6.11. Национальные интересы

«В катастрофические эпохи, — отмечает Ф. Степун, — нельзя жить от­решенными чувствами, заимствованными мыслями, мертвым грузом унаследованных убеждений»²². Наши обстоятельства требуют рефлекти-рованной, строгой и оригинальной концепции собственных интересов.

Имеется три блока базовых ценностей: национальные интересы, права человека, общечеловеческие гуманитарные абсолюты. Lesto (бегло) охарак­теризуем их. Функциональность всякой ценности проистекает из действен­ной стереоскопии реальности, покоящейся на гомогенизации и голографи-зации. Гомогенизация — характерный прием, состоящий в унификации всего спектра индивидоотнесений к миру, к себе, к себе подобным. Задает­ся единство многообразного: выделяется некое семантическое пространст­во, понимаемое как центр идейного тяготения. Оно обусловливает направ­ленность, напряженность идейных силовых линий, искривляя, стягивая их в себя, не позволяя им выйти за свои пределы. Так устанавливается идео-логема — однородный духовный горизонт, представляющий содержатель­но непреодолимую границу. Примерами подобных границ, набираемых с прописной буквы, в нашем случае выступают Нация, Человек, Человечест­во. Голографизация — специфическая процедура, заключающаяся в рас­смотрении, восприятии, толковании частей действительности через призму

Национально государственная идеология

²¹ Стронин А. И. Политика как наука. Спб., 1872. С. 348. ^СтепунФ Основные проблемы театра. Берлин, 1923 С. 115.

400

действительности как целого. Действительность аксиолога гомогенизирова­на, есть полнота проявлений, разверток особого принципа, начала, лежаще­го в ее основании. Аксиолог в силу этого не может не понимать действитель­ность как мир «чего-то» — особенное всеобщее.

Констатируя сложившуюся дифференцированность мирового сообщест­ва, от которой не уйти, национальные интересы интенсифицируют нацио­нально обособленное: поскольку национально-государственные автономии одинаково жить не могут, национальные интересы отображают ангажиро­ванную позицию в отношении достижения процветания собственного народа, нации. Права человека — своеобразное Liberum veto (свободное вето), исходящее из конституируемого цивильностью свободно-независи­мого, спонтанно-неподчиненного статуса самоутверждения личности и пресекающее какие-либо посягновения на данный статут. Общечеловече­ские ценности — гуманитарные скрепы, позволяющие человечеству вы­ступать консолидированным, солидарным субъектом — представителем гуманной, т. е. высшей, сферы мироздания.

Идеальная ситуация — гармоническое претворение всех этих начал в государственности: должным, непременно достойным образом государст­во патронирует нацию и лицо, ориентируясь на универсально цивильные реперы жизни. Такая ситуация, однако, в реалиях нашего бытия недости­жима: слишком велики, непреодолимы различия способов существования субъектов мира, производящие и плодящие антиномии, конфликты, ошиб­ки Севера и Юга, Востока и Запада, бедных и богатых, белых и цветных, верующих и атеистов, прозелитов и разубежденных и т. д. Охватывают эти различия и национально-государственную организацию народов. Монопо­лия на те или другие параметры, определения существования позволяет одним народам доминировать над иными. С такой добытой в истории, борьбе, конкуренции, лишениях, жертвах, а потому как бы оправданной монополией добровольно (кроме России) нации не расстаются.

Это-то и обостряет проблему состыковки ценностных начал по всем осям их воплощения в жизни.

Фактически дело обстоит так, что упор на общечеловеческие и индиви­дуальные ценности сопровождает ущемление национальных интересов России. Эмпирически выверенная констатация этого не имеет целью по­догреть ни имперских, ни мизантропических настроений; она призвана об­ратить внимание на очень непростой тип отношений между частью и це­лым в современной этнорегиональной обстановке. Часть — индивид — должен быть защищен, но должно быть защищено и целое — нация. Гаран­тии индивида в декларациях, кодексах, пандектах, дигестах, институциях, новеллах. В согласии с максимой — не может быть примата государства

401

26 Зак. 3993Раздел VI_____________________________________________Ц

над правом — за их выполнением надзирают компетентные полномочные» инстанции, наделенные санкциями. Гарантии нации — также в документах^ обязательствах, содержащих договоренности по охране и обеспечению eel права. Исходя из сложившегося послевоенного порядка, признанное™ за-Jj вершения территориального раздела, нерушимости status quo могла лиЯ Россия как империя противостоять авторазвалу? В принципе могла. Но от1| вечая так, следует представлять цену удержания частей в целом.

Причина неустойчивости мировых империй — Александра Македонско-Я го, Римской, Османской — в многонациональности. Утрата скрепляющей | идеи, затрудненность на расстояниях прибегать к силе вызывали неспособ-^ ность противостоять местному, основанному на объединяющем принци-; пе крови сепаратизму. Русская идея как модель трансляции модернизации' из центра на окраины обанкротилась. И хотя запас прочности для урезо-' нивания частей у целого был достаточен, прибегать к крайностям в целях¹ удовлетворения амбиций опрометчиво, бесперспективно. Стимулируемые¹; этнически ровными популяциями, такими, как Литва, центробежные про­цессы, выйдя из-под ферулы верховной власти, оказались самодовлеющи-; ми. Сшибка облаченных в националистическую тогу общечеловеческих и; персональных ценностей с национальными увенчалась победой первых. По | этому поводу стоит ли разжигать пламя скорби в наших российских ду-¹^ шах? Отнюдь. Отправляясь от законов современного нелинейного мира, где часть равномощна, равнодостойна целому, надо, во-первых, раз и на-' всегда отказаться от борьбы целого с частью как сугубо затратной, бес-1 смысленной, а во-вторых, обновленным, незашоренным взглядом охватить коридоры национальных возможностей: в чем резервы и шансы отечест­венного могущества.

В текущий момент у россиян нет-нет да и проскальзывает ностальгия по былому величию, утраченному раздолью от «Перми до Тавриды», от «фин­ских хладных скал до пламенной Колхиды». Не потому ли идут в ход биб­лейские метафоры о разбрасываемых и собираемых камнях? Ранее Н. Го­голь говорил о том, что застывающая история превращается в географию; теперь со всей ответственностью можно говорить о превращении геогра­фии в историю. Среда, мобильное пространство обитания становится под­линным национальным богатством. Однако удерживать любой ценой про­странство нельзя. На что способен национализм, определить точно не удается, но в соответствии с законом обратного соотношения национальной агрессивности (национальные интересы) и гуманитарной достойности (пра­ва человека и человечества) правым со всех точек зрения оказывается не гонящий, а гонимый. Чем сильнее национализм, тем вероятнее его неудача;

402

е_______________________Национально государственная идеология

^ущемляемые национальные меньшинства при достаточном уровне цивнль-■ности силой победить невозможно.

I В вопросе о потерянных империей землях обосабливаются два круга Епроблем: 1) целесообразность сохранения империи в прежнем обличье и I 2) роль географической среды в чистом виде.

I Вариант прежней империи не устраивал места, скованные в инициати-|»е жесткой опекой центра, и одновременно, как это ни странно, — центр, достававшийся заложником мест, понуждавших его для уравнения регио-I нов к противоестественной внеэкономической редистрибуции. Десяти-|летиями копившаяся подозрительность в прохладно-конкурирующем Ι сосуществовании центра и периферии приобрела вид стремительно нарас-I тающей неприязни: места предъявляли счета в некомпетентности, волюн-р. таризме, центр предъявлял счета в автономизме, сепаратизме. |,ι Командно-административные гарроты, парализующие свободу мест, в Ε авангардном интеллигентском сознании представали в свете этнического К попрания. Антропогенной детерминации с местным колоритом окончатель-Е но противопоставлялся имперский комплекс. Невзирая на то, что директив-Щ ная самочинность более чем космополитичного центра несла разорение Ϊ прежде всего России, топологическая совмещенность центра с российской §' столицей катализировала тему диктата русских. Хотя от главенства центра f русские страдали больше других, подчеркиваем, именно они обвинялись во Ι всех тяжких. Противоречие «центр — периферия» бесповоротно возыме-£ ло отягчающий этнический привкус одиозного конфликта окраинных наро-Ё дов с русским; борьбу с центрально-административной системой возглавил t национализм. Атмосфера нагнетаемого ложного мученичества выносила }■" смертельную для империи демонтирующую волну, противостоять которой, абстрагируясь от вопросов права и способностей тогдашних лидеров, ока­зывалось безнадежным: застарелая болезнь тлетворного администрирова­ния столкнула целое и часть самым невыгодным, неблагоприятным для це-{лого образом, — гуманитарная инициатива принадлежала части, целым якобы этнически изнасилованной. Возникли жупелы зоологических вели­кодержавных комплексов, демпфировать слепоту которых удавалось лишь тактикой вежливых жестов — потворством, уступками.

Итак, finita la commedia. Дело сделано. Время русской идеи в трактов­ке русской империи прошло. Настало время русской идеи в трактовке про­цветания России.

Империя в прежней форме — медвежьих, но объятий, беспорядочно­го, но покровительства, попечительства мест — невозможна. Невозмож­на ввиду затратности, неэффективности ее обслуживания, поддержания.

I *. ⁴°^зРаздел VI

Сбросив бремя патронажа этнических периферий, Россия развязала руки^ для долгожданной собственной социальной, политической, индустриаль-.{ ной модернизации- Главное, что сейчас требуется, — сочленить идеалы с движущими силами российской жизни, под чем разумеется соединение | выверенной доктрины национальных интересов с созидательным народ­ным действием.

Ранее социально-политическое единство общества обеспечивалось ав­торитарными средствами;.сейчас пришла пора его легитимного обуслов­ливания. Новый порядок единства зиждется на отказе от старых прин­ципов национально-государственного строения. Инерция времени оставила культ автономий, энергично разрушающий интернационализм. Между тем ясно: устраняться должен не интернационализм, а патерна­лизм — отстраненно отеческое высокомерие относительно мест и окра­ин. Памятуя, что единство России в сильной государственности, встает вопрос совместимости демократии, либерализма, социальной открыто­сти, стимулирующих этническое самоопределение частей, со сплочен­ным, солидарным бытием целого. Такое совмещение видится в обновле­нии регламента национально-государственной архитектоники России, вытекающего из логики упрочения единства страны в наличных геостра­тегических реалиях.

Исходя из столыпинского, что нам, патриотам, нужны не потрясения, а великая Россия, государственность укрепляется по всем азимутам в каче­стве способа выражения, проведения, обеспечения национальных интере­сов. Последние формируются в виде развернутого понятия благоденствия народа, нации, входящих в ее состав этнических и социальных групп. От­правляясь от высших интересов россиян и России, страна как националь­но-государственное образование объявляется территориально целостной, недробимой. Наряду с подобным признанием на законодательном (консти­туционном) уровне изменяется статус субъектов федерации. Принимает­ся не регионально-этническое, а региональное (территориальное) деление, политико-юридически уравнивающее территориально-административные единицы. Предоставление периферии максимума прав и свобод с оставле­нием за центром прерогатив макрорегулирования снимает извечную рос­сийскую проблему центра — окраин.

