Логика-сборник мой

следующее: согласно одному, обозначения чисел являются обозначениями классов второй ступени; согласно другому, обозначения чисел являются выражениями нулевой ступени. И спор разрешается тем, что систему арифметики можно строить как на основе первого, так и на основе второго определения (S. 227). Предложение Витгенштейна «Мир есть совокупность фактов, а не вещей» также становится яснее, если перевести его в соответствующее синтаксическое предложение: наука есть система предложений, а не имен

(S. 230).

Философские вопросы часто включают в себя «общие слова» и говорят о видах предметов. Порой это стимулирует постановку псевдовопросов о сущности этих видов предметов — сущности чисел, времени, универсалий и т.п. Такие псевдовопросы не возникают, если вместо общих слов используют соответствующие синтаксические выражения (числительные, временные координаты, предикаты). Благодаря переводу в предложения, говорящие об обозначениях, противоречия и бессмысленность становятся явными. Высказывания о «невыразимом», которые вслед за Витгенштейном принимал и Венский кружок, оказываются утверждениями о том, что существуют невысказанные предметы и положения дел, т. е. существуют обозначения предметов, которые нельзя обозначить, и высказывания о таких положениях дел, которые нельзя описать. Таким образом, они оказываются внутренне противоречивыми.

«В любой области науки можно высказываться либо с помощью предложений этой

области, либо о предложениях этой области»90. Подлинными предложениями являются либо объектные предложения, либо синтаксические предложения. Однако они не разделены на особые области, как разделены конкретные науки и логика науки, но вместе присутствуют в конкретных науках. И те, и другие нужны там, где речь идет как об объектах, так и о понятиях и предложениях, а также о логических отношениях. То же самое верно и для логики науки, если к синтаксическим исследованиям добавляется еще обсуждение психологических, социологических и исторических обстоятельств использования языка. Когда логика науки обращается к конкретным наукам, то к их исследованиям добавляется

еще анализ логико-синтаксических связей91.

Однако это определение философии, которое сводит ее к предложениям о синтаксисе, т. е. о «последовательности и (синтаксическом) виде знаков языковых выражений», является слишком узким. Карнап сам согласился с этим. Задачу философии он теперь расширяет до «семиотического» (не путать с «семантическим») анализа языка науки и теоретических частей повседневного языка. «Семиотика» включает в себя анализ языка в трех направлениях: в отношении употребления языка, т. е. в прагматическом отношении, затем в отношении значения языковых знаков, в семантическом отношении, наконец, в отношении связи знаков без учета их значения, т. е. в синтаксическом отношении. В философии обычно взаимосвязаны все три направления исследований. В теории познания и философии науки (в философии естествознания, в основаниях математики) речь идет о приобретении выраженного в языке знания посредством восприятия, сравнения, подтверждения. В общем, такие исследования относятся к прагматике. Это психологические, социологические, исторические, т. е. эмпирические, исследования. В то же время здесь идет речь и о логическом анализе. Если принимают во внимание значение языковых выражений, то переходят в область семантики. И когда исследования осуществляются чисто формальным

90Ibid. S. 210.

91Когда Карнап говорит (Die logische Syntax der Sprache. S. 210), ч то логика науки не имеет никако й собственной области, добавляемой к областям конкретных наук (или к области единой науки), что чистый и дескриптивный синтаксис должен быть «не чем иным, как математикой и физикой языка», то все -таки при э том образуется, по крайней мере, одна новая ветвь математики, скажем, теория групп.

способом и выражаются в исчислении, они принадлежат сфере синтаксиса92.

Но в таком случае теперь уже нельзя говорить, что философия прежде всего имеет дело с квазисинтаксическими предложениями и что благодаря их переводу в чисто синтаксические предложения проблемы разрешаются или, по крайней мере, проясняются, о чем Карнап так много говорил в «Логическом синтаксисе языка». Если квазисинтаксические предложения не являются чисто семантическими, то тогда они представляют собой квазилогические предложения. Последние сначала должны формулироваться как семантические преложе-ния и только после этого могут быть формализованы. При этом нельзя обойтись без обращения к значению, к связи с предметами. С помощью одного синтаксиса, посредством анализа только отношений между знаками, посредством перехода от содержательного к формальному способу речи нельзя, в общем, сделать проблемы более ясными.

