Gurvich_G_D_Filosofia_i_sotsiologia_prava_Antol

Юридический опыт и плюралистическая философия права

Вот на эти вопросы мы и постараемся ответить в данном исследовании. Говоря о демократии, мы будем иметь в виду не тот или иной из ее институ­ тов, а саму ее сущность. Нас интересует не морфология демократии, а се принципы — ее основы и ее потенциальные силы более, чем ее уже реализо­ ванные формы, ее перспективы, задачи и ее будущее — больше, чем тот путь, который уже пройден.

§1. Пересечение трех направлений

видеологии демократии

Вчем сущность демократии?

Впримате большинства над меньшинством, как определяли ее во време­

на античности? В принципе равенства, на котором настаивали в эпоху Вели­ кой французской революции? В утверждении свободы личности, как об этом заявляют все декларации демократических правовых государств? Или же де­ мократия сводится к неотчуждаемому суверенитету народа? Либо к принципу «политического релятивизма», который допускает мирное сосуществование нескольких идеологических систем внутри одной нации (Кельзен)?

Достаточно провести хотя бы поверхностный анализ истории развития демократических идей, чтобы убедиться в невозможности определить сущ­ ность демократии при помощи столь упрощенных формулировок, пусть даже в самых общих чертах (не затрагивая глубинного смысла проблемы).

Сущность демократии неизмеримо более сложна, более многолика, и,

чтобы определить ее даже в самых общих чертах, следует учитывать всю совокупность, всю гамму составляющих ее элементов.

В современной философской мысли демократическая идея выкристал­ лизовалась в результате слияния трех независимых философских течений, каждое из которых зародилось отдельно от других; взятые порознь, они ни в коей мере не связаны с идеологией демократии. Эта идеология появилась только тогда, когда произошел синтез, обеспечивающий подвижное равно­ весие этих трех элементов, взаимодополняемых и оказывающих влияние друг на друга. Этими тремя элементами являлись: а) идея народного суверените­ та, сформулированная впервые в нашу эру католическими публицистамимеждународниками, когда они боролись против власти государства; впо­ следствии эта доктрина навлекла на себя проклятие папского престола, по мере того как она обращалась, начиная с времен Марсилия Падуанского, против иерархической структуры Католической церкви; Ь) идея равенства, нашедшая впервые свое выражение в политике уравнения в правах, прово­ димой абсолютной монархией в борьбе против феодальных устоев, которая была в дальнейшем развита школой естественного права XVII в. (особенно Гоббсом), которая, исходя из идеи равенства перед законом, пришла к идее равенства прав; с) идея свободы личности, которая ограничивает власть, сфор;мулированная впервые сектами английских индепендентов (выдвинувших идею разделения государства и церкви), подхваченная и углубленная левел­ лерами и широко распространенная Локком. Хотя под «народом» подразу­ мевалось сначала только высшее сословие. Равенство прав рассматривалось как равенство произвола в естественном состоянии и как равное отсутствие

411

Г. Д. Гурвич Избранные труды

прав в гражданском состоянии. Что касается свободы личности, то вначале она никак не была связана с идеалами равноправия.

И только когда эти три направления пересеклись и когда удалось впер­ вые найти формулировку, которая свела воедино эти три элемента, только тогда зародилась истинно демократическая идеология. Она сразу же пред­ стала как сложная совокупность идей, как подвижное равновесие между идеями свободы и равенства на основе народного суверенитета. Руссо, пер­ вым сформулировавший этот составной принцип, сам признавал его расплыв­ чатый характер, сравнивая проблему, которую предстояло решить, с квадра­ турой круга, которая допускает только приблизительные решения. Его глубокая философская доктрина, согласно которой равенство не может су­ ществовать без свободы (так как свобода составляет истинный смысл равен­ ства), а свобода не существует без равенства (ибо свобода одних, не ограни­ ченная такой же свободой всех прочих, равна произволу), а их сочетание возможно только на основе правления, осуществляемого всеми и каждым, — эту свою доктрину Руссо связал с абстрактной синтетической концепцией (весьма упрощенной и неприемлемой в наши дни). Все эти элементы нашли свое выражение в идее «всеобщей воли» — некоей рациональной субстан­ ции, одинаково присущей всем индивидуумам, которая, насколько это воз­ можно в условиях влияния различных группировок, обнаруживается путем всеобщего избирательного права. Всеобщая воля одинакова у всех, а свобода каждого есть проявление не его конкретной личности, а его разумного воле­ изъявления, абсолютно одинакового у всех индивидуумов.

