11.4. Житейское знание как этап становления науки

Из рис.11.1 структуры человеческого знания видно, что мы перешагнули бы через ступеньку в лестнице человеческого знания, если бы сразу перешли к науке, минуя очень своеобразный и редко анализируемый философами фе­номен житейского знания - "народную науку".

Как мы уже не раз отмечали, науки возникли в истории человечества довольно поздно. Но и в донаучные времена люди сталкивались с серьезны­ми проблемами, требовавшими немалого знания. Конечно, они не строили ракет и самолетов, не конструировали ЭВМ, не трансплантировали почки или сердце - не делали всего того, что требует развитого научного знания. Но они возводили сооружения, вызывающие восхищение в наши дни (например, пи­рамиды или удивительно приспособленные к окружающей среде жилища), строили корабли и совершали на них далекие путешествия, приручали жи­вотных и улучшали их природу путем отбора, совершенствовали земледелие, лечили болезни - ведь люди болели и в те времена, когда еще не было науч­ной медицины.

Все это требовало накопления и сохранения наблюдений, сведений, успешного опыта, относящихся к тем или иным важным для людей сферам их жизнедеятельности. Вот эти запасы сведений, постепенно накапливаемые в ходе длительного опыта, и называются народными науками.

Народная наука является продуктом коллективного сознания, и это нередко проявляется в самой открытой форме. Интересный пример, иллюстрирующий это обстоятельство, приводит великий древнегреческий историк Геродот в своем описании методов лечения больных в Древнем Вавилоне. "Есть у вавилонян еще и другой весьма разумный обычай. Страдающих каким-нибудь недугом они выносят на рынок (у них ведь нет врачей). Прохожие дают больному советы о его болезни (если кто-нибудь из них или сам страдал подобным недугом, или видел его у другого). Затем прохожие советуют больному и объясняют, как сами они исцелились от подобного недуга или видели исцеление других. Молча проходить мимо больного человека у них запрещено: каждый должен спрашивать, в чем его недуг" [17 ].

Рано или поздно происходит, конечно, централизация и специализация этого накопленного опыта. Хранение и применение народной науки стано­вится делом специальных групп или каст общества - шаманов, знахарей, жре­цов, старейшин племен, искусных в определенной области деятельности лю­дей. Существуя за редким исключением в безписьменной форме, народная наука организовалась как передаваемое непосредственно от человека к чело­веку рецептурно-практическое знание, конденсировалась в лаконичную фор­му примет, заветов и наставлений предков, сакрализованных обычаев и ритуалов, сопровождающихся и направляющих определенную деятельность.

Постоянная жизнь среди природы, зависимость от игры ее сил и стихий делали людей традиционных обществ тонкими наблюдателями, устанавли­вавшими массу связей в природной жизни, там, где современный человек мо­жет увидеть лишь причудливый беспорядок. Древние - и об этом свидетель­ствуют этнографические исследования - далеко превосходили нас в искусстве наблюдения за мельчайшими деталями в явлениях природы и в их влиянии на жизнь человека. Народный эпос, увековеченные в летописях предания и дру­гие памятники древности полны сопоставлений между явлениями природы, органического царства и человеческой жизни.

Систематизируясь в народные науки - народную агрокультуру, медицину, метеорологию, архитектуру, народную социологию, объясняющую и оправдывающую довольно сложные формы семейно-родовых и общинных отношений,- эти наблюдения и опыт позволили людям успешно сохранить свою форму жизни в условиях грозного и неопределенного окружения при­родных стихий.

Разумеется, мы сейчас можем сказать, что в народных науках отража­ются связи лишь между явлениями, связи - и нередко фантастические - меж­ду данными в непосредственном опыте вещами, тогда как подлинная наука начинается там, где устанавливаются связи между сущностями, устанавлива­ются законы. Это верно. Но верно и то, что аккумулируемое в народных нау­ках знание является по-своему весьма глубоким, целесообразным и нередко высокоэффективным в практическом отношении.

Прежде всего это относится к тем областям знания, которыми обслужи­ваются жизненно важные, находящиеся в фокусе тех или иных обществ виды практики. Так, удивительно тонкое и эффективное искусство навигации выра­батывалось у народов, живущих морским промыслом. Жители островов По­линезии успешно совершали длительные морские путешествия, не зная компаса, часов и т.п., но имея в голове чрезвычайно сложную и мало что говорящую современному человеку схему ориентации, объединявшую в себе небесные ориентиры, сведения о направлении течений и ветров и целый ряд признаков о состоянии океана, которые совершенно ускользают от нетренированного взгляда.

