Majburd_E.M.-1996
.pdfземледельцев, единый у Кенэ, распадается на два аналогичных разряда — наемных работников и их нанимателей — фермеров.
Что такое продукт, создаваемый капиталом, с экономической точки зрения? Ответ Тюрго остался в политической экономии почти без изменения. Продукт капитала распадается на две части. Одна из них возмещает ту долю капитала, которая была израсходована на создание продукта (сюда входит и оплата труда рабочих). Другая часть — избыток над издержками производства — есть прибыль на капитал. Она сама состоит из трех частей. В нее входят: предпринимательский доход; оплата труда, риска и умения капиталиста; земельная рента Первое — это то, что причитается капиталисту по праву владения капиталом (как землевладельцу — рента). Второе — вознаграждение его за безошибочный выбор объекта вложения капитала, за все хлопоты инвестора, за искусное управление предприятием, позволяющее избегать убытков или разорения. Эта часть прибыли на капитал, считает Тюрго, соответствует ссудному проценту. Третье — "чистый продукт земли", идущий ее владельцам (земельная рента).
Рыночные механизмы
В этой же работе Тюрго в явном виде описывает модель свободного перелива капиталов и естественного выравнивания нормы прибыли (см. главу 9).
Здесь мы встречаем и глубокие рассуждения об общественном разделении труда. Тюрго возвращается к тому, что уже выяснил Аристотель. Общественное разделение труда вызывает товарообмен. Пропорция обмена определяется соизмерением обоюдной потребности товаровладельцев в продуктах друг друга. Отсюда Тюрго идет дальше. В жизни ведь существует не одна пара торговых партнеров, аналогичные сделки совершаются многими парами. Понятно, что, если бы все решалось только субъективным интересом данных лиц , в каждом случае формировались бы свои обменные соотношения; т.е. не было бы единой рыночной цены на каждый вид товара. Для примера Тюрго говорит об обмене вина на хлеб. "Ценность хлеба и вина не является предметом торга лишь двух частных лиц, — говорит Тюрго. — Она определяется уравновешиванием потребностей и средств всей совокупности продавцов хлеба с потребностями и средствами всей совокупности продавцов вина".
Проблема ценности
К этой проблеме Тюрго специально обращается в небольшой, но изумительно глубокой статье "Ценности и деньги". Написанная в 1769 г. статья увидела свет лишь около 1805 г. (при издании Собрания сочинений Тюрго в 9 томах).
Для начала Тюрго хочет вместе с нами разобраться в значениях слова ценность. А нам как раз пора об этом поговорить. Во первых, потому, что проблема ценности и цены начинает приобретать все большее значение в экономической мысли того периода, о котором мы теперь ведем речь. Во вторых, потому, что в последние 70 лет российской истории в экономической литературе вместо слова ценность употреблялось слово стоимость, односторонне передающее богатый смысл английского слова value, его французского двойника valeur и общего предка обоих — латинского слова valor.
Тюрго говорит, что в латинском языке это слово означало силу, здоровье, крепость организма. Именно это значение корня слова сохранилось во французском invalide (русск. инвалид, т.е. потерявший здоровье).
Затем это слово стало обозначать годность, пригодность (т.е. удовлетворяет ли эта вещь наши требования к ней). Если нет, то говорили, что она не имеет ценности. Добавим, что в русском языке есть выражения типа "не стоит внимания" или "овчинка выделки не стоит", где слово "не стоит" означает не цену (как в выражении "сколько стоит?"), а именно пригодность, ценность , или значимость. "Не стоит внимания" — т.е. пустяк, который не имеет особого значения. "Овчинка" не настолько ценна, чтобы тратиться на ее "выделку". Слово "стоимость" имеет явный оттенок затраты или потери: "Это стоило ему года жизни", "Это будет стоить вам трех дней труда" (или трех тысяч рублей и т.п.). Таким образом, в отрицательной форме "не стоит" еще сохраняется смысл оценки значения, но в положительной форме "стоит" остается лишь смысл потери, которого нет в романских прототипах.