Закат империи связывается с неэкономичностью эксплуатации мест, свидетельствующей об исчерпании политарного экстенсивно-приказного пути развития. Борьба за самостийность вкупе с природным обнищанием, экологической деградацией периферий поставила центр в положение и бедного, и одураченного. Для выравнивания баланса государственно-

404

Национально государствоинхя идеология

■властных связок в интересах центра и мест следует точно обозначить ком­петенции одного и другого.

Центр озабочивается разработкой и развертыванием общенациональных Программ — оборона, производство, энергетика, транспорт, связь, соцобес-I печение, здоровье, образование, финансы, правосудие, правопорядок, куль-»тура, экология, научно-техническая политика. Места сосредоточиваются на самоуправлении в духе частных приоритетов, весьма демократичных за­интересованных традиций земства. Гибкость их деятельности гарантиру­ется правовой базой, специфицирующей полномочия (налогообложение, банковский процент, цены, инфраструктура, местный бюджет, поддержка промыслов, поощрение предпринимательства, борьба с дефицитами) вла­стей в данных условиях.

Федерализм, с нашей точки зрения, есть единственно разумное стаби­лизирующее решение в российских полиэтнических административно-полианклавных обстоятельствах.

Столь же ясной и явной модели подхода к отношениям с бывшими рес­публиками, ближним зарубежьем не существует. Поиск равнодействую­щей здесь затруднен разновесностью и разнокалиберностыо сил во взаи-монесопрягаемых плоскостях, каковыми оказываются политическая стабильность, экономическая целесообразность, чувство родства к этни­ческим русским.

Политическая стабильность. Идея братства, корней, какую в проект национально-государственного обустройства России закладывает А. Сол­женицын, эмоциональна. По трезвому размышлению в политическом от­ношении к бывшим частям Союза его правопреемница Россия должна про­водить избирательный курс, отправляясь от перспектив изоляции, конфедерации, активного поддержания сфер влияния.

Изоляция как подход в планетарном типе послеавгустовской геополи­тической конфигурации с Россией — центральным телом и республиками-сателлитами по краям дискредитируется нами однозначно. Что должно ужесточить, так это позицию по техническим кредитам, вывозу сырья, экспорту энергоносителей. Как установка это верно для всех, а в первую очередь для малодружественной нам Балтии.

Вопрос конфедерации крайне неоднозначен. В принципе — для чего она нужна? Ответ: для поддержания геополитической стабильности— справедлив, но в общем. Бывшие республики Союза в большинстве сво­ем слаборазвиты, монокультурны. «Слаборазвитость и ее болезненные по­следствия, — фиксирует Гуле, — такие, как всеподавляющая бедность, инерция, порождаемая беспомощностью, глубочайшая безнадежность, —

405Раздел VI

представляют собой почти столь же серьезную угрозу выживанию... как1 атомная война или экологический апокалипсис»²³. Россия постоянно стал?2 киваегся с характерными признаками слаборазвитости республик—-бес·! конечными кризисами власти, непотизмом, трайбализмом, борьбой кла-J нов, родовой междоусобицей и т. д. Предпочтительнее снижать уровень конфликтности, потенциал агрессивности на своих ближних подступах во| внутри- или межгосударственных формах? Первый вариант — интеграф ция, второй — консервация российско-республиканских связей. . _, I Общего рецепта решения проблемы, по нашему убеждению, не npojj сматривается: в каждом конкретном случае следует брать в расчет спе·.} цифические кондиции. Составленная по географическому контуру с"! северо-запада на юго-восток геополитическая картина предстает в следую-щем свете.

Прибалтика. Два фактора детерминируют отношение России к Балтии; jj 1) наличие традиционной угрозы с северо-западного направления (Шве­ция, Речь Посполитая, Остзейский протекторат, Финляндия) и чисто воен- \ ная необходимость противостоять ей — милитаризация территорий: «за-j сечные полосы», укрепрайоны на северо-западных рубежах обороны-(Тарту как крепость основал Ярослав Мудрый); 2) экономическая необхо-, димость поиска выхода к морю в целях оживления мирохозяйственных связей: еще Иван IV пытался присвоить участок от современного Питера до Таллинна с тем, чтобы Калужская, Орловская, Курская провинции мог­ли вывозить продукцию, используя навигацию на Западной Двине.

В настоящий момент исторические и правовые (Ништадский мир, ле­гализующий присоединение к России Лифляндии, Эстляндии, Ингерман-ландии, части Карелии; как итог второй мировой войны — передача СССР Мемеяя) основания российского присутствия в регионе непродуманными волевыми решениями дезавуированы. Учитывая активно пестуемую не­приязнь прибалтов к россиянам, о каком-то страновом сближении России с Балтией говорить пока не приходится. Здесь нужно сохранить отвечаю­щую российской заинтересованности сферу влияния, стратегически доби­ваясь кондоминиума. В качестве рычага давления и обретения выгод над­лежит использовать: а) экономическую ориентированность, зависимость Прибалтики от России; б) мощную русскоязычную диаспору, которую в силу неуязвимости следует всемерно наращивать и закреплять (вплоть до организации целевых программ и фондов поддержки); в) территориаль­ный вопрос (к примеру, наличие территорий, отчужденных от Белоруссии в пользу Литвы).

"Dcvlopmcnt of peace. 1985. V. 6. № 2. P. 5.

406

Национально государственная идеология

Белоруссия. Со всех точек зрения может быть включена в более общее ^конфедеративное движение, толчок которому, однако, должно дать поли-«еское решение, навеянное процессами в иных регионах. .Украина. Она очень может не выдержать бремени самостийности. Ахил-есовой пятой, казалось бы, богатейшей) ареала является комбинация эко-[номико-этнических показателей. Разумеется: а) предельная истощенность [сырьевой базы, отсталость промышленности; б) этническая ориентиро-гванность значительных территорий на Россию. Воссоединение Украины с [Россией, говоря откровенно, экономически последней не выгодно. Но оно |вполне реально как способ снятия крайностей в случае течения событии I по сценариям: общенациональная забастовка; угроза эмансипации Лево-I бережья под лозунгами Донского (казачьего) анклава; взвинчивание поли-I тических страстей вокруг Крыма; принятие двойного (российско-украин-I ского) гражданства большинством населения.

Молдавия. Ясность относительно территориального статуса перспек-£'.тив интеграции или дезинтеграции с Россией отсутствует по причине 'ρ троецентрия — расщепленности по силовым линиям векторов на Румы-' нию (национал-патриоты), на Россию (нацменьшинства), на суверенность (национал-бюрократы). При всех раскладах тем не менее обнаруживает-j ся небезучастность России к Приднестровской теме, что предопределя­ет необходимость усиления здесь российского присутствия.

Закавказье. По собственной недальновидности лежащим в развалинах Армении и Азербайджану надо дать полную волю насладиться националь­ной свободой. Ни о какой политической интеграции с ними при видах на обременительное послевоенное восстановление не может быть речи. К тому же логика поддержания баланса устойчивости в регионе (влияние Турции, Ирана, США, Западной Европы, арабского мира) не позволяет открыто при­нять ту или иную сторону. Отсюда характер вмешательства в ситуацию все­цело зависит от общей динамики эскалации опасности для России; в идеа­ле без риска для себя надо поддерживать обе стороны. Проведение такой тактики не удается в отношении Грузии. Борьба за Абхазию, Южную Осе­тию, возможно, Аджарию, в которых заинтересованы как Грузия, так и Рос­сия, обусловливает темпы и интервалы российско-грузинского противо­стояния. Решение, которое подсказывает интуиция, заключается в создании протекторатов двойного подчинения.

Средняя Азия. О своей национальной свободе никогда не обострявшие вопрос суверенитета среднеазиатские республики узнали из газет. Соци­ально-экономические судьбы, предпосылки культурной непрерывности, формирование и реализация народного сознания и воли у российских и среднеазиатских народов во многом общие. Однако при вящем тяготении

407Раздел VI

среднеазиатских республик к России способна ли она решать их проблемы? Учитывая подверженность среднеазиатской государственности дестабили­зирующим внешним влияниям, их перенаселенность, полная автономия среднеазиатов, скорее всего, породит войны. В условиях колоссальной су­хопутной границы с ними Россия не может остаться в стороне от протекаю­щих здесь процессов. Проблема национально-государственной консолида­ции России со Средней Азией, по нашему мнению, должна обсуждаться в плоскости нащупывания мягкого избирательного регламента конфедерации. Казахстан. Занимает совершенно особое положение. По условности границ, значительности русскоязычного слоя, славянской группы, прочно­сти хозяйственно-экономических контактов Казахстан наиболее близок России. В его отношении правильно активизировать, поощрять курс на ин­теграцию. Политическим ее выражением может быть Евразийский пакт, уния, конфедерация, к чему сразу же без ущерба для сторон возможно подключить Белоруссию и Туркмению.

Изменение политической карты на бывшем пространстве СССР не са­моцель. Возвращение к Союзу — мощная мобилизующая, стимулирую­щая идея. Но спрашивается: собственно, что она призвана мобилизовы-вать, стимулировать? Проблема новых геополитических конфигураций — из числа десижионистских: выработка судьбоносных волевых решений диктуется не умозрением, а непосредственно давлением обстоятельств. Тему империи в абстрактных надуманных постановках, вне конкретных раскладок, экспликаций, как, какой ценой, во имя чего, мы считаем утра­тившей актуальность, несущественной, закрытой.

Обескураженный бессмысленностью, алогизмом бытия герой Ф. Досто­евского говорит: «Я не могу ничего понять — я и не хочу ничего понять; чтобы понимать, я должен был бы оставить факты, а я хочу остаться при фактах»²⁴. Факты. Они не позволяют понимать, разрушая рациональность происходящего.

Что же тут тело, когда погибает душа (В. Розанов); что же грезить о чем-то в мысли, когда эти грезы не нужны жизни.

Экономическая целесообразность. Во многом несовершенный совет­ский промышленный комплекс в чем-то был совершенным: ориентирован­ный не на республики, а на логику обслуживания целого, он строился и функционировал как космополитическое, а не этническое предприятие. Су­веренизация дала толчок национализации в самой дремучей форме регио­нализации и сепаратизации. Современное интернациональное многоцеле­вое и многокомпонентное производство, однако, не может быть этнически

Национально государственная идеология

²⁴Достоевский Φ. Μ. Поли. собр. соч. Т. 14. С. 100.

408

анклавным. Таким образом, затягивается тугой узел проблем, в особенно­сти по части предприятий общесоюзного значения.

Стратегически поддержание смешанных российско-республиканских производств, за исключением уникальных, кажется невыгодным; Россия располагает: практически всеми видами сырья; более развитой инфра­структурой; более квалифицированной рабочей силой. Перенесение про­изводства в черту России позволит: избежать разорительных накладных расходов по поддержанию рабочего ритма производительных организа­ций; использовать республики в качестве рынка сбыта продукции; форси­ровать модернизацию отечественной индустриальной базы.

Тактически, где позволяет обстановка, нужно стремиться к наращива­нию кооперации, акцентируя обоюдность выгоды, технологическую про­грессивность деятельности, возможные варианты политической зависимо­сти вследствие экономической несамодостаточности.

