть, за исключением Г.З. Байера) играли не идеологические, а чисто научные причины, Это, прежде всего реальное состояние обнаруженных ими русский источников и господствовавшая в европейской исторической нау­ке того времени так называемая теория завоевания.

Более того, при всей ошибочности варяжской версии сам факт ее выдвижения сыграл в конечном итоге позитивную роль в становлении отечественной исторической науки, став мощным стимулом для полемики, двинувшей вперед все исто­рическое знание в стране.

Отечественные историки XVIII в. в отличие от своих ино­странных коллег являлись в науке дилетантами. Как правило, исследовательская деятельность совмещалась у них с той или иной государственной службой, иногда весьма заметной. Обра­щение к истории проистекало, как правило, из начальных патрио­тических побуждений, стремления противопоставить искаженным представлениям о России, господствовавшим в Европе, знание истинное, основанное не на легендах, а на точно установленных фактах.

Обратной стороной дилетантизма, конечно, оказывались ошибки в работе с источниками, неверная трактовка тех или иных сюжетов, однако, если иметь в виду таких историков, как В.Н. Татищев, М.М. Щербатов, И.Н. Болтин, то правильнее будет говорить об их "блистательном дилетантизме", умении самостоя­тельно, не обладая надлежащей выучкой и школой, создавать, тем не менее, произведения, не уступающие работам профессио­налов.

По праву первое место среди этих историков отводится В.Н. Татищеву. Дело не только в том, что его "История Россий­ская" явилась первым нелетописным систематизированным из­ложением русской истории с древности почти до конца XVI в. Еще более важно то, что это изложение проведено с последова­тельно рационалистических позиций, основано на уникальных источниках, часть которых была впоследствии утрачена, и со­держит первую целостную концепцию русской истории, традици­онно называемую "монархической".

На последнем следует остановиться особо. С монархиче­ских позиций рассматривали русскую историю практически все авторы не только XVIII в., но и многие профессиональные исто­рики и XIX в. Все они сходились в том, что монархия выступает главной движущей и организующей силой русского исторического процесса. Солидарны в этом с В.Н. Татищевым были и М.М. Щербатов, И.Н. Болтин, Н.М. Карамзин. Однако необходимо учитывать, что само понимание монархии у разных авторов дале­ко не совпадало.

У русских историков XVIII в. доминировало то понимание Монархии, которое было разработано мыслителями Просвеще­ния. Монархия понималась ими, во-первых, как наиболее рацио­нальный способ организации общества, обеспечивающий в мак­симально возможной степени интересы всего общества как це­лостности; во-вторых, как определенный морально-этический принцип, обеспечивающий соответствие между способом управ­ления и нормами христианской (в данном случае — православно-христианской) этики.

Князю  М.М. Щербатову  принадлежит  вторая  после В.Н. Татищева попытка дать целостное хронологическое описание русской истории (его «История Российская» охватывает чуть больший период, доводя изложение политической истории Рос­сии до смутных времен начала XVII в.). Отчасти иная, нежели у его  предшественника,   источниковая  база  щербатовской "Истории": наряду с летописями он первым широко использовал разнообразный актовый материал. М.М. Щербатов впервые также использовал периодизацию русской истории по правлениям кня­зей и царей — это деление оказалось заразительным даже для историков середины следующего века.

На исторические взгляды М.М. Щербатова решающее влияние оказала его общемировоззренческая позиция. В ее основании лежало убеждение в ключевой роли в историческом процессе морально-этических принципов, воплощенных не только в монархии как институте и в царе как личности, но и в потомственной, родовитой аристокра­тии как хранительнице и носительнице этих высших этических ценностей и высшего, подлинного (насколько можно судить по щербатовским текстам — нерелигиозного, а преимущественно опытного) знания.

Морально-аристократический  монархизм  стал  для М.М. Щербатова основой его "Истории Российской". Подобный подход, закономерно приводивший к рассмотрению допетров­ской, традиционно-сословной Руси с игравшей значительную роль в управлении Боярской Думой как своего рода высшей точки развития российской государственности, столь же закономерно вел М.М. Щербатова к критической оценке деятельности Петра Первого и его наследников, предпочитавших видеть в роли глав­ной опоры трона служивое, зачастую совсем не родовитое и ма­локультурное дворянство.

И.Н. Болтин, третий виднейший  отечественный историк XVIII в., в отличие от своих коллег не оставил после себя каких-либо монументальных обобщающих трудов или отдельных ста­тей исследовательского характера. Его произведения были ис­полнены в виде развернутой аргументированной критики чужих исторических сочинений (первых томов "Истории" М.М. Щербатова и компилятивной работы по русской истории француза Н. Леклерка). Поэтому мы не имеем развернутого систематизиро­ванного изложения собственных исторических воззрений И.Н. Болтина. Однако разбросанные по страницам его критиче­ских трудов соображения, замечания, сопоставления, фрагменты собственных изысканий (а И.Н. Болтин был одним из крупнейших частных собирателей источников по отечественной истории) ока­зались во многих случаях настолько оригинальны и ценны, что позволили такому авторитету, как К. Н. Бестужев-Рюмин, особо выделить И.Н. Болтина среди авторов XVIII — начала XIX в.

Общий взгляд И.Н. Боптина на русскую историю весьма близок позиции В.Н. Татищева и резко противостоит его основно­му отечественному оппоненту М.М. Щербатову. Рациональный монархизм И.Н. Болтина. пожалуй, отличается лишь усиленной полемичностью, поиском все новых и новых аргументов, доказы­вающих позитивную роль дворянского сословия в централизации страны и, напротив, негативную роль в этом удельной княжеской и боярской аристократии.

Однако наиболее ценным в творческом наследии И.Н. Болтина оказались те его оригинальные подходы и сообра­жения, которые впоследствии развивались в отечественной историографии XIX В. К их числу относятся:

1. Широкое применение сравнительно-исторического под­хода, позволившего           И.Н. Болтину сделать вывод о значительной идентичности исторического развития России и большинства западноевропейских стран. Исходя из этого, он высказал предпо­ложение о существовании в России этапа феодализма, анало­гичного западноевропейскому (в частности, французскому).

2. Указание на исключительную роль в российской истории географического фактора как с точки зрения неблагоприятных климатических условий, так и постоянной внешней опасности.

3. Подчеркивание роли колонизации в русской истории, ко­торая носила характер не завоевания (начиная с появления на Руси варягов), а мирной ассимиляции.

Успехи, достигнутые в развитии исторического знания в России к концу XVIII в., во многом подготовили тот итоговый для данного этапа труд, которым стала "История Государства Рос­сийского" Н.М. Карамзина.

Сочинение Н.М. Карамзина обозначило одновременно и высшую точку и предел той линии развития исторических знаний в России, которая существовала с конца XVII в. Эта итоговость проявляется и в источниковой базе, включившей помимо соб­ственных архивных изысканий Н.М. Карамзина и массу фактов, почерпнутых от его предшественников; и в стилевых особенно­стях труда, еще сохраняющего следы средневекового летописа­ния (хотя и сильно модернизированного); и в особенности в кон­цептуальном осмыслении русской истории через призму просве­щенческого оптимизма. Соединенность этих обстоятельств с необычайно живым и точным литературным языком (необходимо помнить, что именно Н.М. Карамзин стал одной из главных фигур языковой реформы конца XVIII — начала XIX в., создавшей осно­вы современного русского языка) сделали "Историю Государства Российского" для многих поколений русских образованных людей основным источником сведений по родной истории.