§ 1. Родо-племенные обычаи славян и традиции язычества

Тысячелетия родо-племенных отношений определили характер обычаев и традиций древних славянских племен, отразились в языческих верованиях. Близость к природе рождала противоречивость осмысления связи человека с миром. Зависимость земледельца от перемен погоды порождала стремление воздействовать на стихийные явления—либо принудить, либо умилостивить эти капризные силы. Посредниками оказывались предки,— и от тотемизма славяне переходят к поклонению рожаницам и Роду как верховному и древнему божеству.

В «Повести временных лет» первые киевские летописцы весьма подробно и, как правило, отрицательно характеризуют образ жизни сравнительно недавнего дохристианского прошлого:

«Все эти племена (славянские—В. И.)имели свои обычаи, и законы своих отцов, и предания, и каждые — свой нрав. Поляне имеют обычай отцов своих кроткий и тихий, стыдливы перед снохами своими и сестрами, матерями и родителями; перед свекровями и деверями великую стыдливость имеют; имеют и брачный обычай: не идет зять за невестой, но приводят ее накануне, а на следующий день приносят за нее — кто что даст. А древляне жили звериным обычаем, жили по-скотски: убивали друг друга, ели все нечистое, и браков у них не бывало, но умыкали девиц у воды. А радимичи, вятичи и северяне имели общий обычай: жили в лесу, как звери, ели все нечистое и срамословили при отцах и при снохах, и браков у них не бывало, но устраивались игрища между селами, и сходились на эти игрища, на пляски и на всякие бесовские песни и здесь умыкали себе жен по сговору с ними; имели же по две и по три жены. И если кто умирал, то устраивали по нем тризну, а затем делали большую колоду и возлагали на эту колоду мертвеца и сжигали, а после, собрав кости, вкладывали их в небольшой сосуд и ставили на столбах при дорогах, как делают и теперь еще вятичи. Этого же обычая держались и кривичи и прочие язычники, не знающие закона божьего, но сами себе устанавливающие закон»13.

Родовому строю соответствовал политеизм, претерпевший

12 Пеунова М. Н. Формирование и развитие этических идей X—XVII вв.—В кн.: Очерки истории русской этической мысли. М., 1976, с. 23.

13 «Повесть временных лет.—В кн.: Памятники литературы Древней Руси. XI — начало XII века. М., 1978, с. 31.

198

сложные изменения. В самом отдаленном времени, по свидетельству безымянного летописца, славяне совершали требы (приносили жертвы) упырям и берегиням. Первые—сосущие кровь мертвецы—считались олицетворением зла, вторые— светлые крылатые девы, несущие весну и символизирующие плодородие,— олицетворением добра. Человек поклонялся и тем и другим с целью оградить себя от неприятностей и получить удовольствие.

В начале I тысячелетия до нашей эры в мировосприятии предков славян совершились резкие перемены. Возникли два новых типа погребений: либо в позе спокойно спящего человека, который обрел вечный покой и не превращается в иное живое существо; либо стали сжигать трупы на больших погребальных кострах. «Рождается важная идея существования души, более долговечной, чем тело человека. Душа невидима, неосязаема; отделившись от тела, душа вместе с дымом костра поднимается к небу, обретается в некоем отдаленном «ирье»— обиталище душ умерших (навий)» 14.

Уже в глубокой древности отношения человека к природе существенно изменялись в связи с переменами в трудовой деятельности, общественным разделением труда, переходом от охоты к скотоводству и земледелию, от присваивающего хозяйства к хозяйству производящему. «Если первобытный охотник в борьбе с животным миром в значительной мере был обязан самому себе, своей ловкости, меткости, отваге и выносливости, то земледелец находился в зависимости от природы и прежде всего от неба, от солнца, от дождя. Небо с его светилами для охотника и в известной мере для скотовода было образцом удивительного порядка, системы, равномерности и строгой последовательности. Небо же земледельца было непостоянным, неразумным, непредугадываемым... Урожай лишь отчасти зависел от усилий земледельца при пахоте и севе, а после этих операций пахарю оставалось ждать три месяца дождя, который мог соответствовать оптимальным срокам, а мог и коренным образом нарушать желательный для земледельца ритм полива посевов и обречь целые племена на голод.

Так, еще на рубеже каменного века, рождались представления о всемогущих, грозных (от «грозы») и непостижимо капризных божествах неба, от воли которых зависела жизнь земледельцев. Ни плодородие всегда благожелательной земли, ни усилия пахаря не могли изменить этой фатальной ситуации. Личность человека, слаженность коллектива были подавлены необходимостью пассивно ждать выявления «воли божьей»15. Совершавшиеся перемены в хозяйственной деятельности, попытки истолкования связи человека с миром сказывались на

14 Рыбаков Б. А. Язычество древних славян, с. 603.