Приоритетными геоэкономическими направлениями являются: Казах­стан, Туркмения, Узбекистан. В отношении иных республик принимается дифференцированный режим связей: Белоруссия, Киргизия, Украина — усиление тенденций к паритету с прекращением технических кредитов, предоставления займов; Молдавия, Прибалтика — целевые сырьевые, энергетические поставки в комбинации, дабы отвести упреки в репресса­лиях, с развитием совместных производств (с массовым привлечением этнических русских) на базе авангардных технологий; Таджикистан, Ар­мения, Азербайджан — бартерный обмен сырья на вооружения; Грузия — прямые хозяйственные связи с автономиями с обретением перспективных

политических выгод.

Этнические русские. Подобно тому как историческое пространство ко­ординируется с географическим, этническое пространство координирует­ся с государственным; границы этноса суть последние естественные гра­ницы его государственности. В настоящий момент более чем над 25 млн русских, проживающих за пределами России, нависла угроза депортации. Этот варварский, инициируемый национализмом процесс требует реши­тельного пресечения. Зоны компактного проживания этнических русских в ближнем зарубежье должны быть объявлены зонами критического про­живания. На случаи обострения обстоятельств необходима отлаженная, доведенная до автоматизма система мер в чрезвычайных этнических си­туациях. Русские достойны защиты в любой точке, и тем эффективнее, чем они ближе к России.

Из наиболее неблагоприятных регионов проживания (Средняя Азия, За­кавказье) разумно наладить организованное, не ущемляющее чести переме­щение с расселением и трудоустройством в России. К Балтии правильно

409Раздел VI

Ηациоиаль>ю государственная идеология

применять санкции, давление с целью принуждения соблюдать права челсь| века. «Люди рождаются и остаются свободными и равными в правах», -сказано в 1789 г. в «Декларации прав человека и гражданина». Права чело века — базис цивильное™, и они должны быть уважаемы повсеместно.! Права личности первичны, права этноса производны. С несоблюдением га· · рантий свобод человека утрачивает соответствующие гарантии попираю-^ щая цивильность государственная форма народа.

Геополитика. Индустриальная фаза цивилизационного шага характери­зовалась возрастанием емкости искусственной среды обитания (упроче· ние антропо-социо-техно-натурного комплекса). С предстоящим вступле­нием в экологический фазис увеличивается значимость естественного потенциала: гео1рафическая среда, запасы натурального богатства (а не классовая борьба) становятся решающими факторами общественного процветания. Мир подошел к черте, когда при неизменных темпах экс­плуатации природного тела обнажились пределы роста: запросы на сырье не Moiyr удовлетворить ни расточаемые естественные запасы, ни замени­тели. Будущее за теми, у кого ресурсы (подтверждение тому — недавние события в Персидском заливе, когда проблема вокруг исчезающе малой политической величины — Кувейта породила мировой кризис). В ближай­шее время поэтому, как нетрудно предугадать, стремительно повысится роль неперенаселенных стран — обладателей территорий (недра, угодья, сырье, фауна, флора, водный бассейн): Монголии, ЮАР, Канады, Аргенти­ны, Австралии, Бразилии. Первое место в этом ряду занимает Россия.

Из особой геостратегической роли России как мирового держателя ре­сурсов вытекают три важнейших следствия:

1. Назрела необходимость основанной на трезвом неомальтузианстве дальнеперспективной программы собственного величия в условиях пере­хода мира на нулевой или даже отрицательный режим роста.

2. Назрела необходимость тщательнейшего отношения к собственным геоусловиям, выступающим punctum saliens (важнейшее обстоятельство).

3. Назрела необходимость более продуманной фронтальной борьбы pro aris et focis (за родину); всеобщему хищному духу Мюнхена, индуцируе­мому в отношении благодушной России повсеместно — от Японии до Эс­тонии, — должен быть положен однозначный предел.

Доглобальный подход к проблеме территорий неоснователен; перекрой­ка национального земельного актива недопустима. У противников России никогда не хватало сил одолеть Россию, даже если она проигрывала (рус­ско-японская война, первая мировая война). Причина — пространствен­ная масштабность, которая была и остается предпосылкой культурной ав­тономности, политической независимости страны.

I Нерв геополитического yuia зрения — вычленение потенциальных со-Шюзников и противников, отталкиваясь от тотального и локального балан-ьсасил, историко-этнических шлейфов, сакрально-географических проек-|ций мировых линий народа на ландшафтные контексты, обусловливающие [ригористическую логику больших геополитических пространств (БГП). | Для квалификации политических симбионтов России с уточнением сла-f,6bix пунктов, возможных друзей и врагов, очагов напряжения, источников ^угрозы безопасности существования необходима фиксация национальных ; приоритетов: через какую фазу собственного развития мы проходим и какую принципиальную реакцию на нашу эволюцию мы возбуждаем, г В эпицентре проблемы — географическая срединность России, как бы стиснутой индустриальным Западом и традиционным Востоком. Подобная организация обусловливает два капитальных страновых атрибута России: в каком-то смысле она гетерогенна Западу и Востоку, но одновременно по ряду признаков она гомогенна им. Ни включить Россию в Запад и Восток, ни отсечь ее от них никак невозможно. Россия обречена на взаимодействие с Западом и Востоком, сохраняя свою идентичность. Тайна России в ком­плексности, бицентричности цивилизационной основы: западное и восточ­ное ее начала взаимонастраиваемы — эскалация одного влечет эскалацию другого. Действительно субъектом модернизации в России, как отмечалось, исстари выступало государство, озабоченное достижением паритета с алч­ным, агрессивным Западом. Исторически толчком российской модерниза­ции всегда была угроза извне. Петровские реформы — ответ на вызов Шве­ции. Уровень обновленной Петром 1 России оказался достаточным для разгрома Наполеона, но уже недостаточным для ведения Крымской войны. Как ответ — реформы Александра И. Далее — поражения в русско-япон­ской и первой мировой войнах и как реакция на отставание — октябрьский переворот 1917 г. Затем — опасность аншлюса и реформы конца 30-х — на­чала 40-х гг. Аналогичное — относительно холодной войны, подстегнувшей научно-технические инновации начала 50-х гг.

Модернизация в России, следовательно, протекала как вынужденная фор­сированная самовестернизация. С той характерной приметой, однако, что индустриальное сближение с Западом сопровождалось усилением социаль­ного сближения с Востоком. Темповая модернизация по российски есть за­имствование западных индустриальных наряду с заимствованием восточных социальных технологий: от Петра I до большевиков имел место причудли­вый сплав ультразападного индустриализма (научный и технический про­гресс) с ультравосточным деспотизмом (абсолютизм, крепостничество).

Между тем пора отказаться от линии: к Западу через Восток. Наш путь — не сочленение крайностей (вследствие географической срединности), не

410

41Раздел VI

олеографическое воспроизведение западных образцов с эффектом восточ­ного ореола (отношение к России как цивилизационно вторичной струк­туре), не насаждение недоцивилизационной патриархальности (упор на особость русского пути). Наш путь, собственная линия прогрессивного восхождения суть совмещение общецивилизационных начал (социальные инварианты, гуманитарные константы) с национальной почвой. Бытовав­шая в прошлом модернизация как индустриальная вестернизация с атро­фией социальных измерений трансформационного процесса (гражданское общество, парламентаризм, либерализм, конституционизм, народовла­стие) более невозможна. Возможна сбалансированная программа социаль­ной прогрессии, охватывающая как промышленные, так и общественно-политические отсеки национальной жизни.

Из сказанного вытекает: нужно быть конформным цивилизационно бо­лее продвинутому Западу по максимальному числу позитивных парамет­ров, но не отказываться от собственных реалий (с массой восточных черт). Так, если в нашей традиции укоренена государственность, то, демонтируя централизм, в перемещении от автократии к демократии надо согласовы­вать размерность движения с нашими национальными обстоятельствами. В противном случае, точно ослиные уши, они обнаружат себя самым не-предугаданным, коварным образом. Не то ли подразумевал Ф. Достоев­ский, настаивая, что русский, будучи либералом на Западе, должен быть консерватором в России?

Итак, исключающая перегибы цивилизационная самодостаточность. Но именно она, с одной стороны, распаляла раздражение и Запада и Востока, пытавшихся вовлечь одну шестую часть планетарной суши в орбиту своих преимущественных влияний, а с другой стороны, активно питала миф са-мобытнического первопроходчества — от патриархалов до большевиков. Как согласуется идея добротного, санкционированного почвой самостоя­нья с геополитической картиной, жесткими императивами логики БГП?

Говоря ex abrupto (без предисловий), мир идет не к единству в много­образии, а к раздору в единообразии (Бердяев). В геополитической плос­кости это надо толковать так, что условие выживания — консолидация, индуцируя тактику тиглей, формирование этносоциальных суперструктур (ЭСС), в самой себе таит опасность взрыва. «Раздор в единообразии» — всевозрастающая вероятность внутренних разбалансов вследствие дефек­тов самоорганизации, затрудненности гармонизации конфликтов в ЭСС, жизнедействующих в нелинейном режиме гетеропереходов, многих сте­пеней свободы. Все ЭСС, без исключения, этнически, социально расслое­ны, причем тип расслоения зависит от характера национально-государст­венных связей.

412

Национально государетвеиная идеология

Изначально устроенные как гигантские плавильные печи и существую­щие за счет конденсации территорий, сырья, культуры США, Россия, Ки­тай — межнациональны. Строящиеся по принципу оперативного слияния потенциалов для решения национальных проблем Объединенная Европа и группа стран АТР — наднациональны. Консолидация через межнациона­лизацию достаточно жестка, потенциально взрывоопасна: неорганичность композиции в общем единых сграновых тел предопределяет их склонность к спонтанным выбросам, флуктуациям. Источником последних Moiyr быть самые темные, бессознательные, нерациональные, немотивированные побуждения — цвет кожи, разрез глаз, происхождение, реальное положе­ние, вероисповедание, место жительства и т. п. Опасности существования межнациональных ЭСС — внутренние: политическая, расовая, конфессио­нальная, территориальная, клановая гиперболизация. Консолидация через наднационализацию, как самый стиль пастиччо, весьма условна; причины распада наднациональных ЭСС преимущественно внешние. Шлифуемый веками строй жизни межнациональных ЭСС, определяемый присоедине­нием в переплавлении, стоит перед фактом двух видов противоречий. Пер­вый — взаимопротиворечия межнациональных ЭСС. Учитывая разделен-ность мира на сферы влияния, взаимную удаленность, обоюдный статус супердержав, очевидную близость по массе геостратегических парамет­ров, откровенное противостояние России и США в современности мало­вероятно. США, таким образом, не потенциальный противник России. Этого нельзя сказать о перенаселенном, не оставившем территориальные претензии к России Китае, где дела хороши, темпы роста высоки до пер­вых крупномасштабных неурожаев. Далее же — три очевидные линии экс­пансии: Вьетнам, Монголия, Россия. Уместной превенцией применитель­но к Китаю могло бы быть сочетание из комплекса: а) дестабилизация внутреннего положения; б) обострение отношений со странами Восточной и Южной Азии; в) целенаправленное противостояние широкому надвига­нию желтой массы в официально поощряемом образовании в России — пятой китайской колонны в лице хуацяо.

