2. Противоестественный труд

В условиях возникновения обществ бы­ло ясно, что труд является ценой, какую нужно заплатить за всякое богатство. Но с развитием разделения труда связь между богатством и трудом все больше ослабева­ет. При этом, с теоретической точки зрения, сознание не схватывает более происхожде­ния стоимости вещей и особенно денег, ко-

⁷ Смит А. Исследование о природе и причи­нах богатства народов. I. 5. С. 146.

' Маркс К. Капитал. Кн. 1. Отд. 1. Гл. 1. § 4 // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23. С. 84.

'Там же. С. 82.

^|0Там же. Гл. 3. § 3. С. 143.

421

торые представляются мистически ценными сами по себе. Даже на практике, вне иллюзий мистифицированного сознания, богатство проявляется как самоценное, так как оно воспроизводится само независимо от какого бы то ни было труда того, кто им владеет:

Деньги делают деньги, говорит послови­ца. Стоит вам добыть немного денег, и вам часто легко будет добыть больше. Главная трудность в том, чтобы добыть это самое "немногое"¹.

Так первоначальное отношение, соответ­ственно которому труд производит богат­ство, перевертывается в новое отношение, согласно которому богатый живет не тру­дясь, так как его деньги производят и рабо-тают за него.

а) Богатство

Чтобы определить понятие богатства, сначала нужно уяснить двойственный ха­рактер стоимости, вытекающий из превра­щения продуктов труда в товары, обмени­ваемые на рынке:

Пользование каждым объектом владения бывает двоякое; в обоих случаях пользу­ются объектом как таковым, но не одина­ковым образом; в одном случае объектом пользуются по его назначению, в другом — не по назначению; например, обувью пользуются и для того, чтобы надевать ее на ноги, и для того, чтобы менять ее на что-либо другое. И в том и в другом случае обувь является объектом пользова­ния: ведь и тот, кто обменивает обувь имеющему в ней надобность на деньги или на пищевые продукты, пользуется обувью как обувью, но не по назначению, так как оно не заключается в том, чтобы служить предметом обмена².

Произведенная трудом пара обуви своей формой и материей соответствует опреде­ленным потребностям. В качестве продукта труда она является, стало быть, объектом потребления и ценится прежде всего за это. Но сапожники бывают без сапог, потому что они используют обувь не для ходьбы, а для продажи и получения в обмен того, в чем они нуждаются. В качестве же пред-

¹ Смит А. Исследование о природе и причи­нах богатства народов. I. 9. С. 215.

² Аристотель. Политика. I 3, 1257 а 5—13 // Соч. Т. 4. С. 390.

мета обмена обувь имеет стоимость, мате­риализованную в ее цене, которая опреде­ляется не ее пользой, а отношением труда сапожника ко всем другим работам в об­щественном разделении труда.

Нужно, следовательно, отличать потре­бительную стоимость, выражающую поле­зность вещи, от меновой стоимости, како­вая и есть собственно то, что обычно назы­вают стоимостью (ценностью):

Слово ценность имеет два различных зна­чения: иногда оно обозначает полезность какого-нибудь предмета, а иногда воз­можность приобретения других предме­тов, которое дает обладание данным пред­метом. Первое можно назвать "ценностью в употреблении", второе — "ценностью в обмене"³.

Как бы ни были они различны — ведь меновая стоимость предмета не имеет пря­мого отношения к его полезности, — эти две формы стоимости остаются тесно связанны­ми, так как покупают только то, в чем имеют потребность. Сапожник может продать обувь только потому, что она полезна. Так в обмене рождается видимость, что именно потребность определяет стоимость вещей. В обмене, следовательно, "потребительная стоимость становится формой проявления своей противоположности, стоимости"⁴. Еще проще: вещи имеют цену постольку, посколь­ку они полезны, хотя не их полезность опреде­ляет их цену. Раз это так, обмен оказывается только средством и "существование его обес­печивается теми, кто занят накоплением средств, необходимых для жизни и полезных для государственной и семейной общины"⁵. Такова форма приобретения, которую Ари­стотель называет "экономической"⁶ в этимо­логическом смысле этого слова, то есть того, что относится к благам семьи или поместья. Если только подобное приобретение касается потребительских благ, оно соответствует на­туре⁷, так как имеет в виду удовлетворение только естественных потребностей. И по­скольку мера владения собственностью, "ко-

³ Смит А. Исследование о природе и причи­нах богатства народов. I. 4. С. 142—143.

