3. Философия техники XX столетия: новое видение технического прогресса

Рождение философии техники обычно связывают с появлением книги И. Бералюна «Руководство по технологии или познание ремесел, фабрик и мануфактур» (1777). Однако значительно позже Э. Каппа написал труд «Основные черты философии техники» (1877), переизданный в ФРГ спустя столетие, и чаще всего отсчет ведется именно с этого времени (Подробнее об этом: философия техники в ФРГ. М., «Прогресс», 1989).

В числе предшественников современного философского анализа техники можно назвать Э. Каппа, Ф. Дессауэра, М. Хайдеггера и К. Шилинга. Основная идея первого из названных философов заключается в стремлении понять феномен техники на базе «органопроекции», путем выделения ее из развития самой природы. Техника представляет собой некую искусственную среду, но она идет от природы, а вовсе не является творением иного субстата.

Машина не что иное, как проекция органов человека на природный материал. В ходе эволюции живой природы, по мнению Каппа, возникает новый феномен, истоки которого в «природной душе», то есть в целостности живого организма, управляющего материальным телом. И социальная техника – это результат разрешения противоречий между органами тела и их функциями, проекция анатомических и физических особенностей органов человеческого существа. Такая проекция детерминирует становление сознания, которое своеобразно продолжает «природную душу».

С этой концепцией вел полемику известный философ-неотомист Ф. Дессауэр. Его также интересовала проблема происхождения техники, раскрытие ее сущности. Общая же ссылка на «природную душу» не удовлетворяла неотомиста, он не соглашался с тем, чтобы рассматривать технику как простое применение законов природы. Разумеется, техника, связанная с законами природы, не может не считаться с ними, то есть не может выйти за их пределы. В технике обнаруживается какой-то автономный смысл. Она служит воплощением иных установлений.

Дессауэр постулировал существование неких верховных, предусмотренных технических идей, которые не рождаются в человеческом разуме, а лишь улавливаются им. Технические идеи, по его мнению, не что иное, как мысли Бога, проявление светлого разума творца. Предмет техники может существовать материально, но он может обнаружить себя и в мире идей, в области «возможного бытия».

«Первоначальным бытием» предмета техники является его «возможное бытие» как идея Бога, а конечной ступенью – познанное бытие. Признавая обусловленность техники природными предпосылками, Дессауэр, тем не менее, отвергал существование исторических, общественных факторов в оценке генезиса и развертывания техники. Она рассматривалась им как самостоятельный феномен, имеющий неизменную специфику. Когда мы говорим о технике, утверждал он, как о целостности, то имеем в виду нечто постоянное, непреходящее, небренное, находящееся вне течения времени. Говорить о прогрессе техники, по его мнению, можно только относительно единичных объектов техники.

Дессауэр не считал автоматизацию новым явлением технического прогресса. Напротив, он полагал, что она планомерно развивается с древних времен, будучи неизменным результатом действия вечных законов самой техники.

В статьях Хайдеггера ставится широкий круг проблем, имеющих непосредственное отношение к философии техники, – возникновение и специализация наук, связь науки и техники, планетарное расположение научной технологии, ее будущее (см. Хайдеггер М. Вопрос о технике. // Новая технократическая волна на Западе. М., «Прогресс», 1986).

Основной вопрос философии Хайдеггера – «что такое бытие?» Это понятие – наиболее темное и предназначено быть проясненным. Спрашивать о бытии – значит просветлять вопрошаемое сущее, вот – бытие в его – бытие. Техника есть способ самореализации человечества. Она первична по отношению к обществу. Хайдеггер толкует ее в духе Дессауэра, как некую первооснову, человеческое начало.

Современные западные исследователи, обращаясь к наследию Хайдеггера, усматривают в нем предтечу самых различных умонастроений. С одной стороны, такие исследователи, как А. Димер, Х. Сколимовски видят в творчестве немецкого философа мощную культуропессимистическую струю. Ведь именно Хайдеггер показал, что техника не просто конструирует «технический мир», в котором она победоносна и универсальна. Нет, она подчиняет своему диктату едва ли не все пространство бытия.

