Глава IV. «Цена» преступности

Нравственное чувство противится уравновешиванию преступления некоторой «ценой». Это кажется особенно кощунственным, когда речь идет о посягательствах на жизнь, здоровье, духовные ценности.

Выдающиеся экономисты предостерегали от определения денежных эквивалентов для ценностей, качественно превышающих ценности меновые, складывающиеся при рыночном обмене. «Денежные вычисления, — отмечает Людвиг фон Мизес, — имеют смысл только для целей экономических расчетов. Они используются ради контроля экономичности использования ресурсов... Каждое расширение сферы денежных вычислений ведет к заблуждению... Вводит в заблуждение использование их для измерения ценности того, что не может участвовать в рыночном обороте, как, например, попытка оценить потери от эмиграции или войны. Все это примеры дилетантизма, даже когда их предпринимают самые компетентные эксперты»1.

Здесь было бы уместно рассмотреть некоторый философский аспект понятия «цена преступления». Еще Аристотель (в пятой книге «Никомаховой этики») различал две формы справедливости (juaticia): справедливость обмена è справедливость распределения. Если речь идет об отношениях между двумя частными лицами по поводу принадлежащих им благ и услуг, то эти отношения (регулирующие их нормы) должны соответствовать меновой справедливости, сущность которой состоит в равенстве субъектов, свободно устанавливающих равенство, уравновешивающих обмениваемые блага и услуги. В этом случае (т. е. в случае обмена) стороны должны иметь количественно («арифметически») столько же, сколько имели до обмена, но при несомненном качественном различии обмениваемых товаров (например, холст на деньги). Так, меновая

1 Мизес Л. фон. Социализм. Экономический и социологический анализ. М., 1994. С. 79.

справедливость может быть выражена арифметическим равенством, которое и должно обеспечивать рынок.

Иной мир отношений составляют отношения личности и социума по поводу благ, как положительных, так и отрицательных, принадлежащих коллективу, обществу или по своему характеру имеющих всеобщий и нематериальный характер (например, слава, почет, наказание, позор и др.).

Этот мир отношений подчиняется справедливости распределения и регулируется «распределительным» правом, имеющим дело с особой формой обмена, в котором субъекты не равны, имеют свою иерархическую структуру, строящуюся в зависимости от места (статуса, социальной роли), которое они занимают на шкале этической, культурной, политической, религиозной, научной, профессиональной и т. д.

Аристотель нашел удивительно математически точный принцип, на котором основывается «рынок» распределения, — геометрическая пропорция. Иными словами, здесь субъекты не обмениваются равным за равное, и получают пропорциональные своему ролевому вкладу награду за подвиг или наказание за преступление.

Теперь нам очевидно, что между миром обмена равноценных благ (миром рынка) и миром распределения общечелове- ческих и общесоциальных благ есть онтическое различие, но вместе с тем есть и некоторое феноменологическое сходство. На рынке цена выступает как денежное выражение, равное обмениваемому благу, в социальном распределении награда или наказание (эквиваленты цены) выступают не как равная подвигу или преступлению, но как пропорциональная последним вели- чина.

Различие «миров» кажется очевидным, однако между ними есть пограничная область тесного и подвижного соприкосновения, взаимоперехода, когда пропорциональность приближается к равенству и наоборот, здесь можно говорить о категории относительного равенства. Например, если преступление заключается в незаконном присвоении чужого блага (экспансии), то наказание может быть как минимум в однократном или n-кратном возмещении ущерба.

Нам представляется справедливым и более общее соображение — в здоровом обществе «мир рынка» и «мир распределения» не подавляют друг друга и не паразитируют на «чужой»

территории. Это условие — своеобразный критерий социального здоровья. А между тем история, и прежде всего история России, богата целыми эпохами такого паразитирования. Так, в советский период дефицитной экономики многие продукты и товары ушли в «геометрический» мир распределения (знаменитое «спецобслуживание», «блат»), и в то же время самодеятельные попытки построить адекватный («арифметический») рынок

èрыночное производство (теневое производство, спекуляция

èт. п.) пресекались путем «геометрии» репрессий.

Итак, мы являемся свидетелями того, что в общественной жизни не только товар, но и поведение человека, в том числе и криминальное, имеет свою оценку, свой социально значимый «эквивалент», размер (величина) которого определяется не рыночным обменом, но особой этической (этико-юридической) шкалой, по которой определяется особое «воздаяние», пропорциональное разрушительным результатам поведенческого акта. Речь, разумеется, идет о наказании.

Приведенная в гл. I настоящей работы модель психо-духов- ных оснований поведения человека достаточна, на наш взгляд, для содержательного (не только формального) определения отношения преступление—наказание.

