НИКОЛАЙ
МОРШЕН
ТЮЛЕНЬ
’’Товарищи!” Он опустил глаза,
Которых не удастся образумить.
"Кто за смертную казнь врагам народа, прошу поднять руки!”
Все подняли. Он тоже поднял ” за” ,
Стараясь ни о чем не думать,
Но головокруженье превозмочь И, отстранясь, скорей забыть про это.
Аплодисменты. Значит, можно прочь,
Из коридоров университета
На воздух. Сумерки. Земля Апрелем пахнет. Дальше что? Постой-ка,
Теперь все просто: полтора рубля,
Стакан вина у неопрятной стойки
И папиросу в зубы. И — в сады, Туда, к реке, где ночь шуршит ветвями,
А звезды, отразившись от воды, Проносятся, как эхо, над садами.
Где в темноте, друг другу далеки, Блуждают одиночки по аллеям, И, как кладбищенские огоньки, Их папиросы плавают и тлеют.
И здесь бродить. Сперва — томясь, потом — Уйдя в покой туманных размышлений О постороннем; в частности, о том По детским книжкам памятном тюлене,
Который проживает там, где лед Намерз над ним сплошным пластом снаружи. Тюлень сквозь лед отдушину пробьет И дышит, черный нос с усами обнаружа.
Шагаю путаной дорогой—
Под стать догадкам.
И рядом с тенью длинноногой
Кажусь придатком.
Она переставляет ноги — Мне тоже надо.
Она присядет у дороги — И я присяду.
Она быстрее зашагает — И я быстрее.
Она, споткнувшись, захромает —
Ия за нею.
Асолнце к западу катилось
И— закатилось.
Где ж тень моя, скажи на милость,
Что с ней случилось?
Свисают звезды понемногу
Все ниже, ниже...
Гляжу на Млечную дорогу И снова вижу,
Что заполняет мирозданья
Все измеренья Мое сознанье-подсознанье Своею тенью.
Тень улыбается иль плачет —
И я за нею.
Она страшится неудачи — И я робею.
Она к высотам горним прянет —
Я тоже пряну.
Она стремиться перестанет — Я перестану.
...Нужны мне спутники — причины
Для всех событий!
За сценой скрытые пружины, Колеса, нити!
Пусть нить, пусть тень, пусть отраженье,
Но чтобы — двое!
Я не хочу, чтобы движенье — Само собою!
Яне желаю в одиночку
Ни днем, ни ночью!
Ясмерть трактую не как точку — Как двоеточье:
МНОГОГОЛОСЫЙ ПЕРЕСМЕШ НИК
(Mimus polyglottus)
...он искусно подражает пению других птиц...
Толковый словарь
Золотой мой гребешок, Шамаханский мой рожок
На рассвете дал сигнал И в поход меня погнал.
Соловей мой, соловей, Я пустился по твоей По тропе на край небес, Песни взяв наперевес.
Между небом и землей Стала тропка та — судьбой, Где, свободою дыша,
Пишет в пустоте душа.
Дышит-пишет без чернил: Кто-то искру заронил —
От пожара в синеве Зашумело в голове.
Пой, о пой, не умолкай, Сердце — прядай, ум — алкай,
Песня — пойся, кровь — стучи, Восшепчи, восщебечи!
Но румяная заря Упорхнула за моря В грай вороний и с тех пор
Не вернется — "Nevermore!”
ВЛАДИМИР
НАБОКОВ
1
Как над стихами силы средней эпиграф из Шенье,
как луч последний, как последний зефир... comme un dernier
rayon... — так над простором голым моих нелучших лет
каким-то райским ореолом
горит нерусский свет.
2
Целиком в мастерскую высокую входит солнечный вечер ко мне:
он как нотные знаки, он фокусник, он сирень на моем полотне.
Ничего из работы не вышло,
только пальцы в пастельной пыли. Смотрят с неба художники бывшие на румяную щеку земли.
Я ж смотрю, как в стеклянной обители зажигаются сто этажей, и как американские жители
там стойком поднимаются в ней.
3
Все, от чего оно сжимается,
миры в тумане, сны, тоска,
и то, что мною принимается как должное — твоя рука;
все это под одною крышею в плену моем живет, поет,
но сводится к четверостишию,
как только ямб ко дну идет.
И оттого что — как мне помнится — жильцы родного словаря такие бедняки и скромницы:
холм, папоротник, ель, заря,
читателя мне не разжалобить,
а с музыкой я незнаком, и удовлетворяюсь, стало быть,
ничьей меж смыслом и смычком.
"Но вместо всех изобразительных приемов и причуд, нельзя ль одной опушкой существительных
и воздух передать и даль?”
Я бы добавил это новое,
но наподобие кольца сомкнуло строй уже готовое и не впустило пришлеца.
4
Вечер дымчат и долог: я с молитвой стою,
молодой энтомолог перед жимолостью.
О как хочется, чтобы там в цветах вдруг возник, запуская в них хобот,
сизый сумеречник!
Содроганье — и вот он!
Я по ангелу бью —
иуж демон замотан
всетку дымчатую!
