Пределы сострадания

Большинство специалистов признают сочувствие к знакомому “здесь и сейчас.” Они утверждают, что намного легче образно поместить нас вместо тех, кто является подобным нам и что мы, более вероятно, будем чувствовать симпатию к людям и ситуациям, которые встречались ранее. Аналогично, непосредственное появление кого-то требует воображения намного большего, чем для страдания удаленного во времени и месте. Несмотря на ее относительную банальность, боль друга, который был не в состоянии получить праздничную премию, может чувствовать более остро коллега, чем боль тысяч сотрудников, уволенных в другой стране. Некоторые мыслители подчеркивают, что несходство - не непреодолимый барьер. Шопенгауэр, например, полагал, что истинная симпатия стёрла все различие, принцип individuationis, который скрывает метафизическую личность всех людей. Смит отметил, что, в то время как мужчины физически неспособны испытать боли при рождении ребёнка, они тем не менее могли сочувствовать женщинам. Он также чувствовал, что, в то время как наша сфера действия по необходимости сжата, нет никаких врожденных пределов симпатии, и люди могут фактически вырастить универсальную благосклонность. Однако, факт, что мы намного более склонны сочувствовать тех, кто “похож на нас”, поднимает беспокоящиеся вопросы относительно полноценности сочувствия в создании моральных суждений или мотивации этического действия. Проблема подобия также применяется к роли сочувствия на границах человека, тема, поднятая в области прав животных, которая излагает вопрос того, достаточно ли животные подобны людям, чтобы вдохновить истинное сочувствие. Много людей будут требовать сочувствия, когда будет показано изображение кролика, подвергающегося глазному эксперименту для определения, насколько раздражительна для людей косметика компании. Больше людей могло бы сделать паузу когда сталкивающийся с компанией PETA (Люди за этическое отношение к животным) 2004 “Рыбное сочувствие”, которые проводят исследования для выявлния сложности социальной и умственной деятельности рыбы, чтобы поощрить людей признавать, что рыбы страдают. Исследования готовности людей поддержать вымирающие виды показывают, что они одобряют тратящие деньги на животных, которых по-видимому легче идентифицировать. Такие примеры поднимают вопрос того, может ли рациональная или этическая политика прав животных или движения в защиту окружающей среды быть построена вокруг капризной идентификации с собаками и дельфинами за счет моли и моллюсков. Наряду со страхом, что эмпатия не в состоянии протиснуться мимо разнородных, например, как эти предложить равные опасности неточных проекций, где эмоции самостоятельно закрывают объект. В его оригинальном эстетическом смысле, как обрисовано в общих чертах Липса, опыт сочувствия охватывает патетическую ошибку проектирования человеческих чувств на неодушевленный мир, так, чтобы архитектурный столб или наклоняющееся дерево, например, как мог бы чувствовать наблюдатель, были бы мучительно обременены. Если сочувствие может образно гуманизировать нашу среду, нужно попросить, как мы можем гарантировать, что мы не делаем той же самой вещи относительно животных или, действительно, других людей.