Вопросы истории 2014, Т. 1

В ходе гуситского движения произошло разделение всех его участников на два лагеря – революционного лагеря таборитов, состоявшего из крестьянства и городской бедноты, и умеренного лагеря чашников, представлявших интересы бюргерско-дворянских кругов. Единая для этих лагерей политическая и религиозная программа носит название «Четыре пражские статьи», которая была составлена на теологическом факультете Пражского университета в ходе диспутов в 1417–1420 гг. и представлена в составе народного манифеста 27 мая 1420 г. императору Сигизмунду. Далее будут рассмотрены положения этой программы.

«Статья первая. Чтобы слово божье в королевстве Богемском проповедовалось священнослужителями господними по уставу свободно и беспрепятственно... И, как сказано в первом послании коринфянам, гл. 14: «Никому не должно запрещать говорить в церкви на разных языках» [2. С. 96]. Поскольку на греческом языке были написаны книги Нового Завета, в первые десятилетия христианства он оставался основным языком богослужения в Риме; однако при папе Викторе I (189–199) был осуществлен переход на латынь. На протяжении Средних веков и позже латинский язык является языком католической церкви. Одновременно латынь была языком науки и университетского преподавания и основным предметом преподавания школьного. Наконец, латынь была языком юриспруденции, и даже в тех странах, где уже в Средние века осуществился переход законодательства на национальные языки (например, во Франции), изучение римского права и рецепции из него было важнейшей составной частью юриспруденции.

Знать имела возможность изучать латынь, поэтому изучение Писания и понимание его для них не составляло затруднений. Бедные же слои общества в лучшем случае заучивали молитвы наизусть, не понимая их смысла. Для того чтобы сделать священные тексты и свои собственные учения доступными широким массам, Гус не только осуществил попытку перевода Писания, но и в своих сочинениях упростил чешское правописание, чтобы людям было легче выучиться читать, чтобы они могли самостоятельно делать выводы и составлять собственные суждения о Библии.

«...Разве можно священникам возбранять читать закон божий почешски или по-немецки? Верующие должны «Отче наш», которое Христос говорил по-еврейски, а св. Матфей написал по-еврейски, учить почешски, если хотим быть спасены...» [3].

131

«Статья вторая. Чтобы таинство святой и божественной евхаристии [причащения] свободно предоставлялось всем верным христианам, не отягченным никакими смертными прегрешениями, под обоими видами, то есть хлеба и вина, согласно словам и установлениям самого спасите-

ля...» [2. С. 97].

В чем же причина того, что причастие двух видов было осуждено 15 июня 1415 г. Констанцским собором, а всех и каждого причащающегося в отдельности и не желающего отказываться от такого причащения собор объявил еретиками, подлежащими тяжелому наказанию? Можно наблюдать сплетение двух мотивов: политического и религиозного. Причастие – одно из семи таинств католической церкви, появившееся одним из первых. Считается, что, вкусив хлеба и вина, человек принимает в себя частицу Бога. Достаточно широко известно, что при причастии хлеб символизирует тело Христа, а вино – его кровь: «И когда они ели, Иисус взял хлеб и, благословив, преломил и, раздавая ученикам, сказал: приимите, ядите: сие есть Тело Мое. И, взяв чашу и благодарив, подал им и сказал: пейте из нее все, ибо сие есть Кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая во оставление грехов» [Мф. 26, 26–28]. В более широком смысле хлеб – телесное начало, вино – божественное [4]. Таким образом, с укреплением светской власти церковь укрепляет власть духовную, оставляя за собой исключительное право приобщаться к божественному началу Христа.

«Статья третья. Чтобы отняты были у духовенства светское обладание богатством и частная собственность на землю, которую оно захватило вопреки заветам Христа, в осуждение своего долга и к ущербу для самой светской власти, и чтобы само духовенство вернулось к евангельским правилам, к апостольской жизни, какую вел сам Христос со своими апостолами...» [2. С. 98]. В то время в Чехии наблюдалось большое имущественное расслоение (впрочем, это явление было повсеместно распространено в Средние века), а крестьянское хозяйство было малоприбыльным, большие массы населения желали облегчения своего положения, расширения земельных наделов и уменьшения церковного гнета. Ян Гус апеллировал к Христу как к образцу для подражания и справедливейшему судье. В своих письмах он выступал против светской власти церкви: «...Все избранные – нынешние, прежние и будущие – есть святая церковь... И так же как господа не могут брать меча духовного, так и духовенство не должны захватывать меча телесного, [чтобы впредь] епископы по-светски не господствовали, чтобы не развратничали, чтобы пропове-

132

довали... Телесный меч принадлежит господам, чтобы им веру и правду божью защищали» [5].

