Семиотика.Лекции

меня есть книга, мыслящая за меня, если у меня есть духовный пастырь, совесть которого может заменить мою, и врач, предписывающий мне такойто образ жизни, и т.п., то мне нечего и утруждать себя» (с.27).

Бесписьменная культура с ее ориентацией на приметы, гадания и оракулов переносит выбор поведения во внеличностную область. Идеальным человеком здесь считается тот, кто умеет понимать и правильно истолковать предвещания, а в осуществлении их не знает колебаний, действует открыто и не скрывает своих намерений. Приметы и предсказания, прогнозируя будущее, связывают функцию выбора с коллективным опытом, оставляя от д ел ьн ой л ичн ос т и от к ры т ое и ре ши т ел ьн ое де й ст в ие . В противоположность этому культура, ориентированная на способность человека самому выбирать стратегию своего поведения, требует благоразумия, осторожности, осмотрительности и скрытности, поскольку каждое событие рассматривается как «случившееся в первый раз».

Общество, построенное на обычае и коллективном опыте, неизбежно должно иметь мощную культуру прогнозирования. Это с необходимостью стимулирует наблюдения над природой, особенно над небесными светилами, и связанное с этим теоретическое познание. Некоторые формы начертательной геометрии могут вполне сочетаться с бесписьменным характером культуры как таковой, имея дополнением календарноастрономическую устную поэзию.

Мир устной памяти насыщен символами. Появление письменности не усложнило, а упростило семиотическую структуру культуры. Письменность изменила культуру упражнения памяти. Припоминать стали извне, доверяясь письму, по посторонним знакам, а не изнутри, по смысловой организации действия. Письменный текст – средство для припоминания, а не живой памяти. Платоновский Сократ связывает с появлением письменности не прогресс культуры, а утрату ею высокого уровня, достигнутого бесписьменным обществом. В диалоге Платона «Федр» Сократ говорит, что письмо дает ученикам мнимую, а не истинную мудрость. Они все будут знать понаслышке, без обучения, и будут казаться многознающими, оставаясь в большинстве невеждами, людьми трудными для общения; они станут мнимомудрыми вместо мудрых. Ведь самое существование символов подразумевает наличие существующей одновременно сферы устных рассказов, легенд, песен, фольклора. Будучи включенными в текст ритуала, по отношению к словесному тексту символы сохраняют известную свободу. Это приводит к тому, что синтаксические связи этих символов с различными контекстами оказываются ослаблены. Если словесный (в частности, письменный) текст покоится на синтаксических связях, устная культура ослабляет их до предела. Она может включать большое число символических знаков низшего порядка, находящихся как бы на грани письменности: амулетов, владельческих знаков, счетных предметов, знаков мнемонического «письма», но предельно редуцирует складывание их в синтактикограмматические цепочки. В рамках такой культуры возможно бурное развитие магических знаков, используемых в ритуалах и использующих

простейшие геометрические фигуры: круг, крест, параллельные линии, треугольник и др. – и основные цвета... Если знаки письменной культуры

обозначают смысл, то символы напоминают о нем. Они обретают смысл в ритуале и только в нем. Символы включены в синкретический текст ритуала или мнемонически связаны с устными текстами, приуроченными к конкретному месту и времени. Так, устная и письменная культура по разному относятся, «переживают» местный ландшафт. «Письменная культура тяготеет к тому, чтобы рассматривать созданный Богом или Природой мир как Текст, и стремится прочесть сообщение, в нем заключенное. Поэтому главный смысл ищется в письменном Тексте – сакральном или научном и – экстраполируется затем на ландшафт. С этой точки зрения смысл Природы раскрывается лишь «письменному» человеку. Человек этот ищет в Природе законов, а не примет. Интерес к приметам расценивается как предрассудки, будущее стремятся определить из прошлого, а не на основании гаданий и предвещаний.

