Глава IV

О ТОМ, ЧТО ВЫТЕКАЕТ ИЗ ВЕРЫ,

И О ДОБРЕ И ME У ЧЕЛОВЕКА

Показав в предыдущей главе, как страсти происходят из ошибочных мнений, мы рассмотрим здесь действия двух других родов познания, а именно сначала того рода. который мы назвали истинной верой*.

Последняя, правда, показывает нам, чем должна быть

вещь, а не то, что она есть на самом деле. Вот почему она никогда не может соединить нас с вещью, принятой на веру. Таким образом, я говорю, что она учит нас лишь тому, каковой вещь должна быть, а не какова она есть, а между тем и другим - большая разница. Ибо, как мы сказали в нашем примере тройного правила, если кто-либо может найти путем пропорции четвертое число, которое так отно­сится к третьему, как второе к первому, то он может сказать (пользуясь делением и умножением), что эти четыре числа должны быть пропорциональны. Хотя это верно, но он говорит об этом, как о вещи, лежащей вне его. Но если он приступит к рассмотрению пропорциональности так, как мы объяснили в четвертом примере, то он будет говорить, что вещь такова на самом деле, потому что тогда она будет находиться в нем, а не вне его. Но довольно о первом.

Второе действие истинной веры в том, что она ведет нас к истинному пониманию, через которое мы любим Бога, и позволяет нам интеллектуально видеть вещи, находящиеся не в нас, а вне нас.

Третье действие - то, что она дает нам познание о добре и зле и показывает нам все страсти, подлежащие уничтоже-

* [Вера сеть твердое убеждение при помощи оснований, благодаря

которым я убежден в своем разуме, что вещь действительно и точно так же

вне моего разума такова же, как я убежден в том в моем разуме. Я говорю: "твердое убеждение при помощи оснований", чтобы отличить веру как от мнения, которое всегда сомнительно и подвержено заблуждению, так и от знания, которое состоит не в убеждении путем доказательств, но в непо­средственном соединении с самой вещью. Я говорю, что вещь "действи­тельно и точно так же вне моего разума такова"; "действительно", rioi.i.viy что доказательства при этом не могут меня обмануть, так как иначе они нс отличались бы от мнения. "Точно так же", ибо вера может лишь показать мне, чем должна быть вещь, а не то, что она на самом деле есть. так как иначе она не отличалась бы от знания. "Вне", так как она позволяет нам разумно наслаждаться не тем, что в нас, а тем, что вне нас.]

64

ник". А так как мы уже сказали, что спасти, происходящие

из мнения, подвергают нас большому вреду, то стоит труда

рассмотреть, как они просеиваются этим вторым познанием,

чтобы видеть, что в них хорошо и что дурно.

Чтобы сделать это надлежащим образом, рассмотрим ближе, так же как раньше, чтобы узнать, какие из них должны быть избраны и какие отвергнуты. Но, прежде чем мы приступим к этому, скажем сначала кратко, что в чело­веке хорошо и что дурно.

Мы уже раньше сказали, что все вещи необходимы и что

в природе нет ни добра, ни на. Поэтому все, чего мы хотим от человека, должно иметь силу для его рода*, который есть не что иное, как мысленная сущность (существо). Поэтому. поскольку мы в нашем уме составили идею о совершенном человеке, это может быть причиной, чтобы посмотреть (если мы исследуем самих себя), нет ли в нас какого-либо средства достигнуть такого совершенства.

Поэтому все, что способствует этому совершенству, мы будем называть хорошим, напротив, все, что нам препят­ствует или же не содействует этому, мы будем называть дурным.

Итак, если я хочу сказать что-либо о добре и зле в человеке, то должен, говорю я, понять совершенного чело­века именно потому, что если бы я рассуждал о добре и зле отдельного человека, например Адама, то мог бы смешать действительное существо (ens reale) с мысленным существом (сущностью - ens rationis), чего истинный философ должен старательно избегать по причинам, которые мы укажем впоследствии, или по другим поводам. Далее, так как назна­чение Адама или иного существа известно нам лишь по его проявлению, то из этого следует, что и то, что мы можем сказать о назначении человека, должно быть основано на понятии совершенного человека, находящемся в нашем уме**. Назначение это мы, конечно, можем знать, так как дело идет о мысленной сущности; точно так же мы можем знать его добро и зло, так как это лишь модусы мышления.

* То, что мы называем человеком, состоит в его соответствии с общей идеей, которую мы имеем о человеке.

** [Ибо ни из одного отдельного творения нельзя составить совершен­ную идею; тик как само ее совершенство [решение о том[, совершении ли она на самом деле или нет, может быть выведено лишь из всеобщей совершенной идеи или мысленной сущности.]

3 Спииоза 65

Чтобы постепенно подойти к делу, мы показали уже, как возникают из понятия движения аффекты и действия души, причем мы это понятие разделили на четыре: услы­шанное, опыт, веру и ясное познание. А так как мы рассмотрели действия их всех, то очевидно, что последнее, именно ясное познание, есть самое совершенное из всех: ибо мнение часто вводит нас в заблуждение. Истинная вера хороша только потому, что она есть путь к истинному познанию, побуждая нас к вещам, действительно достой­ным любви. Таким образом, последняя цель. которую мы ищем, и самое предпочтительное, что нам известно, есть истинное познание. Но и это истинное познание также различно, смотря по объектам, которые представляются ему, так что, чем лучше объект, с которым оно соединя­ется, тем лучше это познание. Поэтому совершеннейший человек - тот, кто соединяется с Богом (который есть всесовершеннейшее существо) и таким образом наслажда­ется им.

Чтобы узнать, что хорошо и что дурно в страстях, мы рассмотрим, как сказано, каждую отдельно, и прежде всего удивление. Оно, возникая из незнания или предрассудка, представляет несовершенство в человеке, подверженном этому настроению. Я говорю несовершенство, так как удивление само по себе не ведет ни к чему дурному.