Итак, продолжает Тюрго, слово "ценность" может обозначать пригодность к нашим потребностям. Большая или меньшая ценность означает степень пригодности: насколько эта вещь способна удовлетворить наши запросы. В таком смысле (значимость вещи для нас") Тюрго говорит о ценности значения.
Ценность и труд
Если взять всю совокупность вещей, необходимых для жизни и благополучия, говорит Тюрго, то получится некая сумма потребностей. Каждый предмет нашего желания стоит нам забот, трудов, утомления и, по крайней мере, времени (сегодня эти средства добывания нужных вещей мы называем общим словом ресурсы). То, сколько и каких ресурсов приходится затратить для получения данной вещи, составляет естественную цену этой вещи. Тюрго говорит, что никакого товарного обмена еще нет, а человек уже вступает в сделку с Природой. Он отдает ей часть своих ресурсов (сил, времени и пр.), а взамен она дает ему нужную вещь.
Однако общее количество таких ресурсов у каждого из нас ограниченно. Поэтому мы в каждом случае решаем, сколько ресурсов мы можем позволить себе отдать за данную вещь (в соответствии со степенью потребности в ней). Если требуется больше этого количества, мы можем отказаться от ее добывания, употребив свои ресурсы на что то другое.
В наши дни человек обычно измеряет свои ресурсы в деньгах. Но легко увидеть, что за этими деньгами стоит трудовой ресурс. Если за 8 часовой рабочий день я получаю, скажем, 24 тыс. руб., то авторучка ценой в 6 тыс. руб. стоила бы мне 2 часа моего труда. Допустим, я считаю, что это дороговато и что лучше мне купить другую авторучку за 1,5 часа моего труда, т.е. за 4,5 тыс. руб.
Вот эту оценку, эту максимальную долю своих ресурсов, какую человек согласен отдать, Тюрго и называет ценностью значения.
Но когда речь идет о взаимном обмене между людьми, говорит Тюрго, и, ценность значения не может объяснить формирование меновой пропорции. Ведь у каждого эта оценка — своя.
Ценность и цена
Тюрго предлагает рассмотреть такую ситуацию: на необитаемом острове оказались двое дикарей. У одного есть маис, у другого — дрова, а каждому ведь нужно и то, и другое. Волей неволей они вступают в торг. Каждый хочет отдать поменьше, а получить побольше. Точнее говоря, один за меру маиса хочет получить максимум дров, а другой за
охапку дров — максимум маиса. Долго они торгуются, наконец, сделка совершается: 4 меры маиса за 5 охапок дров. Почему именно такое соотношение?
Рассуждаем дальше. Для первого получить 5 охапок дров важнее, чем отдать 4 меры маиса (ведь он отдает их, не так ли?). Для второго, напротив, 4 меры маиса более значимы, чем 5 охапок дров. Только поэтому обмен и совершается — потому что он выгоден обоим. Каждый считает, что получает больше, чем отдает. Больше чего? Этой самой и, ценности значения.
Вот эта субъективная выгода первого в точности равна выгоде второго, говорит Тюрго. Если бы не так, то один из двоих меньше стремился бы к обмену и принудил бы другого дать больше маиса за свою охапку дров (или наоборот). Поэтому следует считать, что при совершении обмена ценность отдается за равную ценность. 4 меры маиса равноценны 5 охапкам дров. Такую равную ценность Тюрго называет меновой ценностью. Она уравнивает 4 меры и 5 охапок. Если ценность значения существует только в уме каждого, то меновая ценность принята ими обоими. Тюрго подчеркивает, что эта числовая пропорция не является отношением между вещами и не выражает соотношение между вещью и ее ценой.