15 Там же. с. 601.

199

появлении новых языческих богов или трансформации прежних. Так, например, культ Волоса-Велеса был первоначально связан с медведем (культ медвежьей лапы, получеловек-полумедведь), он был божество охотничьей добычи, «бог мертвого зверя», земной покровитель охотников, уподоблявшихся животным, на которых они нападали. От тех времен у славян сохранялся медвежий маскарад в «велесовы дни» — в новый год (зимнее солнцестояние) и весною (весеннее равноденствие). После смены охоты скотоводством Велес стал «скотьим богом», покровителем скота, таким он известен во времена язычества в Древнем Киеве, но одновременно он стал и богом богатства.

Древнейшими божествами плодовитости и плодородия, восходящими к охотничьим племенам эпохи матриархата, были рожаницы. Первоначально эти представительницы рода, его продолжения, выражавшие идею плодовитости—плодородия у охотничьих племен, сохранивших пережитки тотемизма, представлялись полуженщинами-полулосихами, находившимися на небе и отождествлявшимися с важнейшими звездными ориентирами, называвшимися Лосихой и лосенком (Большая и Малая Медведицы). Мир расслоился: небесный, звездный, земной и подземно-подводный. Хозяйки Мира—мать и дочь—рождают все поголовье животных, рыб и птиц, необходимое людям. У земледельческих племен рожаницы—покровительницы урожая, подательницы небесной влаги—дождя. Одновременно с ними у земледельческих племен появляется и представление о Великой Матери—как Прародительнице Мира и как Матери-Земле («Мать-сыра-земля»), покровительнице урожая. У славянских племен это Макошь (Мокошь) — «Мать урожая» (слово «кош»—повозка для снопов, корзина для зерна, плетеный, амбар для соломы, загон для скота). В крестьянских вышивках на полотенцах традиционно, изображали композиции из трех фигур: высокая женская фигура в центре (Макошь) и две всадницы—рожаницы—Лада и Леля, иногда с сохами за седлом (фольклорный мотив встречи Весны, едущей на золотой сохе). У всех женских фигур руки подняты к небу. Такие полотенца входили в реквизит обряда, связанного с началом пахоты16.

С возрастанием роли земледелия (возможно, в эпоху бронзы)! и с переходом к патриархату оформляется культ бога Вселенной—Рода. В этом культе соединились и космологические и древние социальные представления. В русских средневековых источниках он изображался как небесный бог, находящийся на воздухе («восседающий на облаке»), управляющий тучами и вдувающий жизнь во все живое17. Рожаницы и Макошь выступают как связанные с Родом и ему подчиненные.

16 См. подробнее там же, с. 471—527

17 Б. А. Рыбаков подчеркивает, что в наиболее грозных обличениях церковников языческий Род приравнен к египетскому Озирису, библейскому Ваалу и христианскому Саваофу.

200

По мере развития и усложнения славянской мифологии все более четко выступают три уровня в характеристике ее персонажей. Различия определяются их связями с общинным (родовым) коллективом, степенью индивидуализированного воплощения, особенностями временных характеристик и степенью актуальности их для человека 18. К высшему уровню с наиболее обобщенным типом функций богов (ритуально-юридическая, военная, хозяйственно-природная) относились славянские божества, упоминаемые в «Повести временных лет»: «И стал Владимир княжить в Киеве один и поставил кумиры на, холме за теремным дворцом: деревянного Перуна с серебряной головой и золотыми усами, затем Хорса, Дажьбога, Стрибога, Симаргла и Мокошь. И приносил им жертвы, называя их богами, и приводили к ним своих сыновей и дочерей, а жертвы эти шли бесам, и оскверняли землю жертвоприношениями своими. И осквернилась кровью земля Русская и холм тот»19. Летописец не упомянул Сварога и Ярилу. Возможно, потому, что Сварог—предшествует Дажь-богу. Не назвал он и Рода и рожаниц, скорее всего потому, что они предшествовали богам, составившим языческий пантеон Х в.

В начале XII в. в «Слове об идолах» неизвестный автор, как и многие духовные деятели этого и более позднего времени, осуждал продолжающееся тайное поклонение идолам. Таким образом, и через триста лет после крещения Руси говорилось, что «по украинам», т. е. в некоторых местах, еще молятся Перуну, Хорсу и Мокоши, но главный укор сделан по поводу повсеместного культа Рода и рожаниц.

Перун—божество относительно позднее, «княжески-дружинный бог»; для остальных ближе был Белее — «скотий бог».

Летописец начала XII в. называет бога Сварога (Небо) и его сына Сварожича (Огонь). Сварог научил людей ковать металл. В представлении летописца, с эпохой Сварога связаны установление моногамии и жестокая казнь — сожжение — за ее нарушение, а с эпохой Дажьбога—появление имущественных различий и государства—люди стали платить дань царям.

