_Мы жили тогда на планете другой (Антология поэзии русского зарубежья. 1920-1990) - 2

Для стрельцов такая встреча, Знать, была не в первый раз, И пришлось им (делать неча!) Потрудиться в добрый час...

Из часовни за стеною, Нарастая все сильней,

Кнебу песнь лилась волною,

Имольбы звучали в ней.

Ипод звуки песни рьяной, В блеске солнечного дня, Из-под кровли деревянной Зашумел поток огня...

Вцеркви, чай, недаром пели

Вчесть двухперсгного креста, Чтобы в огненной купели Обрести в душе Христа,

Чтоб уйти дорогой правой От антихристовых слуг, Угрожающих расправой

Тем, в ком жив старинный дух,

Тем, кому всего дороже Доморощенный Иисус, Кто стремится в царство Божье Через огненный искус...

У стрельцов застыли лица...

Меж собой не говорят, Молча смотрят, как творится Аввакумовский обряд.

Он промчался очень скоро: Пламя рвалось на простор, И, не выдержав напора, Кровля рухнула в костер.

И тогда свершилось чудо:

Впервый раз за много лет Над пылающею грудой

Внебе вспыхнул яркий свет,

В синеве лазури чистой, Там, где шелк всегда глубок, Появился серебристый Белоснежный голубок...

Стихла огненная мука Из груди немой земли.

Шапки сняв, стрельцы без звука Восвояси побрели...

С той поры в глуши сосновой, Словно памятник, стоит Обнаженный и суровый И забытый всеми скит.

Судьбы бессильны изменить мы путь, Надежды рухнули, их не вернуть, В удел остались нам— чужие страны.

БЕРЛИН

Цветет весна. Вот ресторан «Байкал», В дверях встречает томная хозяйка, И подает мой друг— болтун, всезнайка, Мне золотого рислинга бокал.

Еще с прошедшим встреч я не искал...

Беспечных мыслей пролетает стайка,. Среди приятелей— сердечна спайка, Хоть кажет жизнь звериный свой оскал.

Курфюрстендамм. Веселые витрины, Асфальта зеркало, скользят машины...

Тебя ли, милый город, мне казнить?!

Везде пруды, сады, озера, парки...

Но час уж недалек— седые Парки Таинственную подрезают нить!

В ЗАЗЕРКАЛЬЕ

Алиса в Стране чудес

Чашка кофе на столе моем.

Взеркале глумится рожа.

Яготов. С тобою мы пойдем, На меня ведь ты похожа.

Вфокусе кривом проходят дни.

ВЗазеркалье вечный праздник— Красные, бенгальские огни, Пьяный кот— жонглер, проказник.

Время вертится что колесо,

Внем часы на месте сердца. Заяц, что играл со мной в серсо, Мне распахивает дверцу.

Вспешке я переступил порог, Вижу— в пламени кулиса, И трубит, трубит в хрустальный рог Милая моя Алиса.

MISTERIUM MAGNUM—ЯКОВ БЁМЕ

В плаще багровом летний вечер, А в лавке— терпкий запах кожи, И отзвук вдохновенной речи, Что произнес мудрец-сапожник:

Душа, любовь и ум— едины. Смирение, как свежий ветер.

В сердцах растают злые льдины И мы воскреснем в новом свете.

Тела прикованы к земному, А души жадно рвутся к Богу, Но только человеку-гному Так трудно отыскать дорогу!..

Бледнеет ночь. Свеча сгорает. Заря, как нежной розы почка. И Ангел, прилетев из Рая, Поставил в рукописи точку.

КОВЕР

Узор бессмысленный ковра Далекого Мазандерана. Он сердцу говорит— пора, Твоя зарубцевалась рана.

Какой неведомый артист Орнамент выводил на ткани? На белой ветке— синий лист, Цветок в причудливом стакане.

А краски— их не перечесть, Сплелись в нелепом хороводе, Но их магическая весть Вакхической подобна оде.

Нельзя, не нужно понимать! Так птица распевает звонко,

Так смех бессмысленный ребенка Восторгом наполняет мать.

ПЕРУДЖА

1де вечность провела свою черту, Не итальянец ты, не русский, Но человек, влюбленный в красоту, Предел перешагнувший узкий.

Был век другой (он не вернется вновь!), Когда под солнцем Возрожденья Сплетались жизнь, искусство и любовь В едином помысле творенья.

По улицам кривым я шел один, И ночь шептала мне с насмешкой: Ты— только запоздалый паладин,

Замедли шаг, к чему такая спешка!

ПИЗА

Собора мраморные ризы. Тосканы небо. Легкий зной. Зловещий символ— башня Пизы Склонилась тяжко надо мной.

Не так ли ты скользишь, Европа, «У самой бездны на краю»?

Ив реве близкого потопа

Ягибель чувствую твою.

В таверне, над водой, прохладно, Бормочет Арно мутный вал.

На площади Чудес отрадно Остановиться на привал.

Мадонна сжалится, быть может— Убережет веселый край, И заодно, тебе поможет

Увидеть светлый, Божий рай!

САРДИНИЯ

1

С а н т а Тереза ди Галлура

Четыре краски здесь 1осподь смешал, От зелени до темного сапфира.

О скалы разбиваясь, синий вал Поет, звеня, как радостная лира.

Обрыв крутой и пенится вода. Смотрю на небо с башни генуэзской. Тут в вечности скрываются года И с моря дует бурный ветер резкий.

Чернеют улицы. Седая тень. Играют бронзовые ребятишки...

Все это видел я в далекий день В какой-то старой, пожелтевшей книжке.

2

Б а р р у м и н и (Нураги)

Подобны Сфинксам крепости-нураги.

Кто их воздвиг— потомки ль Атлантиды? Молчат пески и бурые овраги, В смущении всезнающие гиды...

Нураги, их слегка коснулось время.

На них глядел с томленьем и тревогой— Быть может, здесь загадочное племя Тксячелетней шло дорогой.

3

А л ь г е р о

Играют фиолетовые волны.

На пляже нежный, золотой песок. И бор, сосновым ароматом полный, Шумит, зачуяв теплый ветерок.

Гостиница тиха. Но кто-то свыше Меня нездешним увлекает сном, А берег, яркими шелками вышит, Мне говорит о счастии земном...

Уже косцы уходят по домам, Поблескивают косы за плечами, Стекая по натруженным плечам К земле продолговатыми лучами.

Ты в скошенной волне травы найди Чертополох— пушистый и лиловый, В глаза, еще живые, погляди,

Как с другом попрощайся с ним и снова

Прислушайся к журчанию ручья. Встает туман, сливаясь с мраком ночи. Погасли туч пурпурные края.

И стала жизнь— на день один короче.

1947

* * *

А. Присмановой

Здесь пахнет сыростью, грибами

Изастывающей смолой,

Иточно коврик кружевной Лежит меж черными корнями Мох— серебристо-голубой.

Как высоки большие ели! Как недоступны небеса, Как осторожны голоса—

Здесь даже краски не посмели Обжечь осенние леса.

И только в глубине ложбины, Одна в безмолвии лесном, Сквозь темно-серый бурелом Узорчатая ветвь рябины Пурпурным светится огнем.

1947