«Статья четвертая. Чтобы все смертные грехи... противные закону божию, в каком бы сословии они ни наблюдались... разумно пресекались и искоренялись теми, кого это касается... Среди же духовенства имеются заблуждения симонии: вымогательства денег за крещение, конфирмацию, исповедь, за таинство святой евхаристии... за венчание... за службы над покойником, за молитвы или молебны в торжественные или юбилейные дни, а также за все другое: за проповеди, за погребение и звон в колокола, за освящение церквей, алтарей и часовен, за пребенды и бенефиции...

за куплю и продажу индульгенций... алчное вымогательство платы оброков и приношения...» [2. С. 100]. Как писал сам Ян Гус в письме к польскому королю Вацлаву: «Наияснейший государь, кажется мне весьма нужным как для вашего величества, так и для его светлости короля Сигизмунда, равно и для всех вообще князей, изгнать ересь... симонии [Симония – покупка и продажа церковных должностей, духовного сана, священных реликвий] из ваших держав. Наше симонийствующее... духовенство обвиняет меня в ереси, дабы унизить меня в глазах народа и осудить. Но надлежит ли мне вследствие этого замолкнуть [и прекратить проповедь евангелия]? Нет. Пусть это будет далеко от меня. Горе мне, если буду молчать. Лучше умереть, чем становиться на путь лукавства...» [3]. В руках богачей и церкви, как крупнейшего феодала, была сосредоточена вся полнота власти. Евангельская идея равенства всех людей перед Богом переросла в идею духовного равенства людей на земле. Неудивительно, что накопившееся недовольство нравами церкви и безнаказанность священнослужителей вылились в требование привести духовенство к виду, более соответствующему евангельским канонам.

Таким образом, гуситское учение требованием возврата к евангельским образцам – непорочному образу жизни, нестяжательству, открытости и доступности таинств, равенству людей перед божьими законами, соблюдению монастырских обетов, доступности проповедей, службам и Библии для широких масс населения и т.п. – подрывало сложившийся тогда образ церкви: крупный земельный феодал (напомню, к XV в. во владении церкви находилось более половины обрабатываемых чешских земель), собравший в своих руках огромную светскую и духовную власть, а также гигантское богатство.

Итак, в данной работе выявлены причины неприятия гуситского учения Римско-католической церковью, как-то: невозможность и нежелание

133

священнослужителей отказаться от богатств, которые приносили им обширные земельные владения и сборы с населения; отказ церкви от потери мирской власти; массовые переводы Писания на национальные языки, а как следствие, и ведение на них богослужений, сблизило бы мирян с клиром, лишив его определенной доли духовной власти. Стоит особо указать, что гуситы не призывали к нарушению или изменению церковных догматов. Единственное действительно религиозное требование их программы – причастие под двумя видами – не нарушало постулатов веры, так как не существовало догмата о причастии. Несомненно, по католической традиции гуситы могли считаться еретиками из-за своего противопоставления церкви, но это не было главной причиной их осуждения. Таким образом, гуситское учение не является еретическим.

Литература

1.Католическая энциклопедия: в 15 т. М., 2002. Т. 1. 1010 с.

2.Бржезовой Л.И. Гуситская хроника. Рязань, 2009. 302, 1 с.

3.Ян Гус о церкви и Библии. Из сочинения и писем Яна Гуса // Grunwald – Sion (1410–1434). [Б.м.], 2006 [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://tabor.h16.ru/Docs/history5.htm, свободный (дата обращения: 21.11.2012).

4.Емелях Л.И. Происхождение христианских таинств. М., 1978. 123 с.

5.Ян Гус о Вифлеемской часовне. Из апелляции Яна Гуса к Папе (1410)

//Grunwald – Sion (1410–1434). [Б.м.], 2006 [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://tabor.h16.ru/Docs/history5.htm, свободный (дата обращения: 21.11.2012).

