6.5. О разных типах "институционального разума".

Изложенная концепция базируется на латентном пред­положении о том, что разнообразие существующих в разных странах институциональных систем можно — по крайней ме­ре, теоретически — представить в виде некоторого континуу­ма, отражающего способность соответствующих обществ адап­тироваться к изменениям внешней среды и даже целенаправ­ленно изменять ее В своих интересах. В принципе такой кон­тинуум мог бы служить основой институциональной оси соци-еталыюго пространства.

Но есть ли достаточно оснований рассматривать кон­кретную конфигурацию ядерных институтов, сформировав­шуюся в высокоразвитых западных обществах как модель "институционального разума'', единую для всех современных обществ? А может быть, в обществах с существенно иной культурой, например, в Китае или России, функции такого "разума" могут выполнять какие-то иные конфигурации ин­ститутов?

Для России и связанных с нею стран этот вопрос осо­бенно важен. Опыт реформ 1990-х годов показывает, что очень высокая инерционность институциональных систем россий­ско-советского типа делает "импорт" западных институтов

¹ "Так, экспансия рынка в западных странах происходи г уже после то­го, как остальные сферы — политики, семья, наука, средства массоиои инфор­мации, приобрели достаточную степень автономия относительно друг друга. Вообще говоря, именно степень дифференциации и обособления этих и ряда других сфер и является Общепризнанным критерием современного (modern) и, следовательно, "сложного" общества. В России же экспансия рынка нача­лась еще до того, как Произошло обособление сфер, ведь этот процесс торМй-зилей тоталитаризмом Партии / Государства. Поэтому и постсоветской среде экспансия рынка происходит особенно быстро и приобретает особенно уроа-линые формы". См.: Олейник Л. Тоталитаризм рынка'.'// Неприкосновенный запас. Дебаты о политике и культуре. 2003. № 2 (28). С. 34 (или: www.n;-onliiie.raj.

124

практически невозможным. На междисциплинарном симпози­уме "Куда идет Россия?.. Формальные институты и реальные практики"¹ (январь 2002 г.) этой проблеме было уделено боль­шое внимание. В частности, отмечалось, что на этапе разру­шения формальных институтов советского типа, обусловлен­ной им временной аномии, преобладания неформальных от­ношений и связей, траектории институциональных изменений в России и странах Центральной и Восточной Европы подчи­нялись общим закономерностям. Когда же этот этап закон­чился, пути разных стран начали расходиться. «В странах ЦВЕ обратное пришествие формальных регуляторов вело к суже­нию зоны неформальных отношений и постепенной утрате их экономиками специфически "переходных" характеристик... В России же вживление новых формальных регуляторов приво­дило к совершенно иному, неожиданному результату — еще большей активизации "нестандартных" поведенческих моде­лей² и непрерывному расширению их репертуара»³. Анализи­руя это явление. Р.И.Капелюшников пришел к важному выво­ду о том. что формально-правовые нормы либерального типа, попадая в российскую среду, меняются до неузнаваемости в связи с "прорастанием неформальными отношениями и лич­ными связями... Дело обстоит так, как если бы они подверга­лись мутации и в результате становились неспособными выполнять свое предназначение — служить общезначимыми правилами игры"¹¹.

Факт несовместимости большинства успешно функцио­нирующих на Западе либерально-демократических институтов с российскими социальными и культурными традициями сего­дня, пожалуй, можно считать общепризнанным. О нем пишут историки, экономисты, политологи, социологи, культурологи. Но чем он объясняется? Р.И. Капелюшников считает, что рос­сийская экономика так и не зажила по новым понятным и обязательным для всех правилам прежде всего из-за отсутст­вия эффективных публичных механизмов контроля за соблюде­нием законов и контрактов. Решение проблемы он видит в создании (или значительном усилении) работоспособных ме­ханизмов принудительного внедрения (англ. — enforcement)

¹ См.: Куда идет Россия'.',. // Формальные институты и реальные пра­ктики / Под ред. Т.И. Заславской. М.: МВШСЭН. 20(12.

² Под нестандартными автор имеет в виду неформальные, преимуще­ственно теневые, нередко неправовые практики.

³ Капелюшников P.M. Инстшуциональная природа переходных эконо­мик: Российский опыт // Куда идет Россия?.. Формальные институты и реаль­ные практики. М: МВШСЭН. 2001. С. 91.

"Там же. С. 91-92.

