Россия: впереди благородная диктатура?

Мысли, озвученные в этой статье, резонно объявить неуместными, поскольку большинству из них – явно не место в современной жизни, пронизанной сиюминутными заботами и агностицизмом. Даже приняв авторский план будущего и согласившись с моей трактовкой предельных состояний общества и человека, трудно представить, как изложенное здесь может быть соотнесено с заботами сегодняшнего дня.

Думать о будущем, даже весьма неблизком – природная особенность человека, но в наши дни, похоже, она напрочь заблокирована целым рядом представлений, пересмотреть которые люди не готовы. Ну как, в самом деле, пересмотреть идею прогресса через специализацию знания? Или трудовую теорию стоимости, в которой нет места стоимости, создаваемой чистым знанием? Кто решиться переписать Вольтера, Рикардо и Маркса? И даже если их перепишут – то кто всё это сегодня прочтёт?

Можно, конечно, осуществить отрицание на основе сильного религиозного порыва. Как, например, поступают ваххабиты. Но это – тоже путь в никуда.

Поэтому человечество сегодня едва ли не обречено следовать в фарватере западных идей, давно ставших аксиомами. Одна половина мира делает это совершенно сознательно, другая – яростно не соглашаясь, но, в итоге, поступая точно так же.

«Очарование Западом» основывается на двух вещах – на его безусловном историческом вкладе в развитие знания и технологий и на его образе высокой, подлинной свободы. Готов признать, что если бы я жил в тридцатые годы – то тоже, скорее всего, был бы обвинен в «преклонении перед германской технической мощью», а в шестидесятые – мечтал бы об американской «свободе». Что правда, то правда.

Однако за прошедшие десятилетия мир переменился. Технологизм не покинул лоно Запада, однако благодаря интернету и возросшему значению междисциплинарных знаний стал лучше реализуем в других местах, прежде всего в странах с сохранившимся человеческим интеллектом. Прежней свободы на Западе с 11 сентября 2001 года больше нет: все телефонные разговоры и переписка теперь открыты для контроля, электронные средства идентификации и невидимые видеокамеры в спальнях и туалетах добивают остатки privacy, давно закрыты последние настоящие оффшоры и анонимные банковские вклады… Правда, высокий уровень обустройства Запада и сохраняющаяся там гражданская культура поддерживают иллюзию пребывания человека в особом, не похожем на другие области и страны, мире. И поскольку в ресторанах там пока продолжают кормить по-настоящему изысканной едой, а полицейские не берут взяток и помогают попавшим в беду, то иллюзия старого доброго либерального мира продолжает распалять человеческие надежды. Особенно в сердцах тех, кто наведывается на Запад из стран, в которых вам почтут за профессиональную честь впарить залежалую колбасу, а вместо правоохранительной помощи – унизить и «развести» на деньги.

А ведь умные люди, и прежде всего всё те же западные бизнесмены, полушепотом, словно боясь разнести по свету удивительную тайну, признаются в узком кругу – сегодня самая свободная страна для умеющих в ней жизнь – это Россия!

Но чтобы жить в России могли и другие, а также чтобы миллионы отечественных идиотов не бегали на Запад за «освежающим глотком свободы», многие предлагают навести элементарный порядок, организовав «маленький 37-й год». Правда, в наших условиях это не поможет, поскольку тень даже минимального по зарубежным меркам праведного насилия разбудит в людях столь чудовищные архетипичные образы произвола, что счастьем станет любое пресмыкательство и рабство, лишь бы - по ту сторону границы. Это во времена Достоевского и Гаршина русский человек разрывался, раскалывался между небом и бездной - сегодня, к великому сожалению, этот раскол проходит, в основном, по линии «грязно здесь – чисто там». Упивание экзистенциальной непреодолимостью «родной грязи» до истерик, до юродства превратилось у образованного класса России едва ли не в родовую черту. Особенно если учесть, что большая часть всё того же «образованного класса» сегодня не может похвастать знанием в совершенстве ни английского, ни других европейских языков – в связи с чем многие важные вещи и процессы, происходящие за рубежом, и о которых там говорят и пишут иносказательно и полунамёками, остаются для наших людей совершенно неразличимыми.

