5. Народники-интеллигенты

В речах народников-интеллигентов, особенно энесов, т. е. оппортунистов народни­чества, надо различать две струи: с одной стороны, искреннюю защиту интересов кре­стьянской массы — в этом отношении речи их производят, по понятным причинам, не­сравненно более слабое впечатление, чем речи «не занимающихся политикой» кресть­ян; с другой стороны, некоторый кадетский душок, нечто интеллигентски-мещанское, покушение на государственную точку зрения. Само собою разумеется, что у них, в от­личие от крестьян, видна доктрина: они борются не во имя непосредственно созна­ваемых нужд и бедствий, а во имя известного учения, системы взглядов, извращенно представляющих содержание борьбы.

«Земля — трудящимся», — провозглашает г. Караваев в 1-ой своей речи и характе­ризует столыпинское аграрное законодательство по 87 статье, как «уничтожение общи­ны», как «политическую цель»: «образование особого класса деревенского буржуа».

«Мы знаем, что действительно эти крестьяне являются первой опорою реакции, являются надежною опорою бюрократии. Но правительство, делая эти расчеты, жестоко ошиблось: наряду с этим будет кре­стьянский пролетариат. Не знаю, что лучше: крестьянский ли пролетариат или малоземельное тепереш­нее крестьянство, которое при известных мерах могло бы получить достаточное количество земли» (722).

Тут сквозит реакционное народничество в духе г-на В. В.: «лучше» для кого? для го­сударства? для помещичьего или буржуазного государства? И почему пролетариат не «лучше»? Потому что малоземельное

370 В. И. ЛЕНИН

крестьянство «могло бы получить» — т. е. легче могло бы быть успокоено, легче пере­ведено в лагерь порядка, чем пролетариат? Так выходит у г. Караваева: точно од хочет посоветовать Столыпину и К⁰ более надежную «гарантию» от социальной революции! Если бы г. Караваев был прав по существу, то марксисты не могли бы поддерживать конфискации помещичьих земель в России. Но г. Караваев неправ, ибо столыпинский «путь» создает больше пауперов, чем пролетариев, замедлив — по сравнению с кресть­янской революцией — развитие капитализма. Сам же Караваев говорил — и говорил справедливо, что столыпинская политика обогащает (не новые, буржуазные, элементы, не фермеров-капиталистов, а) теперешних помещиков, наполовину по-крепостнически хозяйничающих. В 1895 г. цена земли была при продаже через «Крестьянский» банк 51 руб. за 1 дес, а в 1906 году — 126 руб. (Караваев в 47 заседании, 26 мая 1907 г., стр. 1189). А коллеги г. Караваева по партии, гг. Волк-Карачевский и Деларов, еще рельефнее осветили значение этих цифр. Деларов показал, что «до 1905 г. за 20 с лиш­ком лет своего существования Крестьянский банк скупил всего только 7,5 млн. дес»; с 3 же ноября 1905 г. по 1 апреля 1907 г. банк скупил 3,8 млн. дес. В 1900 г. цена была 80 руб. за 1 дес, в 1902 — 108; в 1903, до аграрного движения и до русской революции, она стала 109 руб. Теперь — 126 руб. «В то время как вся Россия терпела массу убыт­ков от русской революции, в это время русские крупные землевладельцы наживали крупные капиталы. В это время им перешло более 60 млн. руб. народных денег» (1220 — считая «правильной» ценой 109 руб.). А г. Волк-Карачевский считает гораздо вер­нее, не признавая никакой цены «правильною» и просто констатируя, что правительст­вом выплачено помещикам после 3 ноября 1905 г. 52 млн. руб. за счет купленных кре­стьянами земель и 242 млн. руб. за свой собственный счет, всего «295 млн. руб. народ­ных денег было уплачено дворянам-помещикам» (1080. Курсив везде наш). Это, разуме­ется, только маленькая частица того, что стоит России юнкерски-

АГРАРНАЯ ПРОГРАММА С.-Д. В ПЕРВОЙ РУССКОЙ РЕВОЛЮЦИИ 371

буржуазная аграрная эволюция, какова дань, налагаемая на рост производительных сил в пользу крепостников и бюрократов! Эту дань помещикам за освобождение развития России сохраняют и кадеты (выкуп). Наоборот, буржуазная республика фермеров вы­нуждена была бы употребить подобные суммы на развитие производительных сил зем­леделия при новом строе .