Второй — противоречия между межнациональными и наднациональ­ными ЭСС. Тяга к наднациональным формированиям — своего рода обо­ронительная реакция на экспансию и гегемонию межнациональных ЭСС. Следовательно, исходно наднациональные ЭСС — противники США, Рос­сии, Китая. Вникая в этот сюжет, обратим внимание на неоднородность ка­чественного состава наднациональных ЭСС: здесь обосабливаются свои лидеры и аутсайдеры. Типичный лидер с синдромом доминирования для географически приближенной к России Объединенной Европы — Герма­ния. Отправляясь от демонстративной истории российско-германских

413Раздел VI

Национально государственная идеология

отношений, равно как от максимы сакральной географии «подобное угроЛ жает подобному» (Германия, как и Россия, — мощная теллурократия с анаш логичной методологией экспансии), с не допускающей двусмысленность]! четкостью надо признать: потенциальный противник России на Западе^i Германия. В качестве заблаговременных мер отвода угрозы, не обнаружи-j вая предвзятости, следует: а) углублять традиционные франко-германские! и англо-германские разногласия и играть на них; б) использовать ан-| тигерманские ноты в политике приграничных славянских стран — Поль-1 ши, Чехии, Словакии, Украины, Белоруссии; в) проводить решительный i курс по части Балтии, привычно падкой на антироссийский германский $ союз; г) всячески укреплять, усиливать (вплоть до регулирования этниче-ской картины) калининградский анклав, рассматривая его в порядке стра-1 тегического бастиона.

Россия как бы стиснута между двух воинственных (о чем свидетельст-1 вует опыт истории) теллурократических стихий: западной — Германией I и восточной — Китаем. Для контрфорса можно использовать славянскую : связку: Сербия, Черногория, Болгария — берущую Западную Европу в своеобразный клинч, и связку Россия (включая Монголию) — Индия, · Вьетнам, сжимающую Китай. Поскольку иных блоков для нейтрализации ^; угроз России в рассматриваемом аспекте не существует, со всех точек зре- . ния предусмотрительно откорректировать наличный российский курс под углом зрения учета национальных интересов согласно исторически сло­жившимся геополитическим реалиям.

Средняя Азия. Обсуждая среднеазиатский вопрос, приходится двигать­ся в дилемме, выбирая между Харибдой и Сциллой. С одной стороны, вы­шедшие из СССР республики Средней Азии и Казахстан в страновом от­ношении неконкурентоспособны (перенаселенность, слаборазвитость, техническая отсталость, нерыночность, неядерность). Их освоение, поддер­жание крайне затратно. На 1991 г. внешний долг Узбекистана и Казахстана составлял по 3,3 млрд долл. (соответственно 397 и 663% годового экспорта), Таджикистана— 1,4 млрд (583%), Киргизии — 0,74 млрд (1233%), Туркме­нии — 0,62 млрд (310%). Уровень потребления на душу населения в 1991 г. определялся: в Казахстане примерно 75% от среднесоюзного, в Туркме­нии — 65, в Киргизии — 55, в Узбекистане — 50, в Таджикистане — 45%. Серьезно осложняет дело демографический взрыв: 3,5% — годовой рост численности населения, чреватый эскалацией борьбы за жизненное про­странство, передел территорий, сфер влияния. Практически отсутствует массовый культурный слой — носитель технологического, образовательно­го прогресса. В период с 1979 по 1989 г. мшрационный поток славянского

414

Г

«.населения исчисляется цифрой 850 тыс. человек. В настоящий момент ин-ктенсивность данного потока стремительно нарастает. В конце концов это «вызовет кризис экономики, приведет к остановке наукоемких авангардных | производств. Разрушение привносящих устойчивость этнических групп .повлечет политическую дестабилизацию. К ней же сокращает дорогу обо-[стрение борьбы за региональное лидерство, сопровождаемое усилением ^межнационального противостояния (события в Фергане, Оше, Баткене). i С другой стороны, опасности северной экспансии (Афганистан, Турция, 'Иран), воинственно-угрожающие модели Великого Турана, единящие тюр-,ков Евразии, навязчивые небезопасные планы исламизации России. Спо­собна ли Россия противостоять захватнической волне с Востока? В том, ■что она будет, сомнений нет. Перед лицом экологической деградации (ис-', тощение почвы, озонового слоя, запасов газа, нефти, нехватка воды и т. д.), лавинообразного демографического роста, нерешенности продовольствен­ной проблемы у Востока остается лишь один вектор движения — северо-запад. Так как исстари в восточном регионе пасовали только перед силой, вопрос состоит в том: в одиночку или в среднеазиатском союзе России принимать удар? Мы склоняемся к союзно-конфедеративному решению. В любом случае надо исходить из неотторжимое™ от России среднеази­атского пространства, которое должно иметь статус ассоциированной с Россией территории и контролироваться центральными средствами. Вы­сказываясь принципиально, можно утверждать: военно-стратегическая сфера есть решающий аргумент в пользу централизма; основа российской государственности — централизм не может не сохраняться как гарант на­циональной безопасности, что, однако, не отменяет прерогативы мест (ре­гионов) в отношении социальной, культурной, хозяйственной инициативы. Мусульманство. Сугубую опасность для России представляют панис-ламистские, тюркоцентричные проекты фундаменталистского консерва­тивного режима в Средней Азии и супергосударственного образования Турана, простирающегося от Анатолии до Алтая. На техническое обслу­живание этих проектов нацелены конкретные мероприятия по созданию вначале национальных мусульманских государств, а затем их федерации. До оформления всемирной мусульманской государственной сверхструк­туры, скорее всего, не дойдет: мусульманский мир разобщен — вероис­поведные (сунниты — шииты), внутристрановые (курдский вопрос в Ираке и Иране), межстрановые (Индия — Пакистан, Иран — Ирак), эт­нические (арабы — тюрки) противоречия. Однако используемая в каче­стве регулятивной, идея всемирного исламского государства крайне мощная, для России малоприятная: любое практическое воплощение

415Раздел VI

панисламистского азиатоцентричного проекта нейтрализует, дезавуирует традиционные российскому миру евразийские геополитические архетипы с непредсказуемой будущностью.

Противовес панисламизму и пантюркизму усматривается в обыгрыва­нии следующих обстоятельств:

а) наличие явной борьбы за власть в республиках Средней Азии с кла-ново-территориальной окраской в Казахстане, Таджикистане, Узбекиста­не и родоплеменной в Киргизии и Туркмении;

б) наличие межреспубликанских антагонизмов (борьба за лидерство, спорные территории, этнопсихологическая неприязнь);

в) обеспокоенность правящих среднеазиатских элит властной перспек­тивой: без светской канализации фундаменталистской аннексии они будут просто вытеснены с политического поприща;

г) отсутствие у среднеазиатских республик, Казахстана, Азербайджана естественноисторических государственных традиций;

д) наличие истончающейся, но значительной славянской диаспоры;

е) культурно-политическое тяготение среднеазиатов к России.

Южное направление. В вопросах ближнего зарубежья во всех отноше­ниях благоразумно прекратить потворствование государствообразователь-ным процессам. Российская Федерация — союзное государство, сущест­вует в виде альянса республиканских структур, обладающих определенной политической и юридической самостоятельностью. Двусмысленность на­личного федеративного регламента заключается, однако, в национально-территориальном принципе консолидации, допускающем намек на госу­дарственно-политическое самоопределение. Самоопределяться, как подчеркивалось, может нация, а не национальность. Упор на территориаль­ный принцип как базовое начало реформации российского государствен­ного устройства позволит снять ненужные аллюзии, плодящие чудовищ в лице искусственных моноэтнических государственных формирований.

Типаж органического государства для полиэтнического Северо-Кавказ­ского региона с характерной хозяйственной слабостью, отсутствием на­циональных экономик, представительностью славянской группы, техноло­гическим, культурным, финансовым донорством России, мощным казачьим движением самоубийствен. По этой причине требуется внести ясность в непомерно форсируемое конституирование государств адыгей­ской, кумыкской, лезгинской, чеченской, ингушской, ногайской националь­ностей, равно как и конфедеративного северо-кавказского сообщества: живущие здесь разнообразные этносы имеют право на национально-куль­турную, но не государственную автономию.

416

Национально государственная идеология

В вопросах дальнего зарубежья заслуживают акцептации такие проблемы.

Проблема геостратегического укрепления США. Постсоветская реаль­ность предоставляет Штатам широкие возможности маневрирования.

Главные направления активности — строительство геополитической оси Южная Европа — Турция — Закавказье — Средняя Азия — Синьцзян; проникновение на Аравийский полуостров, ускоряемое поражением Ира­ка в февральской войне 1991 г. Основные следствия этих процессов: а) воз­можность контроля Западного Китая, Северной Индии, более тесное взаи­модействие с исламским миром, фланкирование России проамериканскими режимами: б) вытеснение России с Ближнего и Среднего Востока, контроль над стратегическими источниками сырья энергоносителями — весьма не­благоприятны для России.

Афганская проблема. Гражданская война в сопредельном государстве дестабилизирует положение в Средней Азии. Для нейтрализации вредных и опасных воздействий оправданно теснее блокироваться с государства­ми Средней Азии и Казахстаном, переводя отрицательную энергию соот­ношений с Россией на афгано-пакистанские и внутриафганские отношения с разьнрыванием пуштунской карты.

Проблема иностранного проникновения в Среднюю Азию. Речь идет о распространении влияния на указанный регион Турции, Ирана, Пакиста­на. Турция и Иран в этой политике активно используют Азербайджан, в то время как Пакистан действует через Афганистан. Независимо от характера усилий итог один — ослабление позиций России. Противовес антироссий­скому курсу видится как в укреплении всестороннего сотрудничества со среднеазиатскими государствами — своеобразное bone coete — вплоть до образования мягкой избирательной конфедерации, так и в общем ослабле­нии субъектов давления, чему способствует углубление индо-пакистанско-го, ирано-иракского конфликтов, стимулирования турецко-американского конфликта вследствие реализации Турцией программы протурецкой сис­темы в Закавказье и Средней Азии, противоречащей геополитическим ин­тересам США и НАТО.

Соблюдению и проведению российских интересов на юге способству­ет: формирование государственного союза (уния, конфедерация, ассоциа­ция) России с республиками Средней Азии и Казахстаном; утрирование этнокультурных различий тюрков и арабов (противовес азиатоцентризму); наведение мостов с Ираном (через Азербайджан), Китаем, исламским миром, Индией (противовес США); катализация противоречий между Турцией и Ираном, а также США (противовес влиянию на Закавказье и Среднюю Азию), Индией и Пакистаном (ослабление влияния Пакистана

27 Зак. 3993

417Раздел VI

на Афганистан), Афганистаном и Пакистаном (ослаблены влияния на! Среднюю Азию); внутренняя дестабилизация Афганистана (идентичная! цель): эскалация арабо-израильского конфликта (противовес США).