Присущая ей логика проникает в социальное и человеческое измерение истории. Ее инструментальный разум поражает все сознание эпохи. Таким образом, Хайдеггер резко порвал с традицией европейской философии техники, которая акцентировала свое внимание на непосредственных, «очевидных» достояниях прогресса. Он показал, что последствия вторжения техники многообразны и в отдаленной перспективе даже труднопредсказуемы. Технологическая предопределенность едва ли не фатальна для человека в том смысле, что содержит в себе некую непредсказуемую заданность мышления, поведения, сознания.

Вместе с тем, в широком мировоззренческом подходе к технике у Хайдеггера обнаруживается и другая, «позитивная» тенденция. Техника оказывается у него не просто средством достижения конкретной цели, инструментом прагматических заданий. Она представляет универсальную ценность вселенского масштаба. Техника, может быть сопоставлена разве что со значением истины. Сферу открытости Хайдеггер оценивает, как греческую «алетейю», то есть истину, этимологически трактуя ее как «несокрытность».

Техника у Хайдеггера – важнейший способ обнаружения глубинных свойств бытия. Она позволяет выявить то, что сокрыто в нем, должно быть угадано и представлено в подлинном, неискаженном лике.

Через сущность техники человек говорит с бытием, слышит его зов. Но импульс может быть угадан неверно, ибо техника провоцирует человека на ложное самораскрытие. По мнению Хайдеггера, бытие невозможно без человеческого существования. Человек преображает вещи, переводя их из состояния «наличности» в состояние «сподручности». Техника вырастает из природного материала, но она входит в экзистенциальную структуру бытия человека, который обладает способностью объектировать свои замыслы.

Главная опасность по Хайдеггеру не в технике, не в «технизации жизни» (см. Тавризян Г.М. Техника. Культура. Человек. М., «Наука», 1986, гл. 2: «Техника, человек, бытие в философии экзистенциализма»). Нет никакой демонии техники, но есть опасность непонимания ее сущности. Важнейшая задача сейчас – это найти технике «внетехническое» обоснование, определить ее истинную перспективу в истории человеческой культуры.

Хайдеггер отмечал, что греческое слово «техне» означало не только деятельность ремесленника, умение, мастерство, но также искусство вообще. Стало быть, существенное в технике не делание, не манипулирование, а обнаружение. Техника, по мнению Хайдеггера, уходит корнями вглубь, в сферу истины. Эти установки немецкий философ аргументировано развивает в своем небольшом докладе «Поворот» (1949 г.), опубликованном в 1962 г. Немецким философом отвергается представление о том, что техника есть средство в руках человека. Напротив, именно человек «выдан» технике, «затребован» ею. И в этом истоки опасностей, которые подстерегают человека.

Близки к Хайдеггеру попытки К. Ясперса отыскать радикально иную систему интеллектуального постижения бытия, обрести возможности всепроникающей и целостной картины реальности. В работе «Истоки истории и ее цель» философ рассматривает технику как новый фактор мировой истории (см. Ясперс К. Смысл и назначение истории. М., Политиздат, 1991, с. 28...288). Он призывает к осознанию современной эпохи и приходит к выводу, что лишь в масштабе истории становится понятным, какие глубокие изменения, подготовленные в течение двух последних веков, произошли в наше время. Эти изменения не сравнимы ни с чем, что известно людям из истории прошедших пяти тысячелетий (см. Ясперс К. Современная техника. // Новая технократическая волна на Западе. М., «Прогресс», 1986).

С появлением современной техники все изменилось. Она знаменовала собой резкое усиление социальной динамики. В общей картине предыдущей истории обнаруживается последовательность, даже единство. Ясперс в упомянутой работе «Истоки истории и ее цель» подчеркивает, что техническая цивилизация уже по своему объему, богатству и многообразию занимает особое место во всей истории познания. Техника, по имению Ясперса, приобрела огромное значение не только для Европы и западной культуры в целом, но и для всего мира. Она преобразует все, что на протяжении тысячелетий человек обрел в области труда, жизни, мышления, в области символики. В оценке огромной преобразующей мощи техники Ясперс признает вклад основоположников марксизма.