Наконец, в актив народникам-интеллигентам надо поставить безусловно то, что они в противоположность Бобринским и Кутлерам понимают обман народа в 1861 г., назы­вают пресловутую реформу не великой, а «проводимой в интересах помещиков» (Кара­ваев, 1193). Действительность — справедливо говорил г. Караваев о пореформенной эпохе — «превзошла самые мрачные предсказания» тех, кто в 1861 г. отстаивал интере­сы крестьянства.

По вопросу о крестьянской собственности на землю г. Караваев прямо противопос­тавил правительственным заботам о ней вопрос крестьянам: «Господа крестьяне-депутаты, вы — представители народа. Ваша жизнь есть крестьянская жизнь, ваше соз­нание есть его сознание. Когда вы уезжали, жаловались ли ваши избиратели на то, что у них нет уверенности в земельном владении? Ставили ли первой вашей задачей в Ду­ме, первым вашим требованием: «Смотрите, укрепите землю в частную собственность, иначе вы не исполните нашего наказа». Нет, вы скажете, этого наказа нам не давали» (1185).

Крестьяне не опровергли этого заявления, а подтвердили его всем содержанием сво­их речей. И это не потому, конечно, что русский крестьянин есть «общинник»,

СравниКаутский: «Аграрный вопрос в России» о необходимости затраты громадных капиталов на агрикультурный прогресс крестьянства. «Муниципалисты» могут возразить здесь: буржуазная республи­ка затратит на республиканские войска, а вот демократическое земство... у него отнимет деньги, любез­нейшие гг. муниципалисты, недемократическая центральная власть! Да и самое возникновение такого земства при недемократической центральной власти — невозможно, это невинное пожелание мещанина. Реально только соотношение буржуазной республики (больше всего по сравнению с другими государст­вами расходующей на развитие производительных сил, — пример: Северная Америка) и буржуазной монархии (десятки лет платящей дань юнкерам, пример: Германия).

372 В. И. ЛЕНИН

«антисобственник», а потому, что экономические условия диктуют ему теперь задачу уничтожения всех старых форм землевладения для создания нового хозяйства.

В пассив народникам-интеллигентам надо поставить их широковещательные рассу­ждения о «нормах» крестьянского землевладения. «Я думаю, всякий согласится, что для того, чтобы правильно решить земельный вопрос, — заявлял г. Караваев, — необ­ходимы следующие данные: прежде всего норма земли, необходимая для существова­ния, потребительная, и для исчерпания всего количества труда — трудовая. Необходи­мо точно знать количество земли, имеющееся у крестьян, — это даст возможность со­считать, сколько земли недостает. Затем, нужно знать, сколько же земли можно дать?» (1186).

Мы решительно не соглашаемся с этим мнением. И мы утверждаем на основании за­явлений крестьян в Думе, что тут есть элемент интеллигентского бюрократизма, чуж­дый крестьянам. Крестьяне не говорят о «нормах». Нормы, это — бюрократическое измышление, отрыжка проклятой памяти крепостнической реформы 1861 года. Кресть­яне, руководимые верным классовым чутьем, центр тяжести переносят на уничтожение помещичьего землевладения, а не на «нормы». Не в том дело, сколько земли «надо». «Другого земного шара не создадите», как бесподобно выразился вышеупомянутый беспартийный крестьянин. Дело в том, чтобы уничтожить давящие крепостнические латифундии, которые заслуживают уничтожения даже в том случае, если «нормы» окажутся независимо от того достигнутыми. У интеллигента-народника дело сбивается на то, что если «норма» достигнута, то, пожалуй бы, и не трогать помещиков. У кресть­ян не тот ход мысли: «крестьяне, сбросьте их» (помещиков) — говорил крестьянин Пьяных (с.-р.) во II Думе (16 заседание, 26 марта 1907 г., с. 1101). Не потому надо сбро­сить помещиков, что «нормы» не выходят, а потому, что не хочет земледелец-хозяин таскать на себе ослов и пиявок. То и другое рассуждение — «две большие разницы».

АГРАРНАЯ ПРОГРАММА С.-Д. В ПЕРВОЙ РУССКОЙ РЕВОЛЮЦИИ 373

Не говоря о нормах, крестьянин с замечательным практическим чутьем «берет быка за рога». Вопрос в том, кто их будет устанавливать? Священник Поярков в I Думе ве­ликолепно выразил это. «Предполагается установить норму земли на человека, — ска­зал он. —Кто будет устанавливать эту норму? Если сами крестьяне, то, конечно, они себя не обидят, но если вместе с крестьянами будут устанавливать норму и землевла­дельцы, то еще вопрос, кто одолеет при выработке нормы» (12 заседание, 19 мая 1906 г., стр. 488).