Бесписьменная культура относится к ландшафту иначе. Поскольку то или иное урочище, святилище, идол «включаются» в культурный обиход ритуалом, жертвоприношениями, гаданиями, песнями или плясками, а все эти действа приурочены к определенному времени, эти урочища, святилища, идолы связаны с определенным положением звезд или солнца, луны, циклическими ветрами или дождями, периодическими подъемами воды в реках и пр. Природные явления воспринимаются как напоминающие или предсказывающие знаки. То, что библейский бог в договоре с Ноем заветом поставил радугу, а Моисею дал письменные скрижали, отчетливо символизирует смену типологической ориентации на разные виды памяти. Легко заметить, что так называемая «народная» и «культурная» медицина ориентируются на два различных вида сознания – бесписьменное и письменное» (Лотман, 1987, с.10).

Обе культуры не следует рассматривать как сменяющие друг друга стадии

– низшую и высшую. Культурные возможности и достижения бесписьменной цивилизации доказывают ее жизнеспособность и естественность в определенной жизненной среде. Вековая изоляция, предельная ограниченность торгово-военных контактов с внешними культурами – идеальные условия для непрерывности культурной традиции. Разрушение изоляции, как правило, сопровождается полным исчезновением такой цивилизации. В романе Г.Маркеса «Сто лет одиночества» описан закат одной из таких культур.

Для того чтобы письменность сделалась необходимой, требуются нестабильность исторических условий, динамизм и непредсказуемость обстоятельств, а также потребность в разнообразных семиотических переводах, возникающая при частых и длительных контактах с иноэтнической средой.

Переход к культуре электронной, экранной потребовался в эпоху глобализма и принес с собой иные формы мнемической деятельности и устройства сознания.

3.Мир молчания в современной культуре.

Молчание – вид коммуникативного действия. В отличие от тишины,

молчание возможно только в человеческом мире и только для человека. Птица не может не петь. Человек мог и не заговорить. Поэтому выбор между молчанием и речью принадлежит к первой и последней свободе человека. «Вначале было СЛОВО», «СЛОВО», рожденное из МОЛЧАНИЯ. В молчании никто не говорит или некто не говорит. Прерывание молчания – волевой и осмысленный акт коммуникативного действия. Хотя, по замечанию М.М.Бахтина, тишина и молчание всегда относительны. Первоначальный выбор между именованием и умолчанием продолжается на каждом этапе в отмеривании степени высказанности. «Медведь» - способ и назвать страшного зверя, и умолчать о нем. «Министерство обороны» - способ и назвать известное учреждение, и отвести глаза от многого из того, чем оно на самом деле занимается. Язык полон имен, в которых мы полу называем вещи, полу прячем их. Как и что мы говорим, в свою очередь зависит от того, как и о чем мы молчим. Каждая культура по-своему молчит о своем. И это вовсе не означает отсутствие сообщения. Молчание о чем-то может быть также значимо, как и говорение – это говорящее молчание или сообщение о зоне умолчания (всевозможные табу, правила речевого этикета, состояния сознания и т.д.). Взаимодополнительный характер этих миров задан культурой, как континуальное и дискретное, образное и речевое, начало и конец. Молчание есть момент осмысленного звука, его другая сторона (как «внутренняя сторона ветра»). В сферах коммуникации молчанию отводится разное место. Укрощение слуха и голоса в церковной традиции. В структуре самой коммуникации между человеком и Богом, прихожанином и пастырем психологически необходимым и идеологически достаточным условием оказывается не речь, а слушание. Молчание здесь есть не только условие конфессионального послушания, но и мета, свидетельствующая о богоизбранности молчащего: не человек творит слово, но божественное слово творит человека. В структуре такого общения сверхзадачей человека является не то, как сказать, а то, как услышать.

Любое говорение погружено в молчание. Поэтому между высказываниями в тексте существуют связи, которые не могут быть определены ни в лингвистических, ни даже в семиотических отношениях. С самого раннего возраста ребенок учится расшифровывать двоякий смысл того, что ему говорят, заключенный, с одной стороны, в самих словах, а с другой – в том, как эти слова были сказаны. Иначе, в момент своего рождения высказывание погружено во внутреннюю социальность молчания. Это не перерыв в говорении, а готовность к уникальному ответу (смыслу). Спектр возможных причин молчания многолик и симметричен причинам говорения. Так, участник диалога может молчать, если:

-не знает, что сказать или как ответить;

-хочет выразить пренебрежение или гнев;

-потерял интерес к диалогу;

-изумлен репликой собеседника («вопросительное молчание»);

приложить его к ситуации. Пьер Бурдье именует их «быстродумами» (fast- thinker-ами), по аналогии с фаст-фудом. Но «быстродум», в отличие от фаст фуда не думает вовсе (не «питает» сознание), а воспроизводит придуманное до него.