Теперь языковые формулировки в значительной мере зависят оттого, в какой мере прояснены предметные связи. Если знаменитое высказывание Кронекера о натуральных и других числах (см. выше, с. 101 — 102) становится более ясным благодаря его переводу в предложение, говорящее о разнице между исходными и определяемыми знаками, то это обусловлено также тем обстоятельством, что Вейер-штрасс и Мирей доказали сводимость всех чисел к натуральным числам. Что же касается заявленного преимущества формального способа речи по сравнению с содержательным, т. е. синтаксического по сравнению с семантическим, то здесь оказывается справедливой критика Миллем «известного афоризма Кондильяка, согласно которому наука есть не что иное или почти не что иное, как язык, из которого мы черпаем новые названия для одного и того же способа открытия природы и свойств вещей; напротив, верно то, что нельзя найти правильных наименований, если не знать природы и свойств вещей. Нужно ли говорить, что никакие мыслимые манипуляции с именами не способны дать ни малейшего знания о вещах и что с помощью имен мы можем

получить лишь то знание, которое у нас уже было?» 93. То же говорит и сам Карнап 94: «Синтаксическое преобразование определенных элементов языка науки опирается, конечно, на свободно избираемые постулаты. Но такие постулаты могут оказаться плодотворными лишь тогда, когда они опираются на эмпирические результаты конкретного научного исследования». Во всяком случае, постулаты, касающиеся исходных знаков, посредством которых могут быть определены другие знаки, предназначены для такого синтаксического преобразования (хотя в математике и не идет речь об эмпирических результатах).

Но в качестве квазисинтаксических Карнап рассматривает также разнообразные предложения, не обладающие собственным смыслом, как, скажем, синтаксические предложения, говорящие об отношениях обозначений. Для квазисинтаксического предложения его формулировке в формальном способе речи сопоставляется его формулировка в содержательном способе речи, которая и образует его собственный

смысл95. Так, предложение «Каждый звук обладает определенной высотой» само по себе не

92Introduction to Semantics. S. 245.

93Mill. System der deduktiven und induktiven Logik. Bd. I, II. Buch, Kap. 2, §2. Übers. v.Schiel. S. 211.

94Die logische Syntax der Sprache. S. 211.

95«s1 называется предложением содержательного способа речи, если s 1 приписывает объекту некоторо е свойство, для которого имеется о тличное от него синтаксическое свойство, параллельное первому в том смысле, что когда первое свойство присуще объекту, синтаксическое свойство присуще обозначению этого объекта» (Carnap. Die log ische Syntax der Sprache. S. 213). «Например, предложение s 1: ‘Пять есть не вещь, а

число’». По видимости в этом предложении говорится о свойстве пяти, как и в предложении «Пять есть не четное, а нечетное число» (s 2). Однако в действительности s 1 относится не к пяти, а к слову «пять»; это обнаруживается в равной s 1 по содержанию формулировке s 3: «Пять есть не обозначение вещи, а обозначение числа». В то время как s2 является по длинным объектным предложением, s 1 является псевдообъектным

означает: «Каждое обозначение звука содержит обозначение его высоты» 96 или предложение «К изначально данному относятся воспринимаемые качества, например цвета, запахи и тому подобное» не равнозначно синтаксическому предложению: «К исходным дескриптивным знакам относятся знаки ощущений, например обозначения цветов, запахов и

тому подобного»97. Здесь просто к высказываниям о предметах добавляются высказывания об их обозначениях. Они не образуют действительного смысла первых, но вносят изменения в смысл предложений, говорят нечто иное: говорят не о предметах, а об их обозначениях. Предложения «Луна есть вещь», «Пять есть число» что-то говорят о классах предметов; напротив, «‘Луна’ есть название вещи», «‘Пять’ есть числительное» говорят о соответствующих обозначениях. Ясно, что когда от содержательного способа речи переходят

к формальному, предметные проблемы исчезают 98 — не потому, что оказываются псевдопроблемами, а потому, что их оставляют в стороне. Конечно, если говорить не о числах, а о числительных, то не возникнет никаких вопросов по поводу того, что такое числа. Однако они появляются при семантическом рассмотрении, когда спрашивают о том, что обозначают числительные. Предложение «Числа есть классы классов вещей» Карнап в «Логическом синтаксисе языка» рассматривал как квазисинтаксическое предложение, смысл которого выражается в синтаксическом предложении: «Числительные являются

обозначениями классов 2-й ступени»99 . Однако большая работа, проделанная Фреге и Расселом, была бы излишней, если бы здесь видели только языковой постулат, отличный от

постулата: «Числительные являются выражениями нулевой ступени» 100. Как сам Карнап

предостерегал против «беспечного» употребления слова «бессмысленный»101, так нужно предостеречь и против беспечного употребления слова «псевдопроблема». Слишком просто объявить неудобные вопросы бессмысленными или псевдопроблемами за счет того, чтобы от рассмотрения предметов перейти к рассмотрению их обозначений, т. е. чего-то совершенного иного.