⁴ Маркс К. Капитал. Кн. 1. Отд. 1 // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23. С. 66.

⁵ Аристотель. Политика. I 3, 1256 b 28—30// Соч. Т. 4. С. 389—390.

⁶ См. там же. 27. С. 389.

⁷ См. там же. 38. С. 390.

422

торая является достаточной для хорошей жизни, не беспредельна"¹, накопление, воз­можное в такой форме, также ограничено. Оно ограничивается потребляемыми и полез­ными благами, составляющими "истинное богатство"².

Но расширение обмена, когда в него вводятся деньги, приводит к появлению но­вой формы приобретения. Первоначально деньги являлись "посредником" обмена. Действительно, деньги даются сапожнику в обмен на обувь, и за деньги он может обеспечить себе блага, в которых нуждается. Деньги (Д) здесь представляют собой толь­ко среднее звено в обмене между товарами (Т), так что эта форма обмена может счи­таться лишь улучшением меновой торговли:

Т — Т' (меновая торговля)

Т — Д — Т' (экономический обмен)³.

Но на первом этапе такого обмена продажа товаров служит для обеспечения себя день­гами: она соответствует природе товара, поскольку этот последний рассматривается не как объект полезности, а как объект обмена. Однако при этом может появиться такая форма приобретения, которая хотя и "соприкасается"⁴ с первой, но является радикально от нее отличной.

В этой новой форме, названной Аристо­телем "хрематистикой", деньги оказывают­ся "необходимым элементом и целью вся-кого обмена"⁵, а не его посредствующим звеном. Именно товар является отныне по­средником между двумя суммами денег:

Д — Т — Д' (хрематистический обмен).

"Торговля"⁶ заключается здесь в покупке товара и его перепродаже таким образом, чтобы получить в обмен сумму денег, превос­ходящую первую. Предельной формой такого обмена является ростовщичество или отдача в долг под процент, когда деньги дают, чтобы получить их обратно в большем объеме:

'Аристотель. Политика. I 3, 1256 b 32 // Соч. Т. 4. С. 390.

² Там же. 30—31.

³Об употреблении этих символов см.: Маркс К. Капитал. Кн. 1. Отд. 2. Гл. 4. § 1 // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23. С. 157—166.

"См.: Аристотель. Политика. I 3, 1257 b 35 // Соч. Т. 4. С. 393.

⁵ Там же. 23. С. 392.

«См. там же. 2. С. 391.

Д — Д' (ростовщичество).

В этой последней форме обмена "проценты являются денежными знаками, происшед­шими от денежных же знаков. Этот род наживы оказывается по преимуществу про­тивным природе"⁷.

В торговле, как и в ростовщичестве, можно отметить прежде всего изменение самой природы богатства. Если "истинное богатство" состоит из используемых и по­требляемых благ, то торговля и ростовщи­чество приводят к появлению нового оп­ределения богатства, связанного с "деньга­ми"⁸, каковое становится определением общеупотребительным'. В этом смысле бо­гатство есть "преизобилие денег"¹⁰. Конеч­но, деньги суть средство приобретения благ, необходимых для жизни. Но если в приобретении таких благ довольно быст­ро достигается предел, то приобретение де­нег — это процесс без "предела"":

Все занимающиеся денежными оборотами стремятся увеличить количество денег до бесконечности¹².

Люди стремятся обогатиться, чтобы обес­печить себе необходимые для счастья бла­га. Но в результате включаются в бесконеч­ный процесс, где в погоне за средствами жизни теряют саму жизнь.

Богатство в этой денежной форме пред­ставляет собой на самом деле накопление благ, непригодных для употребления. Тем самым оно становится лишением, а не на­слаждением:

Такого рода богатство может оказаться прямо-таки не имеющим никакого смыс­ла, и человек, обладающий им в преизоби-лии, может умереть голодной смертью, подобно тому легендарному Мидасу, у ко­торого вследствие ненасытности его жела­ний все предлагавшиеся ему яства превра­щались в золото¹³.

Мидас захотел, чтобы все, чего он коснется, превращалось в золото. И он это получил. Но в то время, когда ели руками, это зна­чило осудить себя на голодную смерть.

'Там же. 1258 b 7—8. С. 395. »См. там же. 1257 b 5—6. С. 392. 'См. там же. 5. С. 391.

¹⁰ Там же. 9. С. 392.