Как измеряется ценность
Крайне важно замечание Тюрго о том, что ценность не имеет собственной меры. Другими словами, невозможно установить для нее какую то абсолютную единицу измерения. Ценность измеряется только ценностью — путем сравнения одной с другой. Это значит, что ценность всегда относительна (Тюрго говорит: точно так же длину измеряют длиной
— ведь мера длины установлена не природой, а соглашением между людьми). Таким образом, заключает Тюрго, во всяком соотношении обмена одна сторона равенства выражает ценность другой стороны. Если х = 3у, то 3у измеряет ценность единицы х, а ценность единицы у измеряется величиной х/3. Эти величины и являются ценами друг друга. Понятия "цена" и "ценность" различны, говорит Тюрго, однако в
разговорном языке они могут замещать друг друга. Интенсивность потребностей Во всех этих рассуждениях Тюрго нужно отметить несколько моментов. Тюрго отказывается от поисков абсолютной (т.е. существующей вне самого понятия "ценность") меры ценности. В частности, он не ищет ее в труде, как делали средневековые схоласты и как наметилось это у Петти. Не ищет ее также Тюрго и в полезности вещей, как предлагал Барбон. Идя от основополагающей идеи Аристотеля о решающей роли чувства потребности, Тюрго установил весьма интересную вещь: меновое соотношение выявляется в процессе торга через сопоставление интенсивностей потребностей обоих участников торга. Чем сильнее человек желает чего то, тем интенсивнее его потребность в этой вещи. Когда это соотношение установилось, оно выражает равновесие, или равенство интенсивностей обеих потребностей. Отсюда оставался один шаг до понятия предельной полезности, о котором мы будем говорить позже. Тюрго подсказал эту идею почти на сто лет вперед.
18BГЛАВА14. ТАК ГОСУДАРСТВО БОГАТЕЕТ
Пустым тщеславием было бы указывать на пункты, в которых мысль его не была еще вполне ясной,
ибо ему мы обязаны всем, даже позднейшим открытием истин, которые самому Смиту не были еще известны. Ж. С. де Сисмонди
Доктор Смит "Человек обычно рассматривается государственными деятелями и прожектерами как некий материал для политической механики. Прожектеры нарушают естественный ход человеческих дел, надо же предоставить природу самой себе и дать ей полную свободу в преследовании ее целей и осуществлении ее собственных проектов...
Для того чтобы поднять государство с самой низкой ступени варварства до высшей ступени благосостояния, нужны лишь мир, легкие налоги и терпимость в управлении, все остальное сделает естественный ход вещей", — говаривал в публичных лекциях, читанных им в 1748—1750 гг., недавний выпускник Оксфорда Адам Смит. Ему тогда едва минуло двадцать пять лет от роду. Еще не были опубликованы книги Кантильона и физиократов, хотя Смит уже изучил Монтескье.
Адам Смит
Однако вопрос тут не в заимствованиях. Мы видели, как идеи экономического либерализма пробивали себе дорогу уже с последней четверти XVII в. и как они получили мощную философскую поддержку в учении о естественном порядке. Однако политика европейских правительств (в том числе экономическая политика) все еще остается целиком в русле меркантилистской идеологии. По прежнему государство охраняет монополии и раздает привилегии, назначает ввозные пошлины и вывозные премии, сдерживает промышленное развитие своих заморских владений ради сохранения рынков сбыта для монополистов из метрополии. По прежнему действует система цеховых регламентов, стандартов на продукцию и ограничения числа работающих в каждой профессии. Тут мало что изменилось к середине XVIII в. Поэтому нужно было снова и снова писать о естественной свободе, о "собственных проектах Природы", к которым следовало приноравливать дела человеческие, вместо того чтобы игнорировать природные законы. То тут, то там опять и опять умы проникались одной и той же идеей — верный признак наступления перемен и приближения новой эпохи.
Вэтот переломный момент и явилась на свет книга Адама Смита "Исследование о природе и причинах богатства народов" (1776). Идеология меркантилизма, уже изрядно потрепанная на словах, но еще крепкая на деле, получила от Смита такой мощный удар, от которого она уже не смогла оправиться.