Западное направление. Результирующая векторов приложения сил За-·' пада в отношении России выражается лозунгом «Drang nach Osten» (на-0 тиск на Восток). Чудское озеро, Грюнвальд, польско-литовские интервен-ij ции, Отечественная война 1812 г., первая и вторая мировые войны —^ только некоторые эпизоды общих экспансионистских интенций. Восток.; движется на Запад, Запад — на Восток. Средостение этих движений —, Россия, противостоящая агрессии на двух фронтах. Схема захвата жизнен^ ного восточного пространства — традиционна для теллурократий Запада, (Франции, Германии, Польши); очень часто она приобретала вид пангер­манизма, усердствовавшего в борьбе со славянством. Ни Франция, ни Польша по своим объективным данным к противостоянию России не спо­собны. Единственный кандидат на эту роль — доминирующая в Объеди­ненной Европе Германия. Несомненный актив немецкой восточной поли­тики — расчленение Югославии и Чехословакии, подъем галицийского национализма, проникновение на Украину, ослабляющие роль славянства в Европе. Наличная мощь Германии для явного конфликта с Россией, од­нако, недостаточна. Обводящие и лавирующие ее действия — экономиче­ская и политическая экспансия, ликвидирующая ущемляющие германские интересы итоги второй мировой войны, опоясывание России протектора­тами. В этом контексте очевидна опасность такой акции обеспечения Объ­единенной Европой своей безопасности на Востоке как расширение НАТО с приемом в нее поляков, чехов, румын, прибалтов. Осуществись это, Рос­сия фактически утратит стратегически важный буфер, позволяющий вести борьбу с Западом на дальних подступах. Сказанное проливает новый свет на геополитическую роль Украины и Белоруссии.

Оба обретших независимость государства выступают в роли индукто­ров нестабильности на ближних границах России. Это поразительнейшее обстоятельство (принимая во внимание общеславянское братство) есть следствие вполне объективных внутренних и внешних причин. Внутренние причины — хозяйственная отсталость, побудившая к просьбе о переводе в мировую группу экономически менее развитых (по сути, отсталых) стран; финансовая несостоятельность; сырьевая зависимость от импорт­ных поставок: национализм, великодержавие, предопределяющее узколо­бую конфронтацию с Россией; тяга к государственной унитарности в ущерб иным народностям; непродуманная военная доктрина, нацеленная на сохранение сильной современной армии и флота (Украина). Внешние причины — территориальные претензии, инициация всевозможных

418

Национально-государственная идеология

Конфликтов (этнических, региональных) в России, политически авантюр-|ные проекты черноморско-балтийской федерации.

I Острота и сложность решения российско-украинско-белорусских про-| блем определяется исходной двусмысленностью сложившегося положе-|ния. С одной стороны, мы — родственная этническая и историческая вгрупиа, имеющая единые корни, общий опыт имперосгроительства, с дру-|гой стороны, в наличной геополитической обстановке российские терри-ктории, прилегающие к Украине и Белоруссии, не могут рассматриваться г иначе как через призму стратегии выдвинутых рубежей; нейтрализуя \ «принцип крови», она центрирует «принцип земли». Восточнославянский | блок— привлекательная, но метафизическая идея. Реалии (пока!) таковы, £ что Брянская и Смоленская области — пограничные. Линия потенциаль­ной обороны приобретает едва ли не изначальные черты (времен эпохи ρ Ивана III). Подобная ситуация серьезно трансформирует «высокие родст-: венные чувства», обязывая озабочиваться наличными топологическими ! конфигурациями России, испытывающей явную потребность в дополни-; тельной обороне западных фаниц. Украинско-Белорусский регион теперь не пространственный буфер, не «засечная полоса», дистанцирующая от За­падной Европы и ослабляющая воинствующие порывы наступающего противника; в настоящий момент — это неоднозначный резервуар поли­тической неопределенности, могущий проявить себя (в зависимости от конъюнктуры) по отношению к России весьма непредсказуемым образом. Дальневосточное направление. Крайне пестрая, неоднородная действи­тельность, представляющая агент воздействия на Россию, влечет диффе­ренциацию геополитических приоритетов. Учитывая обоснованность предположения, что XXI век — век желтой расы, стратегически важно антиципировать протекание истернизации, приобретающей форму надви­гания «желтой волны». Опасность последствий демографической, техно­логической, аксиологической, экзистенциальной экспансии желтых предо­пределяет характер потенциального блокирования. Будущий век — век пришельцев, и белой цивилизации угрожает опасность поглощения ми­грантами: и США, и континентальная и островная Европа, и Россия одина­ково подвержены давлению пресса цветных. Последнее обусловливает устойчивый вектор корпоративизации: перед угрозой восточномонголо-идной ассимиляции западноевропеоидный мир обязан встать на путь од­нозначной консолидации.

Изначально разрозненный, раздробленный свет еще очень долго не бу­дет (если вообще когда-либо будет) единым, однако время от времени обо­сабливаются капитальные параметры (ценности), вызывающие очаговое единство. Один из таких параметров — сохранение антропологического

419Раздел VI

ортогнатизма (невзирая на негомеостатичность белой расы — ту же дина­мическую неустойчивость взаимодействий романской и славянской групп), навевающее межрегиональное этническое «коммандитное товарищество». Соприкосновение с Востоком, к которому с разных сторон подходят две супердержавы, два суперэтноса — США и Россия, обусловливает, следо­вательно, западное европейско-российско-американское сплочение.

Сказанное, конечно, не находит однозначного продолжения в опреде­лении российской тактики к различным дальневосточным партнерам.

Общей установкой для политического взаимодействия со странами ре­гиона является универсальная идея отказа от силовой политики, претензий на «особые роли». Паритет, равная ответственность за безопасность, ува­жение сторон, снятие напряжений, создание и расширение зон доверия — это именно то, что нам нужно. Стремление к равенству, равноправию не имеет ничего общего с впадением в беспечное благодушие, отказом от со­блюдения и защиты национальных интересов. С изменением геополитиче­ской картины, оставлением претензий на доминирование в Восточной Ев­ропе, естественной переориентацией задач Северного флота, выступающего элементом ядерных сил, ответственным не за борьбу на коммуникациях, а за безопасность материкового контура от Архангельска до Берингова про­лива преобразуется роль тихоокеанских морских сил. Осязаемость присут­ствия в АТР покоится ни на чем другом, как на военно-морском присутст­вии, откуда вытекает необходимость наращивания подводного и надводного потенциала тихоокеанских вооруженных сил, выполняющих охранитель­ные, разведывательные и устрашающе-сдерживающие функции. С Китаем следует всячески укреплять добрососедство, остерегаясь с его стороны стихийного захвата пространств вследствие намеренного просачивания и закрепления. Сохраняя благопристойность, при случае полезно всячески со­действовать дестабилизации внучренней и внешней обстановки, скрыто по­творствуя межэтническим и межрегиональным конфликтам, играя на про­тиворечиях между традиционалистами и реформаторами, между Пекином и Тайбеем, между Китаем и Индией, Монголией, Вьетнамом.

В отношении Монголии,, Вьетнама, Кампучии, Лаоса целесообразна политика покровительства и попечительства с активной эксплуатацией их географических, демографических, сырьевых ресурсов.

Применительно к Филиппинам, Сингапуру, Австралии, Индонезии оп­равдана линия невмешательства во внутренние дела, взаимовыгодное тор­гово-экономическое сотрудничество с интенсивным обменом технологи­ческими достижениями, производственными заказами с обслуживающими их специалистами.

Национально государственная идеология

Относительно обеих Корей и Тайваня правильно максимальное эконо­мическое сближение с использованием их авангардного научно-техниче­ского актива, дешевой рабочей силы на основе концессий.

Особая тема — Япония, с которой по сию пору у нас нет мирного до­говора. Синдром вины, неполноценности у части деятелей российской ди­пломатии касательно Японии абсолютно беспочвен. Гнетущая атмосфера взаимоподозрения, недоверия, недоброжелательства, отчуждения во мно­гом — груз прошлого. В России инспирировалось клише алчной восточ­ной империи, в угоду ненасытным аппетитам которой приносятся терри­ториальные жертвы — Курильские острова, Южный Сахалин (Симодский трактат 1855 г., Портсмутский мир 1905 г.). В Японии муссировался образ воинственной красной 1ромады, падкой на неправовые, кровожадные дей­ства— нарушение договора о нейтралитете 1941 г., уничтожение Квантун-ской армии.

Обоюдным претензиям несть числа, тем не менее назрела необходи­мость установления взаимопонимания, нормализации двусторонних кон­тактов. Камень преткновения сегодня — территориальный вопрос-ульти­матум о передаче Японии южнокурильских островов Хабомаи, Шикотана, Кунашира и Итурупа. Каковы правовые основания этого требования? Неоднозначная проблема «северных территорий» не имеет явно односто­ронних решений: некие pro и contra имеются у обеих сторон.

Доводы Японии: известны официальные документы (Симодский трак­тат, Петербургский договор), фиксирующие передачу и закрепляющие принадлежность южных Курил за Японией: Ялтинские соглашения союз­ников по антигитлеровской коалиции, санкционирующие передачу остро­вов СССР, не правомочны; в 1956 г. Хрущев выразил согласие на возвра­щение Хабомаи и Шикотана Японии.

Доводы России: Курилы открыты и колонизированы русскими, в XVII в. островные аборигены — айну — приняли подданство российской короны: договоры 1855 и 1875 гг. перестали действовать после начала русско-япон­ской войны, повлекшей новые территориальные утраты для России; союз­ники по антигитлеровской коалиции (в лице Трумэна и Бевина) специально подчеркивали законность владения островами СССР по неотмененным Ялтинским соглашениям.

Так как аргументы сохраняют свое непреходящее, в зависимости от си­туации допускающее различную нюансировку значение, перспектива вы­хода из тупика видится на пути реализации обоюдной доброй воли. Для этого требуется: взаимоучет высших интересов, удостоверяемый долго­срочным мирным договором; демилитаризация территорий, снижение порога силового противостояния; совместное рациональное пользование

420

421Раздел VI

и распоряжение дальневосточной природной зоной; расширение гумани-1 тарных конхакхов.

Великую державу Россию нельзя шантажировать, на нее нельзя давили нельзя ущемлять ее досхоинства необдуманными прецедентами (в том ί числе и инспирированными изнутри — подобно приснопамятному груп· новому осуждению пакта Риббентропа — Молотова, катализировавшему I центробежные процессы в стране) отхода от межгосударственных сопи·; шений, дающих повод для «черного передела», подрыва, изменения после­военного status quo.

6.12. ИДЕЯ ОТЕЧЕСТВА

Переживаемая Отечеством ситуация точно и емко передается фигурой: от одного берега отстало, к другому не пристало. Не потому ли остается гадать, где мы: в посткоммунизме, в неодемократии...