¹¹ Там же. 29.

¹² Там же. 34. С. 393. ¹³Тамже. 13—16. С. 392.

423

Скупец впадает в такую же иллюзию, ли­шая себя всякого удовольствия, чтобы бес­плодно накапливать золото.

Отказ от наслаждения демонстрирует противоестественный аспект денежного обогащения в сфере потребления. Но это последнее извращает также во многом сам производительный труд. Труд является из­начально производителем полезных пред­метов: он находит, стало быть, свое естест­венное оправдание и свое определение в ре­зультате, производимом им соответственно особой природе его деятельности. Но в ус­ловиях погони за денежным богатством по­лезность труда определяется уже не по его результату, а по тому заработку, который он обеспечивает. В этом случае различные производительные способности использу­ются "вопреки даже голосу природы"¹:

Мужество заключается в отваге, а не в наживании денег; точно так же военное и врачебное искусства имеют в виду не наживу, но первое — одержание по­беды, второе — доставление здоровья. Однако эти люди обращают все свои способности на наживу денег, будто это является целью².

В данном случае не продукт труда, исполь­зуемый как товар, служит для зарабатыва­ния денег, а сама "способность" отчуждает­ся, то есть продается другому. Очевидно, что генерал или врач, которые служат по найму, не могут продать ни победу, ни здоровье, так как они не могут быть увере­ны в достижении таких результатов. Они продают именно свои способности, то есть свои услуги и работу.

Ь) Отчужденный труд

Отчуждение труда изменяет его конеч­ную цель. Таковой становится уже не ре­зультат труда, а нечто совершенно внешнее — тот заработок, который он обеспечивает. Отчуждение труда представляется, таким образом, предосудительным с гуманной и моральной точек зрения. Но оно ставит, независимо от всякого морального рас­смотрения, экономическую проблему: про-

¹ Аристотель. Политика. I 3, 1258 а 10 // Соч. Т. 4. С. 393.

² Там же. 10—13.

блему цены, по которой труд может быть продан. Стоимость товара определяется количеством содержащегося в нем труда. Но тогда труд есть источник стоимости, ее субстанция, "имманентная мера"³. Следо­вательно, он не может сам иметь "стои­мость"⁴, так как он является тем, что слу­жит для измерения всякой стоимости.

Цена, которой оценивается труд, назы­вается заработной платой. Отчуждение тру­да ставит перед политической экономией проблему оценки труда в заработной плате. Решение такой проблемы стало возможно только на основе современной политичес­кой экономии в силу тех же причин, кото­рые делали невозможным общее решение проблемы стоимости товара. Действитель­но, только в капиталистической экономике заработная плата становится общей фор­мой платы за труд. Античность не знала подобной проблемы, так как раб не получал никакого заработка, а большое число видов деятельности, называемых свободными профессиями, по обычаю, который исчез только в самое последнее время, вознагра­ждались лишь "гонорарами" или подарка­ми, размер которых определялся совершен­но произвольно и вне всяких правил.

Первоначальный принцип общественно­го разделения труда между производителя­ми позволяет определить "естественное вознаграждение за труд", которое является не чем иным, как его "продуктом"⁵. Дейст­вительно, вознаграждением, естественно связанным с трудом, является изготовлен­ный им предмет. Но подобное определение заработной платы предполагает, что "весь продукт труда принадлежит работнику"⁶. Это возможно, лишь когда сам работник является собственником инструментов про­изводства и сырья, с которым он работает. Разделение труда, обмен, частная собствен­ность на средства производства (обрабаты­ваемая материя и орудия ее обработки) взаимодополняют здесь друг друга. Но именно институт частной собственности лимитирует ее расширение. Если первые

³ Маркс К. Капитал. Кн. 1. Отд. 6. Гл. 17 // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23. С. 547.

⁴ Там же.

⁵ Смит А. Исследование о природе и причи­нах богатства народов. I. 8. С. 184. 'Там же.

424

производители, которые организуют меж­ду собой рынок, являются собственниками средств и продуктов труда, то они исклю­чают из этой собственности тех, кто в силу роста человеческих объединений претенду­ет затем на то, чтобы войти в кругооборот производства.

Для трудящихся, лишенных собствен­ности, не остается ничего другого, как про­давать свой труд, цена которого составляет то, что, собственно, и называют заработ­ной платой:

Под заработной платой повсюду понима­ют то, чем она является обычно, когда рабочий и нанимающий его обладатель капитала являются двумя различными ли­цами¹.

