Gurvich_G_D_Filosofia_i_sotsiologia_prava_Antol

Юридический опыт и плюралистическая философия права

щдается тем, что Радбрух называет «целью права» и что сводится к той или иной интерпретации морального идеала. По существу, это означает, что для юго, чтобы оценить право и противопоставить плохому праву право лучшее, необходимо выйти за пределы собственно юридической сферы и обратиться к нравственности. Но если так, то зачем тогда вводить эти чисто нравственные критерии в рамки идеи права? Не будет ли намного логичнее сказать, что це­ лью права является сам моральный идеал, который единственно и может слу­ жить основой для критики права? Г-н Радбрух оказывается вынужденным ивести в идею права метаюридические цели лишь по той причине, что ранее он полностью отделил справедливость от морального идеала вместо того, чтобы иризнать, что первый является необходимым этапом на службе у второго. Надо сказать, что собственно цель права тождественна справедливости и что преносходящие справедливость критерии принадлежат более не сфере права, а сфере собственно нравственности.

Что касается третьего гетерогенного идее права элемента — принципа справедливости, то мы считаем, что этот принцип является элементом, им­ манентным самой идее справедливости. До Радбруха покойный Морис Ориу, по нашему мнению, был не прав,108 считая должным настаивать на перма­ нентном конфликте устоявшегося социального порядка и справедливости.|01) Мы полагаем, что одним из существенных отличий справедливости по отно­ шении к нравственности как раз и является то, что в сфере последней цен­ ность осуществления всегда неизмеримо меньше по сравнению с той ценно­ стью, которая осуществляется (иными словами, что креативная деятельность и прогресс доминируют по отношению к порядку), тогда как в справедливо­ сти, наоборот, ценность осуществления равнозначна реализуемой ценности. Требование устойчивого порядка, безопасности и мира составляют самое сущность справедливости, так как только этим способом справедливость и может осуществиться, т. е. установить равновесие через действительное со­ гласование притязаний одних и обязанностей других. Справедливость как переходная ступень между чистыми качествами и определенной степенью количественности, как замена общими правилами абсолютной индивидуаль­ ности морального идеала, как схематическая стабилизация его творческого движения, короче говоря, как логизация морального идеала, — все это как раз и учреждает «безопасность» и «общественный порядок» в качестве необ­ ходимых средств, гарантирующих реализацию данного идеала. Примеры пра­ вовых норм, основанных исключительно на требованиях безопасности, про­ тивопоставляемой справедливости, которые приводит Радбрух, скорее искусственны. Полицейские правила регулирования дорожного движения не могут быть отделены от системы правовых норм, регламентирующих мест­ ную или национальную жизнь в силу того, что любая правовая норма обрета­ ет свой смысл только как проявление всего правопорядка в целом, как ячей­ ка этого порядка. Более того, совокупность или система правовых норм

1(|* См. нашу критику в работе «Идея социального права» (1932. С. 103-106).

109 См. замечательную статью М. Ориу: Hauriou М. L’ordre social, la justice et le droit // Revue trimesrielle de droit civil. 1927. P. 95 et suiv.

обретает устойчивость только как надстройка над определенной правовой действительностью, которая объективнее, чем сами нормы, представляющие собой определенную рассудочную абстракцию, как бы замершую в движе­ нии по отношению к лежащей в основе правовой общности. Одним из глав­ ных недостатков юридического анализа г-на Радбруха является, по нашему мнению, то, что он сводит всю сферу права к сумме императивных требова­ ний; именно в этом смысле ему не удается преодолеть нормативисткие пред­ рассудки, против которых, впрочем, ожесточенно боролась его мысль.

