22. Возвышенное и низменное в действительности и в искусстве.

Возвышенное, эстетическая категория, характеризующая внутреннюю значительность предметов и явлений, несоизмеримых по своему идеальному содержанию с реальными формами их выражения.

Понятие о Возвышенное возникло на закате античности. Возвышенное характеризовало особый стиль ораторской речи (трактат Псевдо-Лонгина «О высоком», 1 в. н. э., рус. пер., 1826). Это значение термина сохранилось вплоть до эпохи Возрождения. В классицизме было развито учение о «высоком» и «низком» стилях литературы (Н. Буало, Ш. Ватте и др.). Как самостоятельное эстетическое понятие Возвышенное было впервые разработано в трактате Э. Бёрка «Философское исследование относительно возникновения наших понятий о возвышенном и прекрасном» (1757). Бёрк связывает Возвышенное с присущим человеку чувством самосохранения и видит источник Возвышенное во всём том, что «... так или иначе способно вызывать представление о страдании или опасности, т. е. всё, что так или иначе ужасно...» (цитата по книге: История эстетики, т. 2, М., 1964, с. 103).

И. Кант в «Критике способности суждения» (1790) дал систематический анализ противоположности между прекрасным и Возвышенное (см. Соч., т. 5, М., 1966, с. 249—88). Если прекрасное характеризуется определённой формой, ограничением, то сущность Возвышенное заключается в его безграничности, бесконечном величии и несоизмеримости с человеческой способностью созерцания и воображения. Возвышенное обнаруживает двойственную природу человека: оно подавляет его как физическое существо, заставляет его осознать свою конечность и ограниченность, но одновременно возвышает его как духовное существо, пробуждает в нём идеи разума, сознание нравственного превосходства даже над физически несоизмеримой и подавляющей его природой. Вследствие этого нравственный характера Возвышенное, связи его с идеей свободы Кант ставит Возвышенное выше прекрасного. И. Ф. Шиллер, развивая эти идеи Канта («О возвышенном», 1792), говорит уже о Возвышенное не только в природе, но и в истории. В дальнейшем Шиллер преодолевает кантовское противопоставление прекрасного и Возвышенное, вводя объединяющее их понятие идеально прекрасного.

Грандиозность, масштабность, монументальность – типичные формы отражения возвышенного в искусстве.

Для древних греков царем богов был самый могучий из них – Зевс. В храме Зевса и в скульптурном изображении бога-громовержца этот эстетический принцип был запечатлен с наибольшей полнотой и наглядностью. Храм Зевса в Олимпии был поврежден землетрясением. Века и эпохи проносились над его развалинами, но остатки грандиозных колонн и сейчас волнуют и восхищают. Однако не только в монументальности секрет величия этого храма. Внутри него в древности помещалась колоссальная статуя Зевса, восседающего на троне. Статуя была так рассчитана по отношению к высоте храма, что если бы сидящая фигура бога поднялась и выпрямилась, то своей мощной головой Зевс пробил бы крышу. В найденном соотношении размеров скульптуры и храма заключался один из источников того общего впечатления, которое производила фигура Зевса в совокупности с интерьером здания. Вся композиция как бы говорила: человек могуч, он возвел величественный храм, но Зевс несравненно могущественнее: стоит ему привстать – и все сооружение рухнет. Идея владения одними силами природы и зависимости от других ощущалась в самом замысле архитектурно-скульптурного ансамбля, производившего эстетическое впечатление прекрасного и возвышенного.

Древнегреческая архитектура человечна в своей красоте. Ей присуще то, что Аристотель называл мерой: здания не слишком велики и не слишком малы, они под стать человеку. Парфенон, например, достаточно грандиозен, чтобы утверждать мощь человека, и достаточно соразмерен ему, чтобы не подавлять. Египетские же пирамиды возвышенны. Утверждая величие фараона, они подавляли личность, которая на фоне грандиозной усыпальницы превращалась в песчинку, ничего не значащую по сравнению с вечностью, запечатленной в колоссальном образе надгробного сооружения. Минимальность полезных функций пирамид еще более подчеркивала антидемонический характер их величия.

Для Средневековья характерно религиозно-мистическое представление о возвышенном, отождествление возвышенного с Богом. Образ возвышенного запечатлен в средневековых готических соборах. Устремленными вверх линиями они выражали связь человеческих надежд с небом. Эти сооружения проникнуты порывом к идеальному, почти несбыточному, но при огромных усилиях не закрытому длячеловечества совершенству. Осваивая грандиозное пространство ввысь готические соборы образовали узкие высокие колодцы нефов с таинственно мерцающим светом, проходившим сквозь цветные витражи. Приглушенное освещение, таинственность, устремленность к небесам создавали ирреальную атмосферу, далекую от обыденности.