В течение XIX в. идеи равенства, свободы, народного суверенитета полу­ чили дальнейшее развитие. Свобода получила более конкретное определе­ ние — как проявление, пусть даже частичное, самобытного характера каждо­ го человека. Понятие равенства стало понятием качественным: не только формальное равенство, но также, до известной степени, равенство материаль­ ное, равенство возможностей. Под народным суверенитетом стали понимать не народное волеизъявление, достигнутое и предопределенное заранее, а нечто такое, что надлежит исследовать и формулировать как некую иррациональную среду, которая окружает государственные институты, причем эти государствен­ ные органы должны быть устроены таким образом, чтобы улавливать все ко­ лебания народного разума и быть способными их зарегистрировать, подобно тому как радиоаппарат без провода улавливает воздушные волны.

А если все элементы, из которых состоял демократический синтез в конце XVIII в., оказались опровергнутыми, что удивительного в том, что эти ста­ рые формулы перестали быть удовлетворительными? Однако достаточно вспомнить, что демократическая идеология представляла собой, начиная с истоков, всего лишь подвижное равновесие между тремя составляющими элементами, чтобы рассматриваемый вопрос перестал казаться нам затруд­ нительным. Поскольку эти составляющие элементы изменились и усложни­ лись, должна была также измениться и формула их равновесия. Стоит ли говорить о том, что подобное изменение, подобный поиск нового синтеза более углубленных идей свободы, равенства, народного суверенитета не сле­ дует считать признаком упадка? Оно свидетельствует скорее о жизнеспо­ собности демократической идеологии, о ее новом подъеме.

412

Юридический опыт и плюралистическая философия права

При подобной постановке вопроса мы видим, как резко вырисовывается различие между сущностью демократии и формами ее исторического осу­ ществления. Одним из основных заблуждений всех современных рассуждений о демократии является то, что они не учитывают этой разницы. Противники демократии значительно упрощают себе задачу, выдавая ту интерпретацию сущности демократии, которая была ей дана в XVIII в., за единственно воз­ можную и необходимую. Абсолютно очевидно, что Руссо дал демократии интерпретацию индивидуалистическую в чистом виде, а также то, что в XIX в. протест против индивидуализма принимал часто антидемократические формы (от Сен-Симона до Маркса и от де M ecTpavin до Гегеля и Шталя). Но речь в данном случае идет о том, является ли односторонний индивидуализм по­ рождением демократической идеологии или, напротив, он является всего лишь исторической призмой, которая определила ее (демократической идео­ логии) преломление, — возможно, не без ущерба для определенных состав­ ляющих ее элементов.

Критиковать сегодня атомизм и абстрактный индивидуализм XVIII в. — значит ломиться в открытую дверь. Важно узнать, можно ли обвинять в та­ ком атомизме и индивидуализме демократию и будет ли выход за пределы индивидуализма означать выход за пределы демократии.

§2. Являются ли принципы свободы, равенства

инародного суверенитета обязательными для индивидуализма?

Чтобы ответить на этот вопрос, следует проанализировать сущность эле­ ментов, подвижная уравновешенность которых определяет демократический синтез.

Из трех элементов, составляющих демократическую идеологию, только идея свободы связана в каком-то смысле с индивидуализмом. Однако при ближайшем рассмотрении нетрудно заметить, что идея свободы связана с индивидуализмом только в конечных целях, а не в своей основе, идея свобо­ ды есть ограничение одной группы другими группами, плюрализм групп, которым пользуется индивидуум для того, чтобы свободно лавировать меж­ ду этими группами.120

И действительно, либеральная идея отсутствовала в античном мире, где государство было тождественно церкви, и появилась с возникновением хри­ стианства, или, точнее, тогда, когда появилось несколько церквей, конкури­ рующих между собой, и это сделало актуальной проблему ограничения и эквивалентности различных групп. Свобода индивидуализма укрепилась, исходя из того, что власть одной группы пресекалась властью других групп. В отношении этого можно сказать, что вовсе не индивидуализм породил либерализм, а именно либерализм, явившийся следствием плюрализации фупп, утвердившихся в качестве более или менее эквивалентных, создал благоприятную для индивидуализма ситуацию, и эта ситуация была впо­ следствии превращена в догму индивидуализма.