С признанием исключительности синтаксической и исключением семантической точки зрения связано то, что в своем раннем понимании языка Карнап и отчасти Венский кружок оправдывали наиболее радикальную форму номинализма — вокализм. Вновь и вновь появлялись формулировки, говорящие о том, что понятия и высказывания представляют собой лишь обозначения, а их значение оставалось без рассмотрения. Например, «Имя физического объекта (например, слово ‘луна’) сводимо к предикатам чувственно данного»

предложением; s1 есть квазисинтаксическое предложение (содержательный способ речи), s 3 есть сопоставленное ему синтаксическое предложение (формальный способ речи)» (Ibid. S. 211).

96Ibid. S. 234, ex. 48.

97Ibid., пример 43.

98«Все псевдовопросы такого рода исчезают, если вместо содержательного пользуются формальным способом речи, если вместо общих слов

(например, число, пространство, универсалия) употребляют соответствующие синтаксические слова

(числительное, пространственная координата, предикат)» (Die logische Syntax der Sprache. S. 238).

99 Ibid. S. 227, пример 21.

100 Ibid, пример 22. Вайнберг (Weinberg. An Examination of Logical Positivis m. 1936. S. 250) также у казал на то, ч то «вопрос о природе числа... может обсуждаться в объектном языке как вопрос об ан ализе математического термина».

101 Testability and Meaning // Philosophy of Science, Vol. IV. S. 5.

102.

Имя — слово — вообще нельзя свести, это можно сделать только в отношении понятия.

Этот вокализм обнаруживается прежде всего в истолковании логики и математики. И та, и другая «состоят только из конвенциональных постулатов, задающих употребление знаков. Поэтому знаки логики и математики не обозначают предметов, а служат лишь для

символического представления этих постулатов» 103 . «‘5 + 7 = 12’ вовсе не является высказыванием, это правило, позволяющее нам преобразовывать предложение со знаком 5 + 7 в эквивалентное предложение, содержащее знак 12. Это — правило об употреблении

знаков»104. «Арифметические предложения составляются из знаков такого-то рода таким-то образом; они представляют собой те или иные правила преобразования». «При использовании формального способа речи говорят не о ‘числах’, а только о ‘знаках чисел’,

устраняя псевдовопрос» о том, чем являются числа в качестве предметов105. Математика

занимается только тем способом, «которым мы хотим говорить о предметах»106, т. е. только языком. В соответствии с этим числа есть не что иное, как знаки чисел и числительные, которые обозначают только правила своего собственного употребления. Это относится только к чисто формалистическому построению математики, но не к логицизму и интуиционизму. Предложения логики и математики после их формализации представляют собой только последовательности значков, исчисление. Однако наряду с исчислением имеется также семантическая система, о чем ясно сказал Карнап. Несомненно, логика и математика не занимаются фактами действительности, однако отсюда не следует, что они относятся только к знакам. Их знаки имеют некоторое значение, что-то обозначают. Некоторое число, например 3, представляет собой не просто знак числа или числительное, оно обозначает определенный набор единиц: 1 + 1 + 1, взятый как целое. Поэтому высказывание о числе нельзя заменить высказыванием о числительном. Поэтому то, о чем говорит высказывание «Пять есть число», не выражается высказыванием «‘Пять’ есть числительное».

В формализованной логистике логика также имеет дело только с голыми знаками. Но формулировки ее правил опираются на собственное значение логических констант. Таблицы истинности соответствуют значениям пропозициональных связок («и», «или» и т.д.). Эти значения можно определить либо с помощью определенных взаимосвязей истинностных значений, либо их можно задать как исходные при формулировке функций истинности.

Однако все эти возражения относятся к уже преодоленной точке зрения. В своих новых работах Карнап отказался от одностороннего синтаксического рассмотрения и полностью принял семантический подход. В одном из дополнений к работе «Введение в семантику» (S. 2460 он сам указал на изменения, которые претерпела позиция «Логического синтаксиса языка», и отказался от ограничения философии синтаксисом языка науки.