Поэтому пока оруэлловские новации на Новом Западе интродуцирутся для непосвященного большинства мягко и незаметно, западная цивилизация будет оставаться светочем и маяком. Тотальный контроль, минимизирующий с контролируемыми обратную связь, будет малозаметен, контроль за деньгами – неинтересен, поскольку личных денег станет меньше, а нарастающая зарегулированность всех аспектов жизни начнёт восприниматься как дополнительное свидетельство развития в обществе гражданских начал. Ситуация резко переменится, когда для 90% работников единственной гарантией приемлемого уровня жизни станет пожизненный найм, при котором за малейшее нарушение «корпоративных правил» им начнут грозить аннулированием медицинской страховки, сохраняющей здоровье и продлевающей жизнь.

Когда, придя в ресторан на Фобур-Сент-Оноре, вам откажутся принести фуа-гра, вместо старомодного ростбифа с кровушкой подадут стерильный белковый батон, а вместо красного вина – функциональный напиток, соотнесённый с вашей группой крови и гликемическим индексом.

Когда страховая компания настоятельно порекомендует изменить ваши планы на отпуск и воспользоваться предложениями из короткого списка курортов, определённых в качестве наиболее походящих вам по медицинскому и корпоративному статусу. Когда компьютерный ментор, управляющей интегрированной социальной сетью (теперь обязательной для всех!), без объяснений причин «забанит» вам общение с человеком, в контактах и предпочтениях которого были замечены «антиобщественные импульсы».

И когда вам каким-то чудом станет известно, как этого несчастного, проигнорировавшего троекратное предупреждение о лояльности и потому лишённого работы, медицинской помощи и электронного пропуска, позволяющего пользоваться инфраструктурой крупных городов, а посему тихо скончавшегося в заброшенном скотном дворе где-то на границе с Болгарией или Мексикой, анонимно кремировали и закопали в грязном глиняном карьере, не забыв передать имя, прядь волос и срез ногтей в государственную пресвитерианскую службу для каких-то неведомых поствитальных манипуляций – а вы, хладнокровно и бесстрастно выслушав этот печальный рассказ, мгновенно сотрёте его из памяти, потому что в праздничный день вы должны только веселиться, а в рабочий – только работать, - то тогда, наконец, можно будет утверждать, что новый мир окончательно вступил в права.

И что пути назад – больше нет.

И чем позже - в силу нарастания хаоса в беднейших странах или непреодолимой зашоренности российской интеллигенции - человечество осознает необратимость и фатальный характер трансформаций, происходящих на Новом Западе, тем быстрее и беспроблемнее новый порядок вещей придёт на смену старому. В этом случае исторического времени на выработку альтернативы у других стран и народов уже не будет.

Однако у России в силу её огромного пространства, ресурсной обеспеченности и социальной инерционности есть возможность если даже не успеть сформировать альтернативу, то «продержаться» в привычных формах социального бытия максимально долго. Но в этой возможности – не только надежда спасение, но также и угроза катастрофы.

Ведь если в нашей стране не будет существовать альтернативной модели общества или хотя бы её зачатков, что произойдёт в момент, когда мутация западной цивилизацией станет абсолютно очевидной и более никто не сможет назвать её время «осевым»? Когда в активную жизнь вступит поколение 1990-х и 2000-х годов рождения, не заставшее прекрасного либерального заката и потому не имеющее привычки априорно полагать любые явления и сущности западного мира образцом и верхом совершенства? Возникнет острое понимание, что привычный поводырь негож, и что идти теперь придётся неведомым самостоятельным путём. Думаю, что схожее ощущение отсутствия ясных ориентиров было у советской элиты в конце двадцатых–тридцатых годах, когда под ударами кризиса иностранные поводыри дрейфовали кто к хаосу, кто к фашизму, а собственный путь был абсолютно неизведан.