Вто же время многих сторонников естественной свободы увлекало учение физиократов. Оно уже было в моде. И вместе со своим пафосом природовластия оно несло в себе доктрину о чистом продукте земли как единственном источнике богатства народов.
Борьба на два фронта
Задача, которую поставил перед собой Смит, была непроста. Ему предстояло отстаивать принцип естественной свободы против меркантилизма и вместе с физиократами, но при этом отстаивать принцип производительности промышленного и торгового капитала против физиократов и вместе с меркантилистами. Это называется 'садиться меж двух стульев". При этом часто садящийся оказывается на земле, сопровождаемый насмешками с обеих сторон. У Адама Смита вышло наоборот: он утвердился на своей позиции, тогда как справа и слева от него все посыпалось. Прежде чем перейти к полемике на два фронта, Смит сооружает себе прочный теоретический фундамент. Из пяти книг "Богатства народов" три первые отведены теории, четвертая — полемике и пятая — доходам, расходам и функциям государства в режиме естественной свободы. Самая большая книга
— пятая, чуть меньше — четвертая, затем (по мере убывания) идут первая, вторая и третья.
Вопросы за вопросами
Вот ход рассуждений Смита.
Богатство народа создается трудом и усилиями всей страны. Когда производится больше, чем тратится (разность есть чистый продукт), тогда государство богатеет. Чтобы выяснить условия, при которых это происходит, нужно сперва разобраться в некоторых вещах.
Чистый продукт создается только производительным трудом — тут Смит согласен с физиократами. Но какой труд является производительным? В создании богатства участвует также капитал. Что это такое? Какие его виды бывают? Как его лучше всего употреблять?
Далее: что такое чистый продукт общества? Из чего он складывается? Ведь это и есть национальный доход, не так ли? Он слагается из доходов отдельных людей, но какие именно категории населения участвуют в этом? Откуда берутся эти доходы, из каких источников? При каких условиях они растут, а при каких — уменьшаются? Какова действительная роль земли?
Наконец, доходы ведь измеряются в ценах, а цены — в деньгах. Что такое цена? Как она образуется? От чего зависит изменение цен? Что это за измерительный инструмент — деньги? Входят ли они в сумму национального богатства? Всегда ли этот инструмент показывает то, чего от него хотят? Больше денег, меньше денег в стране — насколько это важно? На что это влияет, на что — нет?
И каковы все таки природа и причины богатства народов?
Вот несколько из множества вопросов, которыми задается Адам Смит. Уже по этому перечню можно увидеть, насколько трактат Смита отличается от всего, что мы видели прежде. Он всеобъемлющ, он охватывает все стороны экономической жизни народов и все проблемы экономической мысли, какие были известны до него.
И, решая эти проблемы одну за другой, Адам Смит постепенно, но неуклонно выстраивает единое здание экономической науки, которая (как теперь становится ясным) прежде существовала в виде разрозненных деталей. Давайте совершим экскурсию по грандиозному сооружению Смита — конечно, только ознакомительную. Ведь "Богатство народов" — как петербургский Эрмитаж: если начнешь вникать, за целый день пройдешь лишь небольшую часть. Хочешь пройти по всему зданию за раз — двигайся быстро и старайся не заворачивать в закоулки, как бы этого ни хотелось. Итак...
Откуда берется богатство
"Богатый человек" — что это значит? Наверное, то, что он может пользоваться в большом количестве предметами необходимости, удобства и удовольствия. Так и народ отдельной страны (в европейских языках — нация): он тем богаче, чем больше всевозможных предметов потребления приходится в расчете на одного жителя. Все такие вещи добываются или трудом данного народа, или через обмен продуктов этого труда на продукты труда других народов.