Итак, когда работник является в то же время собственником, он "пользуется пол­ным продуктом своего труда"². Этот про­дукт есть не что иное, как "ценность (стои­мость. — Ред.), которую его труд прибав­ляет к обрабатываемому им материалу"³. К стоимости сырья всякий труд, действи­тельно, добавляет меновую стоимость, ко­торая является естественной заработной платой труда:

Но когда собственник и работник являются двумя разными лицами, только часть стои­мости, добавленной трудом, возвращается к работнику в форме заработной платы, тогда как другая часть достается собственни­ку фондов и представляет собой его прибыль:

Во всех ремеслах и производствах боль­шинство работников нуждается в хозяине, который авансировал бы им материалы для работы, а также заработную плату и средства существования до времени ее окончания. Хозяин получает долю продук­та их труда, или ценности, которую труд добавляет к обрабатываемому им матери­алу; эта доля и составляет его прибыль⁴.

Фондами, или капиталом (этот термин со­храняется скорее для денежного выражения

¹ Смит А. Исследование о природе и причи­нах богатства народов. I. 8. С. 186.

² Там же. С. 185. 'Там же. ⁴ Там же.

производственных фондов), называют на­копление благ, предварительно необходи­мых для производительного труда. Можно, следовательно, сказать, что происхождение заработной платы ясно: она происходит из стоимости, добавленной трудом к капита­лу, который приводится в действие трудом. В том случае, когда работник является од­новременно собственником капитала, вся сумма добавленной стоимости составляет его заработную плату. Но в случае, если работник и собственник капитала — разные лица, стоимость, добавленная его трудом, делится между заработной платой и прибы­лью на капитал, и только в этом случае можно, собственно, говорить о заработной плате:

капитал + добавленная трудом стоимость I I =====1——-———————

прибыль + заработная плата.

Но если происхождение заработной платы ясно, то труднее объяснить, по какому пра­вилу делится добавленная трудом стои­мость между зарплатой и прибылью на капитал.

Если смотреть с чисто юридической точ­ки зрения, это разделение как будто не под­чиняется никакому общему правилу. Наем трудящегося хозяином является догово­ром, свободно обговариваемым обеими сторонами — собственником капитала и трудящимся, причем каждый из них стре­мится достичь большей выгоды:

Обычно размер заработной платы повсю­ду зависит от договора между этими дву­мя сторонами, интересы которых отнюдь не совпадают. Рабочие хотят получить возможно больше, а хозяева хотят давать возможно меньше. Первые стараются сго­вориться, для того чтобы поднять зара­ботную плату, последние же — чтобы ее понизить⁵.

Свободный характер трудового договора, похоже, отдает соотношение между за­работной платой и прибылью во власть случайных обстоятельств и волевых ре­шений.

Между тем нужно заметить, что трудо­вой договор не является совершенно сво­бодным в силу неравенства договариваю­щихся сторон. Несомненно, "в конечном счете рабочий может оказаться столь же

'Там же. С. 186.

425

необходимым для своего хозяина, как и хо­зяин для рабочего"¹, так как хозяин не из­влекает дохода из своего капитала без ис­пользования трудящихся. Но хозяин — собственник, тогда как рабочий им не является: хозяева "могли бы... прожить на капиталы, уже добытые ими", тогда как трудящийся не может долго "просущество­вать", "не имея работы"². "Хозяева могут", стало быть, "держаться гораздо дольше", более того, "хозяева, будучи в меньшинст­ве, гораздо легче могут сговориться между собой"³:

Говорят, что нам редко приходится слы­шать о соглашениях хозяев, зато часто слышим о соглашениях рабочих. Но те, которые на этом основании воображают, что хозяева редко вступают в соглашения, совершенно не знают ни жизни, ни дан­ного предмета. Хозяева всегда и повсеме­стно находятся в своего рода молчаливом, но постоянном и единообразном сговоре с целью не повышать оплату труда выше ее существующего размера. Нарушение этого соглашения повсюду признается в высшей степени неблаговидным делом и своего рода проступком такого пред­принимателя в глазах его соседей и со­братьев. Правда, мы редко слышим о та­ких соглашениях, но только потому, что они представляют собой обычное и, мож­но сказать, естественное состояние вещей, которого никто не замечает⁴.