Связывая справедливость с «целью» (т. е. с моральным идеалом) и трактуя «безопасность» как имманентное требование справедливости, мы максимально далеки от того, чтобы ставить под сомнение антиномичный характер права, с такой энергией подчеркиваемый Радбрухом. Но, как нам кажется, этот антиномизм вытекает не из конфликта справедливости, цели права и безопас­ ности, а из намного более действенных несводимых друг к другу противоре­ чий между моральным элементом (иррациональное) и логическим элементом справедливости, равно как и между одинаково существенных для права дей­ ствительности и идеальности и, более того, между стабилизированным и рассудочным элементом и спонтанным и непосредственным элементом пра­ вовой действительности: с одной стороны, организованная надстройка, и с другой — основополагающая неорганизованная общность. Впрочем, подоб­ ный антиномизм проявляется как раз в тот момент, когда встает проблема справедливости, поскольку данная проблема возникает только тогда, когда допускается возможность конфликта нравственных ценностей, равнознач­ ных и несводимых друг к другу. Справедливость призвана к предваритель­ ному примирению реальных конфликтов между личностными ценностями и ценностями трансперсональными, признаваемыми равнозначными по отно­ шению друг к другу и способными войти в гармоничный синтез только в рамках морального идеала, тогда как в реальной жизни они обречены на ожесточенную борьбу. Проблема справедливости зарождается от осознания такого неизбежного антиномизма, для которого должно искать временного и подвижного решения, при этом искать и определенное постоянно обновля­ ющееся равновесие. Это и является собственно сущностью справедливости, и здесь — в самой трактовке метода антиномий — точка нашего расхожде­ ния с Радбрухом.

Если правда то, что разрешить антиномии путем их растворения во все­ объемлющем единстве невозможно, то нам кажется неправильным останав­ ливаться на констатации таких антиномий — нужно искать возможности их уравновешивания, необходимо найти их место в целом, «где они бы уравно­ вешивали друг друга без устранения противоречия» (Прудон). Именно так понимали данный метод Фихте, Прудон и Ориу, и лишь данный метод ка­ жется нам плодотворным. Ведь любым иным методом можно только поста­ вить проблемы (что с изяществом и точностью и сделал Радбрух), не указывая пути нахождения на них каких-либо положительных ответов.

До завершения наших критических замечаний остановимся на одном из пунктов концепций рассматриваемого автора, где его отказ от попытки уравнове­ сить антиномии и его верность традиционным юридическим конструкциям привели к особо спорным выводам — это проблема соотношения государства

402

Юридический опыт и плюралистическая философия права

и права, с которой непосредственно связана проблема противопоставления публичного и частного права. Как мы помним, рассуждения Радбруха по данному вопросу сводятся к заключению о том, что в силу частичного не­ совпадения сфер права и государства невозможна юридическая конструкция связанности государства своим правом и что только обращение напрямую к предписаниям справедливости может спасти ситуацию. Такое заключение вызывает волнение вдвойне: с логической точки зрения оно противоречит тезису самого автора о том, что из справедливости невозможно вывести ника­ кого естественного права; с точки зрения правовой догматики она ставит под сомнение действенность конституционного права, а кроме того, входит в оче­ видный конфликт с признанием самим автором примата международного права, напрямую навязывающего себя государствам. В данном случае аргу­ ментация автора кажется нам построенной на ряде весьма спорных предпо­ сылок. Когда автор утверждает, что государство обладает неким элементом, который несводим к правопорядку, то он, очевидно, является жертвой по­ стулируемого им самим отождествления правопорядка с суммой абстракт­ ных правил, норм. Если принять во внимание, что первичный слой правопо­ рядка является более объективным, чем сами правила поведения, и что таким первичным слоем является спонтанная и непосредственно данная правовая общность, то в государстве не найдется никакого элемента, который не сво­ дился бы к правопорядку. Вводя «нормативные факты» в недра правовой сферы, данная «институциональная» концепция права своим следствием имеет устранение всякого различия между государством и всеми иными группами в том, что касается их соотношения с правом. Противоположность, которую пытаются найти между правовой действительностью и действительностью государства, сводится к конфликту и перманентному напряжению, существую­ щим в недрах любой социальной группы и любого правопорядка, между «дан­ ным» и «искусственным», между «институтом» и «нормой», между осново­ полагающей неорганизованной общностью и ее организованной надстройкой.