134

Д.Д. Крылова

ОДЕРЖИМОСТЬ И ПРОБЛЕМА ЕЕ ИНДЕНТИФИКАЦИИ В ЛОКАЛЬНЫХ СООБЩЕСТВАХ ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЫ XVI–XVII вв.

Исследуются причины проблемы идентификации одержимости в локальных сообществах Западной Европы XVI–XVII вв. Предлагается попытка анализа и систематизации различных факторов, влияющих на определение и выявление одержимого в западноевропейском обществе позднего средневековья, а также момента перехода одержимого в другие ипостаси – колдуна, святого, сумасшедшего.

Ключевые слова: одержимость; идентификация; Западная Европа.

В 1633 г. во французском городе Луден произошла вспышка эпидемии одержимости среди монахинь-урсулинок во главе с аббатисой монастыря Жанной Д’Анж (Жанной от Ангелов). В ходе разбирательств и проведенных экзорцизмов по обвинению в колдовстве и насылании бесов на монахинь был осужден и казнен приходской священник Урбен Грандье. Однако эпидемия в городе продолжилась и после смерти главного обвиняемого лица. После нескольких лет публичных экзорцизмов Жанна

иее сестры, в конце концов, были освобождены от власти демонов. Сама Жанна при жизни приобрела статус святой, совершила турне по Франции

ибыла приглашена ко двору короля Людовика XIII [1. С. 282–286]. Несколько лет спустя в 1647 г. уже в городе Лувьер, что в Нормандии, произошел аналогичный случай одержимости среди монахинь. Главным действующим лицом стала Мадлен Бавен, которая обвинила капеллана монастыря в колдовстве и порче. В ходе судебного дела были казнены три священника, а вскоре и сама Мадлен была обвинена в колдовстве и арестована. Мадлен умерла в заключении, так и не дождавшись окончательного решения по своему делу [2. С. 79–85].

Каждый из приведенных нами выше случаев ставит нас перед вопросом – как и почему практически идентичные истории имеют такой разный финал? Почему грань между одержимым, святым и колдуном настолько призрачна, что позволяла одному состоянию плавно перетекать в другое, и в чем же причины превращения изначального статуса в совершенно иное качество. Ведь подобных случаев в мировой истории было

135

немало, одним из самых известных казусов является судебный процесс над Жанной Д’Арк – Орлеанской Девой. Изначально ее авторитет базировался на прямой связи с Богом, и эта связь никем не ставилась под сомнение. Однако в последующем ее объявили ведьмой, она была осуждена и казнена. Лишь через несколько столетий Жанна была канонизирована церковью [3. С. 170].

В период XVI–XVII вв., который характеризуется многими исследователями как пик проявления одержимости среди населения позднесредневековой Европы [4. С. 231], мы наблюдаем разрозненность и противоречивость описаний и критериев определения одержимости и как следствие находим множество аналогичных одержимости описаний болезней и недугов под разными названиями и различным отношением к ним. Таким образом, наиболее сходными по смыслу термину «одержимость» стали понятия – порча, колдовство, святость [5. С. 31–126].

На наш взгляд, следует выделить комплекс причин, способствующих процессу формирования данной ситуации.

Первое, на что стоит обратить внимание, это состояние самого термина «одержимость» в позднесредневековую эпоху. К этому времени термин представлял собой сложносоставное многослойное понятие, которое находилось на стыке нескольких культурных пластов – народной традиционной культуры, во многом связанной с язычеством, и элитарной теологической, демонологической культурой, в первую очередь представленной церковной элитой, а также появляющимся классом ученых – медиков, юристов и т.д. [6. С. 30]. В связи с этим мы наблюдаем взаимопроникновение одних из самых важных концептов на протяжении всего раннего Нового времени: концепта ведовства, демонологии и образа Дьявола – в понятие одержимость. Причем этот термин так и не получил законченного и точного определения, каждый из авторов медицинских или демонологических трактатов подходил довольно вольно к описанию данного явления, хотя определенное клише все же было сформировано. Так, авторы практически не расходятся в описании припадков и развития болезни у одержимого, в проведении ритуала экзорцизма и изгнании демонов, но природа возникновения и критерии определения одержимости, от которых напрямую зависела постановка правильного диагноза, сильно рознятся. Они то и дело перекликаются с признаками колдовства или заключения сделки с Дьяволом, либо с явно противоположным сюжетом – жития святых, сотворение чуда [3. С. 293–298; 7. С. 320; 8. С. 59– 148; 9. С. 124–288].