С наступлением современного капитализма закон к тому же усугубил это положение вещей, так как он "разрешает или, по край­ней мере, не запрещает" соглашения между хозяевами и "запрещает это делать рабо­чим"⁵. Таким образом, история рабочего сословия представляет собой постоянную борьбу трудящихся за повышение их зара­ботной платы или даже просто за то, чтобы были признаны средства борьбы за такое повышение в форме прав профсоюзных объединений и забастовок.

Но этот аспект отношений между наем­ными рабочими и хозяевами является соб­ственно политическим. Действительно, он ставит юридические проблемы, предпола­гает вмешательство государства, которое

¹ Смит А. Исследование о природе и причи­нах богатства народов. I. 8. С. 186.

² Там же. ³Там же. "Там же. С. 187. 'Там же. С. 186.

издает законы и судьи которого выносят решения, для того чтобы оправдать приме­нение вооруженной силы. Проблема, каса­ющаяся собственно экономического опре­деления стоимости труда, тем самым еще не решена. Зато экономическое установле­ние реальной стоимости труда возможно, так как "самую низкую норму заработной платы" можно определить как "необходи­мый минимум существования работника"⁶:

Существует известная граница, ниже кото­рой невозможно, по-видимому, сократить на сколько-нибудь продолжительное вре­мя обычную заработную плату даже низ­ших видов труда. Человек всегда должен иметь возможность существовать своим трудом, и его заработная плата должна по меньшей мере быть достаточной для его существования. Она даже в большинстве случаев должна быть несколько выше, в противном случае ему было бы невоз­можно содержать семью, и племя рабочих исчезло бы после первого поколения⁷.

Минимальная цена труда определяется, следовательно, совокупностью благ, необ­ходимых для производства и поддержания существования трудящихся.

В капиталистической экономике наем­ный рабочий рассматривается просто как "одушевленное"⁸ орудие производства. Оп­ределение стоимости такого орудия подчи­няется общим законам рыночной экономи­ки, то есть она определяется количеством часов труда, необходимого для производ­ства подобного орудия. Так как гораздо проще выразить стоимость товара скорее в потребительских благах, чем в часах тру­да, то обычно стоимость трудящегося ис­числяют соответственно сумме потреби­тельских благ, нужных для его производ­ства. Именно таким образом, например, гарантированный межпрофессиональный уровень минимальной заработной платы исчисляется по количеству килограммов хлеба, кусков мыла, рубашек, рабочих блуз, пачек сигарет, сеансов кино и т. д., которые считаются сегодня в среднем необходимым минимумом для поддержания существова­ния, воспроизводства (и даже развлечения) наименее квалифицированного трудящего-

⁶ Там же. I. 9. С. 220.

⁷ Там же. I. 8. С. 188.

⁸ См.: Аристотель. Политика. I 2, 1253 b 28 //Соч. Т. 4. С. 381.

426

новая стоимость рабочей силы ниже, чем ее потребительная стоимость:

ся. Стоимость самих этих благ может, в свою очередь, определяться рабочим вре­менем, необходимым для их производства. Что касается других работ, то они опреде­ляются иерархической сеткой заработной платы, как кратное от простого труда.

Именно такими окольными путями по­литическая экономия смогла определить объем зарплаты. Но нужно заметить, что, определяя "реальную стоимость" труда со­гласно стоимости средств существования, необходимых для поддержания и воспроиз­водства "самого рабочего", политическая экономия "бессознательно"¹ совершала подмену. То, что она определяла таким образом, было не "стоимостью труда" (вы­ражение, лишенное смысла), а стоимостью самого рабочего, то есть это была "стои­мость рабочей силы"². Но это выражение двусмысленно. Ведь стоимость бывает по­требительной или меновой. Как всякий продукт, продаваемый на рынке, рабочая сила покупается, потому что она имеет по­требительную стоимость. При этом потре­бительной ценностью или полезностью ра­бочей силы является труд, который она обеспечивает. Именно ради выполняемого ею труда покупается рабочая сила. Но она покупается по своей меновой стоимости, определяемой согласно количеству труда, нужного для ее производства. Весь секрет наемного труда заключается в том, что количество труда, которое доставляет ра­бочая сила, всегда больше того, что нужно для ее производства:

Труд сильного раба доставляет двойную стоимость его содержания, а труд самого убогого рабочего... не может доставлять меньше, чем труд сильного раба³.