по Эта ситуация была ясно изложена в работе К. Бугле: Bouglé С. Les idées cgalitaires. 1899.

413

Г. Д. Гурвич Избранные труды

Судьба идеи свободы личности решается сегодня в той же самой сфере. Современные отрицатели и хулители либерализма— это монисты, стремя­ щиеся разрушить все группы в тоталитарном государстве или по крайней мере интегрировать их и подчинить государству. В то время как защитники принципа плюрализма в государственном устройстве (например, взаимоограничение экономического правопорядка и политического правопорядка) защищают не только антииндивидуалистический либерализм групп, но и свободу личности. Ведь участвуя одновременно в различных эквивалент­ ных группировках, используя одни из них против других в своих интересах, перемещаясь от одной группы к другой, индивид утверждает свою свободу и в наше время не может утвердить ее как-то иначе. Мы видим, что идея свободы, принцип либерализма, по своей сути и по своему современному значению, не имеет ничего общего с индивидуалистической интерпретацией. Едва ли можно говорить о том, что принцип суверенитета народа и принцип равенства имеют какую-либо органическую и неотчуждаемую связь с инди­ видуализмом.

Конечно, можно рассматривать народ как механическую совокупность идентичных индивидуумов, а равенство— как чисто количественную тож­ дественность разрозненных индивидуумов. Однако подобная интерпрета­ ция, совсем не являясь обязательной, входит в очевидное противоречие с самой сущностью рассматриваемых принципов, которые она представляет в обедненном, если можно так выразиться, и даже искаженном виде.

Что же представляет собой в своей специфической сущности идея суве­ ренитета народа, рассматриваемая отдельно от прочих составляющих эле­ ментов демократии, если не идею конкретного Целого, черпающего в себе самом принцип своего существования.121 Независимо оттого, будет ли воле­ изъявление народа уже вполне сформировавшимся либо еще только целью, к которой направлены устремления народа, народ как таковой, как совокуп­ ность заинтересованных лиц, которые правят сами собой, — это всегда жи­ вое социальное существо, организм — и именно в этом качестве (как сим­ вол трансперсонального Целого) народ и призван заявить о себе.

Более того, идея целостности, идея конкретной системы, нигде не нахо­ дит своего воплощения в таком чистом виде, как в демократическом прин­ ципе народного суверенитета. Все формы социальной и политической иерар­ хии (в частности, монархия), которые часто пытались обосновать, исходя из универсалистической концепции, все они в основе содержат разрыв инте­ гральных связей, нарушение целостности, разобщение и отделение некото­ рых индивидуальных элементов, которые искусственно отделяются от Це­ лого.122 Именно это выразили в классической и четкой форме средневековые доктрины гех (лат. — правителя. — Прим. пер) и regnum (populus) (лат. — правления (народного). — Прим. пер.), в которых regnum представляет принцип

121 Я определил этот вид целого как имманентную целостность, противопоставленную целостности трансцендентальной, которая доминирует над своими компонентами, отделя­ ясь от них («Идея социального права». 1932).

122 В упомянутой ранее книге я уточнил эту идею, показав, что ассоциации доминирования возникают в результате полного разрыва между организованной надстройкой группы и ее спон­ танной инфраструктурой (основополагающая и неорганизованная община членов).

414

Юридический опыт и плюралистическая философия права

органичной интегральное™, а гех — это изолированный индивидуум. Если на основе универсалистских аргументов удалось создать иерархию, то эго прои­ зошло только в результате грубого смешения понятий экстериоризированного целого, которое стало трансцендентальным, т. е. отделенным от множествен­ ности, с одной стороны, и характерной имманентной целостности общины, т. е. ее спонтанного, наиболее живого слоя — с другой. Эта община, являясь образующей единения сознаний (всеобщая конкретность), которые взаимно порождают друг друга, являясь конкретной системой личностей, — есть пол­ ная противоположность принципа иерархии. Ничего более противоположного представить себе невозможно. Единство имманентной целостности, не транс­ цендентальной по отношению к этим членам, заключает их взаимосвязанное равенство в конкретную сферу действительности, объединяющую их в одно целое.123 Иерархия предполагает прямой распад этой взаимосвязанной и одно­ временной интеграции членов, благодаря которой они участвуют в транспер­ сональной целостности. Принцип суверенитета народа заявляет о себе как высшее проявление коллективного единства, как истинное воплощение имма­ нентного социального Целого в своей специфике.