Ниже богов шли персонифицированные члены основных противопоставлений с четко выраженным нравственно-положительным или нравственно-отрицательным смыслом: Доля, Лихо, Правда, Кривда20. К низшей мифологии относятся разные классы неиндивидуализированной нечисти, духов, животных, связанных со всем мифологическим пространством от дома, хозяйственных построек до леса, болота, моря: домовые, овинники,

18 Иванов В. В., Топоров В. Н. Славянская мифология.—В кн.: Мифы народов мира, т. 2. М» 1982, с. 450.

19 Цит. по: Памятники литературы Древней Руси. XI — начало XII века, с. 95.

20 Иванов В. В., Топоров В. Н. Славянская мифология.—В кн.: Мифы народов мира, т. 2, с. 451.

201

лешие, водяные, русалки, вилы, кикиморы, из животных—волк и медведь. Их оппозиция всегда опосредована отношением к человеку и получает нравственный смысл—добра или зла как благоприятного или неблагоприятного для общности, рода, отдельного человека. Нередко этот выбор оказывался связан с добрым или злым мифическим персонажем (например, у западных славян — Белбог и Чернобог как персонификация доброй и злой доли). С утверждением жизни связаны Род, Макошь, рожаницы—дарующие жизнь, плодородие и долголетие. Именно дарующим жизнь, всемогущим и благодатным представлен Род. Не случайно его сопоставление с Саваофом и Христом, с обязательным обличением «мерзостных языческих заблуждений». К XII в. относится комментарий к Евангелию от Иоанна, в котором говорится о «вдуновении» духа в человека: «Вдуновение бессмертное нестареющее един вдымает вседръжитель, иже един безсмертен и непогибающих творец.

Дуну бо ему [человеку] на лице дух жизни и бысть человек в душю живу.

То ти не Род, седя на воздусе мечеть на землю грудыи в том рожаются дети...

Всем бо есть творец бог, а не Род»21.

Православные проповедники и летописцы-монахи подчеркнуто отрицательное отношение к язычеству выражали и непосредственно и косвенно, приписывая все безнравственные поступки киевских князей-язычников их «безбожию» и «поклонению идолам». Святослав, который не внял мудрым советам принявшей крещение матери своей, княгини Ольги (жестокость расправы которой с древлянами за убийство мужа князя Игоря описана с явным одобрением) и не принял крещения, сказал:

«Как мне одному принять иную веру? А дружина моя станет насмехаться»22. Однако вопреки своей позиции летописец не мог не отметить мужества и прямоты Святослава, который всегда предупреждал своих противников: «Иду на Вы!» Полководческий талант и мужество Святослава выражены в словах перед битвой с византийцами, многократно превосходящими русских силами: «Нам некуда уже деться, хотим мы или не хотим— должны сражаться. Так не посрамим земли Русской, но ляжем здесь костьми, ибо мертвые не принимают позора. Если же побежим—позор нам будет. Так не побежим же, но станем крепко, а я пойду впереди вас: если моя голова ляжет, то о своих сами позаботьтесь». И ответили воины: «Где твоя голова ляжет, там и свои головы сложим». И исполчились русские, и была жестокая сеча, и одолел Святослав, а греки бежали»23.

21 Цит. по: Рыбаков Б. А. Язычество древних славян, с. 449.

22 Повесть временных лет. с. 79.

23 Там же, с. 85.

202

Византийские, европейские и варяжские источники неизменно высоко оценивали нравственные качества славян: мужество, смелость, открытость, честность, верность слову. Один из первых византийских историков Прокопий Кесарийский (VI в.) писал, что славяне «не подчиняются одному человеку, но исстари живут в демократии; поэтому обо всем, что для них полезно или вредно, они рассуждают сообща... Судьбы они совсем не знают и не приписывают ей никакого влияния на людей. Когда им угрожает смерть, в болезни ли, или на войне, они дают обет, что если избегнут смерти, то тотчас же принесут, за спасение жизни, жертву богу,—и когда опасность минует, приносят жертву и считают, что этим купили свое спасение. Поклоняются также рекам и нимфам, и другим божествам, и всем им приносят жертвы...»24.