Труд нации дает тем больше продуктов, чем выше производительность одного рабочего часа или дня, т.е. чем больше производится в единицу времени. Но важен не только размер всей совокупности продуктов труда — гораздо важнее, сколько их приходится на одного жителя. А это зависит еще от одной причины, а именно: в какой пропорции народ делится на две группы — на тех, кто занят производительным трудом, и тех, кто им не занят.
Какая из двух причин важнее? У диких народов трудились все, кроме инвалидов, дряхлых стариков и грудных младенцев, но "богатство" этих народов известно. В современных обществах имеются многочисленные категории лиц, которые не занимаются производительным трудом (и не должны им заниматься), — пенсионеры, дети, армия и флот, чиновники и т.д.
Отсюда видно, что производительность общественного труда более важна, чем число непроизводительных жителей. От каких же условий она зависит?
Разделение труда
Мы уже отмечали выше (см. главу 7), что во все времена до эпохи Смита всякий труд был ручным. Это обстоятельство было решающим в вопросе о том, почему все так боялись конкуренции и стремились к монополиям и привилегиям, — почти не было возможностей снижать издержки производства, чтобы выдержать конкуренцию. Однако Смит обратил внимание на то, что такая возможность имеется почти всюду. Это разделение труда.
И вот перед нами одно из знаменитых мест книги: описание булавочной мастерской. Один рабочий тянет проволоку, другой разрубает ее на кусочки, третий затачивает кончик и т.д. Каждый занят лишь одной простой операцией — вплоть до последнего, который только укладывает булавки в пакетики. Если бы каждый из них делал все операции, он за рабочий день не сделал бы больше 20 булавок, а вдесятером они делали в день, сколько бы вы думали? 48 000! То есть на каждого — по 4800 штук. Производительность их труда в 240 раз выше, чем у одиночки.
Но дело не в подобной мастерской, это лишь иллюстрация. Все общество работает, как такая мастерская. Никто не делает сам все, что нужно для его собственного потребления. Притом часто и отдельные продукты делаются не одним работником. Сукно, например, делают скотоводы, стригали шерсти, прядильщики, ткачи, валяльщики, красильщики. Да и сами ткачи специализируются по различным видам и сортам материй.
В общих чертах все это было замечено уже давно. Что нового здесь дал Смит? Во первых, увидел универсальный характер разделения труда — от простых операций до профессий (а затем до классов и еще дальше — до деления всей страны на город и село). Во вторых, показал, что разделение труда может иметь различные степени, и чем больше степеней, тем труд производительнее. В третьих, связал разделение труда со снижением издержек. Говоря современным языком, Смит открыл такое явление, как технический прогресс.
Машинам он придает меньше значения (потому, видимо, что в его время механизация труда делала лишь первые шаги). Но он замечает, что именно разделение труда
открывает простор для изобретения машин — ведь механизировать можно лишь простые операции.
Есть еще и "в четвертых". Тут мы задержимся подольше. Как и Тюрго (в это же время, но в Париже), Смит возвращается к идеям Аристотеля о том, что обмен возможен лишь тогда, когда люди заняты неодинаковыми делами. И тут у Смита тоже возникает понятие ценность.
Подход к понятию ценности
К этой проблеме Смит подходит совсем не так, как все другие. Прежде всего он замечает, что слово "ценность" может иметь два различных значения: (1) полезность предмета ("ценность в потреблении") и (2) возможность приобрести другие предметы в обмен на данный ("ценность в обмене", или меновая ценность). Расхождение с трактовкой Тюрго лишь обозначилось, но затем оно становится принципиальным.
У Тюрго формирование цены рассматривается на примере двух изолированных товаровладельцев, попавших на пустой остров. У каждого из них нет выбора: нет возможности ни найти другого партнера, ни самому изготовить отсутствующий у него предмет. Но в жизни все не так! Можно поторговаться и с одним, и с другим; можно, на худой конец, и самому владельцу маиса пойти да нарубить себе дров, а дровосек может и маис посеять на своем огороде, если покупать его слишком дорого.