Характерное для эпохи Возрождения воплощение возвышенного – микеланджеловская скульптура Давида. Юный богатырь изображен за мгновение до схватки, перед самым высшим напряжением, перед броском, когда все силы человека замирают. Его расслабленные мышцы играют, готовые стать внезапно одним комком. Но за этим чисто физиологическим состоянием стоит образ потенциального могущества человека, которому еще предстоит раскрыться. Это таящееся в человеке могущество, которое вот-вот прорвется, осуществится, и есть образ возвышенного – того прекрасного, которое грядет, но в данный момент еще не вполне подвластно человеку.

Шекспир в “Короле Лире” подверг художественному анализу истинное и ложное величие. Король Лир обладал могуществом власти, но ее величие было призрачным: он руководствовался только прихотью, а не чувством справедливости, он был капризен и тщеславен. Лир был слеп душой: лесть старших дочерей он принял за истинную любовь, а молчаливое обожание младшей дочери Корделии – за холодность и черствость. Но вот, преданный старшими дочерьми, Лир оказывается в бурю среди степи. Ослепленный молниями, безумный от горя старик в рубище, лишенный призрачного величия самодурствующей власти, обретает человеческий взгляд на вещи, а с ним и подлинное могущество. Он гордо противостоит несчастьям и, осознав, наконец, истинные ценности мира, обретает нечто большее, чем власть над людьми, – власть над собой, над своими страстями, реальное видение жизни.

В искусстве Нового времени возвышенное ярко воплощено в Девятой симфонии Бетховена. Тихие, глухие, мерцающие звуки постепенно нарастают и вдруг взрываются. Вот вновь все замерло, как бы ушло под землю, но там копится какая-то огромная энергия, ее искры прорываются и вспыхивают, снова гаснут, и вдруг, прорвавшись, мощная волна катится, все сметая на своем пути. Симфония передает подспудную мощь исторического процесса, в который втянуты огромные массы людей.

В отличие от бетховенского, мир музыки Моцарта уютен, обжит. Он весь светится изнутри, согретый трепетным человеческим дыханием, как притягательная избушка со светящимися окнами ночью в темном лесу. Мир Моцарта – это гармонично замкнутое целое. Это что-то вроде той хрустящей звенящей сферы, которой древние греки окружали в своих натурфилософских представлениях планеты. Этот родной человеку, освоенный им мир не пугает, в нем нет ничего сверхъестественного. Иногда Моцарт грандиозен, изящен, иногда улыбчив, порой печален и даже скорбен, но всегда прекрасен. Мир Бетховена грандиозен и бесконечен, как Вселенная. В его музыке все неожиданно: и тихиежурчащие, воркующие звуки, и взрывы бурь, и шепот влюбленных, и грохот всемирных катастроф. Эпоха революционных бурь ворвалась в музыку и преобразила ее. И природа, и человеческая жизнь воспринимаются Бетховеном космично, возвышенно.

Отражение возвышенного в искусстве требует от художника особой интенсивности, яркости, приподнятости средств художественной выразительности.

Возвышенное в искусстве, как и в действительности, как образец высшей степени проявления лучших человеческих качеств – самоотверженности, способности к беспредельному напряжению сил в деятельности, направленной к общему благу, открывает человеку перспективы роста, показывает безграничность его возможностей.

Ни́зменное - крайняя степень безобразного, чрезвычайно негативная ценность, имеющая отрицательную значимость для человечества; сфера несвободы. Это еще не освоенные явления, не подчиненные людям и представляющие для них грозную опасность. Человечество не владеет собственными общественными отношениями. Это таит в себе источник бедствий и воспринимается как низменное (милитаризм, тоталитаризм, фашизм, атомная война).

Низменное — эстетическая категория, характеризующая предельно негативные явления действительности и свойства общественной и индивидуальной жизни, связанные с проявлением дисгармонии и сопровождающиеся при восприятии переживанием чувства отвращения или презрения.

Низменное непосредственно граничит с эстетическими категориями безобразного и комического. Эти смежные, пересекающиеся категории находят художественное отражение и оценку в целом ряде жанров искусства (комедия, памфлет, эпиграмма, фарс, пародия, карикатура и др.). Природные явления воспринимаются как низменные в том случае, если отдельные их стороны или свойства ассоциируются с недостойным поведением человека или угрожают его существованию.

Низменное в социальной жизни проявляется в тех случаях, когда в человеческих поступках наблюдается недостаток духовности и избыток биологического, животного начала, т.е. значительно нарушается гармония внутренней и внешней сущности в человеке прекрасном. Предательство, трусость, подлость, цинизм, дисгармония духовного и телесного — все это «подведомственно» категории низменного.

Категория низменного является общей для двух наук — этики и эстетики, поскольку она характеризует явления, представляющие моральное зло и угрожающие благу человечества. Поэтому в отличие от категории безобразного для низменного оказывается неважным наличие в объекте изъянов формы.

Если вы внимательно слушали лекцию, то вы заметили, что категория возвышенного сопрягается с категорией трагического, а низменное - с комическим. Об этих двух категориях мы поговорим на следующем уроке.

В качестве примера можно привести аллегорические картины с изображением семи смертных грехов, политические карикатуры, живопись некоторых модернистских течений, уделявших внимание общественной сатире.