Значение «Логического синтаксиса языка» Карнапа можно было бы охарактеризовать словами, которые посвятил этой работе один из выдающихся логиков современности Йоргенсен: «Эта новая книга Карнапа безусловно принадлежит к наиболее значительным явлениям философской литературы нашего времени... В дальнейшем ее будут рассматривать

102Ibid. Vol. Ill, S. 429.

103Carnap. Der logische Aufbau der W;lt. S. 150. То же самое: Schlick. Gesammelte Aufsätze. S. 147.

104Schlick. A. а. O. S. 227.

105Camap. Erkenntnis. Bd. II, S. 436.

106Hahn. Logik, Mathematik u. Naturerkennen. S. 17.

как веху на трудном пути развития подлинно научной философии.

Б. ЭМПИРИЗМ

I. СИСТЕМА ПОСТРОЕНИЯ ЭМПИРИЧЕСКИХ ПОНЯТИЙ

Значение некоторого слова, знака можно задать, определив его с помощью слов (знаков), значение которых уже установлено. Это распространенный способ придания значения посредством определения. Однако процедура определения ограниченна в том отношении, что должна задавать значения также и требуемых для определения слов (знаков). Таким образом, она замкнута в круге одних слов (знаков). Требуется связать слова (знаки) с чем-то иным, не со словами. Это осуществляется с помощью указания для знаков того, что ими обозначается, т. е. с помощью «указательных определений». Указываемый объект может быть не только вещью или процессом, но также и ситуацией, например такой, в которой употребляются «да», «здесь» или «однако». Однако указывать можно только на то, что непосредственно дано. Поэтому это всегда должно быть если и не воспринимаемым, то чем-то чувственно данным. Благодаря этому слова (знаки) получают, с одной стороны, некоторое субъективное значение — обозначают некоторое качественное содержание, с другой — интерсубъективное значение для общения, обозначают только структуру чувственно данного, как было показано выше (с. 76 и далее).

Всоответствии с этим чувственно данное образует основание значения всех слов. Это

—центральный пункт эмпиризма. В конце концов, значения должны опираться на

предъявление обозначаемого, поэтому все значения в конечном итоге должны сводиться к чувственно данному как к тому, что можно указать непосредственно. А это означает, что значения всех понятий можно построить только на основе чувственно данного. Серьезную попытку осуществить такое конструирование понятий предпринял Карнап в своей книге «Логическое построение мира» (1928). Однако его система конструирования понятий представляла собой лишь набросок, ставила лишь задачу построения такой системы, «иллюстрированную примерами» (S. 209). Книга служила прежде всего для логического определения метода такого построения и «показывала принципиальную возможность создания единой системы для всех предметов науки (понятий)» (S. 209). То, что с помощью аксиоматического метода было блестяще осуществлено для предложений отдельных областей, а именно их логическое выведение и тем самым их сведение к логическим основаниям, то же Карнап попытался сделать для понятий, в частности для основных понятий всей науки.

«Конструировать» некоторое понятие означает установить общее правило, позволяющее все высказывания, содержащие данное понятие, заменять высказываниями с другими понятиями. В этом и состоит «конструирующее определение» понятия. Определимыми являются не все понятия, а только понятия высоких ступеней. Неопределяемые исходные понятия, образующие базис для остальных, обладают значени ями в чувственно данном. В соответствии с этим все высказывания об объектах более высоких порядков должны быть преобразованы в высказывания, содержащие только исходные и логические, т. е. формальные, понятия.

Конструирование понятий проходит несколько ступеней: сначала конструируются понятия на базе исходных понятий, затем на основе первых конструируются понятия более высокой ступени, затем — еще более высокой и так далее. Конструирование такого рода строит понятия последовательно — одно на основе другого. Так, например, понятие «ускорение» определяется с помощью понятий «изменение скорости» и «время»; «скорость» определяется с помощью понятий «путь» и «время». Какие понятия предполагаются

другими, более высокой ступени, Карнап определяет сообразно с тем, ка кие понятия первично познаваемы. Таким образом, ряд ступеней конструируемых этим способом понятий упорядочен согласно познавательным связям. Для этого нужно исследовать виды понятий и их взаимную сводимость, что осуществляется на основе конкретно-научного познания соответствующих предметных областей. «Конструкционная система представляет собой рациональное воссоздание интуитивного построения мира, обычно осуществляемого познанием» (S. 139). Ее целью является выявление логического происхождения понятий из чувственно данного.