Еще менее убедительным нам кажется утверждение автора о том, что признание приоритета права по отношению к государству равнозначно либо возвращению естественного права, либо признанию преобладающей роли обычая. Прежде всего уточним, что подобный приоритет права по отноше­ нию к государству в более точной терминологии сводится к приоритету од­ ного из видов права по отношению к другому с учетом того, что само госу­ дарство является не чем иным, как особой формой правопорядка. Вне рамок государства такой приоритет означал бы примат позитивного международ­ ного права по отношению к государственному праву, признаваемый самим Радбрухом, который не упустил возможности уточнить, что международное право может быть основано как на обычае, так и на международных догово­ рах и на множестве иных источников права. В рамках государства принцип приоритета означал бы примат неорганизованного и спонтанного права нацио­ нального сообщества по отношению к организованному государственному праву. Будет ли тогда точным утверждение о том, что все характеризуемое таким образом право сводится к обычному праву, т. е. к праву, формируемому бессознательно, независимо от какой-либо инициативы, и представляющему для мышления строго консервативный элемент?

403

Для ответа на данный вопрос необходимо более внимательно изучить столь важную проблему источников позитивного права, — то, что упустил из вида г-н Радбрух. Это тем более поразительно со стороны автора, и не толь­ ко из-за имеющейся у него тенденции исчерпывающим образом исследовать все конкретные проблемы права, но и по той причине, что Радбрух был од­ ним из первых, 1сго приветствовал движение за «живое и свободное право» и кто признавал первостепенную важность проблемы источников позитивного права.110 Забвение этого чрезвычайно важного вопроса111 может быть объяс­ нено только тем, что г-н Радбрух объявил неразрешимой проблему действия права, по отношению к которой проблема источников права представляет лишь один из аспектов. Но исключая из поля зрения проблему источников права, мыслитель все же не может ее избежать; и вместо того чтобы пере­ смотреть традиционную теорию, ограничивающую число источников права законом, обычаем, судебной практикой и договорами, г-н Радбрух всего лишь воспроизводит ее. Развитие теории источников права в наши дни (Жени, Эрлих, Ориу, Петражицкий и др.), проводя различие между первичными и вторич­ ными (или техническими) источниками, умножая количество и первых и вторых, признавая относительность и равнозначность вторичных источни­ ков (среди которых закон и обычай являются всего лишь разновидностями), открыло широкий путь для утверждения примата неорганизованного и спон­ танного права во внутригосударственной жизни, не впадая при этом в тради­ ционализм обычая. Действительно, такие вторичные источники права, как

социальные декларации (обещания, программы, заявления), признание ново­ го положения вещей, внесудебные прецеденты, в ряде случаев и сами конвен­ ции, являясь наиболее пригодными для констатирования неорганизованного и спонтанного права, не имеют в себе ничего традиционалистского, а, на­ против, в глубине своей оказываются связанными с творческой и сознательной инициативой.112 И тем более это оказывается истинным применительно к констатированию первичных источников права напрямую (интуитивное пра­ во). Если признать действенность таких источников права, то изученные нами до настоящего момента возражения г-на Радбруха против приоритета права по отношению к государству показались бы нам полностью опровергнутыми.

Но г-н Радбрух приводит и другие аргументы, которые использует для защиты «априорного характера» противоположности публичного и частного права. Эго прежде всего аргументы о том, что поскольку принцип безопасности требует наделения особыми привилегиями компетентных на формулирование права правотворящих авторитетов, постольку необходимо, чтобы правотворя­ щие авторитеты были бы защищены субординирующим правом, тождествен­ ным связанному с государством публичному праву. Далее, это упоминание о том параллелизме, который существует между противоположностью част­ ного (координация) и публичного права (субординация) и двумя исчерпываю­ щими содержание справедливости аспектами: принципом уравнивания и

См. статью г-на Радбруха: Radbruch G. Rechlwissenschaft als Rechlsschopfung // Archiv fïlr Sozialwissenschaft und Sozialpolitik. 1906. S. 355-370.