136

В первую очередь, это связано с тем, что по мере развития демонологии термин «одержимость» был несколько раз переработан. К XVI в. его понимание было напрямую связано с понятием ведовства (отношения между одержимым и ведьмой как жертвы и преступника), а также с формировавшимся образом Дьявола как вселенского зла, которому подчиняется сонм бесчисленных бесов и демонов, становившихся причиной возникновения одержимости. С другой стороны, одержимость, развиваясь в рамках житийной литературы, была сопряжена с концептами чуда и святости [10. С. 200–202]. Интересным является тот факт, что описания некоторых типов чудес мало отличаются от описаний порчи, как, например, чудеса о наказании [11. С. 118–134]. Фигура святого, также как и одержимого, носила двусмысленный характер. Любой человек, находившийся в контакте со сверхъестественными силами, не мог быть уверен в происхождении этих сил.

Скорее всего, разночтения в письменных источниках данной эпохи связаны с определенной традицией представлений о добре и зле в отдельных регионах стран Западной Европы. Унифицированная и разветвленная система мира, созданная демонологами и теологами, в общем и целом находилась и воспринималась в рамках ограниченного круга лиц, принадлежавших к книжной культуре. Народные массы хоть и соприкасались с ней, но в большинстве своем транслировали древние, передававшиеся из поколения к поколению представления о потустороннем мире, духах и их месте в обыденной жизни рядового человека. Особенно явно это проявляется в рассказах о причине, месте и времени возникновения одержимости, в них можно найти отсылки к культу предков, вере в заблудшие души и приведения, представлениям об отношениях человека с нечистой силой, магических практиках и т.д. [12. С. 40; 13. С. 158–160]. В частности, эпидемия в Лудене была связана с тем, что здание, в котором располагался женский монастырь, имело в городе репутацию «нехорошего дома», люди считали, что там водилась нечисть [1. С. 107].

Видимо, принципиальное значение в процессах над ведьмами и в отношении к одержимости имели распространенные в локальном сообществе сказочные нарративы – легенды, сказания и сказки о чудесах, колдовстве, ведьмах и потусторонних силах [14. С. 8–12; 15. С. 161–165]. Таким образом, в зависимости от характера, бытовавшего на определенной территории нарратива, люди определяли, с чем они имеют дело, а порой и сами провоцировали суд над ведьмой, где воспроизводили известный всей общине сказочный сценарий. Ярким примером воспроиз-

137

водства сказочного нарратива может служить процесс над Жилем Де Ре, считается, что именно он является прототипом Синей Бороды. Крестьяне, выступавшие свидетелями на суде, воспроизводили всем известную сказку о злодействах над невинными детьми, скорее всего они обвиняли его в преступлениях, которых никогда не было, но существовавших в массовом сознании в виде определенного архетипа [16. С. 254–293].

Следующим важным элементом для верного выявления одержимости членами того или иного сообщества являлся статус человека, которого подозревали в каких-либо отношениях с потусторонним миром. Материальная и имущественная составляющая имиджа того или иного человека не имела определяющего значения, хотя и учитывалась. Самым важным было общее отношение общины к подозреваемому – негативное или положительное, уважительное или подозрительное и т.д. Причем репутация индивида зарабатывалась стараниями всей семьи на протяжении нескольких поколений, репутация же конкретного человека зависела от сферы деятельности, которую он для себя избрал, его характера и значимости его фигуры в общине. Печальный конец истории Мадлен Бавен во многом был определен ее сложными отношениями с другими монахинями: она так и не смогла влиться в единый коллектив, и после казни обвиняемых священников именно сестры выдвинули обвинения против Мадлен [2. С. 80–85]. В Лудене сложилась противоположная ситуация, несмотря на то, что в городе преобладали гугеноты, авторитет Жанны и ее сестер был высок, внутри монашеского коллектива не было противоре-

чий [1. С. 132].