Попытка немецкой школы юридического формализма подменить идею народного суверенитета принципом государства-личности, для которого на­ род является всего лишь одним из его органов, было с философской точки зрения только плохо замаскированным нападением на идею органической це­ лостности. Целое подменялось индивидуумом в увеличенном масштабе; на месте сложной трансперсональной системы оказывалось простое единство — новая личность, которую нужно разглядывать через увеличительное стекло. Универсализм был деформирован в консервативный ультраиндивидуализм.124

Таким образом, демократию никак нельзя упрекнуть в индивидуализме; сама по себе идея суверенитета народа — конкретной целостности, кото­ рая сама себя определяет — содержит наивысшее выражение идеи Целого в самой его чистой форме в таком виде, какого мы не найдем ни в одной дру­ гой социальной или политической доктрине.

Но необходимая связь демократической идеологии с универсализмом устанавливается не только посредством идеи народоправства, но также и посредством принципа равенства. Утверждение равенства отдельно взятых индивидуумов содержит в себе противоречие. Равенство предполагает союз между индивидуумами, членами одной и той же обобщающей целостности. Оно устанавливает принцип организации этой целостности, определяет по­ ложение членов по отношению к Целому, которое их объединяет, а также между собой. Утверждение равной значимости и равной связи всех входя­ щих в конкретную сферу моральной и социальной действительности инди­ видов происходит из самой сути равенства. Равенство в первую очередь производно от единства. Неравенство предполагает разделение и изоляцию,

131 Эта концепция обязательна для любой плюралистической философии, последователь­ ной самой себе. Смотри выше мое исследование о «Юридическом опыте» (ч. 2). В истории общественной мысли ее открыто защищали Прудон во Франции, Фихте и Краузе — в Герма­ нии; см. также мою работу «Идея социального права» (С. 327-426; 442-470).

|!4 См. доказательство этого тезиса в моем анализе доктрины Гегеля («Идея социального права». С. 430-442).

415

Г. Д. Гурвич Избранные труды

распад единения, воплощенного в Целом. Конкретная сфера действительно­ сти в качестве имманентной целостности и равенство предстают с этой точ­ ки зрения неразделимыми.

Равенство по отношению к единству Целого никак не означает абстракт­ ную идентичность членов. Напротив, равнозначность с точки зрения Целого может сочетаться с абсолютной оригинальностью каждого индивидуального характера, с полной сингулярностью его призвания. Такая концепция равен­ ства означает эквивалентность личностей и их индивидуальных и конкрет­ ных призваний, которые на равных основаниях участвуют в качестве необхо­ димых элементов в формировании конкретного социального Целого. Идеяравенства выявляет в первую очередь специфический характер морального единения, глубо­ ко отличного от всех прочих форм единения: здесь Целое — это живая ткань, состоящая из личностей, конкретная система моральных сознаний, множества «Я», каждое из которых имеет свою собственную ценность и свое индивидуаль­ ное воплощение. В рамках морального Целого его члены не являются произ­ водными от коллектива, равно как и коллективность не представляет собой ничего субсидиарного. Здесь существует полная эквивалентность частей и це­ лого; взаимопроникновение единого и многого, которые взаимно порождают друг друга— синтез индивидуализма и универсализма.'25. Идея равенства под­ черкивает прежде всего синтетический характер конкретного морального всеоб­ щего, а понимаемая таким образом равнозначность индивида и социального Це­ лого— равную ценность всех индивидов по отношению к Целому и в рамках Целого.

Даже самые заклятые враги демократии, такие, как немецкий социолог О. Шпанн, не могут не согласиться с тем, что идея равенства предполагает единство принципов и индивидуалистических, и универсалистских. Он только старается убедить своего читателя в том, что подобный союз невозможен и что идея равенства — составное понятие (Spann О. Der wahre Staat. 1921 ). Если он доходит до такого утверждения, то благодаря тому, что он сам не идет дальше чисто механического сочетания индивидуализма и унивёрсализма, и полностью пренебрегает самим существованием моральных про­ блем, также как и извечными устремлениями человеческой мысли, которые проистекают из этих проблем и которые тяготеют к синтезу этих элемен­ то в — высшему пределу всех философских исследований.

