§ 5. Выводы

В этических концепциях средневековой Индии получили закрепление и развитие взгляды, сформированные в Древней Индии. Роль традиций в теории и соблюдении практических нравственных предписаний была определяющей. Последовательная сакрализация обыденной жизни получила обоснование в религиозно-этических концепциях позднего буддизма и индуизма. Учение махаяны освобождало мирян от необходимости идти через десять ступеней к состоянию просветленности и отрешенности от мира. Задачу спасения от грехов решали многочисленные боддхисаттвы, буддисту-мирянину вменялось лишь соблюдение шести обетов, поклонение Будде и боддхисаттвам, за что был обещан буддистский рай. Проповедники индуизма— вишнуиты, шиваиты и кришнаиты — требовали строгого соблюдения обрядов, принесения жертв, принятия в качестве духовного наставника (семьи и общины) брахмана-гуру. Различие перевоплощения душ в сансаре у индуистов и возрождение души в новом рождении у поздних буддистов для обычного верующего мирянина оказывалось неуловимым. В этих условиях именно традиция определила победу индуизма и превращение Будды в одно из воплощений (аватар) Вишну.

Нравственный идеал ортодоксального индуизма, «впитавший определенные идеи буддизма, превращался в доступный лишь подвижникам-аскетам путь к познанию абсолюта и онон-

44

чательного слияния с ним, достижения тождества с Атманом (Брахманом). Для масс верующих считалось достаточным следование дхарме: «Исполняй свой долг, не думая об исходе;

исполняй свой долг, принесет ли это тебе счастье или несчастье. Кто исполняет долг и спокойно, не радуясь и не печалясь, встречает любые последствия, тот поистине велик душою»74.

В поэме Калидасы«Роджение Кумары» подчеркнуто определяющее и предпочтительное значение исполнения нравственно-религиозного долга и подчиненность двух других целей этой первой:

В сокровище тройственном этого мира,

Наверное, выше всего Добродетель;

Превыше Любви и превыше Богатства

Тебя привлекает одна Добродетель.75

Все проповедники индуизма требовали от верующих неуклонного подчинения тому, что предписано, испрашивания у богов успеха в делах, соблюдения норм религиозной морали во взаимоотношениях в семье, безусловного выполнения рекомендаций духовных наставников, почитания предков. Варно-кастовая регламентация всех сторон жизни индийца эпохи средневековья закреплялась религиозно-нравственными предписаниями и соответствующими законами. Она с раннего возраста «впитывалась» благодаря системе воспитания и особенностям обучения. Не только брахман или кшатрия, но и ремесленник, принадлежавший к касте медников или ювелиров, и женщина из касты гетер, даже игрок или вор-профессионал овладевали «своей системой знаний»: гетера должна была изучить 64 искусства, для вора «пособием» мог служить трактат Карнисуты (Муладевы.)«Стеяшастра»76. Нормы индуистской морали способствовали закреплению варново-кастового строя, поддерживали незыблемый консерватизм, отвечавший интересам господствующих сословий (варн) феодального общества.

Протестом против внешней ритуализации и жесткого разделения общества на варны и касты, явилось учение бхакти. Возникнув в Южной Индии в VI—VII вв., оно получило широкое распространение в XII—XVI вв. Внешнему религиозному ритуалу бхакты противопоставили внутреннюю, духовную устремленность к божеству. Постижение бога в религиозно-мистическом экстазе, прославление чистой любви к божеству (Вишну, Шиве или Кришне), чем дальше, тем непосредственнее связывалось с идеей равенства перед богом. Если в поэзии Кабира, гуру Нанака и Говинда Сингха идея бхакти имела антифеодальное звучание и в XVI—XVII вв. стала идейным ору-

74 Древнеиндийские афоризмы. М., 1966, с. 13.

75 Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии, с. 49.

76 См. об этом: Дандин. Приключения десяти принцев. М., 1957, с. 24—25, 31.