В минувшее десятилетие французский социолог Жак Эллюль стал видным мыслителем Запада. Его книги нашли широкого читателя не только во Франции, но и во многих странах, прежде всего в США.

Эллюль стремится рассмотреть технику как особый феномен и придает термину «техника» широкий мировоззренческий смысл. Он имеет в виду не просто машинные механизмы. Эллюль определяет ее как всю совокупность методов, рационально обработанных и имеющих абсолютную эффективность во всякой области человеческой деятельности. Таким образом, французский исследователь пытается проследить связь техники с рационализмом, с абстрактным мышлением, современным знанием. Он подчеркивает, что техника, как социальное явление, порождена Машиной. Машина не является сущностью техники, ибо последняя представляет собой качественно новую ценность (см. Эллюль Ж. Другая революция. // Новая технократическая волна на Западе. М., «Прогресс», 1986).

Одна из закономерностей научно-технического прогресса проявляется в революционном, «скачкообразном» характере его развертывания. Разумеется, в развитии техники происходит приращение ее достояний. Но этот процесс, сохраняя в основном свою преемственность, «чреват» радикальными сдвигами, глубинными изменениями. Время от времени происходит как бы своеобразный сбор привычных канонов, традиционных установлений. Техника стремится в новое русло. И здесь поступательность утрачивает присущую ей плавность. Новое состояние техники неожиданно оказывается в известном противостоянии по отношению к предшествующему этапу.

В истории техники можно выделить этапы ее собственного развития. Они знаменуют коренное изменение в техническом способе соединения человека и машины. Специалисты делят ее на три этапа: орудия ручного труда (инструменты); машины (на уровне механизации); автоматы (на уровне автоматизации).

Однако, такая периодизация, обладающая ценностью при анализе технологических достижений, не позволяет выстроить продуктивную философию истории человечества, ибо техническое развитие социально обусловлено (подробнее об этом: Кириллин В.А. Страницы истории науки и техники. М., «Наука», 1986).

В 80-е годы в философии техники усилилось внимание к человеческому измерению прогресса. Американский философ Х. Сколимовски в своей статье «Философия техники или философия человека» пытается понять, всегда ли развитие техники сопряжено с глубокими социальными переменами (статья опубликована в сборнике: Новая технократическая волна на Западе. М., «Прогресс», 1986). Он обращает внимание на тот факт, что техника достигла расцвета в Китае в XIV столетии, т.е. до европейской научной революции.

Стало быть, по мнению философа, научная революция вовсе не обязательна для процветания техники, а развертывание потенциала техники не всегда ведет к общественным переменам.

Х. Сколимовски задается вопросом: почему так внезапно возникла философия техники? Почему европейцы так озабочены будущим техники? По его мнению, возникновение данной сферы философских исследований отражает запоздалое признание роли техники в сотворении и разрушении европейской цивилизации. Философия техники соотнесена с ключевыми понятиями философской рефлексии: прогресс, природа, рациональность, эффективность. Это философия человека, который осознал раздробленность и мозаичность технической культуры и поэтому убежден, что «фаустовская цивилизация» выбрала неправильный способ своего общения с природой.

В духовной сфере после первой мировой войны в философии техники усилилась тоска не только по другим культурным ценностям, но и по какому-то цивилизованному бытию. Западные философы стали склоняться к догадке: а не пошла ли Европа ложным путем, не ошибся ли западный дух в выборе культурно-цивилизованной альтернативы?

Европейским человеком завладела жажда познания и порабощения мира. Он слепо доверился познающему уму, расчленяющему бытие, но отверг другие, более благодатные сферы сознания. В результате многие зоны психики атрофировались. Тревожный разум повлек людей к ложным целям. Люди утратили способности к тренировке духа и тела и возымели пагубное желание подчинить себе мир с помощью техники.