В качестве чувственно данного каждый человек может иметь только собственные переживания. Использование чужих переживаний возможно только на основе собственного восприятия внешних выражений другого человека. Поэтому базисом конструкционной системы будет «собственное психическое», т. е. объекты, принадлежащие только одному субъекту и осознаваемые им. Карнап назвал эту позицию «методическим солипсизмом». В метафизическом смысле это было истолковано ошибочно как утверждение о том, что реальным признается только один субъект с его чувственными восприятиями, что Карнап решительно отвергает (S. 86). Это всего лишь означает стремление ограничиться тем, что фактически переживается, и принять именно это в качестве основания. Однако переживание отнюдь не с самого начала рассматривается как «свое психическое», т. е. как «психическое» и «свое», принадлежащее моему я. «Я» не принадлежит к «исходно данному» и предполагает отношение к «ты», к другим «я» и противоположность психического и физического. Поэтому то чувственно данное, из которого исходят, может быть определено только после конструирования этого понятия в качестве «своего психического» на одной из высоких ступеней построения. Эта характеристика добавляется только после того, как это понятие будет включено в одну из областей всей системы. Изначально существует просто фактическое переживание, которое не является ни «моим», ни «психическим», а чем -то полностью нейтральным. Все понятия должны конструироваться из него. При построении конструкционной системы понятий то, что лежит в основании, должно четко отличаться от того, что подвергается переработке.

Чувственно данным, на которое опирается Карнап, являются не дискретные качественные элементы, не элементарные ощущения, как это было в новейшем позитивизме (Мах, Циен). Эти элементы представляют собой результат высокого уровня абстракции и построения ряда понятий. Переживается тотальность: восприятия, мысли, чувства, стремления, настроения сплетаются друг с другом в единую целостность, в специфическое переживание. Первоначальным является непрерывное переживание, которое постоянно изменяется. «Элементарные переживания» представляют собой неразложимые целостности.

Анализ заключается в том, чтобы в некотором сложном найти его составные части, разложить его на элементы. Подлинный анализ чувственного данного невозможен, ибо оно не состоит из реальных частей. Для его мысленной обработки Карнап предлагает другой путь — путь синтеза. В потоке переживаний можно выделить какие-то части и найти между ними некоторые отношения, например, установить, что одна часть в каком-то отношении похожа на другую. О потоке впечатлений можно сказать лишь то, что одна его часть находится в определенном отношении к другой части. «Элементарные переживания» Карнапа не являются качественными элементами в психологическом смысле, это просто фиксированные и лишенные свойств члены некоторых отношений в потоке переживаний. Высказывания об элементарных переживаниях относятся только к их взаимным отношениям, но не к их качественной определенности, ибо нужные для этого понятия еще должны быть сконструированы. Зрительные и слуховые восприятия не являются составными частями потока впечатлений, они должны быть выделены из него благодаря включению в систему отношений и сравнению. Они вовсе не являются и значально данными, но выделяются из потока впечатлений только благодаря своему сходству с другими частями этого потока или отличию от них. Так, в трезвучии один из звуков можно выделить только благодаря его сходству со звуком камертона. Они являются, как и высота звука, абстрактным

результатом образования понятий. В них устанавливается только отношение сходства между частями потока переживаний. Поэтому базис конструкционной системы образуют не классы элементов, а основные отношения, на которые опирается упорядочение переживаний. Не основные элементы, а основные отношения представляют неопределяемые исходные понятия. Таким образом, исходные элементы конструируются из исходных отношений в качестве их членов.

До тех пор пока построение конструкционной системы не осуществлено полностью, Карнап не может утверждать с уверенностью и только предполагает, что для этого построения достаточно всего лишь одного единственного исходного отношения — отношения сходства между элементарными переживаниями. Сходство устанавливается благодаря сравнению элементарного переживания, имеющегося сейчас, с более ранним и хранимым памятью переживанием, поэтому исходным отношением является сходство, запечатленное в памяти.