Медийное поле постепенно начинает доминировать над другими культурными полями, в то время как само оно зависит от экономического поля. Рыночная конъюнктура, которая в значительной степени формируется решениями государственно-экономической элиты, завоевывает духовную культуру именно с помощью СМИ, где время – деньги, создавая тоталитарную гомогенность современного мира. Эталоном измерения коммуникативного времени становится неконвертируемая валюта. «Сколько стоит ваше время?» - мера человеческой ценности и человеческого достоинства.

Диалог как механизм генерации смыслов возможен лишь в ситуации многоязычия. Сознание моделирует себе «другого», собеседника и тем самым разрывает границы видимого.

Культура как внешняя сторона сознания – многоязычна. Многообразие кодовых систем перекрывает пространство мира, значимого для человеческого существа.

Понимание как перевод возможно только при наличии универсальной кодовой системы, включенной во все знаковые образования, составляющей форму знака. Такой системой выступает пространственно-временная координатная сетка знака.

Структура этой формы определяет тип социальной памяти, лежащей в основании семиотической типологии культуры: устной, письменной, электронной. Доминирующий тип знака в организации социальной памяти: символический, иконический или индексальный положен в основание такой типологии культур.

Молчание, как разрыв во времени коммуникации, позволяет сосуществовать множеству знаковых систем в сознании одновременно.

См. в Приложении Ж. Делёз «Логика смысла», 23 серия: Эон.

Литература Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. – М.: «Искусство», 1979.

Бенвенист Э. Коммуникация в мире животных и человеческий язык//БенвенистЭ. Общая лингвистика: Прогресс,1974.

Бибихин В.В. Язык философии. М.: 1993.

Богданов К.А. Очерки по антропологии молчания. Homo Tacens.- СПб.: РХГИ, 1997.

Кант И. Соч.: В 6-ти томах. М.,1966, т.6.

Лотман Ю.М. Культура и взрыв. М.: Гнозис, 1992,

Лотман Ю.М. О семиосфере// Труды по знаковым системам XVII. Тарту, 1984.

Лотман Ю.М. Несколько мыслей о типологии культур // Языки культуры и проблемы переводимости. М.: Наука, 1987.

Маршалл Мак-Люэн. Галактика Гутенберга. Сотворение человека печатной культуры. Киев, 2003.

Никитин М.В. Предел семиотики// ж. Вопросы языкознания, 1997, N 1. Хоружий С.С. Диптих Безмолвия. - М.: Центр психологии и психотерапии,

1991.

а

Лекция седьмая СМЫСЛОВАЯ ПРИРОДА СОЗНАНИЯ

Содержание

1.Свойства и характеристики сознания.

2.Проблема единиц анализа сознания. Смысл как организующая единица сознания.Амодальность смысла.

3.Память – бессознательное семантическое хранилище.

4.Понимание как родовая, смыслопорождающая функция сознания.

Ключевые понятия: субъективность, закрытость, единство, интенциональность сознания; смысл как единица анализа сознания, самосознание, социальная память, сознание как клинический факт, формы существования сознания

Сознание относится к числу мировых загадок человечества и это одна из проблем, которые всегда останутся тайнами. «У нас нет даже плохих идей» о сознании, - констатировал Н.Хомский. Может быть, поэтому многие школы в психологии попытались вовсе исключить сознание из своего предмета изучения. Вводя тему сознания в наш курс, мы, вслед за Декартом, будем исходить из того, что сознание есть, то есть, существует. Мысля, по утверждению Декарта, нелепо предполагать несуществующим то, что мыслит.

«Cogito ergo sum» («Мыслю, следовательно, существую») – есть первое положение возможности изучения сознания.

Невозможность абсолютной рационализации реальности, наличие очевидных и неустранимых пробелов в нашем знании не упраздняет, на наш взгляд, саму возможность научного познания или такой способ бытия сознания, при котором познание составляет несомненную необходимость и ценность в сравнении с другими «играми, в которые играют люди».