5
Какое б счастье или горе ни пело в прежние года,
метафор, даже аллегорий,
яне чуждался никогда.
Иныне замечаю с грустью,
что солнце меркнет в камышах,
ирябь чешуйчатее к устью,
ишум морской уже в ушах.
6
Есть сон. Он повторяется, как томный стук замурованного. В этом сне
киркой работаю в дыре огромной
и нахожу обломок в глубине.
И фонарем на нем я освещаю след надписи и наготу червя.
"Читай, читай!” — кричит мне кровь моя: Р, О, С... нет, я букв не различаю.
7
Зимы ли серые смыли
очерк единственный? Эхо ли все что осталось от голоса? Мы ли
поздно приехали? —
Только никто не встречает нас! В доме рояль — как могила на полюсе. Вот тебе ласточки! Верь тут, что кроме
пепла есть оттепель!
1953
БОРИС
НАРЦИССОВ
Марине Красенской
Вечерами, ночами, в затишьи,
И в молчаньи, — когда я один,
Утомленной душою я слышу Отдаленный призыв из глубин.
Это тот, кто не ведает смерти,
Отряжает рожденья покров,
Ив душе потревоженной чертит
Отраженья несознанных слов.
Ив предчувствии вечной свободы От земной и бескрылой души
Слышу: бурные, мощные воды Из глубин набегают в тиши.
ДВА ГОЛОСА
Ялюблю тебя, чужестранец, За озера холодные глаз
Иза то, что бешеный танец
Яв их глуби видала не раз.
—Быстроводны холодные реки В моей родной стороне, И, должно быть, осталась навеки Эта дикая воля во мне.
Волоса твои мягки и тонки, Но ты мягче своих волос.
Ты похож на большого ребенка
Вплену моих черных кос.
—И пахучи, и тонки травы
В моем дремучем краю,
И, должно быть, они отравой
Напоили душу мою.
Но душа твоя, о, любимый, Непонятна, темна и страшна: Точно туча, висит недвижимо Над моею душою она.
— Тех, кто в скорбные годы заката
В обреченной земле рождены,
Все равно, не поймешь никогда ты, Ты, дитя счастливой страны!
ВЕЧЕР
Не багровым цветут олеандры:
Над землей пламенеют сады. За закатом живут саламандры
У озер бирюзовой воды.
А закат — золотая страница
О совсем небывалой стране,
Где слова, точно райские птицы, Возникают и гибнут в огне.
Раскаленный архангел с улыбкой Созидает стихи из огня И, как ветер, упруго и зыбко
Их кидает с высот на меня.
ОКЕАНИЯ
За серебром по рифу иду я. Зеленью светит залив.
Золото мертвых, металл Ти-Ондуэ, Выбросит скоро прилив.
Вот посвежеет, с бурунов задует...
В зелени лунных ночей
На берег страшные выйдут Ондуэ С дырами вместо очей.
Каждый, как может, на рифе колдует. Я колдовал там вчера:
Там, где покроплено кровью, найду я
Много опять серебра.
Очень давно, и не в этой Жизни тебя потерял.
Редкие проблески света,
Гробная тьма покрывал —
Это и все, что я помню
В жизни последней, простой...
Только все шире, огромней Зовы из дали пустой.
Путь — в неизвестные земли. Должен тебя отыскать. Только ночами приемлю Ласковых рук благодать.
Позднею ночью бывает
Долгий, мучительный миг:
В спутанном сне проплывает
Твой опечаленный лик.
ТАМ
Вот, когда мы умерли, запели
Синие туманы, как во сне. Струями прозрачными, без цели,
Так мы заскользили в глубине.
Ласково сияния и звоны Близятся клубящимся кольцом:
Радость отошедших, Персефона, Светит затуманенным лицом.
Падая в пространство голубое, Мы совсем забыли в этой мгле, Что когда-то умерли с тобою
Где-то на потерянной земле.
АННА
НЕЙ
Мистический, тыквенно-желтый закат.
И солнце — деревья так тихи — К ним руки простерло в мольбе и назад
Взяло их... И цветом гречихи
Окрасило дальний, в безмолвии, лес. И грустно, так грустно — склонилось,
Как будто с страною полдневных чудес Сегодня навеки простилось.
Зашло. Но за темною гор полосой
Последние мысли пылают, Земное становится снова собой,
И свет в облаках угасает.
Все чище, прозрачней бесцветный восток, Отчетливей яблони сада,
Ибез опоздания, как на урок — Луна поднялась за оградой.
Иэта — я. И эта — я.
Иэта — Боже мой! — и эта...
Что это — маски бытия? Или останусь без ответа...
Иль это — легкая игра,
Затея Господа — на святки,
Когда пьянеет детвора,
Авзрослые играют в прятки?
Ипрячет Бог мой от меня Меня за каменную стену? Бросаюсь в пламя из огня, Не веря каменному плену.
Что это: сказка или сон?
Иль жизни хаос: тьмы и света?
О назови мне свой закон!
...Или останусь без ответа?
ОТРЫВОК
Пахло зубным порошком, Мятой, — и утренней дрожью.
Свет пробирался ползком В угол, и к Матери Божьей.