125

рыночных институтов в российскую экономику ja возможно, и демократических институтов — в политическую жизнь стра­ны. - Т.З,]¹.

Принципиально иной взгляд на перспективную траек­торию институционального развития России представлен в разработанной О.Э. Бессоновой концепции раздаточной эко­номики как отличной от рыночной альтернативы хозяйствен­ного развития, органически присущей: России. На большом историческом материале она показывает, что на протяжении многих веков и до последнего времени России был свойствен раздаточный тип экономики, не менее жизнеспособный, чем рыночный, но имеющий собственные законы развития. С точки зрения этого автора, неудача российских реформ была обусловлена тем, что декларируемые их авторами цели всту­пили в противоречие с объективной природой хозяйственной системы России. Реформировать советскую экономику было необходимо, но цель реформ следовало ограничить совер­шенствованием исторически сложившейся в России разда­точной экономики в формах, качественно отличающихся от "планового социализма" XX пека².

Действительно, более чем десятилетний опыт внедрения либерально-демократических институтов показал, что особен­ности истории, культуры и социальной структуры России и других обществ подобного типа практически не оставляют шансов на формирование той конфигурации институтов, ко­торая рассматривается Сергеевым и Бирюковым в качестве "институционального разума". От попыток механического пе­реноса состава и устройства западных институтов на постсо­ветские страны, несомненно, следует отказаться, поскольку в течение ближайших десятилетий здесь, скорее всего, будет на­блюдаться рост авторитаризма как центральной, так и регио­нальных властей, безусловно, сохранится "связка" власти с крупной квазигосударственной и частной собственностью. Вряд ли придется говорить и о свободной науке, интенсивно развивающейся системе образования и свободных СМИ. Но значит ли это, что Россия фатально обречена на растущее от­ставание от Запада?

¹ «В противоположность собственно "правилам игры" механизмы enforcement'.! практически не поддаются импортированию. Их редко удастся >аимствовать в готовом виде, а приходится так или иначе отстраивать своими силами, \п подручного материала» // Р. Капел/тшшков. Где начало того кониа?.. (К вопросу об окончании переходного периода в России) // Вопро­сы экономики. 2001. № 1. С. 7, 149.

- См.: Бессонова О.Э. Риздаток. Институциональная теория хозяйствен­ного развития России. Новосибирск: ИЭиОПП СО РАН, 1999.

126

Чтобы ответить на этот вопрос, вернемся к исходному пункту концепции "институционального разума", согласно которой успешное выживание современных обществ в дина­мичной среде зависит от способности их институциональных систем выполнять функции "общественного мозга". В этой связи возникает вопрос: возможен ли в принципе другой (ус­ловно говоря, "не западный") тип "институционального разу­ма'"? Иными словами, имеются ли у постсоветских, стран, а также у многочисленных стран Азии, Латинской Америки, Африки, обладающих институциональными системами неза­падного типа, достаточные ресурсы конкурентоспособности с Западом? Готового ответа на этот вопрос пока нет¹.

Эта проблема требует исследования, которое, во-пер­вых, даст толчок теоретическому поиску конфигурации ин­ститутов, способной выполнять функции "институционально­го разума" в обществах незападного типа; во-вторых, позво­лит целенаправленно ориентировать дальнейшие реформы на повышение отзывчивости посткоммунистических обществ к вызовам внешней среды и, в-третьих, покажет, способны ли в принципе авторитарно-этатистские общества конкурировать с либеральными, и при каких условиях. Положительный ответ на последний вопрос позволит уточнить и конкретизировать цели реформ, разработать эффективную стратегию их реали­зации. Отрицательный же ответ, при всей его горечи, будет содействовать более трезвой оценке места России в мировом сообществе, преодолению мифической веры в присущий ей статус великой державы.

6.6, Изменение качества институциональной системы России за годы реформ.

Представление об институциональной оси трансфор­мационного пространства позволяет оценивать результаты осуществленных реформ с точки зрения того, каким постком­мунистические странам удалось продвинуться вверх, какие ос-

¹ С.Г. Кирдинои в научный оборот введено понятие западного и вос­точного типов институциональных матриц как двух принципиально ралныч исторически устойчивых и постоянно воспроизводящихся систем базовых ин­ститутов. По мысли автора, тип институциональной матрицы определяет ис­торические пути эволюции соответствующих обществ. Однако вопрос о кон­курентоспособности тгих типоп матриц в работе практически не ставится. См.: Кирдина С.Г. Инстшуциональные матрицы и развитие России. Новоси­бирск: ИЭиОПП СО РАН, 2001.