111 См. выше наш очерк «Плюралистическая теория источников позитивного права».

112 По данному вопросу см. мои книги: «Идея социального права» (С. 135-144) и «Идея социального права и современность» (1932. С. 213-295).

404

Юридический опыт и плюралистическая философия права

принципом распределения. При этом необходимо отметить, что, не ставя под сомнение привилегированность и силовую поддержку, которые должны быть закреплены за «компетентными на правотворчество авторитетами», нужно заранее прийти к согласию в вопросах: что же понимается под такими пра­ вотворящими авторитетами — или первичные источники права («норматив­ ные факты»), или же вторичные, или технические, источники? Концентри­ руются ли правотворящие авторитеты в государстве, или же они могут быть независимыми от последнего? Ставя подобные вопросы, мы вновь возвра­ щаемся к проблеме источников права, которую Радбрух искусственно оста­ вил за бортом. В самом ли деле должна основываться на субординирующем праве та привилегированность, которая, несомненно, должна быть закреплена за компетентными на правотворчество авторитетами? Очевидно, что она не может основываться на праве чистой координации. Но является ли такое разграничение на самом деле исчерпывающим? Не существует ли третьего вида права— права интеграции, примат которого по отношению к праву координации вполне может быть обоснован тем видом привилегированности правотворящих авторитетов, о котором говорит Радбрух?113 Наконец, верно ли то, что даже в случае допущения исключительности характера противо­ стояния права субординации и координации такое противостояние точно соответствует противостоянию частного и публичного права? Разве не отме­ чалось уже неоднократно (Гирке, Салейлем, Ориу и почти всеми современ­ ными теоретиками трудового права), что частное право может включать в себя также и важные сектора некоординирующего права (профсоюзное, хо­ зяйственное, семейное право и т. д.), и в то же время можно было бы найти в публичном праве недемократических государств сектора координирующего права (например, право, регламентирующее престолонаследие в монархии)?1м

Г-н Радбрух ограничивается упоминанием в качестве единственного ар­ гумента соответствия разделения частного и публичного права и разделения распределяющей и уравнивающей справедливости! Мы уже показали, что подобное ограничение аспектов справедливости не только входит в прямое противоречие с процессом развития идеи справедливости в Новое время, но и противоречит столь упорно защищаемой г-ном Радбрухом трансперсонали­ стической концепции. С этой точки зрения поражает то, как г-н Радбрух оп­ ровергает самого себя, когдадело касается проблемы международного права (пос­ леднее он точно и совершенно правильно определяет как такое право, которое не является ни координирующим, ни субординирующим, но представляет собой третью правовую сферу в соответствии с постулатами трансперсоналистичес­ кой концепции). Если бы г-н Радбрух тщательнее изучил сферу трудового права, — и очень жаль, что он этого не сделал, — то его вывод должен был быть единственным: праву субординации и координации он должен был бы противопоставить, под тем или иным наименованием, право социальной

115 Именно в этом смысле мы со своей стороны и утверждали примат социального права (права интеграции) по отношению к индивидуальному праву.

114 Ср. мои рассуждения по данному поводу в работе «Идея социального права», а в более широком смысле — с моей попыткой продемонстрировать, что все субординирующее право есть не что иное, как искажение социального права через его неправомерное порабощение индивидуальным правом.