Смит берет за основу именно то обстоятельство, что каждый изолированный обмен совершается двумя партнерами в нормальной общественной среде, когда есть рынок товаров и одного, и другого вида. Этот подход Смита ведет его мысль по новому пути.
Почему люди обмениваются своими продуктами? Потому что имеет место общественное разделение труда. Каждый специализируется в какой то одной профессии. А почему не иначе?
Почему кузнец еще и не держит стадо овец, а земледелец не делает сам нужные ему изделия из металла — плуги, бороны, обручи, гвозди, штыри, скобы, пилы, топоры и пр.? Не потому ли, что заниматься чем то одним выгоднее, чем сразу всем на свете? Ведь земледельцу нужны изделия не только из железа, но также из дерева, камня, стекла, тканей, кожи, глины... Так в чем же выражается выгода от специализации труда? Первобытное сельское хозяйство давало скудные урожаи, которых если и хватало земледельцам, то только до ближайшей весны. В нашу эпоху урожаи таковы, что у земледельца остаются излишки для продажи (т.е. для обмена на другие предметы). То же самое и в других профессиях.
Вообразим, как предлагает Смит, первобытное охотничье племя. Еще нет самовоспроизводящихся запасов (капитала). Земля — ничья (принадлежит всему племени). Нет специализации — такой, когда один охотится только на бобров, другой — только на оленей. Что здесь может служить руководством при обмене? По видимому, только затрата времени труда, говорит Смит. Если убить бобра можно лишь за два часа, а убить оленя — за час, тогда "один бобр должен естественно обмениваться на двух оленей". Чем больше времени требует добыча продукта, тем он ценнее.
А теперь представим более цивилизованное общество. За много поколений разделения труда накопились навыки, приемы, секреты мастерства, которые с юных лет осваивает человек, посвятивший себя какой либо профессии.
Экономия труда
Представим такую картину (все числа условные, как в задачнике). На рынке встречаются кузнец и столяр. Первый покупает стул и отдает за него 3 топора. (Спрашивается: зачем столяру сразу три топора? Конечно, обмен происходит через деньги. Чтобы купить 1 стул, кузнецу нужно продать 3 топора — вот что имеется в виду, когда ученые говорят об обмене одного товара на другой.)
На изготовление топора у кузнеца уходит 1,5 часа, столяр же делает 1 стул за б часов. Но если столяр захочет сам выковать себе топор, у него на это может уйти 12 часов (у него нет такого умения, как у кузнеца). За это время он может изготовить 2 стула, т.е. цену б топоров.
Если кузнец начнет сам для себя делать такой же стул, у него может уйти на это 36 рабочих часов. Но за это время он может выковать 24 топора, т.е. цену 4 стульев. Теперь мы можем представить себе, как рассуждал Адам Смит. Столяр освобождает кузнеца от необходимости тратить 3—5 дней на 1 стул, а кузнец освобождает столяра от необходимости тратить 12 часов на 1 топор. Когда они совершают обмен — 1 стул за 3
топора, каждый из них экономит свой труд. Каждый из них как бы получает больше труда, чем отдает, каждый выигрывает время и силы.
Когда кузнец за 1 топор получает 1/3 стула, он фактически за 1,5 часа своего труда выгадывает 12 часов своего же труда. Чистый выигрыш — 10,5 часа труда. Когда столяр за 1 стул получает 3 топора, он фактически за 6 часов своего труда выгадывает 36 часов своего же труда. Чистый выигрыш времени составляет 30 часов, или по 10 часов на 1 топор. Чем больше чистый выигрыш времени (и сил) на единицу товара, тем выше меновая ценность этого товара для того, кто им владеет. Для человека, который хочет продать или обменять какую то вещь, пишет Смит, "она равноценна телесным и душевным тяготам, от которых она может его избавить, возлагая таковые на других людей".