Одним из определяющих факторов в процессе идентификации одержимого, в случае, когда община либо не могла договориться между собой о природе недомогания одного из ее членов, либо не могла поставить какой-либо диагноз, становилось мнение третьего лица, обладающего непререкаемым авторитетом среди населения. Таким лицом мог стать приглашенный специалист в области теологии или демонологии, известный экзорцист или медик, знания которого в области сверхъестественного не подвергались сомнению. Иногда таким лицом мог стать наиболее уважаемый член общины или приходской священник, монах. Во многом от того, какую позицию занимали эти люди в каждом отдельном случае, зависела дальнейшая судьба подозреваемого, в их руках была возможность как остановить панику и истерию вокруг одержимого, так и раздуть ее, развернув широкомасштабный антиведовской процесс.

138

Бывало, что на один случай одержимости находилось два авторитетных лица с абсолютно противоположными мнениями. Массу подобных примеров мы найдем в Англии XVI–XVII вв., где развернулись дискуссии о природе и реальности одержимости, итогом которых стали скандалы и разоблачения псевдоодержимых и «несправедливо осужденных» ведьм [17. С. 150–156]. Одним из самых известных случаев является дело «одержимого» Томаса Дарлинга и «ведьмы» Алисы Гудридж, по ходу которого развернулась полемика между Дж. Дареллом и Харснетом. В итоге Томас Дарлинг был уличен в клевете, а Алиса Гудридж умерла под арестом [18. С. 127–146]. Решение по одержимости луденских монахинь также принимало не одно авторитетное лицо – кардинал Ришелье, архиепископ Сури, Жан Жозеф Сурен [2. С. 120–125].

Мы видим, что на процесс идентификации одержимого в конкретном сообществе, будь то деревенская община или же городское сообщество, влияло множество факторов. Их причудливое переплетение генерировало уникальную среду, в которой формировалось мнение в отношении лица, подозревавшегося в отношении со сверхъестественными силами. В зависимости от преобладания тех или иных тенденций люди с практически идентичными историями либо были канонизированы, либо осуждены, порой именно случай определял общий итог и сценарий развития ситуации.

Литература

1.Хаксли О. Луденские бесы. М., 2000.

2.Ferber S. Demonic possession and exorcism: In early modern France. N.Y., 2004.

3.Энциклопедия демонологии и колдовства / под ред. Р.Х. Робинсона. М., 1996.

4.Levack B.P. The Witchcraft sourcebook. N.Y., 2005.

5.Арнаутова Ю.Е. Колдуны и святые. Антропология болезни в Средние века.

СПб., 2004.

6.Рассел Дж. Б. Колдовство и ведьмы в Средние века. СПб., 2001.

7.Бертон P. Анатомия меланхолии. M., 2005.

8.Гиффорд Дж. Диалог о ведьмах и колдовстве // Демонология эпохи Возрож-

дения (XVI–XVII вв.) / пер. с англ., лат., нем., франц. / Под ред. М.А. Тимофеева. М., 1995.

9.Помпонацци П. О причинах некоторых естественных явлений или о чародействе // Помпонацци П. Трактаты «О бессмертии души», «О причинах естественных явлений» / пер. с итал. А.X. Горфункель. М., 1990.

10.Махов А.Е. Сад демонов – Hortus Daemonum: словарь инфернальной мифологии Средневековья и Возрождения. М., 2007.

139

11.Кланицай Г. Структура повествований о наказании и исцелении. Сопоставление чудес и maleficia // Одиссей. Человек в истории. М., 1998.

12.Мюшембле Р. Очерки по истории Дьявола: XII–XX. М., 2005.

13. Арнаутова Ю.Е. Колдовство и колдовские болезни в Средние века

// Вопросы истории. 1994. № 11.

14.Almond Philip C. Demonic possession and exorcism in early modern England: Contemporary texts and their cultural context. N.Y., 2004.

15.Арнаутова Ю.Е. Западноевропейские средневековые «оборотни» // Вопросы истории. 1997. № 6.

16.Тогоева О. Сказка о Синей Бороде, или Две жизни Жиля де Ре // Казус: Индивидуальное и уникальное в истории. 2003. Вып. 5.

17.Игина Ю.Ф. Медицина против теологии: дискуссии вокруг ведовства, одержимости дьяволом и практик экзорцизма (Англия, конец XVI – первая половина XVII в.) // Вестник Санкт-Петербургского университета. 2007. Сер. 2, Вып.3,

18.Sands K. Demon possession in Elizabethan England. N.Y., 2004.

140