405

Часть III

Глава I

Демократический принцип и будущая демократия. Предупреждение 1934 г.*

Оба исследования, составляющие эту часть сборника, бычи написаны в 1927—1928 гг. С тех пор политическая перспектива, по крайней мере самая ближайшая, полностью изменилась. Теперь речь идет не просто об идеоло­ гическом кризисе, а о настоящем крахе правовых институтов. Диктатуры восторжествовали на большей части территории Европы и начали угро­ жать странам с самыми глубокими демократическими традициями. Не­ слыханный экономический кризис начисто уничтожил зачатки промышлен­ ной демократии (в частности, заводские советы). В настоящий момент автократия хозяев и феодальные отношения в производстве одержат верх, что им удалось при поддержке диктатур, возникновение которых они сами же в значительной степени и спровоцировали. Влияние международных де­ мократических институтов (Лига Наций, Международная организация труда) значительно ослабло." 5 Исчезла надежда на постепенный и мирный

переход к социализму, основанному на принципе развитой промышленной де­ мократии, которая, постепенно вытесняя хозяев, была бы способна на деле изменить отношения собственности. Человечество переживает трагичес­ кое время. Грядут страшные события.

Ясно, что если бы мне сегодня пришлось рассуждать о демократии и со­ циализме, то акценты я расставил бы совсем иначе, чем тогда, в менее мрач­ ную эпоху, когда были написаны оба представленные здесь исследования.

Однако у меня нет ощущения, что недавняя трагедия демократии и соци­ ализма нанесла ущерб самой сути моих рассуждений. Действительно, в этих исследованиях я не затрагивал проблему реализации демократии на практи­ к е 116 Я только проводил анализ потенциальных возможностей, заюженных в

идеологии демократии, я протестовач против отождествления ее с одной из бесспорно ycmapeeuiux исторических форм. Сегодня, также как и в момент написания этих исследований, я убежден в том, что если у демократии есть

* Часть III этой работы Гурвича содержит статьи, написанные им в конце 20-х годов, рас­ ширенные и дополненные автором. Во введении, которое Гурвич озаглавил «Предупреждение 1934 г.». та часть текста, которую он добавил позже, дана авторским курсивом; первоначаль­ ный текст (1928 г.) дан прямым шрифтом.

115 Впрочем, недавнее вступление в Лигу Наций нации, насчитывающей 160 миллионов человек, возможно, приведет к усилению ее (Лиги) влияния.

115 Правду говоря, я никогда не думал, что дело может уладиться само собой — без борьбы, без поражений, без реакции, без кризисов.

407

будущее, то оно — в плюрализации ее граней, в утверждении эквивалентности

ее независимых аспектов, в удалении монистической и индивидуалистической коросты. «Царственная демократия»якобинцев (поудачному выражению Мак­ сима Леруа), без сомнения, мертва. Неужели мы допустим, чтобы под ее об­ ломками погибла сама демократия, одна-единственная действительная про­ должательница гуманизма? Или мы будем сражаться за плюралистическую демократию, единственно достойную сегодня имени демократии?

Недавние события скорее подтвердили, чем опровергли мои рассужде­ ния, показав, что политическая демократия не может существовать, если она не опирается на сильную экономическую демократию и не уравновеши­ вается ею. Из-за отсутствия достаточно эффективной организации этой экономической демократии политическая власть в странах с фашистской диктатурой оказалась под игом экономических конгрегаций крупного капи­ тала. Автократия на предприятии и в промышленности, повсеместно под­ тачивающая сегодня власть государства и фактически уже давно лишив­ шая его законодательной монополии, восстановила в нескольких странах политическую автократию, которая сегодня не что иное, как батрак и даже раб патрональной власти."1

Встранах, желающих избежать подобного опыта, проблема установ­ ления действительной промышленной демократии, этой единственной силы, способной победить диктатуру хозяев, подготавливающую фашистскую дик­ татуру, никогда еще не была столь актуальной. Если «демократия — это

контроль» (Ален*™), то этот контроль нужно гарантировать заинтересо­ ванным в нем лицам повсюду, где в действительности проявляется власть произвола. Я убежден, что именно в этом основа любой честной дискуссии на тему «реформы государства», ставшей настолько актуальной во Франции.