Таково происхождение прибыли: она выте­кает из разницы между потребительной стоимостью рабочей силы (т. е. труда, ко­торый она обеспечивает) и ее меновой сто­имостью (т. е. труда, которого она стоит). В этих терминах марксистская критика пе­реформулирует анализ, представленный классической политической экономией. Ме-

¹ Маркс К. Капитал. Кн. 1. Отд. 6. Гл. 17 // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23. С. 548.

² Там же.

³Смит А. Исследование о природе и причи­нах богатства народов. I. 8. С. 188—189.

Критика Маркса представляет собой более точное экономическое обоснование проис­хождения прибыли, чем анализ Смита (ко­торый считает произвольным разделение добавленной стоимости между заработной платой и прибылью). Действительно, ее ис­точником не является ни воровство, ни про­извольная экспроприация, — она возникает благодаря чисто экономическому механиз­му, в результате покупки рабочей силы по ее меновой стоимости.

Это объяснение проясняет подлинные основы различия между двумя формами обмена, которые Аристотель называет "экономической" и "хрематистической". Экономический обмен — это обмен полез­ными благами между независимыми произ­водителями. Причем его природа не изме­няется от того, включает ли такой обмен деньги в качестве посредствующего звена:

Т—Т' или Т—Д—Т' (экономический обмен).

Эта форма обмена имеет своим условием равенство. Когда сапожник продает обувь, чтобы купить себе дом, он должен отдать количество обуви, соответствующее коли­честву труда, которое заключает в себе дом:

Т = Т' (экономический обмен).

В экономическом обмене, собственно го­воря, нет выгоды, кроме разве что той, которая вытекает одинаково для всех парт­неров из общего увеличения производи­тельности вследствие общественного раз­деления труда.

Зато хрематистический обмен имеет це­лью обогащение. В этом обмене нужно, чтобы сумма денег, полученная в конце процесса, превосходила ту, которую аван­сировали вначале:

Д—Т—Д', если Д < Д' (хрематистический обмен).

427

При этом неизвестно, откуда берется изли­шек в данной форме обмена, так как "об­ращение, или товарообмен, не создает ни­какой стоимости"¹, а обмен в основе своей подчиняется закону равенства. Лишь совре­менная политическая экономия объясняет, каким образом тот особый товар, каким является рабочая сила, может, будучи поку­паем по стоимости, обеспечить прибыль. Как следствие, проясняется и процесс рос­товщичества:

Д—Д', если Д < Д' (ростовщический обмен).

В этом случае говорят, что деньги произ­водят процент. Но слишком очевидно, что они не смогли бы ничего произвести сами по себе. Как и в случае наемного труда, излишек стоимости происходит из труда. Но когда стоимость, добавленная к капита­лу, происходит из труда заемщика, она го­раздо более очевидно выглядит как достиг­нутая посредством эксплуатации, чем когда она имеет источником наемный труд.

с) Эксплуатируемый труд

Как всякий другой товар, рабочая сила подвержена рыночным колебаниям соот­ветственно закону спроса и предложения:

Спрос на людей, как и спрос на всякий иной товар, необходимо регулирует про­изводство людей².

Хорошо известно, например, что в разви­тых капиталистических странах страх перед безработицей или промышленным кризи­сом приводит к кризису рождаемости. Дей-ствительно, цена рабочей силы уменьшает­ся, если она предлагается на рынке в слиш­ком большом количестве. И рабочая сила защищает свою товарную стоимость, как это делает всякий производитель: умень­шая свое собственное производство, то есть прилаживая предложение к спросу.

Но трудящиеся пользуются своим коли­чеством и в конфликтах, когда они проти­востоят капиталу в борьбе за увеличение заработной платы. Наиболее впечатляю-

¹ Маркс К. Капитал. Кн. 1. Отд. 2. Гл. 4. § 2 // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23. С. 174.

'Смит А. Исследование о природе и причи­нах богатства народов. I. 8. С. 202.