Эта непрерывная тенденция, т. е. склонность, стремление к синтезу, на­ блюдается с первых философов Возрождения до Лейбница, а от Лейбница — до Фихте. И если такой синтез возможен, значит, идея равенства не содер­ жит в себе никакого противоречия — это живой символ союза и взаимозави­ симости между целостностью и свободой личности, и именно благодаря ему становится совершенно ясно, что самая глубокая философская предпосылка демократии — это синтез индивидуализма и универсализма или, точнее, эк­ вивалентность личных и трансперсональных моральных ценностей.

125 «Синтез», к которому я несколько раз возвращаюсь в данном исследовании, не имеет ни­ чего искусственного. Это не что иное, как реконструкция того, что пережито на опыте в настоя­ щий момент, на опыте моральном и на опыте юридическом, где единство подвергается испыта­ нию во множественности и множественностью. В действительности конструктивными являются только индивидуализм и универсализм, которые претендуют на взаимоисключаемость.

416

Юридический опыт и плюралистическая философия права

Пытаясь определить, до какого предела может простираться идея равен­ ства, мы рассматривали оную в ее наивысшем проявлении, в ее значении в качестве равнозначности членов внутри одного Целого. С этой точки зрения равенство приобретает характер, главным образом, количественный. Несрав­ нимые в том, что касается их отличительных качеств, личности в их кон­ кретной индивидуальности эквивалентны по отношению к Целому. Таково сугубо этическое понятие равенства. Но равенство имеет также и чисто юри­ дический аспект, о котором необходимо помнить. В частности, равенство в качестве составляющего элемента демократической идеологии является прежде всего равенством прав, ибо юридическое равенство подразумевает количественные элементы и предполагает определенную степень идентич­ ности. Именно эти-то элементы и пугают противников демократии, которые (противники демократии) с ужасом заявляют, что равенство прав применяет единую меру для всех, размещая на одном и том же уровне качества, крайне отличающиеся друг от друга, и приводя, в конце концов, к торжеству по­ средственности.126

Чтобы попытаться оценить, насколько эти упреки верны, следует выде­ лить ряд вопросов, которые часто смешивают самым недопустимым обра­ зом: 1. Из чего следует количественный характер юридического равенства — из идеи равенства или из самого принципа права? 2. Является ли в действи­ тельности равенство прав равенством чисто количественным? 3. И, наконец, ограничивается ли юридическое равенство формами, в которых оно было реализовано в ходе истории, или же оно потенциально содержит в себе дру­ гие формы реализации, в которых количественный элемент мог бы занимать более значительное место?

Нет ни малейшего сомнения в том, что количественный элемент как неотъемлемая часть права не связан с самим принципом права. Право отли­ чается от морали именно тем, что оно обобщает иррациональные качества нравственности, сводит к единой общей норме строго конкретные и индиви­ дуальные заповеди нравственности, а нравственное «Я», единственное в своем роде и незаменимое, замещает общим типом субъекта права. Основная про­ блема права— примирить реальные «Я» с общественным бытием,— они гармоничны в идеале, но эмпирически вступают в конфликт,— примирить их на основе типичности и количественности, под защитой которых нравст­ венность может в полной мере продемонстрировать богатую и сложную гамму элементов конкретной индивидуальности. Право рационализирует мораль­ но иррациональное, право воплощает в себе переход от чистого качества к некоей степени количества. Право предполагает, что человек несовершенен, предполагает разрыв между идеальным и эмпирическим, для которых право служит посредником, подготавливая почву для реализации нравственности. Любая эмпирическая группировка, где нет права, — это всегда насилие, про­ извол и деспотизм. Только какая-нибудь община святых может обойтись без права, основать свою организационную структуру исключительно на нрав­ ственных принципах и при этом не прийти в конечном счете к полному их

1МСм. блестящий ответ на эту критику демократии у К. Бугле в работе: Bouglé С. La démocratie devant la science. Elude critique sur l’hcrcditc, la concurrence et la différenciation. 2-e cd. 1909.

отрицанию. Но если мы должны признать, что конкретное своеобразие со всеми его качественными элементами может развиваться и пойти на подъем только в определенной атмосфере и под защитой права, следует во имя этого своеобразия выдвинуть идею о необходимости для общества количествен­ ных принципов, вне которых право не может оказать свое благотворное уми­ ротворяющее влияние.