Первая научная программа построения психологии как опытной науки (разработана Вильгельмом Вундтом) – школа психологии сознания – положила в основание своих исследований постулат, утверждающий, что

первое, что человек обнаруживает в себе, - это его собственное сознание.

Существование сознания – главный и безусловный факт, и основная задача психологии состоит в том, чтобы подвергнуть анализу состояния и содержания сознания. Психология этого периода описала большинство свойств и феноменов сознания, поставив вопросы, многие из которых обсуждаются по сей день.

Перечислим в самом общем виде основные характеристики сознания, подвергшиеся испытанию в школе сознания.

1 .Субъективность сознания. Фундаментальное свойство процессов сознания непосредственно открываться (репрезентироваться) субъекту. Факты сознания могут открываться непосредственно тому, кому они даны и никому больше. Никто не может пережить состояния «чужого» сознания, так

а

как их переживает сам субъект. И невозможно проникнуть в образы и переживания других людей. Качества ощущений, образов, переживаний – уникальны.

2. Закрытость сознания для других. Сознание разных людей сравнивали с замкнутыми сферами, которые разделены пропастью. Из этого свойства можно было бы вывести границы сознания или сознаваемости. Эти границы задаются пространственно-временными координатами сознания. Начиная с

временной организации сознания – память (прошлое), восприятие (настоящее), воображение (будущее), мышление (будущее в настоящем). Тогда как протяженность сознания в пространстве является по Канту вещью немыслимой или изначально противоречивой: так как для этого душе пришлось бы сделать самое себя предметом своего собственного внешнего созерцания и выйти за пределы самой себя, что и является противоречием. Тем не менее, отметим, что смена парадигмы в изучении сознания, переход к диалогической структуре Я, подвело исследователей к иной трактовке пространственных характеристик сознания, и в частности, изучению хронотопов сознания.

Закрытость сознания для других связана с еще одним важным свойством сознания, а именно, его единством.

3 . Единство сознания Кант называл «трансцендентальным единством апперцепции».

При всем многообразии содержания сознания: это и образы непосредственно окружающего мира, и образы-воспоминания, и мимолетные ощущения себя, и эмоциональные переживания, и предчувствия, и мысли, идеи, все это, тем не менее, осознается как единое целое моего сознания в данный момент времени. Это и есть способность сознания суммировать данные представления и соотносить их с целостностью внутреннего самосозерцания, самосознавания, где Я=Я, которое едино и целостно. Без этого свойства – объединения прошлого опыта с настоящим по вертикали (во времени) и связывания элементов в единую картину по горизонтали (в пространстве) – мы не могли бы извлекать социальный смысл из нашего опыта.

сосуществует его объект. Это всегда «знание о чем-то». Это сосуществование объекта в сознании выражено в трех моментах: а) идеации, т.е. представливание объекта в форме образа; б) суждении о нем как истинном или ложном; в) эмоциональной оценке его как желаемого или отвергаемого. Область сознания – это не сами по себе ощущения или представления, а те акты, «действия», которые производит субъект (акты представливания, суждения, эмоциональной оценки), когда он превращает нечто в объект осознания. Вне этого акта объект не существует. Акт, в свою очередь, с

а

необходимостью предполагает «направленность на», так называемую интенцию. Так, понимание значения есть психический феномен, который разрушается, если брать порознь акустический раздражитель и обозначенную им вещь. Психическое появляется только в соединении звука и обозначаемой им вещи. Позже, в деятельностной парадигме изучения сознания эта характеристика получила наименование как предметность сознания.

Каждая из этих характеристик сознания может быть развернута до более полного описания того, что из нее следует, и что также относится к свойствам сознания. Так, из субъективности сознания вытекает его социальность, из закрытости – беспредельность содержания (способность насыщаться содержанием при активном объединении во все более крупные единицы), из единства – структурированность (деление на произвольные и непроизвольные процессы), из интенциональности – организованность (в поле сознания выделяется центральная область, особенно ясная и отчетливая; это – «поле внимания», или «фокус сознания»; за пределами ее находится область, содержание которой неотчетливы, смутны, нерасчлененны; это – «периферия сознания». Так как поток сознания невозможно остановить, ни одно минувшее состояние сознания не повторяется. Тождественным может быть только объект внимания, а не впечатления о нем. Кстати, удерживается внимание на объекте только в том случае, если в нем открываются все новые и новые стороны. Отсюда же следует и аспектуальность сознания, то есть видения объекта с некоторой точки зрения, «видение как»).