Перелом. Период в жизни неизменно амбивалентный, критический. Раз­венчаны старые идеалы, не укоренены новые. Подобная безосновносхь дол­говременно вещь нетерпимая. Человек — существо ценностное, идеалоло-гичное. Без возвышающих, целеориентирующих душу абсолютов ему нельзя. Привлекая слог Ф. Достоевского, можно сказать: человек — неис­правимый идеалист; он ждет святынь, любит их, его сердце жаждет их, по­тому что он так создан, что не может жить без святынь; и при всем том он хочет святынь посвятее, дабы им поклоняться.

Просто идеалист, однако, может не знать, что такое современность; про­сто идеалист может быть человеком исхории. Не хо гражданин. Как плоть ох плохи и кровь ох крови своей страны он есхь патриот, служитель, во-леизъявитель Отечества. Преодолевая отстраненно созерцательное идеа­листическое поклонение свяхыням, он практически утверждает их. Утвер­ждает, полагаясь не на жизнь мысли, а на мысль жизни. Последнюю развертывает общенациональная патриотическая идеология.

Избегающая как давления повседневности, так и отрешенных абсолю­тов, идеология совмещает инхерес к вечному с живой реальностью. Про­шлая конфессионалыю-пархийная идеология — тлетворный псевдоскоп — содержала столько изъянов, что их совокупный эффект создает впечатление одной колоссальной дезориентирующей ошибки. Ни на классовой, ни на ра­совой, ни на партийной, ни на конфессиональной ненависти Россию не воз­родить и не построить.

Изменить народ невозможно. Потому нужна отображающая его поры­вы реалистичная ответственная духоподъемная идеология, не развязываю­щая темнот ни классового, ни конфессионального чванства.

422

I Перефразируя Плутарха, утвердим: Подобно тому, как свет делает нас |друг для друга не только заметными, но и полезными, — наши чаяния, ио-1буждения, действия идеология делает одухотворенными, значимыми. I «Нет ничего практичней хорошей теории», — акценхировал Л. Больц-|^ан. Наибольшей пракхичносхью обладаех фундаментально жизненная идеология. Намечая контур национального чувства жизни, ассюрируя твор­ческое дело масс, идеология выступает экзистенциальной силой, матери­ально зримым локомотивом исторического процесса.

■ Цена идеологии и цена ошибки в идеологии фандиозны, в чем убеждает . опыт отечественного послеоктябрьского устроительства, реализуемого как

плохо спланированный некорректный эксперимент с санкции скверной ил­люзии. Памятуя об этом, надо тем не менее не деидеологизировать жизнь • (в силу интенциональности духовность не терпит пустоты, на безрыбье за-

■ полняясь низкопробным равнодушием, являющимся формой цинизма сла­бых духом), а делать ставку на мобилизующее дееспособное миропред­ставление, органически стыкующее слово с делом.

Живи, как пишешь, и пиши, как живешь, иначе все отголоски лиры тво­ей будут фальшивы — именно этот завет К. Батюшкова должен быть при­нят как ценностное ядро новой идеологии. Идеологии не авторитарного, дог­матически безусловного сознания, а сознания граждански ответственного.

Разворачивая сюжет о роли идеологии в жизни, выскажемся однознач­но: от идеологии напрямую зависит жизнь. Одно дело идеология дядьки Савельича, умещающаяся в недалекое «плюнь и поцелуй». Иное дело — идеология высокого боренья:

Верно, знать, о Русь, твое значенье! Мужайся, стой, кренись и одолей.

Разные ценности — разные программы, перспективы, горизонты, устои жизни. Какими бы они ни были, нельзя допускать, чтоб лозунг «Из ниот­куда в никуда» был нашим национальным лозунгом.

Выражающая исконно оптимистические утверждающие начала жизне­деятельности, свойственные нашему народу, его пониманию мира, его мес­та в нем, общенациональная идеология обращается к соотечественникам для укрепления их душ. Постичь Россию возможно мыслью и чувством, сознанием и сверхсознанием. На хо идеология не претендует. Взывая к гра­жданской совести, она подчеркивает: у всех нас одна Россия; лишь остава­ясь преданным, возможно рассчитывать на продолжение вершения жизни. Общенациональная идеология потому суть серьезное духовное подспорье, привязывающее челн к корме большого корабля и поставляющее темати-зацию вопросов: что есть Россия? зачем мы России?

423Раздел VI

Общенациональная идеология — это здоровое чувство Родины, гово­ря словами К. Аксакова, уважение к своей земле, признание прав своего народа на самобытную историческую жизнь и органическое развитие, постоянная память о том, что перед нами не мертвый материал, из кото­рого можно лепить какие угодно фигуры, а живой организм — великий, своеобразный, могучий.

В точном значении слова, общенациональная идеология фиксирует, пе­редает смысл русской идеи, пафос которой в современном понимании не в промыслительности, самопревознесении, а в самодостаточности России и ее народа. России нужны не проповеди, не невыполнимые обещания, а пробуждение в людях чувства собственного достоинства, права, закона, сообразных со здравым смыслом и справедливостью. Пора отбросить и мессианизм, и сервилизм с комплексами то одержимости, фанатизма, то си­ротства, второсортности, третьемирности.

Цивилизационный космогенез не завершился (если завершился, тогда перед Россией бесперспективное западничество либо ориентализм), что и оставляет простор для постановки проблемы самостоятельности русско­го пути. Последний, однако, тщетно толковать в терминах романтически-патриархальных. Русская идея в новом обличье принимается без противо­поставлений в череде оппозиций: возвышенно-грустная домостроевская соборная святая Русь — европейский рационализм, буржуазный национа­лизм, пролетарский интернационализм, мондиалистский космополитизм, Русская идея — в поддержании гражданского мира и согласия в Евразии, в любви к Отчизне, в желании видеть в ней осуществление идеала чело­вечества, в мобилизации сил своих на это великое дело. Процветающее многонациональное Отечество — в этом суть русской идеи, отражаемой и выражаемой национально-государственной идеологией.

Поскольку национальные различия не нивелируются пока историческим развитием, постольку принципиальна и важна платформа национальной идентичности, ее-то и поставляет национально-государственная идеология, центрирующая национальные интересы на сугубо патриотических магист­ралях: для россиян не может быть интересов превыше интересов России; недопустимо жертвовать ее интересами во имя чего бы то ни было.

Россия и ее благополучная судьба — невыводимый предельный нацио­нальный архетип. Ничто относительно него не является родовой ценно­стью. Ни прогресс, ни революция, ни демократия. Россия — единая, неде­лимая, независимая, процветающая. Нет более важных целей и ценностей, чем Россия, — ее суверенитет, территориальная целостность, благосостоя­ние населяющих ее народов и конкретных лиц. Отсюда рамкой самоопре­деления политических элит должны быть национально-патриотические

424

Национально государственная идеология

рамки, крепящиеся на таких монолитах, как престиж России и ее граждан, любовь к Родине, защита страны, единство российского государственно-политического тела, преуспевание народа, стимуляция возрождения обще­ства, отказ от имперских реакций на иную социально-политическую эво­люцию (те же венгерские 1956 г., чехословацкие 1968 г. события).

Во время оно Г. Плеханов писал: «...Отечество есть категория истори­ческая, т. е. преходящая по своему существу. Как идея племени сменилась идеей Отечества, сначала ограниченного пределами городской общины, а потом расширившегося до нынешних национальных пределов, так и идея Отечества должна отступить перед несравненно более широкой идеей человечества»²⁵. Сугубая и капитальная ошибка. Никуда идея Отечества не отступает и отступить не должна. Не должна потому, что противопос­тавлению национально-отеческого общечеловеческому при трезвом под­ходе нет места: любить Отечество и означает желать воплощения в нем об­щечеловеческих устремлений. Иного при национально-политической дифференцированное™ человечества не дано. Но именно так и трактует реалии глубокая национально-государственная идеология, выступающая заинтересованным державным сознанием России, начиная с Ивана III.

Национально-государственная идеология представляет Россию в идее как величину неизменную; подразумевая судьбу народа, говорит о макро­истории; не нацеливаясь на угадывание конкретных событий, охватывает всю область ее (народной судьбы) потенциальности. Потенциальность же эта двойственная — евразийская.

В истоках понимания последнего — признание наличия у русских двух корней — Руси и Европы. «Нам от Европы никак нельзя отказываться. Ев­ропа нам второе Отечество. Европа нам почти также всем дорога, как Рос­сия», — настаивал Ф. Достоевский. «Мы бесповоротные европейцы, только с азиатским осадком на дне души», — вторил ему В. Соловьев.

С западноевропейским сближает нас характер идей (рациональные тех­нологии). С восточноазиатским сближает нас характер их (идей) укорене­ния (политарная социализация технологий). В совмещении данных черт своеобразный бич, крест России, жаждущий форс-мажорности, апокалип-тичности. «Умирать, — отмечал К. Аксаков, — мы умеем как русские, но мы не умеем жить как русские». Научиться нормально, достойно жить — нет задачи для нас важнее.

Достойная жизнь... Обеспечивается она претворением кристаллизован­ных в опыте социальных универсалий, цивилизационных констант, к коим относятся законы производительной (мотивированный труд), гражданской

²⁵Плеханов Г. В. Избр. произ., ML, 1957. Т. 3. С. 93.

425Раздел VI

(конституционное, легальное существование), экзистенциальной (преодо-.j ление отчуждения, гарантии от социального иудаизма) эффективности т-\ базе внутренней заинтересованности, личностной самоинициированности.;-. Законы сии общеизвестны. Пионером в их нащупывании, внедрении является Запад. Однако некритическое подражательство Западу, механик ческое перенесение к нам европейских форм, европейничанье неуместно: I «Мы добьемся успеха в деле возрождения России, если будем опираться на наши традиции... учтем склонность русского народа взращивать те об- · щественные формы, которые покоятся на коллективизме, на братстве, зи­ждутся жертвою и любовью» (Н. Бердяев).

Справедливость сказанного демонстрирует деятельность незадачливого нашего правительства, в полной мере попирающего отечественные тради-, ции и управляющего согласно принципу: «знать английский язык и не знать особенностей почвы». Скажем: почему наши коммунисты, а затем демократы пока проваливают реформы, тогда как китайские правители — нет? Потому, что игнорируют необходимость ландшафтной привязки со­циальных констант, проецирования их на «почву». Культурно-историче­ский и психологический почвенный типаж с такими образующими, как централизм, почитание старших, клановость, державность (конфуцианское «сильное государство — богатый народ»; российское «лучше грозный царь, чем семибоярщина»), роднящий Китай и Россию, катализирует в первом положительную деятельность легитимных прагматиков (Чжоу Энь лай, Дэн Сяо пин). У нас же по ходу многочисленных катастроек —унич­тожение «тонкого слоя» профессиональных политиков, дискредитация но­менклатурных элит, эрозия державности — подрывали закон преемствен­ного созидания тканей культуры: в культуре упрочивая связь творцов и восприемников, возможно лишь продолжать некогда начатое дело, но нельзя приниматься за него всякий раз заново. Опора на традицию стиму­лирует кумулятивный ритм китайской жизни с наращиванием совокупного богатства, упрочнением социального реноме субъектов модернизации. То­гда как в России — сугубые барьеры, лакуны в связках «государство — подданные», «правящие элиты — подвластные массы» с банальной дест­рукцией, люмпенизацией, надрывным током реформ в духе чевенгурской утопии.