Спасительный образ будущего не придётся долго искать – за исключением деталей, в силу отрицания отрицаемого он будет соответствовать изложенному в этих записках: полноразмерность человеческой природы, творческий труд, экономика знаний и т.д. Вспомнят, что думали и писали на сей счёт, извлекут с пыльных полок старые труды, в том числе и этот. И возникнет желание перенести себя и общество в новую реальность целиком и сразу, добившись, прежде всего, перехода на новую технократическую орбиту, с высот которой затем можно было бы планомерно формировать отношения самоуправления, развивать эндогенную иерархичность и совершенствовать человеческую природу.

Прекрасно, но как совершить подобный переход? Напрячь остатки промышленности и мобилизовать лучшие умы? Отлично, предположим, что будут изготовлены нужные машины и разработаны актуальные технологии. Затем их предстоит внедрить, укоренить их новой человеческой среде, которой также нет. Изгнав из этой прекрасной среды, наряду с доморощенными тунеядцами и алкоголиками, также и миллионы отсталых мигрантов, без труда которых наша старая промышленность уже давно не в состоянии работать. Или - перевоспитать их во имя будущего. Однако согласятся ли на подобное перевоспитание те, кто вполне уверен, что им комфортно и хорошо?

Класс «сверхлюдей» придётся формировать с нуля, опираясь на силу и направленный отбор. Насилие всегда компенсирует дефицит исторического времени, которого, как всегда, у России не окажется. Однако кто будет готов возложить на себя ответственность творить насилие во имя блага? И какие применять критерии?

Но как только подобный вопрос будет поставлен, ответа долго не придется искать. При формировании соответствующих настроений спасительным идеалом для России станет изоляционистский вариант общества, в рамках которого, опираясь на сохранившиеся территорию, ресурсы и ракетно-ядерный щит, уже без апеллирования к высокому технологизму, будет предпринята попытка возродить что-то из «доброго прошлого»: от общины до военного лагеря. Однако возвращаться в прошлое, ставя к конвейеру людей, уже ментально перенесших себя в общество знаний, или же заменять возможные законы самоуправления и творческого согласия правилами домостроя и шариата – дело бесперспективное. К тому же - предполагающее использование принуждения весьма примитивного и грубого. Поэтому, если во главе страны окажутся люди мало-мальски грамотные, то по подобному пути в никуда они не пойдут.

Тогда, за неимением иных способов противостоять хаосу и гибели, даже утончённые и одарённые свыше всем необходимым для новой жизни натуры будут вынуждены сделать выбор в пользу «диалектики истории», заявить, что «клин вышибают клином» и - трудоустроиться в карательные органы или штурмовые отряды. Напряжение сил и наведение порядка принесут эффект, но он даст лишь временную передышку, иллюзию отхода от пропасти, симулякр победы. Пройдёт всего каких-то несколько десятилетий, и функциональное роботочеловечество Нового Запада изобретёт технологии, потенциально способные разрушить этот искусственный и хрупкий спасительный оазис. А значит – впереди снова очередные круги противостояния и борьбы, каждый из которых сможет стать последним…

Но доколе колесо глобального противостояния продолжит вращаться, наша вынужденная диктатура будет обладать удивительным и почти невозможным в иной исторической реальности свойством: она будет благородной. Неизбежное благородство грядущей диктатуры проистекает из вполне очевидного обстоятельства: единственной прочной и неспекулятивной основой, на которую она сможет опереться, станет попытка вернуть ускользающую человечность, найти точку опоры между истреблением человечности на функциональном Новом Западе и крушением всякой человеческой жизни в погибающей мировой окраине с несчастной Россией заодно.

В условиях обесценения и обвала большинства политических сил и идеологических моделей, в ситуации, когда один за другим начнут переставать работать законы и регламенты, когда весь прежний миропорядок придёт в движение, то единственной нетривиальной из всего множества идей, открытых и честных перед людьми, окажется идея человека.

А идея человека – по определению благородна.

Слабостью двух великих диктатур прошлого – диктатуры Робеспьера и диктатуры Ленина – заключалась в их классовом характере, по причине которой на гильотину и в подвалы ЧК отправлялись огромные сонмы достойных и прекрасных людей, чья единственная вина состояла в принадлежности к проигравшему классу. У «диктатуры чести», если таковой суждено будет состояться, острие карающего меча обрушится на головы подлинных отбросов и негодяев, которых не принято жалеть даже в собственной среде. По этой причине устойчивости и сил у неё окажется на порядок больше. А эффект очищения и социальной гигиены с первых же шагов даст ей множество сторонников.