Вмоих исследованиях не рассматриваются способы достижения понастоящему эффективной промышленной демократии, единственно спо­ собной спасти демократию политическую.118 Еще меньше уделяется вни­

мание средствам, которые могли бы привести, особенно при нынешнем положении вещей, к действительному обобществлению собственности, которое изменяет саму суть природы собственности, а не только ее субъек­ ты; к истинноой социализации, которую я противопоставляю в своих рабо­ тах упрощенческим замыслам централизующего коллективизма и комму­ низма. Надеюсь, что смогу разъяснить мою точку зрения по этому вопросу

вдругой раз, тем более что эта тема явно выходит за рамки данного сбор­ ника, посвященного исключительно самым общим проблемам философии права.

Однако мне бы хотелось отметить, что антиэтатизм и плюрализм моей концепции современной проблемы демократии и социализма отнюдь не ис­ ключают использования государственных принудительных мер на переход­ ных фазах, и особенно во время острых кризисов.

"7 Комедия «корпоративной организации промышленности» не что иное, как способ еще большего порабощения рабочих организаций «тоталитарным государством» и с его помощью

подчинения их организациям владельцев.

См. некоторые указания на эту тему в моей книге «Идея социального права и современ­ ность» (1932. С. 77 и сл.) здесь и далее по тексту.

408

Юридический опыт и плюралистическая философия права

В этом смысле я не стал бы возражать против требования «восстановле­ ния и усиления власти государства», чтобы еще больше освободить государ­ ство от засилья капитализма. Только не следует забывать, что передача какойлибо организации функций, которые она не способна выполнить, не ведет к усилению ее власти: наоборот, это верный способ подорвать эту власть.

Поэтому речь может идти только о диалектике вмешательства госу­ дарства, которое укрепляет свою власть лишь для того, чтобы полнее раз­ вились автономные силы групп заинтересованных лиц; только эти группы способны осуществлять демократический контроль над тираническими властными структурами в области экономики, угнетающими их, и этим же группам предстоит однажды ограничить власть самого государства. "9

Любой вид интеграции профсоюзов в государственный аппарат должен быть отвергнут как представляющий наибольшую опасность. Вмешатель­ ство государства желательно и необходимо только как мощное средство борьбы с промышленным феодализмом и с экономическими конгрегациями, а совсем не как вид окончательной организации и даже не как вид эффек­ тивного управления экономикой. Опыт Рузвельта может служить приме­ ром такой диалектики вмешательства государства, направленного против самого государства и столь необходимого сегодня.

Следует отдавать себе отчет и в том, что промышленная демократия и экономика социалистической направленности — это два аспекта одного и того же явления. Если плановая экономика без промышленной демократии представляет собой только усиление угнетения рабочего класса, то промышленная демократия без плановой экономики — всего лишь тень бестелесная. Именно в этом за­ ключалась одна из основных причин досадной слабости институтов промыш­ ленной демократии. Эффективный рабочий контроль предполагает не только контроль над дисциплинарными полномочиями хозяина, но также и реальное участие в управлении экономикой в разработке «плана» и его реализации. Так как заводские комитеты и Национальный Экономический Совет никогда не были связаны между собой и животворный ствол этих двух институтов