Русские поморы, строившие весьма приспособленные для арктических плаваний суда, также веками бороздили северные моря без компаса. И их наука навигации, передаваемая из поколения в поколение, складывалась из природных ориентиров, из тщательно накапливаемого знания о многочисленных течениях, господствующих ветрах, островах, отмелях и т. п.

Этнография и история дают большой и очень любопытный материал о народных науках (этнографы называют их иногда "этнонауками"). Но здесь нас интересует не столько их содержание, сколько гносеологические и соци­ально-исторические характеристики, позволяющие представить народные науки как своеобразный, несводимый к другим вид знания.

Здесь, конечно, нельзя забывать, что в традиционных обществах суще­ствовали и теоретические науки. Однако они были продуктом чистой учено­сти, отгороженной от практической жизни и производства высокими идеоло­гическими и социально-классовыми барьерами. Исследуемый же здесь вид знания относится не к сфере "науки" в собственном смысле слова, а к области практически-духовного освоения мира, к сфере практически-рецептурного знания и умения.

Традиционные навыки и наблюдения, профессиональные рецепты и се­креты, то есть все то, что составляет ядро любой народной науки, таким об­разом, рождается в непосредственном процессе материального производства и практической жизни в обществах, где господствующими способами произ­водства являются традиционное земледелие, ремесла, охота и рыболовство и т.п.

По своей природе народные науки и в самом деле являются "этнонаука­ми", поскольку по существованию и способам передачи знания они тесней­шим образом связаны с интенсивной этнической жизнью, с типичными для нее ритуалами и коллективными обрядами как формами социальной органи­зации и социальной памяти, с устойчивыми живыми традициями. В этом от­ношении этнонауки куда в большей степени, чем проявления теоретического мышления, связаны с конкретным историческим временем и ареалом их рас­пространения. Распад этих наук, которые оказываются, по существу, не­восстановленными, даже если какие-то следы остаются в распоряжении по­следующих поколений, приводит к потере ранее накопленного знания. В современном мире народные науки существуют лишь как реликтовые образо­вания, все более лишаемые своих живых корней, своей питательной среды - традиционной народной жизни.

Возникает вполне естественный вопрос: стоит ли и в какой форме сохранять и поддерживать в ноосфере этот исчезающий буквально на наших глазах вид человеческого опыта? Или же народные науки представляют лишь антикварный интерес, и место им - в музеях, рядом с предметами традици­онного народного быта?

Это непростые, а в некоторых случаях (например с народной медициной) и довольно деликатные вопросы. С одной стороны, утрата многовекового опыта, спрессованной в народных науках практической мудрости предков не может не вызывать законного беспокойства. Вполне можно допустить, что в этих пропущенных через определенную духовную традицию наблюдениях многих поколений содержится немалая ценность и для современной жизни, в том числе и для современной науки.

Вполне законно спросить о целесообразности той или иной конструкции жилища, об эффективности и о возможности включения в современную практику тех или иных приемов традиционного земледельческого опыта. Поэтому слово в оценке народных наук принадлежит не только этнографам или писателям, с любовью описывающим исчезающие традиционные формы сознания, но и теоретикам и практикам в области архитектуры, сельскохозяй­ственных наук, медицины и т.п.

И все же отношения между современной наукой и тем, что мы здесь на­зывали народной наукой, не так безоблачны и гармоничны, как это может по­казаться. В чем же дело, почему, например, за веками используемым в народе лечением травами тянется сомнительная слава "лженауки", знахарства, а то и шарлатанства?

Вопрос, как представляется, уходит гораздо глубже психологического неприятия и полемических перепалок между научной медициной и медици­ной народной (защитники последней, в свою очередь, обвиняют современных медиков в профессиональной узости, в самодовольном уповании на лабора­торный эксперимент и нежелании дополнить его коллективным историче­ским опытом людей).

С точки зрения теории и истории познания, мы сталкиваемся здесь с двумя типами знания, рожденными в разных и во многом несоизмеримых между собой мировоззренческих контекстах, соотнесенных с различными картинами мира. Это относится не только к традиционной медицине, но и к другим народным наукам, как мы это увидим в дальнейшем. Но именно в на­родной медицине это обстоятельство, по-видимому, проявляется наиболее полно и ясно.

Что же это за картина мира, которая лежит в основе традиционных наук? В этой картине мира природа не противостояла человеку в качестве чего-то внешнего ему. Именно этот мир, где каждая отдельная вещь, каждое отдельное существо, в том числе и человек, погружены в органический кру­говорот могущественных стихий бытия, и служит той объемлющей структу­рой, в которой возникают и существуют народные науки. В данной картине мира природа выступает как "дом человека", а человек, в свою очередь, как органическая частица мира, через которую постоянно проходят силовые линии мирового круговорота.