Таким образом, для кузнеца меновая ценность 3 его топоров равна 31,5 часа труда (10,5 х 3), а для столяра меновая ценность его стула равна 30 часам его труда...
...Здесь мы вынуждены прервать изложение идей Смита, поскольку слышим протестующий голос пытливого читателя:
Почему это за 1 стул идет только 3 топора, если по соотношению затраченного времени 1 стул равен 4 топорам? Не потому ли получается в итоге несовпадение меновых ценностей? Выходит, что один получает более высокую ценность, чем другой, — обмен несправедлив.
Тут возможен такой диалог:
—Друг мой, кто сказал вам, что обмениваются всегда равные ценности?
—Ну хотя бы Тюрго, — отвечает пытливый читатель.
—Отрадно, что вы усвоили предыдущий материал. Но не забудьте: Смит рассуждает совсем не так, как Тюрго.
—Да ведь и у Смита есть намек на равноценный обмен, — говорит наш оппонент, успевший заглянуть в книгу Смита (глава V, абзац 2).
—Эхма! — с досадой говорит пишущий эти строки.
—Чего бы стоило подобрать другие числа, чтобы не было щекотливых вопросов! Не изменить ли нам условия задачки?
Да нет, пожалуй. Оставим так. Кто сказал, что железо в объеме 3 топоров обошлось кузнецу ровно во столько же, как столяру древесина при обмене одного стула? Может, и бывают такие совпадения, да только нечасто. Нужно исходить из того, что цены материалов различны. Железо в нашем примере дороже дерева. Поэтому к величинам затраченного и выгаданного времени каждый из партнеров по обмену должен был бы добавить материальные затраты, которые он совершил, и учесть затраты, которых он избежал.
Кроме того, сравним характер труда. Один работает у жаркой печи, дышит неизвестно чем, рискует обжечься, искры прожигают одежду... Другой трудится в чистом помещении, где приятно пахнет свежим деревом, и все такое. Разве час одного вида труда — это то же самое, что час другого вида? Да еще в этот день на рынке что то много стульев появилось
— как бы этот кузнец не сторговался с соседом за 2 топора...
С учетом таких обстоятельств может оказаться, что обмениваемые ценности приблизительно равны. Смит так и пишет, что в жизни редко делаются точные расчеты, а дело решается путем переговоров, торга и взаимных уступок "в соответствии с той грубой справедливостью, которая, не будучи вполне точной, достаточна все же для обычных житейских дел .
—Ну вот, — скажет наш оппонент, — а мы тут считали часы, вычитали, делили... Что это за наука, если, в конце концов, она отсылает нас к какой то "грубой справедливости", которую и высчитать то невозможно! А как же получается цена?
Не будем спешить. Ведь мы рассмотрели только единичную сделку. Между тем на рынке ежедневно тысячи топоров обмениваются на сотни стульев (т.е. совершается множество самых разных сделок).
То, что до сих пор объяснил нам Смит, — это еще не механизм формирования цены. Это всего лишь понятие о том, что такое меновая ценность. Важно было точно выяснить, что обмен взаимовыгоден, потому что каждый из его участников экономит свой труд.
Другими словами, каждый получает в обмене больше, чем отдает. Можно сказать с уверенностью, что перед нами совершенно новая точка зрения. Везде мы видели до сих пор представление о том, что при обмене выигрыш одной стороны есть ущерб для другой. В связи с этим мы говорили о модели "игры с нулевой суммой" (см. главу 7). У Смита мы находим совсем иную концепцию, которую можно связать с понятием "игры с ненулевой (положительной) суммой". К сожалению, большинство ученых XIX в. не заметили новаторской идеи Смита.