У благородной диктатуры будет простая и понятная цель: любой ценой обеспечить достойную жизнь людям спокойным, честным, гармоничным, приветливым. Ведь когда нет возможности победить в таких сферах, как технологическая гонка или глобальное политическое доминирование, всегда возможна победа в сфере вещей более простых, но при этом определяющих наполнение и глубину жизни. Например, в устранении лжи – даже если взамен неё придётся произносить сильно преувеличенную неправду. Или в минимизации бытового зла – уличной преступности, разврата, хамства и тому подобных вещей, а также коррупции в деловой сфере.

Поскольку ни юридических критериев порока, ни оперативных возможностей схватить порок за руку иметься не будет, под карающий меч попадут все, кто в чём-то не соответствуют здоровому общественному идеалу: заведомые мошенники и тунеядцы, алкоголики и «приблатнённая» молодежь, не истребившие в себе свирепости и дикости выходцы из «национальных окраин», «отсталые» мигранты, взяточники, проститутки… В относительной безопасности будет находится лишь представители подлинно образованной части общества, по мере движения в нижние слои риск репрессий начнёт возрастать. Чтобы не попасть «под раздачу», люди «снизу» начнут стремиться в образованные и высокопрофессиональные слои, а для начала вспомнят, что нужно достойно себя вести и одеваться хотя бы с минимальным вкусом.

Прежние великие отечественные рефлексии о «слезе ребенка» в окружении мира, опускающегося в бездну, более не станут никого интересовать. Насилие, оправдываемое благородной целью, сделается нормой. Критерием применимости насилия будет не писанный закон, а нравственное чувство. И если это нравственное чувство окажется сильным и искренним – то общество, несмотря на кровопускание, выдержит насилие, как больной выдерживает жёсткий, но последовательный и верный курс лечения.

Конечно, как только будут отпущены тормоза, насилие выплеснется во всех без исключения слоях общества. Однако у разрозненных маргинальных групп оно не сможет стать единой аккумулированной силой. Война всех против всех быстро приведет к тому, что победа останется за благородным ядром, которое сумеет самоорганизоваться и привлечь на свою сторону сторонников из противостоящих слоев общества.

И если это ядро с самого начала будет ёмким, широким и сумеет избежать клановости и коррупции – например, став первыми сверхлюдьми, - то, по законам больших систем, оно с неизбежностью сделается центром социальной гравитации, собирающим последних из людей, желающих оставаться людьми.

Создание оазиса человечности в мире, из которого исчезает живой человеческий дух, - вполне посильная и реализуемая задача. Тем более, что в мире, где насилие становится универсальной нормой, где обанкротится и закроется Гаагский трибунал, локальным насилием больше никого нельзя будет удивить. Вот только ли хватит у этого оазиса запаса сил и исторического времени, чтобы, освободив творческие силы людей от тенёт локального зла, сформировать технократическую, социальную и антропологическую альтернативу подлинному вселенскому злу?

Может статься, что не хватит.

Именно поэтому всем нам, не дожидаясь, пока вырастит поколение, свободное от либеральных иллюзий и посему способное реализовать проект сохранения страны и народа в условиях «диктатуры чести», следует попытаться найти более мягкий и эволюционный путь для перехода в Будущее. Заменив закон гравитации единой массы пусть более медленным по действию, но зато лучшим в результатах законом самоорганизации больших и сложных систем. Заменив благородное жёсткое насилие не менее благородной «мягкой силой» Параллельной России – новой страны, которую можно и необходимо начинать создавать уже здесь и сейчас. И не рубить сплеча головы негодяям, а дать им шанс измениться или хотя бы умереть в отведённый природой срок.

И тогда – вместо критерия самосохранения видеть впереди уже отнюдь не фантастичные в терминах наступившего технократического века идеалы сверхчеловечности и богочеловечества.

А также, пристально и напряжённо вглядываясь в будущее, продолжать по-старомодному верить в единственное чудо, ещё способное случиться на Земле. Верить в то, что Россия – обязательно спасётся.

52