45

жием в борьбе крестьян с феодальными владыками, то в проповеди поэтов-подвижников идея бхакти ограничивалась «внутренней раскрепощенностью» слияния с божеством и растворения в нем:

Что же такое он, преисполненный Милости, он — полнота

радости, он — вездесущее слияние, о котором невозможно

сказать, где оно, здесь или там?

Он, что я в молчании вызываю в своем воображении,

что я созерцаю, чему молюсь,—77

писал один из поздних поэтов-бхактов Тайюманавар(1705— 1742). Последним связанным с позднесредневековой традицией проповедником и автором гимнов, типичных для поэтов-бхактов, былРамалинга(1823—1874), создатель «общества единого шти всех религий», воспевавший «единого бога под всеми именами богов прошлых и будущих религий»:

Да только ли имена богов тех религий!

Его имя — это твое имя и мое имя!

Имя всякой жизни—его имя!78

Он видел главное зло человечества в религиозной, кастовой и национальной розни, презирал богатство. Однако вся его деятельность завершилась созданием еще одной религиозной секты, убедительно продемонстрировав ограниченность протеста облаченного в религиозно-мистическую форму.

В границах, очерченных ортодоксальными религиозно-этическими концепциями определяющим мировосприятием был пессимизм. Мир полон страданий, нужно терпеливо сносить их, помня о кратковременности жизни и стремясь к освобождению от колеса сансары. Глубоко укоренилось в сознании верующих эпохи средневековья суждение о принципиально неисправимой «испорченности мира», опиравшееся на учение о периодах существования мира: «Ныне длится век Кали, когда проповедники стали редкостью, страны оскудели от налогов, владыки охвачены жадностью, своры грабителей опустошают землю, достойные бедствуют, отцы не верят сыновьям. Горе царит в этом веке!»79.

Нравственному идеалу, выработанному в лоне религиозно-этических концепций, противостоял идеал, утверждавший возможность посюстороннего, земного счастья. Герой, познавший превратности жизни, не утрачивает ни оптимизма, ни любви к жизни, ни решимости в достижении поставленной цели. «Настоящая находчивость и настоящая смелость приводят к наивысшему удовольствию»80,— утверждал Дандин устами своего главного героя Раджаваханы. Сознание трудности дости-

77 Цит. по: Идеологические течения созременной Индии. М., 1965, с. 171—172.

78 Там же, с. 166.

79 Древнеиндийские афоризмы, с. 77.

80 Дандин. Приключения десяти принцев, с. 128.

46

жения счастья—не повод от него отказаться и тем более—отрицать его реальное существование. Нравственно ценным считается следование простым (естественным) нормам межчеловеческих отношений, не отягощенным и не извращенным в угоду религиозно-сектантской точке зрения. Нередко при этом свобода выбора (свобода от религиозно-этической догмы, традиционного предписания) еще не соотносится с мерой ответственности индивида.

Как правило, нравственно-положительный идеал оказывался воплощенным в образе справедливого и просвещенного царя (правителя). Очевидна утопичность этого идеала, в котором соединились идеи «сильной и просвещенной центральной власти», типичные для передовых мыслителей эпохи феодальной раздробленности, и отголоски воспоминаний о «золотом веке» эпохи родо-племенных общностей.

Существовал, правда как редкое исключение, другой идеал активной и деятельной личности: личности честного и талантливого труженика, крестьянина или мастера-умельца, преодолевающего трудности и противостоящего неблагоприятным обстоятельствам: «Падая с неба, вода уходит в землю, и она же поднимается из земли через колодец. Безмерно могуча судьба, но могучи и людские дела»81. Этот идеал находил свое выражение в герое мифов—асуре Майе, великом мастере-изобретателе. Он близок реальному герою-труженику чандале Суйе, самородку-строителю, свой талант и свой труд отдавшему на благо народа.

«Человек должен трудиться — плохо ему, когда он бездействует. Мир и труд—вот источник благополучия»82.

81 Дре-внеиндийскне афоризмы, с. 36.

82 Там же, с. 37.