Возвратные циклы послереволюционных реакций всегда связаны у нас с нарушением естественного развития вследствие некритических отрицаний. «Отрицание — мой бог!» — выражал настрой российской неугомонной пре­образовательной души Белинский. Бог мой! Но почему отрицание? В пере­воде с языка отрешенной риторики отрицание, используя мысль Ф. Досто­евского, означает претворение национально традиционного, «чисто

426

Национально государственная идеология

^.русского, сырого и превосходною, может быть, материала в жалкую ме-гЖДународную дрянь, обезличенную, без характера, без народности и без ' Отечества». В безоглядных отстранениях, противопоставлениях почве ; следует видеть, без сомнения, одно из всеобщих правил российской ци-

; вилизационной жизни.

■ Другое не менее всеобщее правило заключается в обезличении. Реприза > чеховского героя: в России две вершины — Эльбрус и я, остается репри­зой. У нас человек лишь звучал гордо, от петровских до шигалевских дис­позиций выступая материалом трансформационных схем. Общество — фабрика, перемалывающая народ в механизированную, осуществляющую бесцельный, стадный бег толпу, — это наша реальность, в которой Гастев со свойственной ему бесхитростной прямотой усматривал воплощение «потрясающей открытой грандиозности», не ведающей «ничего интимно­го и лирического».

Третье правило: беспощадный натиск с философией силовой целесооб­разности «вешать высоко и коротко». Отечественная история суть чере­да окриков, переводящих из одного общественного стойла в другой соци­альный загон.

Воинствующая негативная безликость и обезличенная воинствующая негативность — с подобным цивилизационным поставом далеко не уйти. Создающим тупиковые прецеденты российскому существованию принци­пам отрицания, толпы и натиска следует противопоставить иные принци­пы, опирающиеся на глубокое осмысление опыта мирового и собственно­го державостроительства. Во имя величавого исторического хода России требуется, на наш взгляд, активизировать такие начала устроения ее обще­ственной жизни.

Евразийская синтетичность. Остовом российской идентичности не может быть этнический славизм. Совершенно прав П. Савицкий, заявляю­щий: «...историческое своеобразие России явно не может определяться ни исключительно, ни даже преимущественно ее принадлежностью к славян­скому миру ... формула евразийства учитывает невозможность объяснить и определить прошлое, настоящее и будущее культурное своеобразие России преимущественным обращением к понятию славянство». Прав и Н. Трубец­кой, утверждавший: «Национальным субстратом того государства, которое прежде называлось Российской империей... может быть только совокуп­ность всех народов, населявших это государство, рассматриваемая как осо­бая многонародная нация, в качестве таковой обладающая своим национа­лизмом. Эту нацию мы называем евразийской, ее территорию Евразией, ее национализм — евразийством». Евразийство, таким образом, понятие не географическое, а собирательно-политическое.

427ΙΊι-κ>ι·л 'Ί -....____»J^B

«Я cpaiiimicjii.iii) редко вефсчал людей, сошшше которых стояло би^В высоте эпохи и исторических событий. Обычно сознание сдавлено про»! винциалшмом пространства... Обратной стороной национального сам(Ы возвеличения и бахвальства была ненависть к другим национальностиЯ особенно соседям», — отмечал Бердяев. Национальная ограниченности этническая нетерпимость ужасна, но она никогда не была свойствснЙМ россиянам, культура которых исстари носила открытый, терпимый харий тер. «Один народ ... нет, так в России быть не может... какие только нарой ды, какие религии, какие обычаи и нравы ни вошли в Великое Российской Государство» (П. Краснов). Центральная dramatis personae (действующа лицо) российской жизни — всечеловечность: «Народ русский вмещаете! широте души своей сочувственное понимание и любование всеми народа·' ми, каждым по-своему» (С. Булгаков). I

Сущностное содержание русской (российской) идеи — полинациональ­ность, органическое единение различных народов, культур, традиций, юн-■] фессий. Все хорошее в России — от забвения национального эгоизма, от социокультурной синтетичности: «... и русское государство, зачатое варя-, гами и оплодотворенное татарами, и русское благочестие, воспринятое от греков, и заимствованное с Запада просвещение, без когорош не было бы русской литературы»²⁶, и ненасильственная, традиционно-российская со­лидарность («сколько Россия малых племен получила в истории, столько и соблюла» (И. Ильин)). Россия — не государство-нация, а государство-сообщество.

На фоне сказанного вызывают недоумение суждения некоторых раде­телей этнической чистоты: России мол нужно уйти с Северного Кавказа, отгородиться от мусульман и т. п. Здесь явно игнорируется факт онтоло­гической полифундаментальности, евразийской синтетичности России: Россия не может уйти от самой себя, ибо и Северный Кавказ, и Поволжье, и Дальний Восток, и Камчатка — это Россия.

Державиость. Государственность — субстанция народности, и сильная государственность означает сильную народность; государственность, го­воря словами И. Ильина, есть властно внушаемая солидаризация народа.

Актуальность единой крепкой государственности на текущем этапе социально-исторической эволюции России обусловливается такими при­чинами:

1. Российская идентичность и способы ее воспроизведения в проведении и отстаивании национальных интересов конституируются не панславизмом, не православием, не либерализмом, не консерватизмом, а государственно-

²⁴ Соловьев В. С Соч. В 2 т. М., 1989. Т. 2. С. 299.

428

гстью, обеспечивающей фактическое выражение русской идеи как иро-

К2. Реальная геополитическая роль России в мировом сообществе неот-Елима от ее самодостаточности, самое гоятельно-независимого положения, Подкрепляемого силой. Цивилизационный колосс Россия не может быть ни Нрощена, ни интегрирована в какую-либо национально-региональную Югруктуру. Она — неотъемлемая, но автономная составляющая мирового Сообщества. Государственность, следовательно, — инструмент доведения Евационального по высших пределов развития, посредством чего осущест­вляется наилучшее служение н всемирной цивилизации ν^. Леонгьеп)

I 3. Противостоя этническому сепаратизму, национализму, изоляционизму, ■•стимулируя интеграционный процесс, государственность выступает гаран-;том целостности, внутренней устойчивости России. Россия — надэтниче-ское образование, опекающее менее продвинутые в цивилшационном плане малочисленные народы. Окраинные, рассыпанные по российской перифе­рии этносы, национальные группы — социально неконкурентоспособны. 5 Последнее подтверждает исторический и наличный опыт, высвечивающий тот примечательный факт, что всякое ослабление связей с Россией нацио­нальных окраин влечет их неминуемую деградацию (падение уровня жш-ни, вырождение культуры, самоистребление).

4. Переход от индустриализма к экологизму (природовосстановительный • фазис производительной деятельности), немыслимый без усиления цен­трального планирования, ужесточения контроля над использованием ресур-

I сов, ограничения рыночной саморегуляции (консервация угодий, запасов),

I налаживания природоохранных мер, зиждется на активизации трезвых ме-

I ханизмов государственности.

5. Вынося расовое, этническое, конфессиональное за скобки и требуя са-\ моопределения не по национальному, но патриотическому признаку, госу-: дарственность сплачивает. Примат идеи гражданства над идеей националь-: ности, — это то, что нам нужно. В условиях демонтажа имперских структур, ' демпфирующих эгоистически-этническое, во избежание этноцентризма, эт-

нофобии (дискриминация национальных меньшинств, сепаратно-национали­стическая консолидация, межнациональные конфликты, монополизация эт­ническими кланами отсеков народного хозяйства), противопоставления русских нерусским достичь политической сбалансированности, социальной стабильности, противостоять националистически дезорганизующей автар­кии способна лишь ответственная государственность.

Не древнеязыческая абсолютистская, которая, по Н. Бердяеву, перекоче­вала в Россию из второго Рима и тут развернулась с небывалой для новых времен силой, а народно-демократическая.

429Раздел VI

Национально государственная ид< ология

Всегда в нашей истории государство было всем. Абсолютистское, эта·· J тистское отвлеченное самодовлеющее начало отравляло кровь русского I народа — все оказывалось дозволенным во имя государственного величия России, именно государственного, а не духовно-национального; народ приносился в жертву империализму²⁷. Государство же должно быть на­дежно ограниченным, не абсолютным — частичным. Задача здравой, дальновидной государственности, как мы уточняли в «Философии вла·. ста», — макрорегулирование с поощрением инициативы на микроуровне. Печальные гипертрофии российской государственности — унитаризм,·.! бюрократизм, десикация гражданских структур. (Показательно наблюде­ние Гоголя: «Знаете, на таможне: обрадовался — вот Отечество. Но пер­вая фраза, которую услышал на русском языке, было слово одного... чи­новника другому: чин чина почитай. Право».)

Преодоление этих гипертрофии в обмирщении, огражданствлении го­сударства, предполагающем новый регламент устроения жизни на базе — федерализма: властно-вертикальный тип связей с признанием за террито­риями, населенными людьми пространствами права представительства разных способов производства, и шире, больше, глубже — способов че­ловеческой жизнедеятельности, которую недопустимо силой или нена­сильственно сводить к единому основанию;

— юридизма: правовые гарантии достойного либерально организован­ного существования.

В этом залог поддержания мира в пределах Евразийского экзистенци­ального пространства, платформа заинтересованного межрегионального и межличностного взаимодействия без ложной дилеммы империя—демо­кратия.

«Бытие государства есть факт мистического порядка», — утверждал Бердяев. Мистичность государства от самодостаточности: будучи креату­рой человека, оно противостоит ему в актах самореализации.

Демистифицировать государство означает лишить его инженерных функций: обслуживания целого безотносительно к личности. Мир покида­ет эпоху этатизма, показателем чего является выстраданное Россией убе­ждение, что не может быть суверенитета государства в отношении народ­ной, человеческой идеи.

Единство государственно-политического тела России. Возвратность —-порочный цивилизационный признак нашего развития: периодически у нас ретардируются однажды выбракованные возможности. Проблему единства русских земель, казалось бы, решил Иван IV. Как отмечал Петр I в преди-

⁷См.: Бердяев Η А. Новое религиозное сознание и общественность. М., 1907. С. 39.

430

£словии к Морскому уставу. «Иван Васильевич Владимирово дело (раздроб­ление Руси на уделы. —Авт.) исправил и расточенную махину паки на гору [собрал». Затем — децентрализация и сенаратизация Смутного времени кон-[uaXVI — начала XVII в., послереволюционный развал государственности ^; 1917—1918 гг., современная балканизация вследствие дезинтеграции импе­рии, перехода от тоталитарного унитаризма к демократическому респуб­ликанизму. Поскольку борьба регионов с центром обостряется при ослаб­лении вертикально-государственных связей, во имя благополучия России г важно иметь принципиальную схему предотвращения этого.