В основе понимания этого отношения находится представление о психо-духовном резонансе, сущность которого заключается в том, что проявление в поведении определенных психо-ду- ховных паттернов (агрессии, экспансии, обмана) как раздельно, так и в их сочетании, приводит в качестве реакции к проявлению подобной же по модальности психо-духовной энергии у окружающих. Эта качественно заряженная энергия и составляет содержательно ориентированную на подавление реакцию на преступление.

Резонансное, ответное проявление агрессии, экспансии и обмана, получившее от имени государства этическую и юриди- ческую санкцию быть направленным на благо, т. е. на подавление деструктивных проявлений этих частных паттернов, и есть наказание как отношение к преступлению.

Таким образом, мы видим, что «материально», т. е. со стороны энергетической, наказание является тем же проявлением агрессии, экспансии и специфических хитростей (обмана) преступности. Однако с точки зрения формы наказание есть прояв-

ление индивидуальной и общественной воли как способности противостоять криминальной деструктивности.

Само содержание понятия справедливости и состоит в применении силы против агрессии, материального иска против экспансии, оперативно-розыскных «хитростей» против криминального обмана.

В силу своей функции наказание, чтобы быть справедливым, обречено быть оценкой, «ценой» содеянного. В этой связи следует отметить важные для нашего исследования обстоятельства. Вопервых, наказание-оценка имеет отношение не к самим благам, а к деяниям, наносящим ущерб этим благам. Следовательно, юридическая оценка-наказание всегда является культурно опосредованной оценкой поведения, а не оценкой непосредственного утраченного или поврежденного блага. Эта оценка всегда в границах жизни индивидуального духа, не может превышать «ценности» жизни (бытия) конкретной личности, каким бы страшным и необратимым ни было причиненное ею зло.

Во-вторых, наказание в отличие от цены (т. е. денежного выражения меновой, рыночной стоимости) применимо как к действиям, наносящим ущерб благам и услугам, могущим участвовать в рыночном обороте, так и тем благам, которые такого рынка не имеют. Иными словами, сфера применения юридиче- ской уголовно-правовой оценки деяний шире сферы оценки рыноч- ных товаров.

Следствием этого обстоятельства является тот факт, что в ка- честве единицы измерения наказания выступают не только деньги во всевозможных видах санкций (обязательные работы, штраф, конфискация имущества), но также и такая «валюта», как смертная казнь, лишение свободы, арест, лишение права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью и т. д. При этом в целях обеспечения адекватности судебного измерения (оценки) тяжести инкриминируемого преступления с учетом многообразия жизненных ситуаций и состояния юстиции законодатель в Уголовном кодексе заблаговременно устанавливает «обменный курс» — количественное соотношение различных видов наказаний.

Так, в ч. 5 ст. 46 УК РФ отмечается, что в случае злостного уклонения от уплаты штрафа, он заменяется на другое наказание в пределах санкции, предусмотренной соответствующей статьей Особенной части Кодекса. Например, клевета, соеди-

ненная с обвинением лица в совершении тяжкого или особо тяжкого преступления (ч. 3 ст. 129 УК РФ) и наказанная штрафом (от 100 тыс. до 300 тыс. рублей), может обернуться, при уклонении от выплаты штрафа, лишением свободы до трех лет.

Часть 4 ст. 50 УК РФ устанавливает, в частности, «обменный курс» исправительных работ по отношению к лишению свободы: один день исправительных работ равен одному дню лишения свободы. В соответствии с ч. 2 ст. 55 УК РФ один день содержания в дисциплинарной воинской части приравнивается к одному дню лишения свободы.

Неявно, однако по духу и архитипическому образу наказания как такового именно время лишения свободы до сего времени является главной «валютой», в которой измеряется преступление, поскольку за ней стоит самое важное «обеспечение жизни» — ее свобода.

Однако историческая тенденция скорее такова, что первым императивом восстановления справедливости считается экономическое, ценностное возмещение ущерба, причиненного преступлением, даже тогда, когда ущерб касается внеэкономиче- ских благ.

Данная тенденция обусловлена прежде всего укрепляющимся мнением о крайне низкой криминологической эффективности лишения свободы как вида наказания при высокой экономической затратности. По некоторым оценкам, год содержания одного заключенного в США и Европе обходится во столько же, во сколько годичное обучение студента в самых престижных университетах. В то же время криминальный рецидив и в США, и в Европе возрастает, повышается и «квалификация» рецидивистов.

Наряду со временем как мерной величиной, отнимаемой от жизни наказуемого, деньги как экономический эквивалент ущерба не могут быть удалены из процедуры оценки и возмещения деструктивного влияния. Все дело в том, чтобы в ходе этой оценки понимать ее символизм, условность, не доводить оценку до святотатства. Критикуя ханжество некоторых «моралистов», эту проблему хорошо высветил Антуан Гарапон: «Мы стали оспаривать значение денег как единственно возможной формы возмещения ущерба. Но в результате угрозе подверглось одно из существенных условий судопроизводства — символи- ческое выражение всех событий через деньги. Судопроизводст-