С этим своеобразным и уже труднодоступным современным людям переживанием мира связаны основные принципы народных наук. Становится понятным, например, почему в народной медицине целебными свойствами обладает практически все, что существует в мире и окружает человека: тра­вы, цветы и злаки, мясо, молоко и кровь животных, различные минералы и смолы, грязи и испарения и т.д. и т.п.

Во всех системах традиционной народной медицины лечебная сила приписывается и самим стихиям (земле и воде, воздуху и огню) и качествам (теплу и холоду, сухости и влажности) и в их "чистом" виде - ведь из них соткан не только окружающий мир, но и сам человек.

Описывая повседневную практику врачевания в средние века, известный советский историк Гуревич А.Я. отмечает: "В качестве средств, имеющих целебное значение, употреблялись вода, земля, огонь, кровь. Испытанным способом излечения ребенка от плаксивости считалось следующее: женщина выкапывала в земле яму с двумя выходами и через образовавшуюся дыру протаскивала младенца. Исцеление землей путем общения с ее "силой” в высшей степени характерно для мышления людей аграрного общества и принимало самые различные формы" [18].

Традиционное лечение травами при желании еще можно истолковать как некую неразвитую форму современной фитотерапии. Но описанный А.Я. Гуревичем прием средневековой народной "педиатрии" совершенно ясно ука­зывает на качественное отличие народной и научной медицины по общему пониманию мира и человека и по вытекающим из этого понимания методам и средствам лечения.

Кстати говоря, в этом контексте становится ясной и та существенная роль, которую играют в народной медицине различные магические ритуалы, сопровождающие лечение (заговоры, заклинания, обряды и т.п.). В традиционном сознании окружающий человека мир, как уже говорилось, предстает не как мертвая материя, а как живое целесообразное устройство, резонирующее целям и надеждам человека. В этом мире естественное самым тесным и неразрывным образом переплетено со сверхъестественным, и сам человек (а тем более, человек больной) служит ареной борьбы темных и светлых, злых и добрых, чистых и нечистых сил, качеств, влияний и т.д.

Таким образом, специфика народных наук состоит в сплаве векового практического опыта с тем своеобразным миропониманием, которое мы по­пытались здесь обрисовать. Оно и предопределяет их разновидность, а то и несоизмеримость с современным научным и техническим знанием, в основе которого лежит иное восприятие мира. Можно, конечно, пренебречь этим не­видимым идейным стержнем (тем более, что он сам стирается, исчезает в современной культуре), связывающим воедино разрозненные на первый вз­гляд рецепты и секреты традиционного знания. И для целей использования, ассимиляции результатов народных наук этот путь вполне приемлем и неред­ко приводит к интересным результатам.

Возьмем, к примеру, историю с акупунктурой (иглоукалыванием) - одним из важнейших методов лечения традиционной китайской медицины. В недоброй памяти времена "культурной революции" в Китае современная медицина подвергалась гонениям как прогнившая "буржуазная наука", традиционная же медицина неожиданно получила социальную поддержку. В результате этого акупунктура стала серьезно изучаться сначала в КНР, а потом и во многих других странах, в том числе и у нас.

Конечно, нет никакой необходимости ставить столь жесткие социальные эксперименты для того, чтобы выяснить ценность и ввести в современную практику те или иные секреты народных наук. Разумно оставить последним в человеческой ноосфере определенное, соответствующее их природе и специфике место.

Как это ни парадоксально, в современных условиях сильная социальная поддержка, по-видимому, столь же губительна для народных наук, как и полное пренебрежение их своеобразным опытом. Дело в том, что подобная поддержка почти неизбежно приводит к феномену "гипертрофии", к превращению этого типа знания в плоские, популярные "науки-клише". Вы­рванные из своего органического контекста, те или иные фрагменты народ­ных наук начинают рассматриваться как не подлежащие критической оценке рецепты, ведущие к немедленному и полному успеху. Скажем, та или иная методика народной медицины предстает как панацея - средство от любой хвори. В результате множатся сомнительные, а нередко изнурительные и небезопасные для человеческого организма диеты, "водо-" и "хладолечения" и т. п.

В сущности, это приводит не к сохранению и адекватному использова­нию народного опыта, а к возникновению далеких от реальных народных наук видов вненаучного знания, к возникновению псевдонауки.