Уже древний человек взял в руки приспособление, с помощью которого рассчитывал усилить собственное могущество. Но в этом расчете не на себя, а на рычаг, на колесо, на некоторые устройства он и потерял себя. В мнимом овладении окружающей средой крылась коварная уловка. Люди перестали доверять своей природе, отказались от развития и совершенствования духа. Вооружившись камнем, молотком, плугом, они обратили свой взор на внешний, а не на внутренний мир. Постоянно совершенствующаяся техника породила иллюзию возможного порабощения природы. Жаждущий познания и власти человек в конечном счете создал техническую цивилизацию, которая грозит человечеству полной катастрофой, истощением духовных ресурсов, исчезновением самой жизни.

Х. Сколимовски также ставит вопрос о переоценке тех оснований, на которых зиждется европейская цивилизация. На карту поставлен вопрос о способности западного человека управлять экологической системой, поддерживать развитие человеческих существ и сохранять сложившееся общество. Техника превратилась, если использовать хайдеггеровский термин, в часть бытия человека.

Х. Сколимовски предлагает понимать философию техники как философию человека. Техника, по его мнению, должна быть подчинена человеку, а не человек технике, человеческое понятие прогресса должно, как подчеркивает философ, означать не вымирание других творений природы, не омертвение духовных и чувственных потенций человека, но, скорее всего, углубление своеобразия человека, расширение его духовности.

Идея технических мутаций, оказывающих многомерное действие на социальный прогресс, давно уже получила признание в западной философии и социологии. Наиболее последовательно ее развивают Д. Белл, Дж. Грант, О. Тоффлер (см. статьи Д. Белла и О. Тоффлера в этом же сборнике).

Тоффлер отмечает, что примерно с середины 50-х годов промышленное производство стало приобретать новые черты. Во множестве областей технологии все более обнаруживается разнообразие типов техники, образцов товаров, видов услуг. Все большее дробление получает специализация труда. Расширяются организационные формы управления. Возрастает объем публикаций. По мнению Тоффлера, все это привело к чрезвычайной раздробленности показателей, что и обусловило появление информатики.

Не подлежит сомнению тот факт, что разнообразие, на которое ссылается Тоффлер, действительно отличает современные структуры индустриального века. Индустриальное общество основывалось, прежде всего, на массовом производстве, массовом распределении, массовом распространении культурных стандартов. Во всех промышленных странах – от США до Японии – до недавнего времени ценилось то, что можно назвать унификацией, единообразием. Тиражированный продукт стоил дешевле. Индустриальные структуры, учитывая это, стремились к «массовизации» производства и распределения.

Американский исследователь стремится обрисовать будущее общество, как возврат к доиндустриальной цивилизации на новой технологической базе. Рассматривая историю, как непрерывное волновое движение, Тоффлер анализирует особенности грядущего мира, экономическим последействием которого станет, по его мнению, электроника и ЭВМ, космическое производство, использование глубин океана и биоиндустрия. Это и есть «третья волна», которая завершит аграрную («первая волна») и промышленную революцию («вторая волна»).

Тоффлер правильно указывает на признаки современного производства, которое изживает себя. Речь идет о том, что стандартизация охватила не только производство, но также рынок труда и другие сферы жизни. Справедливо отмечается, что во всех индустриальных обществах развивается нечто вроде «технической болезни». Во многом верны рассуждения о недостатках концентрации и централизации.

Техника, стало быть, все более развертывая свой потенциал, позволяет человечеству не только экспериментировать, но попросту чередовать «волны». Она породила массу противоречий. Но ей надлежит и устранять сложившиеся несообразности. Техника оказывается при этом не только панацеей от всех бед, но и единственным импульсом социальных нововведений, культурных преобразований. Что касается социальных структур, то они уходят и возвращаются, когда это диктуется потребностями более рациональной общественной жизни. Обстоятельно позиция мыслителя изложена в его книге «Третья волна».

В целом для современной философии техники столь характерны взвешенные оценки относительно результатов технического прогресса; поиск преодоления тупиков, которые обнаружила техногенная цивилизация; стремление обосновать приоритет человеческих целей над научно-техническими.