щим итогом этой борьбы с начала сущест­вования современной индустрии является сокращение рабочего дня. Заработная пла­та, согласно ее основному определению, — это плата за потребительную стоимость рабочей силы, то есть ее функционирова­ние. Нет сомнения, что посредством зара­ботной платы капитал делается собствен­ником всего времени, в течение которого рабочая сила в состоянии функциониро­вать:

"Что такое рабочий день?" Как велико то время, в продолжение которого капитал может потреблять рабочую силу, дневную стоимость которой он оплачивает? ...На эти вопросы... капитал отвечает: рабочий день насчитывает полных 24 часа в сутки, за вычетом тех немногих часов отдыха, без которых рабочая сила делается абсо­лютно негодной к возобновлению своей службы. При этом само собой разумеется, что рабочий на протяжении всей своей жизни есть не что иное, как рабочая сила, что поэтому все время, которым он рас­полагает, естественно и по праву есть ра­бочее время и, следовательно, целиком принадлежит процессу самовозрастания стоимости капитала³.

Именно серьезная борьба привела к сокра­щению рабочего дня.

Преимущества такого сокращения оче­видны для трудящегося. Что касается капи­тала, то он поддерживает уровень своей прибыли, повышая производительность труда. Из этого повышения вытекает пони­жение стоимости необходимых средств су­ществования, так как на производство пос­ледних затрачивается меньше рабочего вре­мени, и в результате сокращается стоимость рабочей силы:

Капитал имеет непрерывную склонность и постоянную тенденцию к увеличению "производительной силы труда", с тем чтобы "удешевлять товары" и, следова­тельно, понижать цену трудящегося".

А наиболее действенным средством увели­чения производительности труда является разделение труда. Подобное средство тем более пригодно для повышения прибыли, что оно состоит только в организации тру­да и в способе применения рабочей силы, так что "производительные силы, возника-

³ Маркс К. Капитал. Кн. 1. Отд. 3. Гл. 8. § 5 // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23. С. 274. "См. там же. Отд. 4. Гл. 13. § 1. С. 382.

428

ющие из кооперации и разделения труда, ничего не стоят капиталу"'.

Первая форма разделения труда, извест­ная уже с древности, — это ремесленное разделение труда. Оно развилось вплоть до разделения ремесел, которое было санкци­онировано в средневековом праве посредст­вом цеховой регламентации. Эта последняя предусматривала, что мастер должен уметь выполнять все операции по созданию сово­купности предметов, имеющих отношение к его гильдии (например, для мастера сле­сарного дела это совокупность употребляе­мых замков), и что он может в своей мас­терской или лавке использовать лишь ог­раниченное число подмастерьев и учеников. Фактически это ограничение имело целью "предотвратить снижение цен"² и "воспре­пятствовать превращению ремесленника-мастера в капиталиста"³. Кроме того, "цех ревностно охранял себя от всяких посяга­тельств со стороны купеческого капитала"⁴. Действительно, "купец мог купить всякие товары, но не труд в качестве товара"⁵.

Нужно было, стало быть, бороться с цеховой организацией, чтобы перейти к сле­дующему этапу разделения труда — в ману­фактуре. Мануфактурное разделение труда имеет фактически "двоякое происхожде­ние"⁶. С одной стороны, действительно, можно собрать в одной мастерской "рабо­чих разнородных самостоятельных реме­сел, через руки которых последовательно должен пройти продукт вплоть до того, пока он не будет окончательно готов"⁷:

Так, например, карета была первоначаль­но общим продуктом работ большого числа независимых ремесленников: теле­жника, шорника, портного, слесаря, мед­ника, токаря, позументщика, стекольщи­ка, маляра, лакировщика, позолотчика и т. д. Каретная мануфактура объединяет всех этих различных ремесленников в од­ной мастерской, где они работают одно­временно и во взаимодействии друг с дру-

¹ Маркс К. Капитал. Кн. 1. Отд. 4. Гл. 13. § 2 // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23. С. 398.

² Смит А. Исследование о природе и причи­нах богатства народов. I. 10. С. 249.

³ Маркс К. Капитал. Кн. 1. Отд. 3. Гл. 9 // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23. С. 318. "Там же. Отд. 4. Гл. 12. § 4. С. 371. ⁵ Там же.

«Там же. § 1. С. 348. ⁷ Там же.

гом. Конечно, карету нельзя позолотить раньше, чем она сделана. Но если одновре­менно производится много карет, то часть их может непрерывно подвергаться золоче­нию, в то время как другая часть проходит более ранние фазы процесса производства⁸.

Несомненно, эта форма производства пред­полагает приемы и навыки, приобретенные в ремесленном производстве. Но рабочие, употребляемые для данной специальной за­дачи, "теряют мало-помалу привычку, а вместе с тем и способность заниматься своим старым ремеслом в его полном объ­еме"': например, слесарь не может более делать ничего, кроме замков кареты. Зато, в силу того что область действия работ­ников "сужена"¹⁰, их умение в этой ограни­ченной специальности выигрывает в скоро­сти и ловкости.