Однако русский монах-летописец склонен считать гибель Святослава от печенегов наказанием за отказ от крещения. Не менее резко подчеркивает он безнравственное поведение—до крещения! — и Владимира Святославича. В летописи рассказано о сватовстве Владимира к Рогнеде, дочери полоцкого князя Рогволода, ее оскорбительном отказе («Не хочу разуть сына рабыни, но хочу за Ярополка») и мести Владимира, который, напав на Полоцк, убил Рогволода и двух его сыновей и насильно взял Рогнеду; затем, с помощью воеводы Ярополка—Блуда—убил Ярополка, своего брата. «Владимир же стал жить с женою своего брата—гречанкой, и была она беременна, и родился от нее Святополк. От греховного же корня зол плод бывает: во-первых, была его мать монахиней, а во-вторых, Владимир жил с ней не в браке, а как прелюбодей»25. Грешен, по словам летописца, был Владимир и тем, что у него было пять жен и восемьсот наложниц. «И был он ненасытен в блуде, приводя к себе замужних женщин и растляя девиц. Был он такой же женолюбец, как и Соломон, ибо говорят, что у Соломона было семьсот жен и триста наложниц. Мудр он был, а в конце концов погиб. Этот же был невежда, а под конец обрел себе вечное спасение»26.

Попытки оценить деятельность и поведение Владимира Святославича с позиций монашеской, ортодоксально-христианской морали привели к ложным суждениям, затрудняющим понимание описываемых событий. Оценка с позиций семейно-брачных отношений, отвечающих феодально-православной системе морали, скорее запутывает, чем проясняет ситуацию. В истории с Рогнедой и гречанкой—женой Ярополка в действительности обнаруживается древний обычай смены (пресечения) линии наследования княжеской власти в эпоху, предшествовавшую принятию христианства. Не «насилие» и «прелюбодейство», но

24 Цит. по: 3 а м а л е е в А. Ф., 3 о ц В. А. Мыслители Киевской Руси, с. 11.

25 Повесть временных лет, с. 93. 26 Там же, с. 95.

203

определенный публичный ритуал, свидетельствовавший об относительном смягчении нравов, описан, но не понят летописцем27.

Лишь однажды летописец отметил принесение человеческих жертв Перуну—богу княжескому, богу войны. Остальным богам, и прежде всего Роду и рожаницам, приносились жертвы медом, кашей и другими плодами земледельческого труда. Как укоренившаяся традиция этот обычай сохранялся не только во времена Киевской Руси, но и в Московском государстве — проповеди-обличения в приверженности к «языческой мерзости» относятся и к XV. и к XVI вв.

Несмотря на самую яростную борьбу православного духовенства с язычеством, окончательная победа не была достигнута. Ни казни волхвов, ни жестокие преследования скоморохов, ни репрессии против сел, в которых справлялись языческие праздники, не смогли уничтожить традиции язычества. В конце концов церковь вынуждена была «сквозь пальцы» смотреть на то, как совершалось приспособление язычества к христианству (и даже содействовать этому). Наиболее типичным способом оказалось «приспособление через отождествление»: так, бог грома и молнии Перун превратился в Илью-пророка, Велее был отождествлен со святым Власием, Макошь — с Параскевой-пятницей, небесных кузнецов Сварожичей заменили святые Кузьма и Демьян, Ярило стал святым Юрием (Георгием). Проявилась закономерность, отмеченная Б. А. Рыбаковым: «...эволюция религиозных представлений являла собой не полную смену одних форм другими, а наслаивание нового на старое»28.

В развитии системы моральных представлений, оценок, суждений этот момент противоречивого взаимодействия сыграл существенную роль.

«С течением веков славянское язычество все более становилось выражением народного мировосприятия. Церковь с ее международной культурой богословской литературы, живописи, храмоздательства и торжественно-театрального литургического действия стала прежде всего выразительницей феодальной идеологии. Язычество же удержалось в деревне и было формой проявления народных, крестьянских воззрений, существовавших на своих тысячелетних исконных основах»29. Прочность этих основ засвидетельствована в фольклоре: в народных легендах и сказках сохранилась память о древних мифах славян. Так, например, сказка о первых братьях-кузнецах, великих искусниках, сумевших победить трехглавого змея,—память о древнейшем богатырском эпосе. Письменные памятники свидетельствовали вплоть до XII в. («Слово о полку Игореве»), что это не

27 Членов А. М. Языческий обряд низложения династии в Киевской Руси (реконструкция).—В кн.: Обычаи и культурно-дифференцирующие традиции народов мира. М., 1979, с. 36—43.

28 Рыбаков Б. А. Язычество древних славян, с. 597.

29 Там же, с. 605.

204

только традиция устного творчества. Убедительное доказательство прочности языческих обрядов—сетования пастырей о пустующих церквах в дни языческих празднеств. «Книжники»— наиболее образованные люди Киевской Руси, подобные Илариону и Клименту Смолятичу, Максиму Греку или Федору Курицину, в той или иной степени противостоящие ортодоксальной, религиозно-мистической традиции, воспринятой монашеством (Феодосии Печерский) от афонских монахов-молчальников (исихастов),— имели возможность опираться не только на античность (философов), но и на прочно связанное с земной жизнью мировосприятие славянского язычества.