Это не в бровь, а в глаз всей болтовне о нормах.

У кадетов это не болтовня, а прямое предательство мужиков помещикам. И добро­душный деревенский священник, г. Поярков, видавший, очевидно, либеральных поме­щиков на деле, у себя в деревне, инстинктивно схватил, где тут фальшь.

«Затем боятся, — говорил тот же Поярков, — что будет много чиновников! Крестья­не сами распределят земли!» (488—489). Вот в чем гвоздь вопроса. «Нормы» действи­тельно отдают чиновничеством. У крестьян иное: распределим сами на местах. Отсюда идея местных земельных комитетов, выражающая правильные интересы крестьянства в революции и законно возбуждающая ненависть либеральных негодяев . Государству, при таком плане национализации, остается только определение того, какая земля мо­жет служить переселенческим фондом, или требовать особого вмешательства («леса и воды, имеющие общегосударственное значение», как говорит теперешняя наша про­грамма), т. е. остается только то, что далее «муниципалисты» считают необходи­мым передать в ведение «демократического государства» (надо было сказать: респуб­лики).

Сопоставляя разговоры о нормах с экономическою действительностью, мы сразу увидим, что крестьяне — люди дела, а интеллигенты-народники — люди слова.

Рабочие правительства в городах, крестьянские комитеты в деревнях (превращающиеся в известный момент в выборные всеобщим и т. д. голосованием), — такова единственно возможная форма организа­ции победоносной революции, т. е. диктатуры пролетариата и крестьянства. Неудивительно, что либера­лы ненавидят эти формы организации борющихся за свободу классов.

374 В. И. ЛЕНИН

«Трудовая» норма имела бы серьезное значение при попытке запретить наемный труд. Большинство крестьян выбросило за борт эти попытки, и энесы признали их невозмож­ными. Раз так, вопрос о «норме» падает и остается раздел между данным числом хозя­ев. «Потребительная» норма есть норма нищеты, и в капиталистическом обществе кре­стьянство всегда будет бежать от такой «нормы» в города (об этом особо ниже). Зна­чит, и тут дело совсем не в «норме» (меняющейся притом с каждым изменением куль­туры и изменением техники), а в разделе между наличным числом хозяев, в «разборке» между хозяевами настоящими, способными «лелеять» землю (и трудом и капиталом), — и хозяевами негодными, которых нельзя удержать в земледелии и реакционно было бы пытаться удерживать.

Как курьез, показывающий, куда ведут народнические теории гг. народников, при­ведем ссылку г. Караваева на Данию. Европа, видите ли, «уперлась в частную собст­венность», а наша община «помогает разрешить задачу кооперации». «Дания в этом отношении блестящий пример». Пример, действительно, блестящий — против народ­ников. В Дании мы видим типичнейшее буржуазное крестьянство, концентрирующее и молочный скот (см. «Аграрный вопрос и «критики Маркса»», § X ) и землю. Из всего числа датских земледельческих хозяйств 68,3% имеют до 1 гарткорна, т. е. до 9 дес. приблизительно. У них всего 11,1% всей земли. На другом полюсе 12,6% хозяйств с 4 и более гарткорнами (36 и более десятин); у них — 62% всей земли (Н. С. «Аграрные программы», изд. «Нового мира», стр. 7). Комментарии излишни.

Интересно отметить, что в I Думе Данией козырял либерал Герценштейн, а правые возражали (в обеих Думах): в Дании — крестьянская собственность. Национализация земли нужна у нас, чтобы дать свободу старым хозяйствам перестроиться на «разгоро­женной» земле «по-датски», а за превращением аренды в собственность дело не станет, если сами крестьяне этого

См. Сочинения, 5 изд., том 5, стр. 222—233.Ред.

АГРАРНАЯ ПРОГРАММА С.-Д. В ПЕРВОЙ РУССКОЙ РЕВОЛЮЦИИ 375

потребуют, ибо вся буржуазия и бюрократия всегда поддержит в таком деле крестьян­ство. И кроме того, при национализации, развитие капитализма (развитие «по-датски») пойдет быстрее вследствие отмены частной собственности на землю.