Благодаря ему устанавливается отношение родства между элементарными переживаниями, а на основе этого отношения образуются круги сходства, тождественные классам качеств, которые обосновывают сходство между частями потока впечатлений. Эти круги сходства в виде понятий заменяют те составные части, которые ранее были получены в результате разложения. Они в виде понятий выполняют ту же самую роль и выступают в виде «квазисоставных частей», а их выделение предстает как «квазианализ».

«Квазианализ» представляет собой разбиение элементарных переживаний на родственные группы на основе сходства по памяти, причем единство переживаний остается не затронутым. Благодаря этому становятся различимыми «квазисоставные части» элементарных переживаний. Отношение между элементарными переживаниями представляет собой либо частичное тождество в определенном отношении, либо только частичное сходство. В первом случае круги сходства взаимно исключают друг друга, во втором случае они пересекаются. В первом случае круг сходства сам образует квазисоставную часть, во втором случае он получается из кругов сходства «как самый большой класс, сохраняющийся при пересечении кругов сходства» (S. 101). Таким путем получают классы сходства, отношения между такими классами, классы таких классов и классы таких отношений, классы и отношения все более высоких ступеней. Так получают все более узкую область согласования и приходят ко все более специальным понятиям. Все квазисоставные части получаются благодаря абстракции, все определения конструируются из тотальности переживаний.

Первым результатом сравнительного квазианализа являются классы элементарных переживаний, частично похожих друг на друга, — круги сходства. Из них можно выделить подклассы, «классы качеств», представляющие ощущения или переживания. Классы качеств похожи друг на друга, если каждый элемент одного частично похож на каждый элемент другого класса. Если между двумя классами качеств одного ряда имеется качество, которое усиливается при переходе от одного качества к похожему, то оба класса качеств принадлежат одной и той же чувственной области (зрительных, слуховых, осязательных...

качеств). Класс похожих друг на друга в этом отношении классов качеств является «чувственным классом». В рамках одного чувственного класса порядок качеств по их сходству определяется посредством отношения соседства. Это отношение обладает определенным числом измерений, посредством которых соответствующая чувственная область может быть охарактеризована чисто формально без помощи качественного содержания. Для чувства зрения это число равно пяти, так как цвет имеет три измерения (оттенок, насыщенность и яркость) и поле зрения может быть задано двумя измерениями. Будучи классом классов качеств, чувственные области отличаются компонентами качеств: качеством в узком смысле, интенсивностью, локализацией, направленностью...

При построении понятий как в психологии, так и в теории познания обычно исходят из наиболее конкретных ощущений и восходят к их обобщениям — качествам как классам ощущений, затем — к чувственным областям и т.д. Здесь мы движемся в обратном

направлении: сначала конструируются наиболее общие классы квазисоставных частей, а из них — более специальные классы, из классов качеств — классы чувственных областей, а из последних — ощущения. Ощущение есть «упорядоченная пара, состоящая из элементарного переживания и того класса качеств, которому принадлежит это переживание» (S. 130). Цвета как наиболее конкретное конструируются в самую последнюю очередь. Они конструируются как классы классов качеств, имеющихся в поле зрения и соседствующих в нем. На этой основе конструируется равноокрашенность соседних мест как отношение классов качеств чувства зрения, а затем уже конструируются цвета как классы равноокрашенности. Если хотят сделать ясными логические предпосылки определимости, то этот обходной путь необходим. Понятие элементарного ощущения (например, ощущение голубого) Маха нельзя считать неопределяемым исходным понятием, ибо оно представляет собой продукт абстракции. Для его определения требуется более общее понятие (понятие цвета), а для определения последнего — еще более общее (понятие видимого). В конце концов, мы приходим к самому общему понятию (потока впечатлений).

Двумерное упорядочение соседних точек является полем зрения. С помощью полей зрения создается первый пространственный порядок. Память о сходстве позволяет установить отношение во времени для элементарных переживаний, ибо то, что вспоминается, характеризуется как более раннее по отношению к тому, что дано сейчас. Это позволяет построить первое предварительное упорядочение во времени — предварительное потому, что оно еще не является непрерывным и лишь позднее может стать таковым благодаря выводу из закономерностей.

На этом пути конструируется понятие своего психического. Конструирующие определения имеют четыре представления в четырех «языках»: во-первых, в точной логической символике; во-вторых, в переводе ее на словесный язык; в-третьих, в реалистическом языке для того, чтобы определение можно было понять содержательно как относящееся к реальным объектам и допускающее содержательную проверку; в -четвертых, в виде оперативного предписания для фиктивного построения, задающего формальную структуру конструирования объектов, с тем чтобы можно было проверить формальную правильность конструирования. Построение объектов более высоких ступеней, опирающихся на ступень своего психического, осуществляется только в одном словесном языке, поскольку не проводится строго, а представляется в виде наброска.