127

тались примерно на том же уровне, а какие сдвинулись вниз. Здесь возможны разные методологические подходы. В науч­ной литературе чаще всего встречается взаимосвязанная оцен­ка изменений, с одной стороны, качества самих институтов (как правил игры), а с другой — регулируемых ими сфер жиз­недеятельности — экономики, политической жизни, социаль­ной структуры, культуры¹. Задача этой главы — оценка дина­мики именно просил игры, регулирующих поведение россиян, причем не в каких-то отдельных сферах, а в масштабе всего общества. К решению этой задачи можно подойти со стороны изменения: а) типообразующих характеристик самой институ­циональной системы и б) уровня и качества выполнения присущих ей функций. Используем оба эти подхода. Прежде всего посмотрим, как измелились за последние 10—15 лет ос­новные характеристики институциональной системы России:

а) уровень либеральности и демократизма общественных от­ношений, широта гарантируемых прав и свобод человека. Тот факт, что институциональная система России заметно либерали-зировалась и демократизировалась, вряд ли вызывает сомнения. Сломлена тоталитарно-политическая и административно-ко­мандная система, разрешены частная собственность и частное предпринимательство. Выборы стали проводиться на альтерна­тивной основе. Произошла территориальная децентрализация управления, возникла многопартийная политическая система. В основном реализуются свободы слова, печати, вероисповедания. Гражданам предоставлено право самостоятельно решать: рабо­тать ли им, вести домашнее хозяйство или быть рантье. Они получили право на забастовки, у них появилась возможность платного образования, пользоваться платными медицинскими услугами, ездить за рубеж в качестве туристов, на работу или учебу или выехать на постоянное жительство.

Под влиянием новых правил игры россияне стали более самостоятельными, они чаще, чем прежде, рассчитывают на собственные силы. Правда, для многих из них либерализация институциональной системы обернулась утратой важных прав советского времени (гарантированного права на занятость и

¹ См., напр.: Десять, пет после августа // Предпосылки, итоги и перспе­ктивы российской трансформации. М,: Фонд "Либеральная миссия", 2002; Стратегия для России: Повестка дни для Президента. М.: Вагриус, 2000; Оси­пов !'.!). Новый этап реформирования России: от грозящей Катастрофы к про­цветанию (социально-экономическая экспертиза курса реформирования) // Общество и экономика. 1999. № 3—4. С. Ь2—78; Засяивскан Т.Н. О смысле и предварительных итога* российской трансформации // Куда пришла Россия?.. Итоги еоииетальиой трансформации. М.: МВШСЭН, 2003. С. 390—397.

128

своевременную оплату труда, относительно стабильных потре­бительских цен, значительной части бесплатных медицинских услуг и бесплатного образования и др.)¹. Однако позитивные сдвиги в этом направлении значительно перевешивают нега-пивные;

б) полнота и непротиворечивость формально-правового пространство (системы действующих законов, подзаконных и административных норм). Проделана значительная работа по формированию нового, либерально-демократического право­вого пространства. Приняты не только новая Конституция, но и многие сотни законов, в том числе целый ряд кодексов: гра­жданский, административный, трудовой, уголовный, уголов­но-процессуальный и др. Важность этой работы трудно пере­оценить. Однако российское правовое пространство, форми­руемое вновь принимаемыми или сохраняющими свою силу законами, подзаконными нормами и административными ус­тановлениями, все еще остается далеко не полным и нередко противоречивым, Сохраняющиеся "белые пятна" открывают широкие возможности для неправовых и в то же время нена­казуемых действий.

Примерами реалий современного российского социума, не нашедших адекватного отражения в законодательстве, мо­гут служить одностороннее доминирование исполнительной власти над представительной и судебной властями, широкое использование "телефонного права", нецелевое расходование государственных средств, оказание следственными органами физического воздействия на подозреваемых и многое другое. Кроме того. Новые законы, указы, постановления нередко противоречат ранее принятым и не отмененным нормам, в том числе конституционного уровня. Особенно массовым яв­лением стало отклонение региональных норм от федераль­ных². Одновременное действие разных норм но одним и тем же вопросам позволяет чиновникам и судьям выбирать ту нор­му, которую выгоднее применить в каждом случае. Это поро­ждает коррупцию и ведет к безнаказанному нарушению прин­ципа правового государства: "Единый закон для всех";

в) соответствие юридических норм реальным условиям жизнедеятельности субъектов, их легитимность и выполни­мость. Важнейшим критерием опенки формирующегося пра-

¹ Шабат/ва М.А. Массовые адаптационные стратегии и перспективы институциональных трансформаций // Мир России. 2001. № 3. С. 78—104.