Следовательно, не подлежит никакому сомнению, что количественный характер юридического равенства исходит не от идеи равенства как таковой, но от самой сути права. Значит, абсолютное отрицание количественного ра­ венства является отрицанием самой идеи права. Пусть противники демокра­ тии честно признаются: их враждебность по отношению к демократии бе­ рет свое начало в отрицании идеи права. Если они проповедуют неравенство прав, то они проявляют непоследовательность, так как это неравенство ни­ как не уничтожает количественный критерий внутри каждой привилегиро­ ванной тем или иным способом группы (например, все феодалы, независимо от их индивидуальных черт, представляют собой общий тип права), в то же время это неравенство ведет к разъединению, к разделению социального Целого, эмпирическое единство которого основывается на равенстве прав.

Мы попытались показать, почему равенство прав предполагает количественность. Теперь нам предстоит выяснить, действительно ли эти элементы являются исчерпывающими, т. е. действительно ли юридическое равенство является равенством чисто количественным. Достаточно провести обзор правовой жизни любой страны, применяющей принципы демократии, чтобы дать отрицательный ответ на этот вопрос. Равенство прав никогда не было просто количественным уравнением. Прежде всего, чтобы пользоваться иден­ тичными правами, предоставленными в распоряжение граждан, те должны обладать определенными качествами: иметь определенный возраст, быть в здравом уме, не подпадать под случай поражения в гражданских правах; далее, для того чтобы занять определенную должность в государственном учреж­ дении (например, должность учителя, профессора, инженера, судьи и т. д.), требуется определенная подготовка, которая предоставляет особые права. И, наконец, принципы народного представительства и избирательной системы стремятся, насколько это возможно, обеспечить путем отбора выбор лучших с качественной точки зрения представителей, которые в результате своего избрания также наделяются особыми правами. Следовательно, равенство прав никак не исключает количественного критерия, оно лишь сочетает его с ка­ чественным принципом так, чтобы качество не являлось произвольной ве­ личиной, возникающей по воле случая (как, например, при иерархическом режиме, где все зависит от происхождения), а было бы средством приобре­ тения прав, объективно обусловленных интересами социального Целого. И не может быть иначе, — ведь равенство права есть средство, гарантирующее и воплощающее равенство строго индивидуализированных личностей, а по­ тому неразрывно связано с целостностью, с конкретной сферой социальной действительности.

Итак, поскольку равенство прав не является равенством чисто количе­ ственным, а допускает определенное применение критерия качества, то из этого логически вытекает, что в определенные эпохи равновесие между этими

418

Юридический опыт и плюралистическая философия права

двумя элементами может смещаться. Механическая и индивидуалистическая интерпретация демократии, как ее преподносили Руссо и деятели Француз­ ской революции, представляла это равновесие в виде неограниченного пре­ обладания количественных элементов. Современная философская мысль старается в поисках нового демократического синтеза усилить качествен­ ный элемент юридического равенства. Идеи пропорционального и профес­ сионального представительства, территориального и функционального фе­ дерализма, самоуправления национальных меньшинств и т. д. — все это не что иное, как средства ввода новых качественных критериев в юридическое равенство. В силу того или иного объективного качества (принадлежность к одной и той же профессии, к отдельной национальной формации, к опреде­ ленной местности, к какой-либо политической партии и т. д.) граждане объе­ диняются в различные группировки, наделенные равными правами. С одной стороны, эта форма организации является признаком прогресса идеи коли­ чественного равенства, идеального уравнения: идентичные права получают не только отдельные индивидуумы, но и разнокачественные группы. С дру­ гой стороны, в этот процесс уравнения вводятся новые качественные крите­ рии и тогда типологизация обретает возможность непосредственно прони­ кать в юридическую жизнь. Следовательно, прогресс в деле реализации идеала равенства сопровождается усилением качественных элементов, ко­ торые, однако, в рамках правовой организации группы никогда не смогут взять верх над количественными элементами.