В психологии была проделана большая и кропотливая работа по описанию общей картины и свойств сознания: многообразия его содержаний, динамики, ритмичности, неоднородности его поля, измерению объема и т.д. Возникли вопросы: каким образом его исследовать дальше? Каковы следующие задачи психологии? Перефразируя А.Эйнштейна, можно было бы сказать: «Что такое сознание – понятно. И это самое непонятное». Здесь кроется самая таинственная проблема человеческого познания. Если мир дан человеку как модель этого мира, то каким образом эта модель становится человеку понятной, то есть, отнесенной в своей смысловой наполненности к внешнему относительно себя миру? Как человек понимает, что то, что им отражается, что является объектом его отражения, тем не менее, ему не принадлежит, но и не существует в качестве объекта познания вне его познавательных интенций?

Сознание оперирует только собственным содержанием. Кроме того, любая активность сознания полагается активностью понимания. В силу этого, картина мира является осмысленной только благодаря самопониманию сознания. Сознание в силу этого можно было бы определить как сознавание и осознание своего содержания, как «аутопонимание». Актами понимания сознание строит разные тексты: сенсорика, восприятие, представление, мышление, эмоции. Кроме того, сознание способно параллельно осуществлять различные процедуры понимания этих текстов. В процессе мышления человек не перестает осмысленно воспринимать видимое и

а

осязаемое и одновременно с этим сознание «читает» текст, написанный на языке эмоций, чувств, настроения, текст, который существует в сознании всегда, когда оно есть. А так как сознание никогда не может быть потенциальным – оно всегда присутствует актуально, когда оно есть; когда же его нет, человек об этом не знает, что его нет, так как обнаружить сознание может только само сознание - понимание – постоянный атрибут сознания, если только предположить, что человек понимает не только благодаря мышлению. Ведь мышление столь затруднительно, что по замечанию исследователей Вюрцбургской школы мышления, человеку легче сразу переходить к заключению, к принятию решения, чем проделывать весь этот путь самому. Культивация мышления – результат эпохи Просвещения. Но и до сих пор факт мышления – не частое событие в психической жизни.

Психология сознания, приняв за образец методы анализа естественных наук своего времени, поставила задачу отыскать простейшие элементы сознания. Разложив сложную динамическую картину сознания на простые, далее неделимые части, попытаться далее найти законы соединения простейших элементов. Технология исследования была задана механикой – сначала разложить сознание на составные части, а потом снова его собрать из этих частей. Если получится, то «механика» сознания будет познана. Но не получилось: не удалось собрать из простых элементов (в данном случае – ощущений) живые полнокровные состояния сознания. Это можно было бы объяснить и тем, что в акте интроспекции (самонаблюдении) не ухватываются все необходимые составляющие компоненты структуры сознания, и тем, что неверно была выделена единица анализа сознания, и тем, что сам метод «сборки» входит в компетенцию не только психологии. В итоге, экспериментальная психология «покинула» Вильгельма Вундта.

2. Одно из направлений развития представлений о сознании связано с поиском первичных единиц анализа психического. В качестве таковых в истории научно-психологической мысли были рассмотрены: «ассоциация», «функция», «гештальт», «рефлекс», «реакция», «действие», «живое движение», «установка», «схема», «архетип», «переживание», «значащее переживание» и т.д. и т.п. Феноменология сознания пополнилась новым списком элементов, расширив многообразие психической жизни. Однако выбор этих элементов в качестве единиц анализа носил произвольный характер и во многом определялся интеллектуальным пристрастием ученого. Мы остановимся на одной из последних предложенных единиц, выбор которой был осуществлен на основании методологических принципов или фильтров, ограничивающих сферу поисков.

Базовыми принципами, определяющими выделение единиц анализа психического Андрей Агафонов предлагает считать следующие:

1.Принцип неразложимой целостности.

2.Принцип первичности психического материала.

3.Принцип гетерогенности.

4.Принцип необходимого развития.

5.Принцип психологической гомогенности.