Меновая ценность по Смиту — это понятие, которое существует лишь в уме каждого из торгующих на рынке. Ее нельзя ни сколько нибудь точно измерить, ни даже пощупать. Когда же она становится доступной наблюдению, она в тот самый момент исчезает, превращаясь в цену: 3 топора — цена стула, 1/3 стула — цена топора. Сегодня на рынке стул втрое ценнее топора И все. Что будет завтра — неизвестно. О цене топоров (и стульев) можно задним числом сказать пока только то, что за нее было выгодно продать то и другое, иначе ни топоры, ни стулья не были бы проданы.
Анализ понятия дохода
Теперь возьмем одного из участников той же сделки, например кузнеца. Делает он, конечно, не только топоры. И продает он свои изделия так, чтобы, скажем, продукт его месячного труда возмещал ему все расходы за месяц, да еще чтобы кое что оставалось сверх того. Какие же это расходы? Все материалы (включая топливо и пр.), износ инструмента (если, скажем, за год молот приходит в негодность, значит, за месяц
изнашивается его 12 я часть), ремонт здания, горна, мехов, печи и пр. А так как его кузница стоит на чьей то земле, он должен еще внести арендную плату — земельную ренту. Если все это вычесть из месячной выручки от продажи его изделий, разность дает чистый доход кузнеца.
Мы должны учесть, однако, что этот чистый доход состоит из двух разнохарактерных частей. Одна из них, которая идет на приобретение еды, одежды и других предметов потребления для кузнеца и его семьи, представляет собой не что иное, как оплату его собственного труда (он сам себе выплачивает эту сумму). Вторая часть, которая остается, если вычесть его зарплату из чистого дохода, измеряет чистую выгоду его дела. Это прибыль на капитал. Если бы всю работу у кузнеца делали наемные рабочие, зарплата шла бы им, а ему оставалась бы только прибыль на капитал. И наоборот, если бы кузница и все оборудование принадлежали не ему, а, скажем, вдове умершего мастера, то наш кузнец сам был бы наемным работником, живущим на зарплату, а прибыль доставалась бы хозяйке кузницы.
Цена слагается из доходов
От того, кто и почему получает отдельные части совокупного дохода, не меняется тот факт, что этот доход (который есть цена продукта кузнечного производства) делится на три части: плату за труд, ренту за землю и прибыль на капитал.
o Хорошо, — скажет наш оппонент, — но ведь есть еще и материальные издержки производства, которые возмещаются из того же совокупного дохода, не так ли? o Точно так. Но давайте вглядимся в эти издержки внимательно.
Для примера возьмем один вид (экономисты говорят: одну статью) издержек, скажем дрова. Их кузнец покупает у лесоторговца. Последний нанимает лесорубов, которым он выдает заработную плату. Он платит и ренту владельцу земли, на которой растут вырубаемые деревья. И после этих выплат цена дров должна принести лесоторговцу еще и прибыль на его капитал (пилы, лошади и телеги для перевозки бревен, навесы для хранения дров и пр.). Таким образом, цена дров распадается на те же три части: плату за труд, ренту за землю и прибыль на капитал. Эти три части входят — как расход на дрова — в цену продукта труда кузнеца.
Три основных класса
Выходит, что в истинном биде цена всякого продукта состоит из трех частей, каждая из которых представляет собой чей то доход. Заработная плата является доходом наемных рабочих, земельная рента — это доход землевладельцев, прибыль есть доход капиталистов предпринимателей. (Данное умозаключение Смита оказалось настолько непривычным для экономической мысли и настолько непростым, что еще через сто и более лет его оспаривали известные ученые и пытались опровергать.)
Таким образом, продолжает Смит, перед нами "три значительнейших класса общества". Заметим, по какому признаку определяет Смит понятие класса. Этот признак. — источник дохода.
Не останавливаясь, Смит идет дальше. Все продукты производства в стране в течение года кто то продает и кто то покупает. Что это значит? Это значит, что весь годовой продукт труда народа продается и покупается. Со стороны продажи он представлен своей совокупной ценой (суммой цен всех продаж). Эта совокупная цена и есть сам годовой продукт труда страны в денежном измерении.