Однако более характерна другая форма мануфактурного разделения труда, при ко­торой различные операции, направленные на производство одного предмета, не вы­полняются более "одним ремесленником последовательно", а "отделены", "изолиро­ваны" и "каждая из них поручается отдель­ному ремесленнику"":

Возьмем для примера совсем незначитель­ную отрасль, но такую, где разделение труда отмечалось очень часто, а именно булавочное ремесло. ...При том способе, как это делается теперь, особую профес­сию составляет не только вся работа как таковая, но она сама подразделяется на ряд специальностей, которые большей частью также являются особыми профес­сиями. Один тянет проволоку, другой вы­прямляет ее, третий обрезает, четвертый заостряет конец, пятый обтачивает один конец для насаживания головки. Изготов­ление самой головки требует двух или трех самостоятельных операций; насадка ее составляет особую операцию, полиров­ка булавки — другую; самостоятельной операцией является даже завертывание го­товых булавок в пакетики. Таким обра­зом, сложная работа по изготовлению бу­лавки разделена приблизительно на во­семнадцать отдельных операций, которые в некоторых мастерских все выполняются различными рабочими, тогда как в других один и тот же рабочий нередко выполняет две или три операции¹².

"Там же. 'Там же.

¹⁰ Там же.

¹¹ Там же. С. 349.

¹² Смит А. Исследование о природе и причи­нах богатства народов. I. 1. С. 119.

429

Производительная человеческая деятель­ность оказывается, таким образом, разде­лена на элементарные операции. При этом каждая из них становится простой меха­нической деятельностью, которой можно научиться в несколько минут и которая вы­полняется, в силу привычки, с наибольшей степенью ловкости и скорости.

Таким образом, труд становится де­ятельностью все более и более "абстракт­ной"¹, так как различные моменты, еще органически связанные в ремесленном производстве, отныне выполняются от­дельно друг от друга. Труд становится все более "механичным", и в пределе этого процесса абстракции и механизации "ока­зывается, что человек может уйти и усту­пить свое место машине"². Эта замена обычно описывается как замещение двига­тельной силы человека двигательным дей­ствием природных сил. В этом смысле главным в машине был бы мотор. "Од­нако с экономической точки зрения это определение совершенно непригодно, пото­му что в нем отсутствует исторический элемент"³. Действительно, исторически то, что прежде всего захватывается промыш­ленной революцией в роли человека-производителя при замене его машиной, это не двигательная активность, а скорее "ручное орудие"⁴, то есть, собственно говоря, рабочие руки. Программа Джона Уайетта, когда он в 1735 г. предложил прядильную машину и начал таким об­разом промышленную революцию, воз­вещала целью машины "прясть без помо­щи пальцев"⁵.

По-настоящему характерным для рабо­ты машины является не замена двигатель­ной силы человека новыми двигательными силами, а скорее замена ручной ловкости человека механическим управлением ору­диями обработки материи:

После того как собственно орудие пере­шло от человека к механизму, машина заступает место простого орудия. Разли-

¹ См.: Гегель Г. В. Ф. Философия права. § 198. С. 239.

¹ Там же.

'Маркс К. Капитал. Кн. 1. Отд. 4. Гл. 13. § 1 // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23. С. 383.

«Там же. С. 385.

⁵ Там же. С. 383.

чие между машиной и орудием с первого же взгляда бросается в глаза, хотя бы первичным двигателем все еще оставался сам человек⁶.

Таким образом формируется настоящий искусственный организм общественного че­ловека. Действительно, если "количество рабочих инструментов, которыми человек может действовать одновременно, ограни­чено количеством его естественных произ­водственных инструментов, количеством органов его тела"⁷, то для машины подо­бного ограничения не существует:

...Количество орудий, которыми одновре­менно действует одна и та же рабочая машина, с самого начала освобождается от тех органических ограничений, кото­рым подвержено ручное орудие рабочего'.

Что же касается роли, какую оставляет че­ ловеку чисто механическая форма произ- · водства, то она сводится к труду "по на­ блюдению за машиной и по исправлению j своими руками ее ошибок"⁹. Более того, ( в последней промышленной революции ' и эта последняя роль, благодаря кибернети- I ческому контролю, может быть доверена i самой машине. '