Первой из этих более высоких ступеней является воспринимаемый мир. Его основанием является не только субъективное видимое пространство, но в равной мере и объективное физическое пространство воспринимаемых вещей и объективного времени. При этом специфическое пространственно-временное качество исключается из игры; пространство и время конструируются как четырехмерное упорядочение «мировых точе к». Мировая точка задается своими координатами (тремя пространственными и одной временной) в виде набора из четырех чисел. Мировые точки с одной и той же временной координатой являются «одновременными». Все одновременные мировые точки образуют «пространственный класс». «Мировая линия» есть непрерывная «кривая, каждому значению временной координаты которой принадлежит одна мировая точка» (S. 167). Этот пространственно-временной порядок есть лишь структура отношений между числами (координатами).

Мировым точкам приписываются цвета (как классы зрительных качеств). На этой основе определяются «видимые вещи» как классы мировых точек с устойчивыми отношениями соседства, сохраняющимися в течение некоторого отрезка времени в пучке мировых линий. Точно так же мировым точкам приписываются классы качеств давления, согласующиеся в локальной области. Отсюда возникают осязаемые вещи, а комбинация обоих дает одновременно видимые и осязаемые вещи.

Важнейшей осязаемо-видимой вещью является «мое тело». Благодаря приписыванию осязаемых и видимых качеств (окрашенных точек) тело получает замкнутую поверхность, большая часть которой только осязаема, но не видима. Опираясь на конструирование

понятий, можно осуществить дальнейшую конкретизацию чувственных областей, а затем строить вещи воспринимаемого мира. В качестве частей тела можно выделить органы чувств и затем конституировать обычные чувства (слух, обоняние, вкус).

Как видимым и осязаемым качествам качествам остальных чувств можно приписать мировые точки и тем самым пополнить свойства воспринимаемых вещей. Однако не все качества приписываются одним и тем же способом. «Качествам определенных чувств (например, чувству равновесия, кинестетическому чувству, ощущениям внутренних органов) трудно или даже невозможно приписать определенные мировые линии или пучки таковых. Однако между приписываемыми и не приписываемыми чувственными качествами нет четкой границы» (S. 177) в смысле старого различия между первичными и вторичными качествами. Как сахар называется сладким, поскольку он вызывает определенное вкусовое ощущение, мелодия называется «веселой», письмо — «мучительным», поступок — «возмутительным» потому, что они вызывают соответствующие чувства. Чувства, вызываемые в людях одними и теми же предметами, отличаются гораздо сильнее, чем большинство чувственных восприятий, поэтому их приписывания со стороны разных людей могут противоречить друг другу. Вследствие этого их обычно причисляют не к внешнему, а к внутреннему миру.

Дополняя воспринимаемый мир, Карнап вносит в него добавление, имеющее далеко идущие следствия. К видимым и осязаемым точкам Карнап добавляет невидимые окрашенные точки и неосязаемые точки. Определенным точкам своего числового пространства он приписывает видимые и осязаемые качества и принимает общую процедуру приписывания чувственных качеств таким точкам пространственно-временной области, у которых это приписывание отсутствует, по аналогии с соответствующими точками другой пространственно-временной области, которая согласуется с первой в более широкой области. В реалистическом языке это означает: если пространственная часть некоторой ранее воспринятой вещи вновь воспринимается, а какая-то часть не воспринимается, то предполагается, что эта часть также существует, если ничто этому не противоречит. И если большая часть какого-то известного процесса вновь воспринимается, то предполагается, что и невоспринимаемая его часть аналогичным образом как-то существует в ненаблюдаемом отрезке времени. Смысл этих предположений ясен: они конституируют невоспринимаемые в данный момент части вещей и процессов, например оборотную сторону вещи, ее внутреннее

содержание, ее воздействия 107 . Эти приписывания по аналогии служат для введения постулатов о субстанции и о причинности, и наоборот: «Категории субстанциальности и каузальности означают применение того же построения по аналогии к различным координатным направлениям» (S. 180).