Таким образом, демократическая идеология и принцип правового ра­ венства никак не приводят к механическому нивелированию: они отдают дань количеству только в той мере, в какой этого требует сама идея права, с кото­ рой они органически связаны. Они не только служат гарантией, обеспечиваю­ щей возможность развития конкретных и самобытных индивидуальностей, но и сами представляют собой синтез качественных и количественных эле­ ментов. Нам открывается новая сторона уравнительного синтеза, который прокладывает путь к гармоничной взаимозависимости между личностями и трансперсональной сферой.

* * *

Из трех идей, подвижное равновесие которых составляет перманентную сущность демократии, либеральная идея больше всего затрагивает личность. Нет свободы — нет личности. Нет личности — нет целостности, носящей более или менее нравственный характер. Задушить свободу — значит, убить не только личность, но и социальное Целое, низводимое до состояния аморф­ ной, нивелирующей массы. Принцип свободы призван разрешить проблему взаимоотношений Целого и каждого из его отдельных членов. Он определяет, какова должна быть относительная независимость каждого члена целостно­ сти, вне которой он рискует потерять свою индивидуальность. Демократия без свободы — это воздух без кислорода. Без свободы народное самоуправ­ ление и равенство утрачивают свою специфику и оборачиваются грубой па­ родией на собственную сущность. Принцип свободы говорит о том, что идео­ логия демократии основана на эквивалентности личных и коллективных ценностей, а не является односторонним антииндивидуализмом.

419

Г. Д. Гурвич Избранные труды

Идея свободы, как и идея равенства, имеет несколько аспектов. В каче­ стве свободы нравственной она предполагает свободу творческого порыва, спонтанное участие в творческом потоке сверхсознания, расцвет индивиду­ альной активности. В качестве свободы юридической она представляет со­ бой прежде всего некую границу между Целым и индивидуумом, некую зону торможения, которая предназначена для сдерживания воздействия Целого на индивидуум, — это пространство, внутри которого индивидуум прини­ мает решения сам, по собственной инициативе. Чтобы обеспечить каждому индивидууму возможность достичь вершин материальной и творческой сво­ боды, каждый из них, во имя свободы юридической, предоставлен в опреде­ ленной степени самому себе и должен рассчитывать только на собственные силы. Именно так и только в этом смысле можно считать оправданным опре­ деление демократии как «системы политического релятивизма», данное Кельзеном. Из этого не следует ни то, что демократия зиждется на философском релятивизме, ни то, что демократия совсем не озабочена высшими пробле­ мами сознания и бытия и «порочно равнодушна к добру и злу». Из этого следует только то, что демократическая идея гражданской свободы защищает индивида от любого абсолютизма идеологий, которые ему навязывают ис­ кусственно, а также защищает сами эти идеологии от всего того, что могло бы низвести их до ранга принудительных правительственных мер. Система политического релятивизма в демократии аналогична принципу «негативной теологии» Абсолютного в философии. Она не только не отрицает Абсолют­ ное, но и старается обеспечить свободный доступ к нему, восставая против возведения относительного в Абсолютное и против того, чтобы Абсолютное было низведено до ранга относительного. Если демократия защищает сво­ боду личности и политический релятивизм, то делает это как раз во имя высших устремлений разума, которые могут достичь своего апогея только при помо­ щи этой свободы и этого релятивизма.

Защищая свободу, противники демократии часто нападают на нее. Но под свободой они подразумевают свободу нравственную, конкретную и матери­ альную и никак не берут в расчет свободу юридическую. Это лишний раз доказывает, что их враждебность по отношению к демократии есть не что иное, как завуалированное отрицание самой идеи права. Конечно, граждан­ ская свобода — это свобода в целом, а не свобода, которая воплощена в кон­ кретной и неповторимой самобытной личности. В качестве свободы юриди­ ческой она обязательно содержит в себе количественные и обобщающие элементы, характерные для области права. Однако именно под защитой этой количественной свободы может наиболее полно развиться материальная и качественная свобода конкретной личности. Эта свобода всегда потенциально присутствует в глубинах свободы юридической. Здесь, как и в юридическом равенстве, конкретные и качественные элементы могут до известной степени фактически входить в состав юридических свобод. Одни и те же приемы групповой организации, охарактеризованные выше, и в частности развитие тенденции к умножению аспектов демократии, распространяясь на новые неполитические сферы, позволяют ввести некоторые элементы индивиду­ альной сингулярности в структуру юридической свободы. Множество пра­ вопорядков и фупп, в которых призван принимать участие один и тот же

420