^: Так. ЗОЙ актов законодательной и исполнительной власти, принятых и российских регионах, противоречит Конституции РФ. См.: Аотжтов B.C. Не­дорого пеню я громкие правд... // Истоки. Вып. 4. М.: ГУ ВШЭ, 2000. С, 7.

129

нового пространства служит легитимность новых законов и норм, их восприятие обществом как справедливых, отвечаю­щих национальным интересам России, а не только ее правя-шей верхушки. Когда новые правовые нормы воспринимают­ся обществом как. легитимные, они реализуются в массовых практиках и способствуют изменению институтов в нужном направлении. Те же нормы, которые оцениваются гражданами как необоснованные, несправедливые, как правило, отторга­ются, саботируются, обходятся, извращаются.

К сожалению, 1990-е годы характеризовались принятием многих нслегитимных решений в эгоистических интересах властных элит. Известный российский криминолог В.В. Луне-ев считает, что именно это обстоятельство сделало возможны­ми '"беспрецедентный ваучерный обман всего населения стра­ны при разделе общенародной собственности, массовый об­ман государством около 100 млн. вкладчиков Сбербанка, не менее массовый обман коммерческими кредитными учрежде­ниями-пирамидами более 30 млн. вкладчиков и акционеров, а также криминальную и полукриминальную приватизацию"¹. Принятие важных государственных решений, исходя из лич­ных, семейных и групповых интересов законодателей, приве­ло к быстрой трансляции неправовых практик с макроуровня на мезо- и микроуровии общества². После кризиса 1998 года наметилось движение в сторону легитимизации федерального и регионального законодательства и — в меньшей степени — административных норм и правил. Однако высокая коррумпи­рованность исполнительной и законодательной власти делает это движение трудным и медленным:

г) эффективность государственного контроля выполнения и принудительного вменения правовых норм. Немаловажным фа­ктором эффективности институтов служит система государст­венного контроля исполнения законов и норм, а также прину­ждения социальных акторов к их выполнению. В настоящее время это одно из самых слабых мест институциональной си­стемы России. Контроль государства за соблюдением законов неэффективен, а часто просто отсутствует. Высоко коррумпи­рованные органы правосудия не в состоянии выполнять свои

¹ Лунеев В.В. Преступность XX века. Мировой криминологический анализ. Ч. II. Гл. 8. Корыстная преступность. VI.: Норма. 1997. С. 238 (под­робнее о корыстной и экономической преступности в СССР и современной России см.; Там же. С. 239-279).

² Заславская Т.И., Шибанова М.А. Социальные механизмы трансформа­ции неправовых практик // Общественные науки и современность. 2001. № 5. С. 13.

130

общественные функции¹. Если мелкий криминал наказывает­ся подчас довольно жестоко, то крупные и крупнейшие пре­ступления , как правило, остаются безнаказанными²;

д) преимущественно модернизационная или консервативная направленность социокультурных норм, эффективность контро­ля их выполнения. Эффективность национальной институцио­нальной системы зависит и от культурных характеристик об­щества, прежде всего от соотношения инновационно и кон­сервативно настроенных групп, а также от качества социо­культурных норм, регулирующих поведение населения. Важно также, разделяются ли эти нормы большинством общества или действуют лишь в пределах отдельных — социальных, поко-ленческих, национальных, конфессиональных — групп.