Посредством приписывания чувственных качеств точкам четырехмерного пространства чисел строится, согласно своему понятию, воспринимаемый мир. За счет исключения чувственных качеств и приписывания чисел в качестве физических величин строится физикалистский мир. При таком построении создается область, в которой можно установить математические формулировки законов, с помощью которых из данных определений можно выводить другие, и эта область является полностью интерсубъективной, в то время как воспринимаемый мир благодаря своим вариациям у различных лиц не свободен от противоречий. Однако между физика-листским и чувственным мирами имеется взаимное соответствие: одно-однозначное между физикалистскими мировыми точками и точками воспринимаемого мира, одно-многозначное соответствие между качествами и величинами. В последнем случае физикалистские величины некоторой мировой точки соответствуют определенному качеству и, напротив, определенному качеству мировой точки соответствует некоторый класс величин.

Следующую более высокую ступень образует построение чужого сознания. В рамках

107 Ср. с этим критические замечания на с. 132 и далее.

воспринимаемого мира, опираясь на согласованность с такой вещью, как «мое тело», можно построить класс тел «других людей» в качестве физических вещей. Затем классу моих психических процессов можно соподчинить класс воспринимаемых физических процессов моего тела, которые часто протекают одновременно, и благодаря этому построить «отношение выражния». После этого можно построить, опираясь на отношения знаков (пусть и не без трудностей), понятие «знаковое внешнее проявление» и тем самым заложить основу для истолкования знаков как средства сообщения от одного челов ека к другому. Все это служит основанием для определения понятия чужого психического. Существуют мои психические процессы, которые соотносятся с телом другого человека. Переживания другого человека, даже если они значительно отличаются от моих, могут быть построены из квазисоставных частей моих переживаний. Внешние проявления другого человека я могу истолковать, только опираясь на то, что мне известно самому. Узнать о чужой психике можно только через посредство тела, в котором она проявляется. Это истолкование дополняется до целостной картины на основании психологических законов, которые можно открыть в собственных переживаниях относительно аналогичных случаев и в их последовательности. Таким образом, при построении психики другого «базис собственной психики не отбрасывается» (S. 194).

Из переживаний окружающих людей точно таким же образом, как ранее из собственных переживаний, т. е. с помощью исходного отношения между переживанием другими людьми «воспоминания о сходстве» и посредством тех же форм построения, можно построить новую систему — мир окружающих людей. Однако эта система построения является лишь частью собственной системы, по аналогии с которой она строится. Обе системы не являются завершенными. Поэтому для каждого предмета одной системы можно построить соответствующий предмет в другой системе, «если построение этих систем продвинулось достаточно далеко» (S. 198). Это дает точное представление о том, каким образом в отдельном сознании строится представление об объективном мире и о внутреннем мире других людей.

Между общей системой и общечеловеческой подсистемой, входящей в нее, т. е. между моим миром и общечеловеческим миром, имеется очень большая, но все-таки не полная аналогия. Первоначально построенным понятиям своей психики, воспринимаемых вещей, физикалистского пространственно-временного мира, чужой психики в этой новой системе соответствуют такие же понятия. Однако в отдельных случаях они различаются. Физическая вещь «мое тело» в системе определенного человека есть не то же самое, что вещь «тело человека NN» в общей системе. И другие «одинаковые», т. е. соответствующие друг другу вещи в двух системах, будут отчасти различными, ибо находятся в разных отношениях к моему телу и к телу другого человека. Однако между физикалистским миром общей системы и физикалистскими мирами каждой отдельной подсистемы того или иного человека можно установить взаимно-однозначное соответствие: между соподчиненными друг другу мировыми точками существуют одни и те же пространственно-временные отношения и соответственно одни и те же качественные отношения. Тем самым задано интерсубъективное упорядочение. Класс интерсубъективно соподчиненных предметов можно определить как «один и тот же» предмет, который воспринимается и познается мной и другими людьми. Интерсубъективность относится, прежде всего, к различным физикалистским мирам. Однако ее можно распространить и на психические миры. Чужое психическое, которое в общей системе приписывается телу определенного человека, соответствует чужому психическому, которое в подсистемах приписывается аналогичным телам.

Благодаря заполнению пустых мест в различных системах оказывается возможным создание общего взаимно-однозначного и интерсубъективного соподчинения между разными системами и тем самым создание интерсубъективного мира. Поэтому свойства интерсубъективных предметов, которые согласуются во всех системах, и высказывания о них интерсубъективно выразимы, и напротив, то, что входит в отдельные системы и