Вникая в данный предмет, подчеркнем необходимость упразднения са­мих оснований конфронтации центра с окраинами, что достигается за счет трансформации статуса российского федерализма. Исстари Россия — го­сударство, управляемое из единого центра. В послереволюционный пери­од, однако, был принят новый регламент государственного устройства: место географических территориально-административных единиц заняли области и национальные автономии, объединение которых дало Россий­скую Федерацию. В коммунистическую фазу (с 1917 по 1991 г.) существо­вания РФ ее федеративный порядок отличался формальностью: практиче­ски во всех автономиях (за исключением Дагестана, Тувы, Чечни) коренные этносы составляли меньшинство населения. Большевистский федерализм, следовательно, — политический трюк, позволявший пропагандистски дис­танцироваться от царизма (самодержавная Россия — «тюрьма народов»), а политически — взаимодействовать с автономиями на традиционных на­чалах.

После aBiycra 1991 г. исходная двусмысленность подобной федеративной организации России не замедлила себя обнаружить: в противоположность естественным для федерации центростремительным процессам (Швейца­рия, США, ФРГ) усилились тенденции к обособлению. Невзирая на необ­ратимую логику свершенной колонизации, требований стабильности боль­ших геополитических пространств, пошел стихийный, доходящий до безрассудства процесс сепаратизации. Если в Карелии проживает 10% ка­релов, она не Россия, а Карелия (аналогично Башкирия — 22% башкир; Якутия—33% якутов и т. д.) — самостоятельное образование с атрибути­кой государственности.

На наш взгляд, инспирированному большевиками (принцип права вся­кой нации (национальности) на самоопределение для полиэтнической Рос­сии есть мина замедленного действия) стихийному, беспорядочному про­цессу этатогенеза, удовлетворяющему мелкие амбиции малочисленной национальной бюрократии и финансовой олигархии, должен быть поло­жен однозначный конец.

431Раздел VI

Национально государственная идеология

Возврат к государственному унитаризму невозможен и не нужен. Но нужно решительно предотвратить и пресечь опасные центробежные стрем­ления. Россия политически декларируется цельным и неделимым государ­ством не с этническим, а с административно-территориальным членением, с делегированием местам широких полномочий, гарантиями развития ме­стной демократии, предоставлением национальным меньшинствам полно­го права на язык, культуру, свободное развитие.

Правозаконность. Трагические дни московского кризиса породили ме­тафору: у гидры тоталитаризма две головы — партия и советы. Последо­вательное их отсечение, осуществляемое через прохождение общенацио­нальных испытаний, венчалось ликвидацией самовластья партии летом 1991 г. и всевластья советов осенью 1993 г. В ходе напряженных августов­ских событий непреднамеренно погибли три человека; в период октябрь­ского противостояния вовлеченная в гражданскую войну страна потеря­ла сотни людей. Преодоление наследия «мрачных времен» закономерно: обществу давно следовало решать застарелые проблемы партии и советов. Вопрос, какой ценой.

Суматоха августовского путча, непредсказуемо-нецелесообразная, предрасполагала к жертвам. К жертвам, как ни кощунственно это звучит, среднестатистическим, вызванным «стандартными» издержками действий больших мобильных масс людей и боевой техники. Гибель троих, таким образом, можно не оправдать — нет! — но объяснить объективной неоп­ределенностью. Чем же объяснить гибель сотен людей, спровоцированную легальной преступной конфронтацией законодательной и исполнительной ветвей власти?

Кровавый опыт не только сегодня произошедшего должен наконец вы­учить Россию жить по законам цивилизованного мира, иначе говоря: нико­гда, ни при каких обстоятельствах (политических) не покидать почвы кон­ституции; не развертывать неполитической борьбы с политическими институциями; превыше прочего блюсти национальные интересы, не допус­кая безумного внутреннего противостояния. Тут правильно акцентировать роль интеллигенции — совести, выразителя чаяний, народных дум. Авто­ры «Вех» возлагали ответственность за послереволюционную драму Рос­сии на интеллигенцию, вина которой виделась в попустительстве. Выспрен­ные, рассчитанные на перебор логических возможностей интеллектуальные игры — это одно, превращение жизни в игру, подверстывание реальности под доктринальные схемы — это другое. В практическом искушении пря­мого перенесения идей в жизнь, отводящем народу роль слепого всепокор-ного орудия их (идей) обмирщения, — великий грех российской интелли­генции. Ее стараниями нас насильственно тащили в коммунизм: теперь тем

же манером тащат в демократию. Между тем пора бы отказаться от под­жигательства, экзистенциально незрелых, политически близоруких призы­вов к толпе: выходить на площади и творить историю. Когда интеллиген­ция будет отстаивать интересы страны, а не чистые идеальные интересы, тогда Россия, ее великий народ избегнут выпадающих по сею пору на их долю многочисленных незаслуженных испытаний.

Парламентская реформа. Назрели соображения de lege ferenda относи­тельно института высшей законодательной власти. Отечественный законо­датель, высказываясь по-щедрински, не может решить, чего ему больше хочется: «не то конституции, не то севрюжины с хреном».

Целесообразно формализовать деятельность законодателей. Пока наш парламент, занятый исканием абсолютной истины, лицедействует как сак­ристия, забывая о первейшей своей обязанности заявлять, проводить, пред­ставлять интересы. Вопрос: каков «истинный» путь развития? — не парла­ментский. Политика не наука, а технология баланса сил. В политике интересуются не онтологической адекватностью, а расчетом результирую­щей социальньгх тенденций (напряжений), гарантирующей (народно и кон­ституционно) санкционированный легитимный стиль жизни. Следователь­но, наши глубинные посылки, предпонимания в отношении парламентской активности до сих нор оказывались неверными: не «соответствие миру», а «совпадение с законом и жизнью» с такими признаками, как актуализм, операционализм, реализм, моментализм, — специфическая интенция поли­тического действия и интеллекта.

Освобождение крестьян. Крестьянский вопрос — традиционно большой и больной российский вопрос. Коснемся его лишь в той мере, в какой это позволит иллюстрировать наши мысли о реформостроительных процессах в России. Проблема отечественного крестьянства — троякая: толкуется и как личное освобождение закрепощенных крестьян, и как формирование собственности на землю непосредственных производителей, и как упоря­дочение землепользования.

Личное освобождение крестьян по политическому манифесту 1861 г. не было полным, подразумевая дальнейшую внеэкономическую кабалу от патриархальной общины и социалистических колхозов. Проблемы же зе­мельной собственности и землеустройства не решались (и толком не ста­вились) никогда.

Расстроить крестьянство — расстроить Россию. Справедливость и глу­бина этой истины оттеняются отрицанием: устроить крестьянство — уст­роить Россию. Перед нами, таким образом, древняя задача: сделать кре­стьянина собственником, достичь режима рационального крестьянского землепользования. На этот счет есть масса конкретных предложений,

432

28 Зак. 399?

433Раздел VI

Η ационально- государственная идеология

формулируемых заинтересованными лицами. Общеполитический же ; цепт — переход к земельной многоукладное™ с многообразием форм ι ственности. Главное, однако, при устроительстве жизни крестьян —- изб гать администрирования, «не сметь командовать». Вековые традиции; обихожения земли выработали у селян свои понятия рациональности: где! эффективно фермерство, надо стимулировать развал коллективных форм, где рентабельны коллективные формы, не надо препятс гвовать их пролонг гированию. Наш путь — политическая толерантность с избеганием кампа-,; ний, насилий, агрессивных подстегиваний. Высший критерий удостоверения и отбора здесь, как и всегда в таких случаях, — естественная соревнователь­ность, конкуренция, хозяйственная целесообразность, а не доктринальное схемотворчество.

Экономическое обновление. Слухи об антикризисной экономической программе правительства сильно преувеличены; нет никаких ощутимых признаков ее наличия. Поразившая хозяйство страны депрессия приобре­ла устойчивый и своеобразный тератологический оттенок.

Продолжают расти дисбалансы, снижается реальная прибыль предпри­ятий, увеличиваются разорительные затраты на оплату труда, сырья, тех­нологий из дальнего и ближнего зарубежья, падают инвестиционные воз­можности, консервируются основные фонды, затрудняется сокращение малоэффективных рабочих мест, неподконтрольна эмиссия, процветают банковские аферы, не производство, а махинации становятся нормой жиз­ни. Все это, как отмечают специалисты, свидетельствует не только о струк­турном, но и о всеобщем характере спада.

На вопрос: «Quousque tandem?» (до каких же пор) — никакого офици­ального ответа ни народу, ни представительным органам со стороны пра­вительства не дается. Не претендуя на выдвижение модернизационных сценариев, обопремся на понимание особенностей наличной ситуации, ло­гика преодоления которой подсказывает специфическую макроэкономи­ческую стратегию.

1. Хозяйственная инновация страны фундируется не сырьевыми отрас­лями (разбазаривание природных богатств), а активизацией потенциала легкой и пищевой промышленности. Внутрипромышленных накоплений на индустриальное реформирование у нас практически нет, иносфанное кредитование — эфемерно. Единственный материальный источник ре­форм — общее ограничение капиталовложений с акцентацией произ­водств быстрого роста. Такими типами производств являются производ­ства потребительских товаров; преимущественное их развитие на основе авангардных технологий позволит избежать специфического утяжеления, нарастающей деградации отечественной экономики.

434

■ж-

2. Для предотвращения спада производства, поддержания акпшноп ин­вестиционной мотивации, сокращения размаха теневого производства же­лательно смягчение бюджетной и налоговой политики в первую очередь

за счет снижения ставок налога.

3. В условиях монопольного производства требуется сильная, антиин­фляционная линия на основе государственного (частичного) регулирова­ния цен, определенной их делиберализации. Последнее замедлит интенсив­ность инфляции, создаст благоприятные инвестиционные условия. Этот процесс важно совместить с усилением приватизации государственной собственности (соответственно с увеличением предприятий, имеющих право на свободное ценообразование).

4. Для контроля бюджетного дефицита цивилизованным образом необ­ходимо связывание свободных средств населения посредством налажива­ния и расширения продажи золота, земли, недвижимости, различных сер­тификатов, ценных бумаг, облигаций, высоких процентных ставок на

вклады.

5. Стоит пересмотреть тактику приватизации. Изменение форм собст­венности не самоцель. Сверхзадача приватизации — соединение финансо­вого и промышленного капитала. На деле сие означает поощрение приоб­ретения банками (финансовыми структурами) акций приватизируемых хозяйственных единиц.

6. Требуется широкомасштабная программа ликвидации и перепрофили­рования затратных неплатежеспособных производств с переквалификацией высвобождающейся рабочей силы. В первую очередь это касается отрас­лей ТЭК, транспортников, работников добывающей промышленности, строителей.

6.13. ГОСУДАРСТВО В НОВОЙ РОССИИ

Было приложено немало усилий, дабы выяснить, какой народ древнее и в силу этого как бы значительнее в европейской политической истории. Тщетно. Все народы самодостаточны — незаменимы и незаместимы. Сла­вяне ничем никому не уступают в своей державной родословной. Явля­ясь европейскими автохтонами, они столь же имениты, как кельты, герман­цы, норманны.

Государственная власть кристаллизовалась у славян аналогично другим народам: вначале как местное родо-племенное, земельно-территориальное владычество, затем как общенациональная институционализированная дер-жавность. У истоков этою процесса, просматривающегося уже в VII в.,

435