Как отмечалось выше, основная часть российского об­щества настроена довольно консервативно. Экономической системе, основанной на частной собственности и рыночных отношениях, отдают предпочтение только 33% опрошенных, в то время как 52% высказываются за государственное планиро­вание и регулирование экономики³. Демократию по образцу западных стран поддерживают 26% граждан, а политическую систему советского типа — 42% (нынешнюю политическую систему России одобряют всего 11%)⁴. Немногим больше чет­верти россиян (27%) считают, что для решения стоящих перед Россией проблем необходимо обеспечить независимость всех ветвей власти, в то время как три пятых предпочитают "сосре­доточение всей полноты власти в одних руках"¹⁵. Как видим, соотношение инновационно или консервативно настроенных россиян составляет примерно 3 : 5 при 2 не имеющих опреде­ленного мнения. Причем первая группа объединяет преиму­щественно верхнюю, а вторая и третья — нижнюю часть общества. Отсюда — глухое сопротивление наиболее массовых групп (крестьян, рабочих, мелких служащих, пенсионеров) практическому освоению новых законов и правил;

е) общая эффективность институциональных регуляторов социальной активности. По мнению большинства экспертов,

¹ Машин С.А. Человек в российском правовом пространстве // Кто и куда стремится вести Россию?.. Акторы макро-, мезо- и микроуровнеи транс­формационного процесса. М.; МШСЭН, Интериентр, 2001. С. 157—166; Романов А.К. Судебная реформа к России: ее акторы и их проблемы. Там же. С. 148—157.

¹ Этот факт вряд ли требует доказательств. Ограничимся примерами Гибели "Курски", разорения Автобаза и Аэрофлота, продажи всего Тихооке­анского флота по иене металлолома.

ⁱ Общественное мнение. М.: ВЦИОМ. Декабрь 2000. С. 83.

⁴ Там же.

⁵ Там же. С. 68.

131

продвижение России в сторону либерализации и демократиза­ции общественных институтов столь существенно, что возврат к прежней системе уже невозможен. Некоторую тревогу вызывает лишь то, что в последние годы на нсех уровнях власти все чаще и шире воспроизводятся в новых формах административно-ко-мандные правила игры. По мнению Ю.А. Левады, ключевым словом для обозначения этой опасной тенденции служит ими­тация, постепенно охватывающая все сферы общества. «Имита­ция означает использование формы, вывески, слов, лишенных реального содержания. Поэтому в одно и то же время можно имитировать какие-то Либеральные перемены и отказ от них в пользу государственной монополии, соблюдение демократиче­ских принципов и стремление к авторитаризму, уважение к пра­вовым институтам и сохранение "телефонного права..." — при довольно малых изменениях в реальном положении "друйфую-щего" государственного корабля»¹. В политической сфере ими­тируются демократические выборы, многопартийность, разделе­ние властей, в экономической — содействие мелкому предпри­нимательству и конкурентному рынку, в культурной — свобода СМИ, забота власти о науке и образовании и пр.

Не менее опасной тенденцией, а возможно, другой сторо­ной той же имитации служит расхождение ключевых социаль­ных практик с законами и юридическими нормами. Как пока­зывают исследования, в России идет процесс стихийной, неуп­равляемой институционализации неправовых (как теневых, так и явных, открытых) практик, угрожающий обществу криминаль­ным перерождением базовых институтов². Это ставит под воп­рос не только результативность, но и дальнейшую судьбу либе­ральных реформ в России¹.

¹ Левада Ю.А. Рамкм и варианты исторического выбора: несколько со­ображений о чоде российских трансформаций // Куда пришла Россия?.. Ито­ги еоипетальной трансформации / Под ред. Т.И. Зислаиской. М.: МВШСЭН, 2003.

- Укажем лишь некоторые источники, посвяшенные этой проблеме: Pro ct Contra. Зима. 1999. Теневые отношения (статьи В.В. Ралаева, Р.В. Рыбкиной, СЮ. Паилснко); Кшчкин И.М., Тимофеев Л.М, Тенепос общество. М.: РГГУ, 2(100; Кто и куду стремится лести Россию? Макро-, мезо- и микроакторы транс­формационного процесса. М.: МВШСЭН, 2001 (статьи СЮ. Барсуковой, Р.И. Капелюш ни ко на. P.M. Нуреева, С.А. Пашина, М.А. Шабановой); Зааюв-ская Т.И., Шабанова М.А. Социальные механизмы трансформации неправовых практик // Общественные науки и современность. 2001. № 5. С. 5—24; Рада-ев В. Деформалюаиия правил игры и уход от налогов в российской хозяйствен­ной деятельности // Вопросы экономики. 2(Ю1. № 6. С. 60—79: Заславская Т.И., Шабанова М.А. 11 сира ноны с Трудовые практики и социальные трансформации в России // Социологические исследования. 2002. Js« 6. С. 3—17.

¹ Кула идет Россия?.. Формальные институты и реальные практики / Под ред. Т.И. Заславской. М.: МВШСЭН, 2002.

132