4.2. Философские и моральные оценки войны

Позитивная идеология войны (апологетика) складывается уже в греко-римский период истории как обоснование имперской поли­тики. Она получает свое развитие в византийский период и в эпоху крестовых походов. Могучий импульс идеологии войны придали периоды революционно-освободительных и национально-освобо­дительных войн, в которых решалась судьба наций и классов, на­циональных государств (XIX-XX вв.). Идеология войны выражена в концепции справедливой войны, которая охватывает религиоз­ные войны, политические войны, или международные, и народно-патриотические войны во имя свободы. Считается, что справедли­вая война находится в границах права и морали, имеет прогрес­сивное значение. Ей приписывают метафизический смысл, ради которого индивиды жертвуют собой. Справедливые войны имеют общественный смысл и нравственный пафос. Существует тенден­ция рассматривать межплеменную рознь, феодальную междоусоби­цу и гражданскую войну по аналогии и давать им нравственно не­гативную оценку. Военная теория, т.е. теоретический и эмпиричес­кий анализ войны как продолжения политики, создана гегельянцем К. Клаузевицем (XIX в.). Политические цели нельзя рассматривать абстрактно-идеалистически. Неуместна идеализация войны именно как средства и части политики, по Клаузевицу. Всесторонняя оцен­ка конкретной войны учитывает, среди прочего, политическую цель и моральный фактор. Война обусловлена политическими мо­тивами, а не моральными, а также частными мотивами действую­щих лиц. Концепция политических войн исключает абстрактное морализирование, которое подменяет собой реалистическое суж­дение, диагноз ситуации.

Концепция справедливой войны указывает на дифференциро­ванную оценку конкретных войн. Концепция политических войн настаивает на глубоком исследовании природы войны, выступает против антропологизации, психологизации, идеализации войны. В обоих случаях подразумевается и моральная оценка войны. То­тальное отрицание войны с нравственных позиций представлено идеологией пацифизма, некоторыми утопическими или преждевре­менными воззрениями, для осуществления которых нет историчес­ких условий.

Устарело, но не потеряло своего значения отождествление вой­ны и героики. За ним стоит традиция прославления военных побед и отличившихся на войне, преклонения перед их мужеством. Исто­рическая память реалий войны коротка. Надолго запечатлевается совсем иной образ войны, ее ценностная оболочка, нередко фаль­шивая и надуманная идеология, социальные доминанты, преобра­зующие качество поведения индивидов, позиция недеморализован­ных групп. Апологетику войны поддерживают, как правило, элитар­ные группы и военная аристократия.

Для городского обывателя и крестьянина смысл войны исчерпы­вается ее натуралистической, низменной стороной, зримыми раз­рушениями. В их сознании причины войны персонифицируются, выдвигаются домыслы относительно частных мотивов, приведших к войне, идет поиск непосредственных виновников войны. Понятие о войне как о мотивированном противоборстве реальных индивидов отражается в антропологической концепции войны, в частности в идее о том, что человек по природе — разрушитель и агрессор, из­начально зол. Отсюда возникает убеждение в фатальной неизбеж­ности войны. Можно определить социологические основания для той или иной оценки войны. Особую проблему составляют мировые войны, как случившиеся, так и возможные. Дело в том, что уничто­жение чужих жизней не является препятствием для новейших стра­тегий войны.

Международное право, в особенности после Нюрнбергского три­бунала, настаивает на признании ряда принципов, или этических стандартов, для того чтобы удерживать насилие в морально оправ­данных и разумных границах, чтобы квалифицировать ответствен­ность за военные преступления. Существуют такие международные пакты, которые пытаются разрешить гуманным образом проблемы военного времени¹ (¹ Гаагская конвенция (1907), Женевская конвенция (1949) и др.). Есть убежденные сторонники идеи правовой регуляции войны, а также «рациональной войны», например Р. Брандт и Р. Хеар.

До недавнего времени (конец XIX в.) господствующим было именно философское представление о войне. От философии и нрав­ственности требовали, чтобы те разрешили противоречие между природой войны и интересами отдельного человека, сообществ, объяснили смысл войны и умиротворили стихию войны. Философия выработала понятие «абсолютной войны» с ее всесокрушающей энергией и полным уничтожением противника, войны до победы любой ценой. В рамках собственно философского ощущения войны сформировались концепции «метафизической войны» (психомахии) и апокалиптика, иллюстрирующая финальное сражение добра и зла, света и тьмы, ангелов и демонов; теории, абсолютизирующие «принцип вражды», которая, как пожар, охватывает дотоле мирно дремавшие народы; рассуждения, прославляющие «эпоху героев», воспевающие военную славу и мрачное величие рожденных для влас­ти и брани; этатистские доктрины, которые нивелируют частный интерес перед лицом интересов государства; теории «справедливой войны» (bellum justum) и «права войны» (от Августина до Гроция); философская критика войны с позиций гуманизма и интересов граж­данского общества, с позиций разума и идеалов Просвещения (от Эразма до Канта); пацифистская философия, абсолютизирующая «принцип ненасилия»; либеральный пацифизм, противопоставляю­щий гражданский долг и индивидуальные ценности; философская критика войны в контексте острой социальной критики, обличения бедности, отчаяния, несправедливости (утопический социализм); панические доктрины и антиутопии, в которых сочетаются и тре­вога вины, и страх небытия, и ценностная пустота.

Лишь немногие исторические войны приближались к философ­скому понятию войны. Очень часто именно с философской точки зрения она представлялась бессмысленной и бесцельной, половин­чатой, внутренне противоречивой. Смелую и правильную мысль вы­сказал К. Клаузевиц о том, что философское представление о войне недостаточно, «политика родила войну»¹ (¹ Клаузевиц К. О войне. 3-е изд. М., 1937. Т. II. С. 378), поэтому войну нужно ме­рить мерой политики, никогда не рассматривать отдельно от поли­тических отношений. Война принимает свойства политики и не может следовать своим внутренним законам. При оценке действи­тельной войны нравственное суждение нельзя отделять от ее соци­альных источников и политических целей.