119 Среди многочисленных примеров этой диалектики вмешательства государства особый интерес представляет провозглашенное государством обязательное учреждение заводских со­ ветов. Вот как я охарактеризовал этот процесс в своей работе «Идея социального права и со­ временность» (С. 83-84): «Может возникнуть вопрос, каким это чудом законодательное вме­ шательство государства, навязывающее обязательную организацию заводских советов, не только не приводит к уничтожению чистоты социального права предприятия, но, напротив, способ­ ствует усилению его влияния, его расцвету и продвижению вперед по пути к полной независи­ мости по отношению к государственному праву... Законодательное вмешательство только вы­ водит из внутренней организации завода гетерогенные элементы индивидуального права, предоставляя свободу проявления спонтанному социальному праву, исходящему из основопо­ лагающего сообщества предприятия. Искусственность этого государственного законодатель­ ного предписания уничтожает другую искусственность: незаконное порабощение социального права, которое порождает имманентная целостность предприятия, гетерогенным правом ин­ дивидуальной собственности. Закон борется с этим порабощением и ограничивает анормаль­ ную власть хозяина, чтобы расчистить путь спонтанному социальному праву основополагаю­ щего сообщества, которое старается проникнуть в вышестоящую организацию и преобразовать таким образом сообщество доминирования, каковым является сейчас капиталистическое пред­ приятие, в сообщ ество сотрудничества. И в конечном итоге это преобразование производит не государство, а спонтанное социальное право основополагающего индустриального сооб­ щества.

409

оказался, таким образом, разрубленным еще до того, как оба эти института воплотились в жизнь, организмы промышленной демократии лишились своего истинного назначения: быть столпами, основными ориентирами плановой эко­ номики. Объединение усилий, направленных на создание плановой экономики и промышленной демократии, которые признаются идентичными и опираются в своей реализации на диалектику вмешательства государства, усиленная власть которого направлена против сопротивления автократии хозяев — таков сегодня единственный путь, открывающий широкие возможности, чтобы сделать эф­ фективной демократию промышленную и посредством этого спасти демократию политическую.

С этими оговорками, я полагаю, оба исследования, данные здесь в своей первоначальной форме (чтобы изменить их, мне приитось бы переписать их полностью), будут представлять определенный интерес, особенно в на­ стоящий момент. Так как нужно оказать противодействие ужасающей путанице идей, типичной для сегодняшней полемики, и напомнить, что отождествление либерализма с индивидуализмом является ложным и ста­ новится еще более ложным тогда, когда происходит отождествление ли­ берализма политического с либерализмом экономическим. И, может быть, не без пользы будет напомнить, каково социальное происхождение и соци­ альное значение либерализма, как индивидуализм исказил демократическую идеологию, показать, что специфическая сущность социализма — это анти-

индивидуалистический и аитиэтатистский либерализм.

Стало чуть ли не обычным делом говорить о демократии как об идеоло­ гической системе прошлого. В наши дни многие стараются привлечь к себе внимание утверждением, что демократия умирает. «Покойная демократия», — так назвал ее один недавно опубликованный автор. Разговоры о «кризисе демократии» звучат банально. Однако когда видишь, что у демократии столько противников, которые прилагают немало усилий, чтобы похоронить ее, не­ вольно начинаешь думать, что она еще жива не только как реальная полити­ ческая сила, но и как идеологическая система. «Пусть мертвые покоятся с миром»... «De mortius aut bene, aut nihil» (лат. — о мертвых либо хорошее, либо ничего. — Прим. пер.). Но с демократией дело обстоит совсем иначе. Ее критики стараются доказать, что он а— источник всех бед. Некоторые философы утверждают, что она обязательно индивидуалистична, механистич­ на, атомистична и, наконец, что в ней заключено обожествление человека. Юристы и историки разоблачают ее связи с централизмом, с абсолютизмом власти, с этатизмом. Политики наперебой говорят о кризисе парламентариз­ ма, вне которого демократия — ничто. Коммунисты расценивают ее как бур­ жуазный предрассудок; немецкие расисты — как специфически латинское изобретение, а фашисты — как слабость и интернационализм.

Обоснованны ли все эти упреки? И чем занимаются в общем и целом ее обвинители? Действительно хоронят мертвеца или стараются удушить жи­ вого, слишком живого, на их взгляд? Если они выказывают столько страсти, нападая на демократию, то скорее всего потому, что она и не думала стариться, а вот-вот войдет в самый цвет, достигнет своей зрелости? Но что же такое зрелость демократии и каково ее будущее?

410